IX. Проблема типов в биографике 10 страница

11. Воля. Под волей я понимаю ту сумму психической энергии, которой

располагает сознание. Согласно этому, волевой процесс был бы процессом

энергетическим, вызываемым сознательной мотивацией. Поэтому психический

процесс, обусловленный бессознательной мотивацией, я бы не назвал волевым

процессом. Воля есть психологический феномен, обязанный своим существованием

культуре и нравственному воспитанию, но в высокой степени отсутствующий в

примитивной ментальности.

12. Вчувствование. См. эмпатия.

13. Диссимиляция. См. ассимиляция.

14. Дифференциация. Означает развитие отличий, выделение частей из

целого. В данном труде я пользуюсь понятием дифференциации, главным образом,

применительно к психологическим функциям. Пока одна функция настолько еще

слита с другой или с несколькими другими функциями, например мышление с

чувством или чувство с ощущением, что не может выступать самостоятельно, она

пребывает в архаическом (см.) состоянии, она не дифференцирована, то есть не

выделена из целого как особая часть и не имеет, как таковая,

самостоятельного существования. Недифференцированное мышление не может

мыслить отдельно от других функций, то есть к нему всегда примешиваются

ощущение, или чувство, или интуиция - точно так же недифференцированное

чувство смешивается с ощущениями и фантазиями, как, например, в

сексуализации (Фрейд) чувства и мышления при неврозе. Недифференцированная

функция, по общему правилу, характеризуется еще и тем, что ей присуще

свойство амбивалентности и амбитендентности (раздвоения чувств и

двойственной направленности) /100- Bd.6. S.249 ff/, то есть когда каждая

ситуация явно несет с собой свое отрицание, откуда и возникают специфические

задержки при пользовании недифференцированной функцией. Недифференцированная

функция имеет слитный характер и в своих отдельных частях; так, например,

недифференцированная способность ощущения страдает от смешения отдельных

сфер ощущения ("цветной слух"); недифференцированное чувство - от смешения

любви и ненависти. Поскольку какая-нибудь функция является совершенно или

почти неосознанной, постольку она и не дифференцирована, но слита как в

своих отдельных частях, так и с другими функциями. Дифференциация состоит в

обособлении одной функции от других функций и в обособлении отдельных ее

частей друг от друга. Без дифференциации невозможно направление, потому что

направление функции или соответственно ее направленность покоятся на

обособлении ее и на исключении всего не сопринадлежащего. Слияние с

иррелевантным делает направленность невозможной - только дифференцированная

функция оказывается способной к определенному направлению.

15. Душа. [Психическое, психика, личность, персона, анима]. В процессе

моих исследований, посвященных структуре бессознательного, мне пришлось

установить логическое различие между душой и психическим. Под психическим

или психикой я понимаю целокупность всех психических процессов, как

сознательных, так и бессознательных. Со своей стороны, под душой я мыслю

определенный, обособленный функциональный комплекс, который лучше всего было

бы охарактеризовать как "личность". Для более ясного описания того, что я

при этом имею в виду, я должен привлечь сюда еще некоторые точки зрения.

Так, в частности, явление сомнамбулизма, раздвоенного сознания, расщепленной

личности и т. д., в исследовании которых наибольшие заслуги принадлежат

французским ученым, привели нас к той точке зрения, по которой в одном и том

же индивиде может существовать множество личностей.

[Душа как функциональный комплекс или "личность"] Ясно и без дальнейших

объяснений, что у нормального индивида никогда не обнаруживается такое

умножение личностей; однако возможность диссоциации личности, подтвержденная

этими случаями, могла бы существовать и в сфере нормальных явлений, хотя бы

в виде намека. И действительно, несколько более зоркому психологическому

наблюдению удается без особых затруднений усмотреть наличность хотя бы

зачаточных следов расщепления характера даже у нормальных индивидов.

Достаточно, например, внимательно понаблюдать за кем-нибудь при различных

обстоятельствах, чтобы открыть, как резко меняется его личность при переходе

из одной среды в другую, причем каждый раз выявляется резко очерченный и

явно отличный от прежнего характер. Поговорка "Со своими лается, а к чужим

ласкается" (Gassenengel - Hausteufel) формулирует, отправляясь от

повседневного опыта, именно явление такого расщепления личности.

Определенная среда требует и определенной установки. Чем дольше и чем чаще

требуется такая соответствующая среде установка, тем скорее она становится

привычной. Очень многие люди из образованного класса по большей части

вынуждены вращаться в двух совершенно различных средах - в домашнем кругу, в

семье и в деловой жизни. Эти две совершенно различные обстановки требуют и

двух совершенно различных установок, которые, смотря по степени

идентификации (см.) эго с каждой данной установкой, обусловливают удвоение

характера. В соответствии с социальными условиями и необходимостями

социальный характер ориентируется, с одной стороны, на ожиданиях и

требованиях деловой среды, с другой стороны - на социальных намерениях и

стремлениях самого субъекта. Обыкновенно домашний характер слагается скорее

согласно душевным запросам субъекта и его потребностям в удобстве, почему и

бывает так, что люди, в общественной жизни чрезвычайно энергичные, смелые,

упорные, упрямые и беззастенчивые, дома и в семье оказываются добродушными,

мягкими, уступчивыми и слабыми. Который же характер есть истинный, где же

настоящая личность? На этот вопрос часто невозможно бывает ответить.

Эти рассуждения показывают, что расщепление характера вполне возможно и

у нормального индивида. Поэтому мы с полным правом можем обсуждать вопрос о

диссоциации личности и как проблему нормальной психологии. По моему мнению,

- если продолжать наше исследование, - на поставленный вопрос следует

отвечать так, что у такого человека вообще нет настоящего характера, что он

вообще не индивидуален (см.), а коллективен (см.), то есть соответствует

общим обстоятельствам, отвечает общим ожиданиям. Будь он индивидуален, он

имел бы один и тот же характер при всем различии в установке. Он не был бы

тождествен с каждой данной установкой и не мог бы, да и не хотел бы

препятствовать тому, чтобы его индивидуальность выражалась так, а не иначе

как в одном, так и в другом состоянии. В действительности он индивидуален,

как и всякое существо, но только бессознательно. Своей более или менее

полной идентификацией с каждой данной установкой он обманывает по крайней

мере других, а часто и самого себя, относительно того, каков его настоящий

характер; он надевает маску, о которой он знает, что она соответствует, с

одной стороны, его собственным намерениям, с другой - притязаниям и мнениям

его среды, причем преобладает то один, то другой момент.

[Душа как персона]

Эту маску, то есть принятую ad hoc установку, я назвал "персоной" -

термин, которым обозначалась маска древнего актера. Человека, который

отождествляется с такой маской, я называю "личным" в противоположность

"индивидуальному".

Обе вышеупомянутые установки представляют две коллективные "личности",

которые мы суммарно обозначим одним именем "персоны". Я уже указал выше, что

настоящая индивидуальность отлична от них обеих. Итак, персона есть комплекс

функций, создавшийся на основах приспособления или необходимого удобства, но

отнюдь не тождественный с индивидуальностью. Комплекс функций, составляющий

персону, относится исключительно к объектам. Следует достаточно четко

отличать отношение индивида к объекту от его отношения к субъекту. Под

"субъектом" я разумею прежде всего те неясные, темные побуждения чувства,

мысли и ощущения, которые не притекают с наглядностью из непрерывного потока

сознательных переживаний, связанных с объектом, но которые всплывают, чаще

мешая и задерживая, но иногда и поощряя, из темных внутренних недр, из

глубоких дальних областей, лежащих за порогом сознания, и в своей

совокупности слагают наше восприятие жизни бессознательного. Бессознательное

есть субъект, взятый в качестве "внутреннего" объекта. Подобно тому как есть

отношение к внешнему объекту, внешняя установка, так есть и отношение к

внутреннему объекту, внутренняя установка. Понятно, что эта внутренняя

установка вследствие ее чрезвычайно интимной и труднодоступной сущности

является гораздо менее известным предметом, чем внешняя установка, которую

каждый может видеть без всяких затруднений. Однако мне кажется, что получить

понятие об этой внутренней установке вовсе не так трудно. Все эти так

называемые случайные заторы, причуды, настроения, неясные чувства и отрывки

фантазий, подчас нарушающие сосредоточенную работу, а иногда и отдых самого

нормального человека, происхождение которых мы рационалистически сводим то к

телесным причинам, то к другим поводам, основаны обыкновенно вовсе не на тех

причинах, которым их приписывает сознание, а суть восприятия бессознательных

процессов. К таким явлениям принадлежат, конечно, и сновидения, которые, как

известно, часто сводятся к таким внешним и поверхностным причинам, как

расстройство пищеварения, лежание на спине и т. п., хотя такое объяснение

никогда не выдерживает более строгой критики. Установка отдельных людей по

отношению к этим явлениям бывает самая различная. Один совсем не позволяет

своим внутренним процессам влиять на себя, он может, так сказать, совершенно

отрешаться от них, другой же в высокой степени подвержен их влиянию; еще при

утреннем вставании какая-нибудь фантазия или какое-нибудь противное чувство

портят такому человеку на весь день настроение; неясное, неприятное ощущение

внушает ему мысль о скрытой болезни, сновидение вызывает у него мрачное

предчувствие, хотя он, в общем, вовсе не суеверен. Напротив, другие люди

лишь эпизодически подвержены таким бессознательным побуждениям или же только

известной их категории. У кого-то они, может быть, и вообще никогда не

доходили до сознания в качестве чего-то, о чем можно было бы думать, для

другого же они являются темой ежедневных размышлений. Один оценивает их

физиологически или же приписывает их поведению своих ближних, другой находит

в них религиозное откровение.

Эти совершенно различные способы обращаться с побуждениями

бессознательного столь же привычны для отдельных индивидов, как и установки

по отношению к внешним объектам. Поэтому внутренняя установка соответствует

столь же определенному комплексу функций, как и внешняя установка. В тех

случаях, когда внутренние психические процессы, по-видимому, совершенно

оставляются без внимания, типичная внутренняя установка отсутствует столь же

мало, сколь мало отсутствует типичная внешняя установка в тех случаях, когда

постоянно оставляется без внимания внешний объект, реальность фактов. В этих

последних, далеко не редких случаях персона характеризуется недостатком

соотнесенности, связанности, иногда даже слепой неосмотрительности,

опрометчивости, склоняющейся лишь перед жестокими ударами судьбы. Нередко

именно данные индивиды с ригидной персоной отличаются такой установкой к

бессознательным процессам, которая крайне восприимчива к исходящим от них

влияниям. Насколько они с внешней стороны неподатливы и недоступны для

влияния, настолько же они мягки, вялы и податливы по отношению к их

внутренним процессам. Поэтому в таких случаях внутренняя установка

соответствует внутренней личности, диаметрально противоположной личности

внешней. Я знаю, например, человека беспощадно и слепо разрушившего

жизненное счастье своих близких, но прерывающего важную деловую поездку,

чтобы насладиться красотой лесной опушки, замеченной им из вагона железной

дороги. Такие же или похожие случаи известны, конечно, каждому, так что у

меня нет надобности нагромождать примеры.

[Душа как анима]

Повседневный опыт дает нам такое же право говорить о внешней личности,

какое он дает нам признавать существование личности внутренней. Внутренняя

личность есть тот вид и способ отношения к внутренним психическим процессам,

который присущ данному человеку; это есть та внутренняя установка, тот

характер, которым он обращен к бессознательному. Внешнюю установку, внешний

характер я называю персоной; внутреннюю установку, внутреннее лицо я

обозначаю словом анима, или душа. В той мере, в какой установка привычна,

она есть более или менее устойчивый комплекс функций, с которым эго может

более или менее отождествляться. Наш повседневный язык выражает это весьма

наглядно: когда кто-нибудь имеет привычную установку на определенные

ситуации, привычный способ действия, то обыкновенно говорят: "Он совсем

другой, когда делает то или это". Этим вскрывается самостоятельность

функционального комплекса при привычной установке: дело обстоит так, как

если бы другая личность овладевала индивидом, как если бы в него "вселялся

иной дух". Внутренняя установка, душа, требует такой же самостоятельности,

которая очень часто соответствует внешней установке. Это один из самых

трудных фокусов воспитания - изменить персону, внешнюю установку. Но столь

же трудно изменить и душу, потому что обыкновенно ее структура столь же

крайне спаяна, как и структура персоны. Подобно тому как персона есть

существо, составляющее нередко весь видимый характер человека и, в известных

случаях, неизменно сопутствующее ему в течение всей его жизни, так и душа

его есть определенно ограниченное существо, имеющее подчас неизменно

устойчивый и самостоятельный характер. Поэтому нередко душа прекрасно

поддается характеристике и описанию.

Что касается характера души, то, по моему опыту, можно установить общее

основоположение, что она в общем и целом дополняет внешний характер персоны.

Опыт показывает нам, что душа обыкновенно содержит все те общечеловеческие

свойства, которых лишена сознательная установка. Тиран, преследуемый

тяжелыми снами, мрачными предчувствиями и внутренними страхами, является

типичной фигурой. С внешней стороны бесцеремонный, жесткий и недоступный, он

внутренне поддается каждой тени, подвержен каждому капризу так, как если бы

он был самым несамостоятельным, самым легкоопределимым существом.

Следовательно, его анима (душа) содержит те общечеловеческие свойства

определяемости и слабости, которых совершенно лишена его внешняя установка,

его персона. Если персона интеллектуальна, то душа, наверно, сентиментальна.

Характер души влияет также и на половой характер, в чем я не раз с

несомненностью убеждался. Женщина, в высшей степени женственная, обладает

мужественной душой; очень мужественный мужчина имеет женственную душу. Эта

противоположность возникает вследствие того, что, например, мужчина вовсе не

вполне и не во всем мужественней, но обладает и некоторыми женственными

чертами. Чем мужественнее его внешняя установка, тем больше из нее

вытравлены все женственные черты; поэтому они появляются в его душе. Это

обстоятельство объясняет, почему именно очень мужественные мужчины

подвержены характерным слабостям: к побуждениям бессознательного они

относятся женски податливо и мягко подчиняются их влияниям. И наоборот,

именно самые женственные женщины часто оказываются в известных внутренних

вопросах неисправимыми, настойчивыми и упрямыми, обнаруживая эти свойства в

такой интенсивности, которая встречается только во внешней установке у

мужчин. Эти мужские черты, будучи исключенными из внешней установки у

женщины, стали свойствами ее души.

Поэтому если мы говорим у мужчины об аниме, то у женщины мы по

справедливости должны были бы говорить об анимусе, чтобы дать женской душе

верное имя.

Что касается общечеловеческих свойств, то из характера персоны можно

вывести характер души. Все, что в норме должно было бы встречаться во

внешней установке, но что странным образом в ней отсутствует, находится,

несомненно, во внутренней установке. Это основное правило, всегда

подтверждающееся в моем опыте. Что же касается индивидуальных свойств, то в

этом отношении нельзя делать никаких выводов. Если у мужчины в общем во

внешней установке преобладает или, по крайней мере, считается идеалом логика

и предметность, то у женщины - чувство. Но в душе оказывается обратное

отношение: мужчина внутри чувствует, а женщина - рассуждает. Поэтому мужчина

легче впадает в полное отчаяние, тогда как женщина все еще способна утешать

и надеяться; поэтому мужчина чаще лишает себя жизни, чем женщина. Насколько

легко женщина становится жертвой социальных условий, например в качестве

проститутки, настолько мужчина поддается импульсам бессознательного, впадая

в алкоголизм и другие пороки. Если кто-нибудь тождествен со своей персоной,

то его индивидуальные свойства ассоциированы с душой. Из этой ассоциации

возникает символ душевной беременности, часто встречающийся в сновидениях и

опирающийся на изначальный образ рождения героя. Дитя, которое должно

родиться, обозначает в этом случае индивидуальность, еще не присутствующую в

сознании.

Тождество с персоной автоматически обусловливает бессознательное

тождество с душой, ибо если субъект, "я", не отличен от персоны, то он не

имеет сознательного отношения к процессам бессознательного. Поэтому он есть

не что иное, как эти самые процессы, - он тождествен с ними. Кто сам

безусловно сливается со своей внешней ролью, тот неизбежно подпадает под

власть внутренних процессов, то есть при известных обстоятельствах он

неизбежно пойдет наперекор своей внешней роли или же доведет ее до абсурда.

(См. энантиодромия.) Это, конечно, исключает утверждение индивидуальной

линии поведения, и жизнь протекает в неизбежных противоположностях. В этом

случае душа всегда бывает проецирована в соответствующий реальный объект, к

которому создается отношение почти безусловной зависимости. Все реакции,

исходящие от этого объекта, действуют на субъекта непосредственно, изнутри

захватывая его. Нередко это принимает форму трагических связей.

16. Душевный образ. Определенная разновидность психических образов (см.

образ), создаваемых бессознательным. Подобно тому как "персона" (см.), то

есть внешняя установка, бывает представлена во сне в образах тех лиц, у

которых данные свойства особенно резко выражены, так и душа, или

анима/анимус, то есть внутренняя установка, изображается бессознательным в

образах тех лиц, которые обладают соответствующими душе качествами. Такой

образ называется душевным образом. Подчас это бывают совершенно неизвестные

или мифологические лица. Обычно у мужчин бессознательное изображает душу в

виде женского лица - анимы, у женщин в виде мужского - анимуса. В тех

случаях, когда индивидуальность (см.) бессознательна и поэтому ассоциирована

с душой, душевный образ бывает того же пола, как и сам человек. Во всех тех

случаях, где имеется тождество с персоной (см. душа) и где, следовательно,

душа бессознательна, душевный образ бывает помещен в реальное лицо. Это лицо

становится предметом интенсивной любви или столь же интенсивной ненависти

(или также страха). Влияние этого лица имеет непосредственный и безусловно

принудительный характер, ибо оно всегда вызывает аффективный ответ. Аффект

(см.) возникает оттого, что настоящее сознательное приспособление к объекту,

изображающему душевный образ, оказывается невозможным. Вследствие этой

невозможности и отсутствия объективного отношения либидо (см.) накапливается

и разряжается аффективным взрывом. Аффекты всегда занимают место неудавшихся

приспособлений. Сознательное приспособление к объекту, представляющему собой

душевный образ, невозможно именно потому, что субъект не сознает своей души.

Если бы он сознавал ее, он мог бы отличить ее от объекта и тем сбросить

непосредственное воздействие объекта, ибо это воздействие возникает

вследствие проекции (см.) душевного образа в объект.

Для мужчины в качестве реального носителя душевного образа больше всего

подходит женщина, вследствие женственной природы его души, для женщины же -

больше всего подходит мужчина. Всюду, где есть безусловное, так сказать,

магически действующее отношение между полами, дело идет о проекции душевного

образа. Так как такие отношения встречаются часто, то, должно быть, и душа

часто бывает бессознательна, то есть многие люди, должно быть, не сознают

того, как они относятся к своим внутренним психическим процессам. Так как

эта неосознанность всегда сопровождается соответственно полным

отождествлением с персоной (см. душа), то очевидно, что такая идентификация

должна встречаться часто. Это совпадает с действительностью постольку,

поскольку действительно очень многие люди вполне отождествляются со своей

внешней установкой и поэтому не имеют сознательного отношения к своим

внутренним процессам. Однако бывают и обратные случаи, когда душевный образ

не проецируется, а остается при субъекте, откуда постольку возникает

отождествление с душой, поскольку данный субъект оказывается убежденным в

том, что способ его отношения к внутренним процессам и есть его единственный

и настоящий характер. В этом случае персона, вследствие ее неосознанности,

проецируется, и притом на объект того же пола, а это является во многих

случаях основой явной или более скрытой гомосексуальности или же переноса на

отца у мужчин и переноса на мать у женщин. Это случается всегда с людьми,

страдающими дефективной внешней приспособляемостью и сравнительной

лишенностью отношений, потому что идентификация с душой создает такую

установку, которая ориентируется преимущественно на восприятие внутренних

процессов, вследствие чего объект лишается своего обусловливающего влияния.

Если душевный образ проецируется, то наступает безусловная, аффективная

привязанность к объекту. Если же он не проецируется, то создается

сравнительно неприспособленное состояние, которое Фрейд отчасти описал под

названием нарциссизма. Проекция душевного образа освобождает от занятия

внутренними процессами до тех пор, пока поведение объекта согласуется с

душевным образом.

Благодаря этому субъект получает возможность изживать и развивать свою

персону. Вряд ли, конечно, объект сумеет длительно отвечать запросам

душевного образа, хотя и есть женщины, которые, отрешаясь от собственной

жизни, в течение очень долгого времени умудряются оставаться для своих мужей

олицетворением душевного образа. В этом им помогает биологический женский

инстинкт. То же самое может бессознательно делать для своей жены и мужчина,

но только это может повести его к таким поступкам, которые в конце концов

превысят его способности как в хорошую, так и в дурную сторону. В этом ему

тоже помогает биологический мужской инстинкт.

Если душевный образ не проецируется, то со временем возникает

прямо-таки болезненная дифференциация в отношении к бессознательному.

Субъект все более и более наводняется бессознательными содержаниями, которые

он, за недостатком отношения к объекту, не может ни использовать, ни

претворить как-нибудь иначе. Само собой понятно, что такие содержания в

высшей степени вредят отношению к объекту. Конечно, эти две установки

являются лишь самыми крайними случаями, между которыми лежат нормальные

установки. Как известно, нормальный человек отнюдь не отличается особенной

ясностью, чистотой или глубиной своих психологических явлений, а, скорее, их

общей приглушенностью и стертостью. У люден с добродушной и не агрессивной

внешней установкой душевный образ обычно носит злостный характер.

Литературным примером для этого может служить та демоническая женщина,

которая сопровождает Зевса в "Олимпийской весне" Шпиттелера. Для

идеалистических женщин носителем душевного образа часто бывает опустившийся

мужчина, откуда н возникает столь частая в таких случаях "фантазия о

спасении человека"; то же самое встречается и у мужчин, окружающих

проститутку светлым ореолом спасаемой души.

17. Идентификация (Identification). Под идентификацией я подразумеваю

психологический процесс, в котором личность оказывается частично или

полностью диссимилированной (см. ассимиляция). Идентификация оказывается

отчуждением субъекта от самого себя в пользу объекта, в который он, так

сказать, перемаскируется. Отождествление с отцом, например, означает на

практике усвоение образа мыслей и действий отца, как будто сын был равен

отцу и не был бы индивидуальностью, отличной от отца. Идентификация

отличается от имитации тем, что идентификация есть бессознательная имитация,

тогда как имитация есть сознательное подражание. Имитация есть необходимое

вспомогательное средство для развивающейся, еще юной личности. Она

способствует развитию до тех пор, пока не служит для простого удобства и не

задерживает развития подходящего индивидуального метода. Подобно этому и

идентификация может содействовать развитию, пока индивидуальный путь еще не

проложен. Но как только открывается лучшая индивидуальная возможность, так

идентификация обнаруживает свой патологический характер тем, что оказывается

в дальнейшем настолько же задерживающей развитие, насколько до этого она

бессознательно содействовала подъему и росту. Тогда она вызывает диссоциацию

личности, ибо субъект под ее влиянием расщепляется на две частичные

личности, чуждые одна другой.

Идентификация не всегда относится к лицам, но иногда и к предметам

(например, отождествление с каким-нибудь духовным движением или с деловым

предприятием), и к психологическим функциям. Последний случай даже является

особенно важным. В таком случае идентификация ведет к образованию вторичного

характера, притом так, что индивид до такой степени отождествляется со своей

лучше всего развитой функцией, что в значительной степени или даже совсем

отчуждается от первоначального уклона своего характера, вследствие чего его

настоящая индивидуальность впадает в сферу бессознательного. Этот исход

является почти регулярным у всех людей с дифференцированной функцией. Он

составляет даже необходимый этап на пути индивидуации (см.) вообще.

Отождествление с родителями или ближайшими членами семьи есть отчасти

нормальное явление, поскольку оно совпадает с априорным семейным тождеством.

В таком случае рекомендуется говорить не об идентификации, а о тождестве,

как это и соответствует положению дела. Именно идентификация с членами семьи

отличается от тождества тем, что оно не есть априори данный факт, а

слагается лишь вторичным образом в нижеследующем процессе: индивид,

образующийся из первоначального семейного тождества, наталкивается на пути

своего приспособления и развития на препятствие, требующее для своего

преодоления особых усилий, - вследствие этого возникает скопление и застой

либидо, которое понемногу начинает искать регрессивного исхода. Регрессия

воскрешает прежние состояния и, среди прочего, семейное тождество. Это

регрессивно воскрешенное, собственно говоря, почти уже преодоленное

тождество есть идентификация с членами семьи. Любая идентификация с лицами

складывается на этом пути. Идентификация всегда преследует такую цель:

усвоить образ мысли или действия другого лица для того, чтобы достигнуть