Ты будешь бранить меня за это письмо и спрашивать, держу ли я свое обещание не бросать работы. Половина моей работы – думать о Саре. Кроме того, уверяю тебя, я не пренебрегаю и остальными обязанностями. Я аккуратно пишу по десять страниц в день, что приносит мне тридцать гиней в неделю. И, будь уверена, скоро разбогатею, если буду продолжать в том же духе. Я мог бы продолжать в том же духе, если бы ты была со мной, подбадривала меня своими прелестными улыбками и делила со мной мою судьбу. Корабль ходит дважды в неделю, ветер свеж. Думая о тысячах ласк, которые были между нами, я не нахожу ничего удивительного в том, насколько сильно я привязан к тебе. Но я сожалею о своем желании власти и прошу меня простить. Я слышу завывание ветра за окном и повторяю снова и снова две строчки из трагедии лорда Байрона:
Меня всегда найдешь с тобою рядом
И в этом мире и в другом, коль есть он, [4]
обращая их к тебе, моя любовь, и гадая, увижу ли я тебя когда‑нибудь снова. Может быть, нет – по крайней мере, в ближайшие несколько лет, – до тех пор, пока мы оба – я и ты – не состаримся. Потом, все еще отвергаемый тобою, я приползу к тебе и умру в твоих объятьях.
Однажды ты заставила меня поверить, что та, которую я люблю, не чувствует ко мне ненависти: это ощущение было восхитительно, хотя все оказалось насмешкой и мечтой. Я задолжал тебе больше, чем смогу отплатить когда‑либо. Каждый день после отъезда я думал, что мои слезы, пролитые о тебе, высохнут. Но я пишу эти строки, а они льются снова. Если бы не слезы, мое сердце, кажется, сгорело бы дотла.
Я выхожу на прогулку в полдень и слышу пение дрозда в долине, лежащей внизу. Добро пожаловать, весна. Но ни пение птиц, ни весна не смягчают мое сердце, как это было раньше; оно холодно и мертво. С каждым днем, говоришь ты, оно будет все холоднее. Господи, прости меня за то, что я написал; я не имел этого в виду. Но ты была для меня всем, и я не могу смириться с мыслью, что потерял тебя навеки; я боюсь, что в этом есть и моя вина. Кто‑нибудь звал меня? Не посылай писем, которые приходят. Я хочу, чтобы ты и твоя матушка (если возможно) посмотрели на мистера Кина в «Отелло» и на мисс Стефанс в «Любви в деревне». Если вы пойдете, я напишу мистеру Т. – он пришлет вам билеты. Появлялся ли мистер П.? Думаю, я должен послать к нему за твоим портретом, чтобы целовать его и разговаривать с ним. Поцелуй меня, моя прекрасная возлюбленная. Ах! Если ты никогда не сможешь быть моей, я все равно останусь твоим гордым и счастливым рабом.
Х.
Лорд Байрон
(1788–1824)
…Думай иногда обо мне, когда Альпы и океан будут лежать между нами, – они не разлучат нас, пока ты этого не захочешь…
Слово «байронический» стало нарицательным обозначением особого рода романтического героя – бледного, темноволосого, со впалыми щеками, жестокого, безразличного, неотразимого для женщин и поэтому вызывающего глубокое раздражение и ярость у более надежных и достойных мужчин, которыми эти женщины так часто и так необъяснимо пренебрегают. Образ жизни Байрона и его поэзия до такой степени возмутили Европу, что в 1924 году, через сто лет после смерти поэта, прошение об установлении в его честь памятника в Вестминстерском аббатстве было отклонено настоятелем, который объяснил свой отказ так: «Байрон, отчасти своей открыто распутной жизнью, отчасти своими безнравственными виршами, заработал себе широкую репутацию человека в высшей степени аморального».
Из вереницы любовных похождений Байрона наибольшего внимания заслуживает его роман с замужней дамой Каролиной Лэм. В июле 1813 года прошел слух, что, поссорившись с Байроном на одном званом ужине, она пыталась покончить с собой, вскрыв вены сначала ножом, а затем стеклом разбитого стакана. В конце концов она уехала в Ирландию; письмо, приведенное ниже, было отправлено именно туда. Второе послание адресовано графине Гвиччиоли, молодой даме, с пожилым мужем которой Байрон познакомился в 1819 году в Венеции. Поэт написал его на форзаце романа, который графиня одолжила ему на время.
