Марк Александрович Алданов (наст. фам. – Ландау) (1886-1957) родился и жил в Киеве до революции, семья богатого промышленника. Получил отличное образование: классическая гимназия, куча иностранных языков, потом Киевский ун-т, потом ещё в Париже учился. Занимался химией, в Первую мировую разрабатывал в Петрограде защиту от хим. оружия (см. образ д-ра Брауна, который этим же в «Ключе» занимается). В 1915 г. – начало тв-ва, первый том трактата «Толстой и Роллан», философский труд, начало спора с Толстым. Октябрьскую рев. не принял, напечатал книгу «Армагеддон» про это (философия), большевики сразу изъяли. В этой книге уже появились его историко-философские идеи: демократия лучше всего, форма диалога, исторические аналогии,… И тут же уехал в Одессу. Ездил по Европе в поисках помощи в борьбе с большевизмом. В марте 1919 окончательно уехал в Париж. В 1920 – редактор журнала «Грядущая Россия», пишет всякие философско-политические очерки и исторические портреты (книга «Ленин», сб. «Портреты», «Современники», «Земли, люди» и т.д.) Тут тоже проявились черты его дальнейшего тв-ва – внимание к фактам, очень точные факты.
Крупные произведения – 16 исторических романов и повестей. Все они про разное время и герои разные, но проблематика одна и идеи одни, поэтому можно говорить о метаромане об истории и современности. Первый такой опыт – повесть «Святая Елена, маленький остров», 1921 написана, 1923 – опубликована. Само собой, про Наполеона. Это последнее пр-ние в тетралогии про события рубежа XVIII-XIX веков, про фр. рев., Павла, Наполеона и т.д.
Дальше про «Ключ».
«Ключ» - 1 часть трилогии. (2 – «Бегство», 3 - «Пещера»), опубл. в 1930, речь о событиях 1916-1917 гг., в след. частях – дальше до 1920. Это детектив с одной стороны и историософский роман с другой. Начинается всё с убийства банкира Карла Фишера, его расследуют с привлечением всяких интересных методов типа дактилоскопии, которая, кстати, тут себя дискредитирует – отпечаток пальца на бокале принадлежал неаккуратному полицейскому. Тут всякие переклички с Толстым, есть такой следователь по политическим делам Федосьев, который беседует с Брауном прямо как Порфирий Петрович в «ПиН» с Раскольниковым. Ещё и сам себя с ним сравнивает. Но к концу романа так ничего и не ясно и все об этом подзабывают, потому что на первый план выходит судьба русской интеллигенции в эпоху революции: кто-то бежит и прячется в пещере эмиграции, а кто-то гибнет под колёсами колесницы истории (похожий мотив был в «Армагеддоне»). Историософия, короче. Тут А. придерживается философии «случая». А именно: нет в истории никаких законов и закономерностей. Причинно-следственные связи, конечно, есть, но их так много и они такие запутанные, что ничего понять невозможно да и не нужно. Здесь, кстати, полемика с Толстым и «ВиМ», как вы понимаете, с его тотальной предопределённостью и отсутствием случайностей в истории. У А. всё наоборот. Он это теоретически обосновал в книге 1953 г. «Ульмская ночь: философия случая». При этом А. признаёт роль личности в истории, но за сильную личность принимает того, кто может случай использовать в свою пользу. Да и случаю можно по А. противостоять, используя счастливый случай. Романтизм, короче.
Другие моменты в его историософии:
· скептицизм, т.е. неверие в прогресс. Люди к лучшему не меняются. Эту идею, кстати, тоже д-р Браун высказывает в «Ключе». (Он там вообще философ хороший – выдвигает идею двоемирия, для сообщения между которыми нужен КЛЮЧ. А ешё он в начале выкидывает КЛЮЧ от квартиры, где нашли убитого.)
· исходя из предыдущего, всё повторяется, всё вращается по кругу, всё предсказуемо. И ничего не сделаешь тут. Все мы жертвы иронии судьбы. Жизнь – боль.
Поэтика «Ключа» в частности и А. в целом. У него куча фактов, и все очень точные. Если имя настоящее, то всё точно. В «Ключе», н., есть Шаляпин. Всякие интересные подробности про расследование типа видов ядов и их определение. Наукообразность, короче. Герои у него или резонёры (Браун и др.) или обычные и неинтересные (Кременецкий, Дон-Педро, Нещеретов,…). Самые интересные у него отрицательные герои, потому что про зло круто рассуждают. В принципе, это скорее реализм, чем модернизм. Полифоничность почти как у Дост-го. С модернизмом связывает интертекстуальность (отсылки к Дост., Тостому, «Е. О.» Пушкина), причём герои часто сами себя сравнивают с персонажами рус. классики. Связи есть и внутри романов А., между разными его романами. Используется также монтажная композиция и проч. черты модерна.
И, конечно, связь с традицией. Похоже на историч. романы Скотта – интересный сюжет на первом плане, точность в ист. деталях, герои не главные в истории и т.д. Толстой: связь с «ВиМ» через историософию, переклички с «Воскресением» через суд, со «Смертью Ивана Ильича»,… Дост.: связь с «ПиН» через ПП и его диалоги, детектив тоже, полифония и идеологичность. Пушкин: Муся сравнивает себя с Татьяной. А. Толстой: судьбы интеллигенции в революцию, у Т. принимают, у А. бегут или будут раздавлены.
