Как мы должны обращаться с модернистами? Если мы модернисты, действительно, убежденные и настоящие, правильные, то у нас есть для них в запасе есть еще одна стратегия. В этом случае наш модернизм должен быть активным и опережающим. В данном случае я очень рекомендую, не только проводить модернизацию своего сознания и своего быта, но и исследовать постмодерн. Это просто, если действительно по-настоящему захотеть понять модерн, тогда будет понятен и постмодерн.
Если оставаться на уровне археомодерна, то постмодерн будет тайной за семью печатями. Но мы, консервативные революционеры, вполне можем освоить постмодерн и на этом языке говорить с модернистами, чтобы они заткнулись навсегда. Не просто пересказывая им какие-то обрывочные русские сны, надо которыми они будут только привычно глумиться, но освоив Делеза и Бодрийяра, зайти к ним стыла, из будущего. Вам будут что-то лепетать о позитивизме и Конта, а мы им сразу – Барта. Таким образом, вопрос будет закончен.
Постмодерн в наших условиях может быть замечательным изящным оружием консервативного революционера, потому что у нас нету никакого постмодернизма, и нет, и не может быть его носителей. Он не опасен, это совершенно безвредная вещь потому, то, что мы называем постмодернизмом в России – это позиция Юкста, это археомодернистический бред о постмодерне, это не постмодерн. В России его просто быть не может, потому что нет модерна.
Поэтому модернизация консервативных революционеров одновременно должна захватывать и постмодерн.
Мало стать ретромодернистами (освоим сейчас Канта, потом Конта, Гегеля и будем разговаривать). Это нужно сделать, без этого не будет субъекта, не будет рационально-волевой инстанции. Но этого не достаточно, надо освоить и постмодерн, и более того, никто кроме нас в России постмодерн в философском смысле не освоит, потому что именно Консервативная Революция своей энергией и движет нас в модерн, и за его пределы, в чистом виде. Акт Консервативной Революции возможен лишь как волевой и рассудочный выбор между керигмой и структурой. Делая выбор в пользу структуры, мы утверждаем самую высшую форму керигматического начала, высшее действие рассудка – сознательно пожертвовать собой. Но такая жертва возможна только тогда, когда этот рассудок есть.
Археомодерн же «жертвует рассудком», когда его нет. Не велика жертва – отдать то, что тебе не принадлежит, то, чего у тебя нет. Но когда ты понимаешь волшебную силу разума, не псевдо-понимаешь, не (не)понимаешь (в одно слово), а когда ты на самом деле почти телесно знаешь, как функционирует такое удивительно явление, как разум, согласиться отдать эту чудесную и драгоценную вещь темной чудовищной хлюпающее структуре, работе сновидений, которой у последней пьяни намного больше нас, - вот это действительно жест, это действительно выбор, это действительно действие, которое незамедлительно повлечет изменения в самой структуре мира – и конечно, во властных инстанциях, потому что власть есть не что иное, как воплощенная форма знания. Не случайно книга Фуко называлась «Воля к истине», как «Воля к власти» Ницше. По сути дела, знание и власть - это вещи в измерении субъекта тождественные.
Русский субъект
Русский субъект, поставленный как задача и цель на горизонте Консервативной Революции, это не тот западноевропейский субъект, о котором мы говорим, это другой субъект.
Мы о нем не можем сказать ничего более определенного, поскольку это то, чего пока нет. Русский субъект должен отличаться свойствами субъекта (как мы его понимаем в модерне), но одновременно, он должен быть и чем-то иным …
Русский субъект – это совершенно особое эсхатологическое явление. Чтобы приступить к нему, к самой мысли о нем, предварительно необходимо жестко понять, что русского субъекта раньше никогда не было. «Русское» было, субъект был, а русского субъекта не было и нет.
Поиск этого субъекта, его институционализация через философско-политический процесс, самое главное. Русский субъект – вот ключ.
Археомодерн вечно срывал собой любое приближение к этой теме. Он ставил на этом пути непреодолимые преграды. Нерусский субъект был, а русского субъекта не было и нет, мы до него никогда не дотягивали.
Во всем виноват археомодерн, он блокировал этот процесс. Мы должны покончить с ним, уничтожить его, сломить эту болезненную, отвратительную модель отношения керигмы со структурой.
