IX. Проблема типов в биографике 9 страница

имеющая второстепенное значение и поэтому менее дифференцированная. Для

большей ясности повторим еще раз: сознательными могут быть продукты всех

функций; но о сознательности функции мы говорим лишь тогда, когда не только

осуществление ее подчинено воле, но когда и принцип ее является руководящим

для ориентирования сознания. Но последнее имеет место тогда, когда мышление,

например, является не только плетущимся вослед обдумыванием и

пережевыванием, но когда его заключения имеют абсолютную значимость, так что

логический вывод при случае имеет значение мотива, а также гарантии

практического поступка без всякой другой очевидности.

Это абсолютное преимущество эмпирически присуще всегда только одной

функции и может быть присуще только одной функции, ибо столь же

самостоятельное вмешательство другой функции необходимо повело бы к другому

ориентированию, которое хотя бы отчасти противоречило бы первому. Но так как

иметь всегда ясные и однозначные цели является жизненным условием для

сознательного процесса приспособления, то равнопоставление второй функции

оказывается по закону природы исключением. Поэтому вторая функция может

иметь только второстепенное значение, что эмпирически всегда и

подтверждается. Ее второстепенное значение состоит в том, что она не имеет,

как первичная функция, единственной и абсолютной достоверности и решающего

значения, но учитывается больше в качестве вспомогательной и дополнительной

функции. Естественно, что вторичной функцией может быть лишь такая, сущность

которой не противоположна главной функции. Так, например, наряду с мышлением

в качестве второй функции никогда не может выступить чувство, ибо его

сущность слишком противоположна мышлению. Мышление должно тщательно

исключать чувство, если только оно желает быть настоящим, верным своему

принципу мышлением. Это, конечно, не исключает существование индивидов, у

которых мышление и чувство стоят на одинаковой высоте, причем и то и другое

имеет одинаковую сознательную силу мотивации. Но в таком случае речь идет не

о дифференцированном типе, а о сравнительно неразвитом мышлении и чувстве.

Равномерная сознательность и бессознательность функций есть, следовательно,

признак примитивного состояния духа.

Согласно опыту, вторичная функция всегда такая, сущность которой

является иной, но не противоположной по отношению к главной функции; так,

например, мышление в качестве главной функции легко может сочетаться с

интуицией в качестве вторичной функции или столь же успешно с ощущением, но,

как уже сказано, никогда не с чувством. Интуиция, так же как и ощущение, не

противоположна мышлению, то есть они не должны быть безусловно исключены,

ибо они не подобны мышлению по существу, будучи в то же время противоположны

ему, как, например, чувство, которое в качестве функции суждения успешно

конкурирует с мышлением; напротив, они суть функции восприятия, которые

приносят мышлению желанную помощь. Поэтому как только они достигли бы такой

же высоты дифференциации, как и мышление, так они вызвали бы такое изменение

установки, которое противоречило бы тенденции мышления. Именно они

превратили бы установку суждения в установку восприятия. Тем самым

неизбежный для мышления принцип рациональности был бы подавлен в пользу

иррациональности простого восприятия. Поэтому вспомогательная функция

возможна и полезна лишь постольку, поскольку она служит главной функции, не

притязая при этом на автономию своего принципа.

Для всех встречающихся на практике типов имеет значение то

основоположение, что они наряду с сознательной главной функцией имеют еще

одну сравнительно бессознательную вспомогательную функцию, которая во всех

отношениях отличается от сущности главной функции. Из этих смешений

возникают хорошо знакомые образы, например практический интеллект,

сочетающийся с ощущением; спекулятивный интеллект, пропитанный интуицией;

художественная интуиция, выбирающая и изображающая свои картины при помощи

суждения, окрашенного чувством; философская интуиция, которая при помощи

могучего интеллекта переводит свое видение в сферу постигаемого, и т. д.

Соответственно сознательному отношению между функциями слагается и их

бессознательная группировка. Так, например, сознательному практическому

интеллекту соответствует бессознательная, интуитивно-чувствующая установка,

причем функция чувства подвергается сравнительно более сильной задержке, чем

интуиция. Эта своеобразность представляет, правда, интерес лишь для того,

кто практически занимается психологическим лечением таких случаев. Но для

него важно знать об этом. Я, например, часто видел, как врач старался

развить у преимущественно интеллектуального (мыслительного) типа функцию

чувства, извлекая ее непосредственно из бессознательного. Думаю, что такая

попытка всегда должна была бы терпеть крушение, ибо она означает слишком

насильственное обхождение с сознательной точкой зрения. Если такое насилие

удается, то появляется прямо-таки навязчивая зависимость пациента от врача,

"перенос", который можно было бы пресечь только грубостью, ибо насилие над

пациентом лишает его своей точки зрения, то есть его точкой зрения

становится его врач. Но доступ в бессознательное и к наиболее вытесненной

функции открывается, так сказать, сам собой и при достаточном ограждении

сознательной точки зрения, если путь развития проходит через иррациональную

функцию. Дело в том, что последняя открывает сознательной точке зрения такой

кругозор и обзор всех возможностей и всего происходящего, что сознание

приобретает от этого достаточную защиту против разрушительного действия со

стороны бессознательного. Иррациональный тип, напротив, требует более

сильного развития представленной в сознании рациональной вспомогательной

функции для того, чтобы быть достаточно подготовленным, когда потребуется

воспринять толчок бессознательного.

Бессознательные функции находятся в архаически животном состоянии. Их

символические выражения, проявляющиеся в сновидениях и фантазиях, в

большинстве случаев представляют собой борьбу или выступление друг против

друга двух животных или двух чудовищ.

 

 

XI. Определение терминов

 

 

Может быть, читателю покажется излишним, что к тексту моего

исследования я прибавляю отдельную главу, посвященную определению понятий.

Но долгий опыт убедил меня в том, что именно в психологических исследованиях

даже самое бережное обращение с понятиями и выражениями не может быть

чрезмерным, потому что именно в области психологии, как нигде, встречается

величайшее разнообразие в определении понятий, которое нередко является

поводом для самых упорных недоразумений. Эта неурядица происходит,

по-видимому, не только оттого, что психология - наука еще молодая, но и

оттого, что материал опыта, материал научного рассмотрения не может быть

поднесен к глазам читателя в конкретном виде. Психолог-исследователь снова и

снова чувствует себя вынужденным изображать наблюдаемую им действительность

в пространных и опосредствующих, иносказательных описаниях. О прямой

передаче может быть речь лишь постольку, поскольку сообщаются элементарные

факты, доступные подсчету и измерению. Но многое ли в области действительной

психологии человека переживается и наблюдается как факт, доступный счету и

измерению? Такие фактические данные существуют, и я думаю, что именно моими

работами об ассоциациях /38- T.3. С. 374-551; 91; 92/ я доказал, что

количественному измерению доступны и очень сложные психологические факты. Но

тот, кто глубже проник в сущность психологии и предъявляет к психологии как

науке более высокие требования, а именно чтобы она не только влачила жалкое

существование, ограниченное пределами естественно-научной методики, тот,

наверное, убедился в том, что экспериментальной методике никогда не удастся

достаточно правильно подойти к сущности человеческой души или хотя бы

набросать приблизительно верную картину сложных психических явлений.

Но как только мы покидаем область измеряемых фактических данных, так

оказываемся вынуждены пользоваться понятиями, которые должны заменить нам

меру и число. Та определенность, которую мера и число придают наблюденному

факту, может быть заменена только определенностью понятия, его точностью. И

вот распространенные в наше время психологические понятия страдают - как это

слишком хорошо известно каждому исследователю и работнику в этой области -

столь большой неопределенностью и многозначностью, что взаимное понимание

становится почти невозможным. Стоит взять, хотя бы для примера, понятие

"чувство" (Gefuhl) и постараться дать себе отчет в том, что только не

подразумевается под этим понятием, - и мы получим представление об

изменчивости и многозначности психологических понятий. И все же это понятие

выражает нечто характерное, такое, что хотя и недоступно измерению и

исчислению, однако имеет уловимое существование. Нельзя просто отказаться от

этого по примеру физиологической психологии Вундта, нельзя отвергнуть столь

существенные и фундаментальные явления и поискать им замену элементарными

фактами или же разложить их на таковые. От этого прямо-таки утрачивается

одна из главных частей психологии.

Во избежание такой неурядицы, созданной переоценкой естественно-научной

методики, мы вынуждены прибегнуть к устойчивым понятиям. Правда, для

установления таких понятий необходима совместная работа многих, необходим в

некотором роде consensus gentium. Но так как это не столь прочно, а главное,

не сразу достижимо, то каждый отдельный исследователь должен по крайней мере

постараться придать своим понятиям некоторую устойчивость и определенность,

чего он, по-видимому, лучше всего может достигнуть, выясняя значение всех

использованных им понятий, так чтобы каждый имел возможность видеть, что

именно автор под ними подразумевает.

Отвечая такой потребности, я хотел бы ниже выяснить в алфавитном

порядке главнейшие психологические понятия, употребляемые мной. При этом я

просил бы читателя вспоминать во всех сомнительных случаях мои разъяснения.

Само собой разумеется, что в этих объяснениях и определениях я хочу лишь

дать отчет о том, в каком смысле я употребляю эти понятия, причем я совсем

не хочу этим сказать, будто такое словоупотребление является при всех

обстоятельствах единственно возможным или безусловно верным.

1. Абстракция - как на то указывает само слово - есть извлечение или

отвлечение какого-нибудь содержания (какого-нибудь значения, общего признака

и т. д.) из связного контекста, содержащего еще и другие элементы,

комбинация которых, как нечто целое, является чем-то неповторимым или

индивидуальным и потому не поддающимся сравнению. Единоразность, своеобразие

и несравнимость мешают познанию; следовательно, другие элементы,

ассоциируемые с каким-то содержанием, воспринятым в качестве существенного,

будут рассматриваться как иррелевантные, "не относящиеся к делу".

Поэтому абстракция, или абстрагирование, есть та форма умственной

деятельности, которая освобождает это содержание от своих ассоциаций с

иррелевантными элементами с помощью отличения его от них, или, другими

словами, путем дифференциации (см.). В широком смысле абстрактно все то, что

извлечено из своей ассоциации с теми элементами, которые рассматриваются в

качестве иррелевантных, несопринадлежащих представленному значению.

Абстрагирование есть деятельность, присущая психологическим функциям

(см.) вообще. Существует абстрагирующее мышление, равно как и чувство,

ощущение и интуиция (см.). Абстрактное мышление выделяет какое-нибудь

содержание, отличающееся мыслительными, логическими свойствами, из

интеллектуально иррелевантной среды. Абстрактное чувство делает то же самое

с содержанием, характеризующимся своими чувственными оценками; это относится

и к ощущению, и к интуиции. Существуют, следовательно, не только отвлеченные

мысли, но и отвлеченные чувства, которые Sully (Сулли) обозначает как

интеллектуальные, эстетические и моральные. /93- V.II, ch.16/ Nahlowsky

(Наловский) добавляет сюда все религиозные чувства. /94- S.48/ Абстрактные

чувства содействовали бы, в моем понимании, "высшим" или "идеальным"

чувствам Наловского. Абстрактные чувства я отношу к той же группе, что и

абстрактные мысли. Абстрактное ощущение следовало бы обозначить как

эстетическое ощущение в противоположность к ощущению чувственному (см.), а

абстрактную интуицию - как интуицию символическую в противоположность

фантастической интуиции (см. фантазия и интуиция).

В данной работе я связываю понятие абстракции с рассмотрением

связанного с ним психоэнергетического процесса. Принимая по отношению к

объекту абстрагирующую установку, я не позволяю объекту, как целому,

воздействовать на меня; я концентрирую внимание на одной его части, исключая

все прочие иррелевантные. Моя задача состоит в том, чтобы освободиться от

объекта как единого и неповторимого целого и извлечь лишь одну из частей

этого целого. Хотя осознание целого мне и дано, я тем не менее не углубляюсь

в это осознание, поскольку мой интерес не вливается в целое как таковое, а

отступает от него, прихватывая с собой выделенную из него часть и доставляя

ее в мир моих понятий, мир, который уже готов или сконстеллирован для

абстрагирования данной части объекта. (Я не могу абстрагироваться от объекта

иначе, как при помощи субъективного установления понятий.) "Интерес" я

понимаю как энергию, или либидо (см.), которой я наделяю объект как

ценностью или же которую объект привлекает к себе против моей воли или

помимо моего сознания. Поэтому я представляю себе процесс абстракции

наглядно, как отвлечение либидо от объекта, как утекание ценности от объекта

в субъективное абстрактное содержание. Для меня поэтому абстракция сводится

к энергетическому обесцениванию объекта. Другими словами, абстракция есть

интровертирующее движение либидо (см. интроверсия).

Я называю установку (см.) абстрагирующей тогда, когда она, с одной

стороны, имеет интровертный характер, а с другой - ассимилирует часть

объекта, воспринятую в качестве существенной, абстрактными содержания-ми,

имеющимися в распоряжении субъекта. Чем абстрактнее содержание, тем более

оно непредставимо. Я примыкаю к кантовскому пониманию, согласно которому

понятие тем абстрактнее, чем "больше в нем опущено отличий, присущих вещам"

/95- Bd.8, §6/, в том смысле что абстракция на ее высшей ступени абсолютно

удаляется от объекта и тем самым достигает полнейшей непредставимости; такую

абстракцию я называю идеей (см.). Напротив, абстракция, которая обладает еще

представимостью или созерцаемостью, является конкретным (см.) понятием.

2. Анима/анимус. См. душа; душевный образ.

3. Апперцепция. Психический процесс, благодаря которому новое

содержание настолько приобщается к уже имеющимся содержаниям, что его

обозначают как понятое, постигнутое или ясное. /78- Bd.I. S.322/ Различают

активную и пассивную апперцепцию; первая есть процесс, при котором субъект

от себя, по собственному побуждению, сознательно, со вниманием воспринимает

новое содержание и ассимилирует его другими имеющимися наготове

содержаниями; апперцепция второго рода есть процесс, при котором новое

содержание навязывается сознанию извне (через органы чувств) или изнутри (из

бессознательного) и до известной степени принудительно завладевает вниманием

и восприятием. В первом случае акцент лежит на деятельности эго (см.), во

втором - на деятельности нового самонавязывающегося содержания.

4. Архаизм. Словом "архаизм" я обозначаю древний характер психических

содержаний и функций. При этом речь идет не об архаической древности,

созданной в виде подражания, как, например, римская скульптура позднейшего

периода или "готика" XIX века, но о свойствах, носящих характер

сохранившегося остатка. Такими свойствами являются все психологические

черты, по существу согласующиеся со свойствами примитивного душевного

уклада. Ясно, что архаизм прежде всего присущ фантазиям, возникающим из

бессознательного, то есть тем плодам бессознательного фантазирования,

которые доходят до сознания. Качество образа является тогда архаическим,

когда образ имеет несомненные мифологические параллели. Архаическими

являются ассоциации по аналогии, создаваемые бессознательной фантазией, так

же как и ее символизм. Архаизм есть отождествление с объектом - мистическое

соучастие (см.). Архаизм есть конкретизм мышления и чувства. Далее архаизм

есть навязчивость и неспособность владеть собой. Архаизм есть слитное

смещение психологических функций между собой, в противовес дифференциации

(см.), - например, слияние мышления с чувством, чувства с ощущением, чувства

с интуицией, а также слияние частей одной и той же функции (например,

цветовой слух) и то, что Блейлер называет амбитенденцией и амбиваленцией, то

есть состоянием слияния с противоположностью, например какого-нибудь чувства

с чувством, ему противоположным.

5. Архетип. [Структура архетипа всегда была центральным ключевым

моментом в разработках Юнга, но формулировка этого понятия появилась лишь по

истечении многих лет. - Прим. ред. немецкого издания Собрания сочинений

Юнга. /23/] См. образ, изначальный; а также идея.

6. Ассимиляция. А. - есть уподобление нового содержания сознания уже

имеющемуся обработанному (сконстеллированному) субъективному материалу /96-

Bd.1. S.20/, причем особо выделяется сходство нового содержания с уже

имеющимся, иногда даже в ущерб независимым качествам нового. /76- S.104/ В

сущности, ассимиляция есть процесс апперцепции (см.), отличающийся, однако,

элементом уподобления нового содержания субъективному материалу. В этом

смысле Вундт говорит:

"Такой способ оформления (то есть ассимиляции) выступает в

представлениях особенно наглядно тогда, когда ассимилирующие элементы

возникают путем воспроизведения, а ассимилированные - путем

непосредственного чувственного впечатления. Тогда элементы образных

воспоминаний как бы вкладываются во внешний объект, так что состоявшееся

чувственное восприятие является в качестве иллюзии, обманывающей нас

относительно настоящего свойства вещей, и это бывает особенно в тех случаях,

когда объект и воспроизведенные элементы значительно отличаются друг от

друга". /78- Bd.3. S.529/ Я пользуюсь термином "ассимиляция" в несколько

расширенном смысле, а именно в смысле уподобляющего приспособления объекта к

субъекту вообще, и противопоставляю этому диссимиляцию (см.) как

уподобляющее приспособление субъекта к объекту и отчуждение субъекта от

самого себя в пользу объекта, будь то внешний объект или же объект

"психологический", как, например, какая-либо идея.

7. Аффект. Под аффектом следует разуметь состояние чувства,

отличающееся, с одной стороны, заметной иннервацией тела, с другой стороны,

своеобразным нарушением процесса представления. /78- Bd.3. S.529/ Эмоция

является для меня синонимом аффекта. В противоположность Блейлеру (см.

аффективностъ), я отличаю чувство от аффекта, хотя оно и переходит в аффект

незаметно, ибо каждое чувство, достигнув известной силы, вызывает телесные

иннервации и тем самым становится аффектом. Но из практических соображений

было бы правильно отличать аффект от чувства ввиду того, что чувство может

быть произвольно управляемой функцией, тогда как аффект, по общему правилу,

не таков. Точно так же аффект ясно отличается от чувства и заметной телесной

иннервацией, тогда как чувство в большинстве случаев не сопровождается этими

иннервациями или же они бывают столь малой интенсивности, что их присутствие

можно доказать лишь с помощью очень тонких инструментов, например при помощи

психогальванического феномена. Аффект усиливается от ощущения вызванных им

самим телесных иннервации. Это наблюдение повело к теории аффекта Джемса -

Ланге, которая вообще причинно выводит аффект из телесных иннервации. В

противоположность такому крайнему объяснению я понимаю аффект, с одной

стороны, как психическое состояние чувства, с другой стороны, как

физиологическое состояние иннервации; то и другое усиливается во

взаимодействии, то есть к усилившемуся чувству присоединяется еще компонент

ощущения, благодаря которому аффект более приближается к ощущениям (см.

ощущение) и существенно отличается от состояния чувства. Ярко выраженные

аффекты, то есть сопровождающиеся сильной телесной иннервацией тела, я не

причисляю к сфере функций чувства, а отношу к сфере функций ощущения (см.

функция).

8. Аффективностъ. Понятие, введенное Блейлером. Аффективность

обозначает и объединяет "не только аффекты в собственном смысле слова, но и

легкие чувства и оттенки чувств удовольствия и неудовольствия". /97 - S.6/

Блейлер отличает от аффективности, с одной стороны, чувственные ощущения и

другие телесные ощущения, с другой стороны - "чувства", которые могут

рассматриваться как внутренние процессы восприятия (например, чувство

уверенности, чувство вероятности и т. д.) или как неясные (или

распознавательные) мысли. /97 - S.13 ff/

9. Бессознательное. Понятие бессознательного есть для меня понятие

исключительно психологическое, а не философское в смысле метафизическом.

Бессознательное есть, по-моему, предельное психологическое понятие,

покрывающее все те психические содержания или процессы, которые не

осознаются, то есть которые не отнесены воспринимаемым образом к нашему эго

(см.). Право говорить вообще о существовании бессознательных процессов я

извлекаю исключительно и единственно из опыта, и притом прежде всего из

психопатологического опыта, который с несомненностью показывает, что,

например, в случае истерической амнезии эго ничего не знает о существовании

обширных психических комплексов, но что простой гипнотический прием

оказывается в состоянии через минуту довести до полной репродукции

утраченное содержание.

Из тысяч таких наблюдений было выведено право говорить о существовании

бессознательных психических содержаний. Вопрос о том, в каком состоянии

находится бессознательное содержание, пока оно не присоединено к сознанию,

не поддается никакому познавательному разрешению. Поэтому совершенно излишне

делать какие бы то ни было предположения на этот счет. К таким фантазиям

принадлежит предположение о церебрации, о физиологическом процессе и т. д.

Точно так же совершенно невозможно указать, каков объем бессознательного, то

есть какие содержания оно включает в себя. Эти вопросы решает только опыт.

На основании опыта мы знаем прежде всего, что сознательные содержания,

утрачивая свою энергетическую ценность, могут становиться бессознательными.

Это нормальный процесс забывания. О том, что эти содержания не просто

пропадают под порогом сознания, мы знаем на основании того опыта, что при

благоприятных обстоятельствах они могут всплыть из погружения даже через

десятки лет, например в сновидении, в состоянии гипноза, в форме

криптомнезии или же благодаря освежению ассоциаций, связанных с забытым

содержанием. /98- С.1-34. "Криптомнезия"; 99- С.225-330/ Далее, опыт учит

нас, что сознательные содержания могут попадать под порог сознания, не

слишком много теряя в своей ценности, путем интенционального забывания,

которое Фрейд называет вытеснением тягостных содержаний. Подобное же явление

возникает при диссоциации личности, при разложении целостности сознания

вследствие сильного аффекта, или в результате нервного шока, или же при

распаде личности в шизофрении (Блейлер).

Мы знаем также из опыта, что чувственные перцепции вследствие их малой

интенсивности или вследствие уклонения внимания не доходят до сознательной

апперцепции (см.) и все-таки становятся психическими содержаниями благодаря

бессознательной апперцепции, что опять-таки может быть доказано, например,

гипнозом. То же самое может происходить с известными умозаключениями и

другими комбинациями, которые вследствие своей слишком незначительной

ценности или вследствие уклонения внимания остаются бессознательными.

Наконец, опыт учит нас и тому, что существуют бессознательные психические

сочетания, например мифологические образы, которые никогда не были предметом

сознания и, следовательно, возникают всецело из бессознательной

деятельности.

В этих пределах опыт дает нам основание для признания существования

бессознательных содержаний. Но опыт ничего не может поведать нам о том, чем

может быть бессознательное содержание. Было бы праздным делом высказывать об

этом предположения, потому что невозможно обозреть все, что только могло бы

быть бессознательным содержанием. Где лежит низший предел сублиминальных

чувственных перцепций? Существует ли какое-либо мерило для тонкости или

пределов бессознательных комбинаций? Когда забытое содержание окончательно

угасло? На все эти вопросы ответов нет.

Но уже приобретенный нами опыт о природе бессознательных содержаний все

же позволяет нам установить некоторое общее их подразделение. Мы можем

различать личное бессознательное, охватывающее все приобретения личного

существования, и в том числе забытое, вытесненное, воспринятое под порогом

сознания, подуманное и прочувствованное. Но наряду с этими личными

бессознательными содержаниями существуют и другие содержания, возникающие не

из личных приобретений, а из наследственной возможности психического

функционирования вообще, именно из наследственной структуры мозга. Таковы

мифологические сочетания, мотивы и образы, которые всегда и всюду могут

возникнуть вновь помимо исторической традиции или миграции. Эти содержания я

называю коллективно-бессознательными. Подобно тому как сознательные

содержания участвуют в определенной деятельности, так участвуют в ней и

бессознательные содержания, как показывает нам опыт. Как из сознательной

психической деятельности возникают известные результаты или продукты, точно

так же создаются продукты и в бессознательной деятельности, например

сновидения и фантазии (см.). Было бы праздным делом предаваться

спекулятивным соображениям о том, сколь велико участие сознания, например, в

сновидениях. Сновидение является, представляется нам, мы не создаем его.

Конечно, сознательная репродукция, или даже уже восприятие, изменяет в нем

многое, однако не отменяя того основного факта, что здесь имеет место некое

творческое возбуждение, возникающее из бессознательного.

Функциональное отношение бессознательных процессов к сознанию мы можем

назвать компенсационным (см. компенсация), потому что, согласно опыту,

бессознательный процесс вызывает наружу тот сублиминальный материал, который

констеллирован состоянием сознания, значит, все те содержания, которые, если

бы все было осознано, не могли бы отсутствовать в сознательной картине общей

ситуации.

Компенсационная функция бессознательного выступает на свет тем

отчетливее, чем односторонней оказывается сознательная установка, чему

патология дает богатые примеры.

10. Влечение. См. инстинкт.