Контрперенос и mundus imaginalis

Существует много взаимных непониманий относительно слов, которые фактически используются во время обмена мето­дами анализа. Несмотря на то, что аналитик Школы Развития может использовать "научный" язык и говорить о влечениях, инстинктах, процессах, когда он работает с пациентом, основным способом работы является персонификация. Части личности, тенденции, эмоциональные характеристики, все они могут полу­чить название. Следовательно, понимание Юнгом того, что "личность" — это иллюзия, и что психика говорит через свои фигуры, используется обеими школами.

Можно завершить этот обзор вопросом о том, как можно и можно ли вообще рассматривать переносно-контрпереносную сердцевину диалектики взаимодействия как совместимую с вооб­ражаемой перспективой архетипической психологии. Хиллман, говоря о вопросе психологического единства, говорит о взгляде, который видит все события как психические реальности" (1975а, с. 138, выделено мною). Это как раз то, что говорит о "микроскопическом" подходе к взаимодействию пациента-аналитика, разработанном в Школе Развития. Поэтому то, как пациент вводит сновидение, может быть столь же важно, как и само сновидение — или, более точно, его можно рассматривать как нечто вплетенное без шва в сновидение, как было предло­жено ранее (с. 377—378 выше).

Мы можем точно поместить взаимодействие паииента и аналитика в царство воображения, не забывая, что при­сутствуют два человека. Иллюзия, фантазия и образная сис­тема принадлежат переносу, и аналитик редко бывает тем, чем его считает или как его ощущает пациент. Я не знаю, можем ли мы в рамках аналитической обстановки говорить об общем, при­надлежащем двоим, mundus imaginalis.

Фактор, который делает возможной идею двухличностного mundus imaginalis, — это контрперенос. Мы видели, что анали­тик может думать, чувствовать или вести себя, как если бы он был пациентом, и как он может стать частью внутреннего мира пациента. Например, М., моя пациентка с анорексией, о которой я говорил выше, стимулировала возникновение у меня в мозгу картин телесного повреждения и разрушения. У нее было блед­ное лицо, и она была очень худая и изможденная. Мне в голову пришло выражение "живая смерть". Позднее она сказала мне, что много думала о безногих личинках, но что-то мешало ей сказать об этом мне. Мы говорили о том, почему пища отталки­вает ее, что значит быть съедаемой изнутри, что яйца (в смысле личинок или размножения) отвратительны и о других связанных с этим вопросах. Мне не нужно было делиться с нею связанны­ми с нею образами, поскольку в этом случае ее материал затра­гивал все темы. Тем не менее произошло то (и у каждого ана­литика это было), что mundus imaginalis стал общим измерени­ем в переживании.

Я полагаю, что современные взгляды на контрперенос за­ставляют нас рассмотреть позицию по отношению к разделению между внутренним и внешним в анализе. Нет необходимости бояться оставить межличностное измерение или потерять идею о том, что психологические последствия раннего развития требуют анализа. Фактически я бы сказал, что точно так же, как наше понимание внутреннего мира может быть расширено до включе­ния межличностной динамики, наше понимание того, что межличностно, может быть определено по-другому и расширено до такой степени, когда внутренняя система образов начинает рас­сматриваться как нечто, связывающее пациента и аналитика (две личности) в анализе. Отсюда следует, что разделять работу над явно воображаемым и над явно межличностным — это концеп­туальная ошибка и практическое ограничение.

Это не просто вопрос противопоставления межличностной коммуникации и ее исследования подходу воображения. Если идея двухличностного mundus imaginalis воспринимается серьез­но, тогда мы должны рассматривать межличностное через гово­рящую психику, а воображаемое как способ коммуникации меж­ду двумя людьми. Люди могут быть выражением внутренней динамики, а внутренние образы могут зарождаться в какой-то степени в личностях. С прагматической точки зрения, размыва­ние этого различия при оценке материала пациентов может быть тем, что аналитики всех школ уже делают, когда используют понятие комплекса (архетипическая сердцевина плюс личный опыт, часть психической реальности). Временами бывает очень важно подчеркнуть это различие, но это было бы реакцией на конкретную ситуацию.

Тем не менее, в аналитической психологии в целом сущест­вует напряжение между работой с человеком и с образом. На­пряжение иногда выражается через расщепление "клинического и "символического" подходов. Я утверждал, что даже несмотря на то, что могут существовать огромные методологические и описательные различия, такое различие преодолимо. Иначе ана­литическая психология перестанет существовать как дисциплина.

Нужно нарисовать поле нашего обсуждения как цельное и непрерывное, с тем чтобы разделялись "образы и "межличностные взаимодействия" не были отделены или не воз­величивались одни над другими из-за предвзятой иерархии важ­ности.