Многие недовольны, что мало времени для посадки – высадки. Друзья, но это же элементарно. График движения поездов рассчитан так, чтобы вы ехали, а не стояли. В график заложено четкое время стоянки на каждую станцию. Там не предусмотрены лишние минуты на держание дверей, зажатие сумок, рюкзаков, одежды, рук и ног. Чем дольше поезд задержится на станции, тем короче будет стоянка на следующей. Скажите спасибо «джентльменам», держащим двери.
Вечерняя смена. Пик уже начался. Вечерний пик гораздо спокойней, чем утренний. Народ усталый возвращается домой. Пришел на работу на взводе из‑за личных проблем, но… Работа успокаивает. Есть только ты и «труба». Один на один. «Труба» нервных не любит.
Как‑то сразу поймал волну. Утром она резкая, рваная, кто‑то опаздывает, кто‑то боится опоздать. Команды диспетчера бьют по ушам. А сейчас… Спокойная, даже немного флегматичная. Пассажиры на станциях придерживают двери, но видно, что делают это по привычке, типа: «И на фига я в дверь вцепился?.. Ну, если держу, тогда надо залезть…»
Иду точно по расписанию. 1,35 интервал по графику, но абсолютно не чувствуется. Ощущение выходного дня.
Чашка горячего чая. Жить все‑таки хорошо.
Открытый участок. Никогда не задумывались, почему по открытым участкам поезда идут медленно? Все очень просто. Это машинисты «гуляют»! В «трубе» потихоньку нагоняется плюс минута к графику, и на открытом участке эта минута сбрасывается.
Машинист тоже человек, и как бы он метро ни любил, ему хочется увидить солнце, а не лампы дневного света. В пик, естественно, не «погуляешь», но во внепиковое время это одна из наших маленьких радостей. Особенно летом, когда можно открыть окно, боковую дверь и проветрить кабину.
Рязанский проспект. Маневровые быстро обернулись, привезли минуту плюса от графика. Обстановка на линии спокойная, значит, будем «гулять». Ура! Спасибо вам, ребята.
Поезд плавно катится, чуть покачиваясь. Как сегодня хорошо‑то. Ну, правда, словно выходной. Вся разница, что сейчас мне не хочется гонки и нервотрепки: она и так может начаться в любой момент. А вот будь нынче действительно воскресенье… Кого ни спрашивал из машинистов, никто в выходные работать не любит: смена проходит слишком монотонно. Именно в выходные дни я начинаю тосковать по безумию настоящего утреннего пика.
* * *
Вы знаете, что такое утренний пик на ТКЛ? (мечтательно зажмурился) Да ничего вы не знаете, даже если живете на этой линии и каждый день ездите на работу… Сразу говорю: дальше могут прозвучать самые неожиданные слова. Ну представьте: вот я лечу по «трубе», состав битком набит народом – и у меня перед носом вспыхивает красный! Угадайте с трех раз, что я скажу: «Ой, как интересно!»; «Сейчас посмотрим, остановится эта бандура или нет…»; «Ну что, смертнички, покувыркаемся?!»
Спорим, вы и так угадали.
…Щелчок замка двери, и ты вваливаешься в кабину. Сумку на стол, куртку на крюк.
– Нормально все, полторы минуса, гони.
Сменившийся машинист выходит из кабины, ты закрываешь за ним дверь на замок и, плюхнувшись в кресло, нажимаешь информатор. «Осторожно, двери закрываются, следующая станция…»
Двери на закрытие. Извините, кто не спрятался – я не виноват, вас предупредили. Лампы дверной сигнализации погасли.
«Ну что же вы, гады, так близко стоите? Нельзя так близко! Мне же ни хрена не видно, зажал я кого или нет!»
Выходной светофор зеленый, интервал в норме. «Ход‑1». Схема собралась, машина плавно трогается. Все внимание зеркалу. Так, вроде бы никого не тащу за собой. «Ход‑3». Разгоняемся. Машина груженая, тяжело идет.
«Ну давай, солнышко, мы опаздываем, ну пожалуйста…» Словно услышав, «Ежик» бежит веселее. Можно расслабиться. Впереди все зеленое.
Перед станцией начинается «цветомузыка»: желто‑зеленый, желтый, красный. Понятно, впереди коллега стоит на станции. Схему в «тормоз». Желто‑зеленый можно проходить со скоростью не более 60. Вот так и поедем, не будем нарушать. Желто‑зеленый перекрывается на зеленый. Понятно: впереди состав отправился.
Рука чуть ли не сама пытается сбросить ручку из тормоза в «ноль». Ага, щас. Пока вся «улица» не позеленеет, фиг я ручку из тормозного сброшу. Как‑то не хочется входной красным пролетать. А ведь было такое, было (тьфу‑тьфу‑тьфу, не у меня).
Станция. «Ну какого же вы хрена так близко от края?!» Врубаю тайфун. Рев раскатывается по платформе. Эх, хороший у меня сегодня тайфун, басовитый. Только народу это все равно. «Тормоз‑1», «1А». Машина садится с трудом.
«Только бы не зеркалом, только бы не долбануть кого‑нибудь зеркалом… Твою мать! Эй, чудо на тоненьких синих ногах, куда, ну куда ты лезешь?! Это же поезд, а не мужик, он не трахает, он давит!»
Автомат, еще, еще… Рейка. Встали. Двери. Дежурная молчит. Ну ладно, мы не гордые.
– Уважаемые пассажиры, побыстрее производим высадку и посадку, не задерживаем отправление поезда!
Вообще‑то по списку информации положено говорить «побыстрее выходите из вагонов», но на мой слух это звучит немножко по‑хамски.
Зеленый. Информатор. Двери. Ход. Слабовата машина на тормозах, надо поаккуратнее. Летим. Ага. Вот она, та самая подлая кривая. Я весь внимание.
БЛИН, КРАСНЫЙ!!!
«Тормоз‑1», «1А», автомат. «Ну давай же, тормози, ласточка!» Ох, сейчас не хватит тормозного пути, тяжела машинка. Ну да и мы не лыком шиты. Кран машиниста чуть на себя, половинку атмосферы в тормозные, вот это другое дело. Схватилась, родная.
Встали. Руки и задница мокрые. Но ведь встали?
Стоим. Тишина. Даже люди в вагоне притихли. Сигарета. Трясущиеся руки. Микрофон.
– Уважаемые пассажиры, соблюдайте спокойствие и порядок, поезд скоро отправится…
И в другой микрофон:
– Диспетчер.
– Я диспетчер.
– Диспетчер, N‑дцатый маршрут, перегон, светофор красный.
– Понятно. По удалению.
– Вас понял, по удалению.
Легкая передышка – и голос с небес. Кажется, это впереди идущему:
– Понятно, такой‑то. Высаживайте пассажиров.
Хм, интересно, он догадается попросить у диспетчера пару минут на осмотр состава? Мне машиниста не слышно, но по ответам диспетчера о диалоге можно догадаться.
– Понятно. N‑дцатый, на следующей станции сажайте пассажиров.
Мама родная, это он всех своих мне оставил?!
Въезжаю на станцию. Толпа народа. Куда? У меня и так состав забит. Народ у края. Только не свалитесь! Мне же этот фарш выковыривать, а я сегодня рубаху чистую надел… Бог миловал. Двери.
Физически ощущаю удар толпы, штурмующей состав. Честно скажу, смотреть на это в зеркало не хочется, но надо. Не дай бог… «Осторожно, двери закрываются…» Закрываются‑то они осторожно, только закрыться не могут. Из восьми вагонов на пяти горит лампа. Значит, двери не закрыты. Начинаю играть дверьми: приоткрыл – призакрыл. 4… 3… 2… Последняя не гаснет. Во втором вагоне мужчина пытается залезть. Голова в вагоне, а вот задница…
Уже в голос ору:
– Да засадите ему кто‑нибудь с ноги по жопе, восемь вагонов одну жопу ждут!!!
Проорал – и легче. Главное, не по микрофону в салон. Случись такое, девять из десяти пассажиров рассмеются и, несмотря на давку, поедут домой в прекрасном настроении, а вот каждый десятый… Оскорбленный до глубины души, он накатает жалобу. И будет, в общем, прав. Не дело это, когда машинист дает волю эмоциям.
Лампа погасла. Давно уже зеленый. Интервал?.. Япона мать! «Ход‑1». Боковое зеркало. Народ стеной, ничего не видно. Вроде бы ничего лишнего не торчит. «Ход‑3». Машина еле тянет.
– Диспетчер.
– Я диспетчер.
– Диспетчер, N‑дцатый маршрут отправился с увеличенным интервалом, пассажиры держали двери.
– Понятно, по возможности сокращайте.
– По возможности, диспетчер…
А чего это мне так хочется?.. Ох, как невовремя. Зря я кофе перед работой пил, а не выпил бы, медики по давлению не пустили бы. Эх, да ладно, в первый раз, что ли? Все зеленое, летим 80 км/ч. Встать. Расстегнуть ширинку. Боковую дверь открыть. Ноги на ширине плеч. Левой ногой упереться в открытую дверь, чтобы не болтало, правой рукой вцепиться в штурвал ручного…
Ветер в харю, а я шпарю…
А до конца утреннего пика осталось меньше двух часов…
Очень часто жалуются, что составы останавливаются в тоннеле. И будут останавливаться! Линия в пик работает на пределе своих возможностей. И малейшая задержка чревата остановкой состава, идущего следом. А держат на каждой станции…
– Ви‑и‑тя‑я!!! Я де‑е‑ержу‑у е‑го‑о‑о!!!
Вопль такой, словно медведя поймал.
А Витя только билет покупает.
Те же рюкзаки. Блин! Ну сколько раз твердили миру: заходишь в состав – сними рюкзак и неси перед собой. В пик – просто обязательно, ведь по закону подлости зажмет! А машинист будет играть дверьми, перемалывая содержимое рюкзака в мелкую труху, пока не догадается гражданин пассажир, что это он задерживает всех.
Вспомнил – и накаркал: вон рюкзак торчит наружу! Дверьми играю. Без толку. Кто‑то с платформы пытается затолкать выпирающие части этого чуда текстильной промышленности в вагон. Спасибо, не ногами, пока руками пихает. Ага, кажется, хозяин рюкзака понял, чего от него хотят. Закрылись двери. Поехали…
– Уважаемые пассажиры, побыстрее производим высадку и посадку. Не задерживаем отправление поезда.
И вдогонку:
– Счастливого вам пути.
Я понимаю, что в сложившейся ситуации это звучит как издевка, но все‑таки…
Счастливого вам пути.
…Домой пришел и думаю: не выпить ли чего покрепче? Сегодня чуть красный не пролетел. Но ведь не пролетел, верно? Поэтому буду пить йогурт. Спас опыт. Я, конечно, понимаю тормозные пути и прочее, но… Выброс лошадиной дозы адреналина в кровь, когда ты вылетаешь под красный на восьмидесяти километрах в час, груженный по максимуму, один вагон не собирает схему на тормоз, а на другом выбивает реле перегрузки – это непередаваемо.
Ничто меня так не будоражит, как пик на ТКЛ при опоздании. Машина в двести сорок тонн, а в ней еще сто пятьдесят тонн народу, светофоры, открывающиеся при подлете к ним, ощущение не движения, а именно полета… Наработанное годами интуитивное понимание, где добавить, а где сбросить. Чувство пульса линии. И в такие минуты ты готов убить диспетчера за выдержки[9]. Я могу ворчать, обижаться, не понимать, но… Черт побери, машинист Московского метрополитена Таганско‑Краснопресненской линии – это не просто звучит круто, это реально круто! И я люблю свою работу!
Р.S. Уважаемые ревизоры, а теперь зачеркните то, что вы написали в своих блокнотах, читая эту главу. Ибо то, что написано тут, не обязательно происходило. Это может происходить. И Луна может упасть на Землю, не так ли?
Про борьбу борьбучую
Рязанский проспект. Утро, разговор пассажира с машинистами.
– Возьмите ленточку!
– Зачем?!
– Ну как же? Будем бороться за олимпийцев!!!
– Мы за олимпийцев не боремся.
– Э‑э… А за что же вы боретесь?
– За график движения!!!
Глава 9
