Часть вторая. Для инфантильных взрослых

ГОНЩИК АРИК

Армяне – древняя знатная нация. Они молятся деве Марии и когда-то давно построили в Старом Крыму мужской монастырь под названием Сурб-Хач, что по-армянски означает «Святой Крест».

В храме этого монастыря висят иконы только девы Марии, причем во многих ее вариациях. Культ Богородицы – известная католическая традиция. Храм весь каменный, не отштукатуренный, свечки – в песочке, купель – воистину святая. Священник Саяд с красными глазами – то ли от яда, то ли от бессонницы – выносит свежеиспеченные белые булочки и исповедует.

(Исповедовать, если ты, малыш, не знаешь, это слушать грехи человека и отпускать их, а грехи – это гадкие поступки.)

И вот, зная все это, армянчик Арик садится в свою машину и едет в Сурб-Хач на скорости 160 км в час. Он едет так убийственно быстро, потому что уже давно хочет умереть – ничего его в жизни не радует: ни солнце, ни море, ни женщины – они кажутся ему глупыми, ни водка, ни гнусная еда типа гадкой колбаски, сделанной из трупов.

Арик мчится в мужской монастырь Сурб-Хач на бешеной скорости, потом на источник святого Пантелеймона в Старом Крыму, чтобы скорей окунуться в купель.

(Купель, если ты, малыш, не знаешь, это большое корыто со святой водой из святого источника, куда заходят грязные люди, а выходят чистыми.)

Арик сидит в купели в длинной рубахе и смывает свое «вчера» – водку, девок и гадкие историйки, над которыми смеются гости. Арик знает, что умирать ему без детей, одному, в одинокой постели, и от этого становится грустно-прегрустно. Саяд выносит ему белые булочки, армянчик набирает в бутылочку святую воду из источника и, глядя в красные глаза Саяда, быстро и молча молится Богородице о своей потерянной жизни.

Потом, после Пантелеймона, Арик мчится обратно в Коктебель и снова жалеет, что не разбился… Там он идет в магазин и снова покупает водку – три бутылки. К ней закуску – гадкую трупную колбаску, после которой страшно воняют какашки. Потом Арик звонит какой-нибудь девке из его знакомых, чтобы вместе с ней попить белого яду (если ты, малыш, не знаешь, что такое водка, я скажу тебе – это белый яд).

То есть этот несчастный армянчик убивает себя всячески – лишь бы не жить. Родил бы лялечку, женился бы, построил дом, а не тупо сдавал бы родительские московские квартиры с Таганки – и было бы ему подобие счастья: хотя бы семейную паутину сплел. Но нет! Не надо ему этого. Ему надо водка, девки и бешеная скорость.

Так и живет бедный московский богач армянчик Арик, так и живет… Как призрак.

И вдруг в его жизни появляется… Кто бы вы думали? Котенок. Маленький полосатый котенок, сидевший в мусорке. Арик нашел его утром, когда выносил пустые бутылки. Серый котенок кричал и еле видел – глазки его плакали и текли. Арик вынул котенка из мусорки, посадил под мышку и потащил в свою комнату в отеле «Милена».

Потом Арик сбегал в магазин и купил котенку маленькой рыбки кильки. Промыл чайной ваткой глазки. Арик вспомнил, что так делала бабушка. Котенок наелся рыбки и заснул у Арика на голове – из благодарности и счастья обретенного дома.

Это оказалась девочка. Арик назвал ее Ягодка. Потому что так он всегда называл своих пьяных от его водки женщин.

Несколько дней Арик радовался Ягодке как дочери, а потом снова сел за руль и поехал в Сурб-Хач на бешеной скорости. Там он поставил свечку в песочек за здоровье своей Ягодки. Набрал ей святой воды в источнике, чтобы промывать больные глазки.

Когда Арик вернулся домой, если этот притон можно было назвать домом, ему указали на маленький трупик. Татарин – хозяин гостиницы – сказал, что котенок играл во дворе, видимо выскочив в окошко, и его сбила большая машина, которая влетела во двор, как любил делать Арик, на бешеной скорости. И Арик заплакал. Впервые в жизни.

Он взял лопату у хозяина и пошел закапывать Ягодку. Хоронить. А потом снова сел в свою машину и умчался куда глаза глядят – на скорости 200 км в час.

На следующее утро его девки – все, которых удалось найти – еле узнали труп. Машина была сдавлена как консервная банка, которую прижали ботинком. Она влетела в роскошную крымскую сосну. А за рулем, мертвый, сидел уже не Арик, а кровавая нечеловеческая маска.

Когда Арика хоронили на коктебельской горке, у могилы были одни девки да еще собутыльники. Ни детей, ни внуков, ни правнуков – никого на свете.

Так что подумай, малыш: может быть, лучше, когда ты еще молод, завести хоть чуть-чуть детей, дабы потом, так как Арик, не стать трупным материалом – оттого, что ты ездил на бешеной скорости из нежелания жить. Потому что было не для кого.

Водка, селедка, вонючая колбаска, чужие-свои квартиры с Таганки, пьяные девки и пацаны, слепые котята как единственный свет в окошке и вот итог – разбитая машина: какой-то новый театр на той же Таганке – театр по имени Жизнь.

А какие красивые у него были бы дети! Диво!

Когда после ядовитой бессонной ночи армянский священник Саяд в своей черной рясе выходит в сад к святому источнику, он слышит чудесный запах белоснежных булочек и гаты, которые пекутся в монастырской кухне, и всматривается в дорожку, откуда обычно идут паломники: вдруг, наконец, сегодня приедет гонщик Арик на своей бешеной скорости и в длинной белой рубахе залезет больными, подагровыми ногами в святую купель. А потом истово перекрестится. Слева на право. Как и положено у католиков.

(Католики, малыш, это первый рукав христианства – самой большой религии мира, где главные боги – Иисус Христос и его мама – Царица Небесная. Дева Мария. Католики – это почти вся Европа, Армения и Америка. Ну еще Австралия.)

Как-то Саяд долго объяснял Арику, почему католики крестятся слева на право. Это как ходить: всегда нужно слева на право, а не наоборот. Налево ходить нельзя. Да и рукой удобнее двигать именно так – слева на право. Иначе рука неестественно выворачивается – как поломанная или больная.

Так Саяд ждал Арика – своего соплеменника, прихожанина и почетного гостя. Потому что Арик всегда внимательно слушал Саяда и щедро жертвовал храму. И Саяд дарил ему белые мягкие булочки. И смотрел на него радостно красными глазами.

Но Арик никогда больше не приедет к Саяду. Хоть жди, хоть не жди.

Вот так-то, малыш.

МОНГОЛ-РЫБАК

Сало. Монгольское сало. Полный холодильник.

В Крыму жил монгол. Каждый день он ходил в гастрономчик и покупал сало. Потом солил его с чесноком и засовывал в морозилку. Он думал, что эта старенькая морозилка резиновая. Потом, когда морозилка переполнилась, монгол стал совать сало вниз, в железные лоточки.

Еще каждый день Монгол ездил на рыбалку. На манку ловились караси. Так, Монгол полдня сидел на ставке (пруду), а потом привозил мертвых карасей и снова засовывал их в холодильник.

Нормальные люди мечтают о большой семье, а Монгол мечтал, чтобы у него было пять, а лучше десять холодильников, чтобы все караси и всё сало помещались в бесчисленные морозилки.

Вот так он и жил. Делал людям ремонты, туалеты, души, крыши, заборы и двери. Ездил на рыбалку. Покупал сало. Как же скучно, можно было подумать, жить Монголом.

Еще он делал массаж. Грязными руками и больно. И не брал за это никаких денег – только корочку хлеба. Говорил: у меня дар от Бога лечить людей, нельзя за этот дар брать деньги.

Как это скучно! Как же это, Боже, скучно, если б ни одно происшествие.

Однажды летним днем Монголу очень понравилась одна девушка на диком пляже. Она была белая и полная как луна. Монгол подошел к ней, чтобы познакомиться, и вдруг вместо приветствия громко пукнул. Девушка усмехнулась и отошла. Монгол решил попробовать познакомиться еще раз. Он снова подошел к девушке и только открыл свой рот, чтобы сказать «здрасьте», как вдруг снова громко пукнул. Девушка отбежала в воду и нырнула. И поплыла подальше. Тогда упрямый Монгол снял свои грязные застиранные трусы и поплыл за ней. Когда он настиг ее в воде, бедолага решил наконец-то внятно поздороваться, но пукнул в воде и из глубины пошли большие зловонные пузыри. Зловонные потому, что Монгол все время ел сало. Девушка закричала «Помогите!» и бросилась плыть на берег. Монгол поспешил за ней.

Когда он догнал ее на берегу, девушка, плача, стала кидать в него плоские голыши (камни):

- Отстань от меня, пердун!

Тогда Монгол засунул в рот насвай и, жуя его, промычал:

- Я нэ пэрдун! Я Монгол! Мастэр на всэ рукы!

И пригласил девушку сходить на кладбище, чтобы проведать одного знакомого покойника. И обязательно отнести ему на могилу сала.

(Насвай, малыш, который любил Монгол, это жевательный табачный яд, от которого в горле и мозгах поселяется рак – он медленно съедает память.)

Как монголо-татары привязывали жертву к хвосту своего коня, так и наш Монгол хотел примотать белую девушку к заднему колесу своего велосипеда и так волочить до кладбища. Но девушка вызвала полицию.

Монгол откупился (заплатил штраф) салом и поехал домой. В родную Монголию.