БРИГАДЫ МОРСКОЙ ПЕХОТЫ
12 августа 1941 года немецко-фашистские войска заняли Веймарн, Моласковицы на железнодорожной линии Нарва–Гатчина и развернули бои в направлении на Красногвардейск и Кингисепп. Немцы пытались отрезать пути отхода частям 8-ой советской армии, отступавшим из Эстонии в направлении лужского укрепленного района.
В ночь с 13 на 14 августа истребительный батальон ВВМИОЛУ им. Ф.Э.Дзержинского был поднят по тревоге и начал движение на рубежи обороны в район южнее населенного пункта Большое Руддилово и севернее населенного пункта Кикерицы. С 13 августа истребительный батальон училища оказался в зоне фронтового командования и был передан в оперативное подчинение 2-ой отдельной бригаде морской пехоты. Бригадой командовал майор Лосяков Н.С..В составе 2-ой отдельной бригады морской пехоты батальон курсантов сохранил свое название и именовался “вторым батальоном”. Всего этого мы, рядовые курсанты не знали и были в полном неведении. До нас наши командиры и политработники никакой информации не доводили. Куда мы шли и с какой целью, мы не знали.
Батальон в пешем строю двигался к новым оборонительным рубежам навстречу врагу. Мы шли и днем, и ночью. Днем двигаться по дорогам было опасно: все они контролировались авиацией противника без противодействия с нашей стороны. Все цели, в том числе одиночные автомашины и другая самоходная техника, преследовались с воздуха и уничтожались. Мы шли по-взводно по обочинам дорог, держались ближе к лесу. При появлении самолетов противника курсанты по команде “Воздушная тревога” или просто “Воздух” рассредоточивались в придорожных кустарниках и лесных массивах. По самолетам противника огонь на поражение не вели, ибо в нашем распоряжении не было противозенитного оружия.
Наша армия отходила. Навстречу нам шли отдельные красноармейцы и группы красноармейцев. Некоторые шли организованно под руководством командиров, другие – самостоятельно, неорганизованно. Военная техника по дорогам как в тыл, так и в сторону противника днем не двигалась. Дороги для нашей техники оживали в тёмное время суток.
От нашего молодого и зоркого взгляда днем не могли укрыться люди и техника, которые стояли замаскированными по краям дороги в лесных зарослях. На командирах и красноармейцах гимнастерки были пропитаны солью, на поясах и на головах, а чаще на шнурке, привязанном к поясу, были зеленые каски. Это отходили в тыл артиллерия и моторизованная техника. Они ждали тёмного времени суток, чтобы на предельной скорости начать движение к новому месту сосредоточения и переформирования.
| Н |
аш взвод шел по обочине пыльной дороги. Был август – разгар лета. Стояла безветренная солнечная погода без осадков. Сильно грело солнце, в армейской форме было жарко. Мы двигались с полной армейской выкладкой, несли на себе оружие, вещевой мешок с личными вещами, серую армейскую шинель в виде скатки, плащ–палатку, каску и др. Было тяжело. Я решил немного расслабиться и отдохнуть. Помощник командира взвода воентехник 3 ранга Пашков А.И. разрешил мне выйти из строя и присоединиться к нему. В то время я был командиром четвертого отделения взвода. С левой стороны дороги, среди кустарника, зарослей молодой ивы и берез показалось несколько командиров и красноармейцев в защитных гимнастерках. Один из них крикнул в сторону нашего взвода:
– Эй, красноармеец! Подойди ко мне.
Кого он звал, было не ясно. Курсанты стали показывать пальцем на свою грудь и спрашивать:
– Я?
– Нет
– Я?
– Нет
– Я …
Дошла очередь до меня. Я показал пальцем на свою грудь и громко спросил:
– Я?
– Да! – послышалось в ответ.
Помощник командира взвода Пашков приказал мне подойти к армейцам и узнать, что им от нас нужно.
У края леса я увидал артиллерийские орудия и тягачи на гусеничном ходу. Они были тщательно замаскированы сверху и со стороны дороги. Рядом с техникой стояли командиры и красноармейцы и мирно между собой разговаривали. Командир, у которого в петлицах было три красных квадрата, что по тем временам соответствовало воинскому званию “старший лейтенант”, подошел ко мне, взялся руками за мою винтовку и сказал:
– Дай–ка сюда это оружие, – и начал тянуть мою винтовку на себя.
Я крепко уперся обоими ногами о землю и противопоставил старшему лейтенанту свою молодецкую силу, стал тянуть винтовку на свою сторону.
– Вы что? Это же моя винтовка, отпустите свои руки. Отдайте винтовку, – кричал я и начал во весь голос звать на помощь, – товарищ Пашков! Товарищ Пашков! Помогите! Помогите!
Присутствовавшие при этой сцене лейтенанты и красноармейцы улыбались, но ни мне, ни старшему лейтенанту не помогали. Наконец, старший лейтенант вырвал из моих рук винтовку и полусердито сказал:
– Разве можно сейчас воевать с немцами с таким оружием, как твоя винтовка. С твоей винтовкой их не победить.
После этих слов он взял у рядом стоявшего красноармейца самозарядную полуавтоматическую винтовку Токарева СВТ и отдал её мне.
– Вот тебе полуавтомат! Иди и воюй с немцами. Желаю тебе и твоим товарищам успеха. Не попадайте под фашистские пули. Сами же не промахивайтесь.
Теперь старший лейтенант улыбнулся, успокоился и похлопал меня по плечу. Красноармеец дал мне еще два снаряженных магазина к той винтовке. Я обрадовался такому исходу дела, поблагодарил старшего лейтенанта, красноармейца и побежал к дороге с обновкой, где меня ожидал помощник командира взвода Пашков. Взвод был далеко впереди, но мы быстро его догнали.
| В |
общей сложности батальон шел ночь, день. В течение следующей ночи немного отдохнули и к вечеру 15 августа батальон выдвинулся в назначенный район и сосредоточился в лесном массиве восточнее автомагистрали Алексеевка–Котлы. Расположились мы в березовой роще.
В то время основные силы второй отдельной бригады морской пехоты вели изнурительные оборони-тельные бои с немецко-фашистскими захватчиками в рай-оне населенного пункта Алексеевка и противодействовали их продвижению в направлении Котлы–Копорье.
Вражеская авиация сопровождала наш батальон на всем пути следования к новым рубежам обороны. Ни о каком факторе скрытности сосредоточения и внезапности появления батальона на оборонительных рубежах не могло быть и речи. Наши намерения нельзя было скрыть от врага.
Поступило приказание каждому курсанту вырыть индивидуальный окоп для укрытия от авиационных бомб. Одновременно с этим командиры взводов сообщили курсантам, что батальон находится во втором эшелоне обороны 2-ой отдельной бригады морской пехоты. По настроению и поступкам наших командиров мы, рядовые курсанты, чувствовали, что положение наших войск является неустойчивым и что место расположение батальона может измениться в любой момент времени. К утру окопы вырыть полностью не удалось из-за тяжелого каменистого грунта. Мы с Зобковым рыли один окоп на двоих. К утру 16 августа в нём мог укрыться только один человек. С рассвета над батальоном в воздухе постоянно находились два немецких бомбардировщика, которые летали над нами парами на небольшой высоте с малой скоростью и сбрасывали через определенные интервалы времени небольшие фугасные бомбы. Один самолет сбрасывал на нас свой смертоносный груз, его эстафету подхватывал второй, затем за дело принимался вновь первый бомбардировщик и т. д. В расположении батальона постоянно гремели разрывы бомб. Бомбардировщики, израсходовавшие свой боекомплект бомб, менялись другой парой, которая по описанной уже схеме принималась за свое дело. Между бомбежками были и перерывы. Курсанты продолжали углублять свои окопы. Некоторые курсанты собирались группами и вели товарищеские беседы до очередной команды: “Воздух”, которую подавали. специально выставленные наблюдатели. По этой команде курсанты занимали свои окопы. Так как у нас с Зобковым был один окоп на двоих, то мы пользовались окопом по очереди. Один из нас занимал окоп, а другой находился на поверхности земли и внимательно наблюдал за парящими в воздухе бомбардировщиками. Курсантский батальон не имел авиационного и противовоздушного прикрытия, не имел в своем составе танковых и артиллерийских подразделений. Курсанты были вооружены легким устаревшим стрелковым оружием. Немецко-фашистские летчики знали это и вели себя нагло. Зеленая растительность леса не позволяла им наблюдать результаты своей смертоносной работы с больших высот. Поэтому они летали на относительно низких высотах.
Невооруженным глазом было видно, как от самолё-та отделялись бомбы. С земли они казались нам в виде черных продолговатых сигар. Из бомбового барабана летчик каждый раз выбрасывал на нас четыре бомбы: по две в два приёма. В первое время свободного полета бомбы занимали горизонтальное положение относительно земли, а затем принимали вертикальное положение, устремлялись к земле, увеличивали скорость движения и исчезали из поля зрения человека. Один из нас, я или Николай, в зависимости от того, кто находился на поверхности земли, прятался от разрывов бомб за стволами берез в зависимости от места падения бомб.
| В |
связи с передачей курсантского батальона в оперативное подчинение 2-ой отдельной бригаде морской пехоты, в нём произошли некоторые изменения как в вооружении, так и в организации разработки тактики и руководства ведением боя.
Из арсенала бригады батальону было выделено три 82-миллиметровых батальонных миномета с боевым комплектом мин. Из числа курсантов были сформированы боевые минометные расчеты, которые, используя паузу в боях, немедленно приступили к изучению устройства конструкции и принципа действия нового оружия, а также правил ведения прицельного огня и методов его корректировки.
Капитан 1 ранга Серебровский В.П. в своих заметках о событиях тех дней вспоминает, что от взвода, которым командовал инженер–лейтенант Дубинин, в минометный расчет третьей роты выделили его, Николая Жука и Василия Сапрыкина. Все они были курсантами набора 1941 г. Василий Сапрыкин был родом из Грозного или Майкопа, где он воспитывался в детском доме. Николай Жук был назначен командиром минометного расчета. В тот же минометный расчет по приказанию командира взвода Дубинина были включены курсанты 1-го курса паросилового факультета Смирнов В. и Рабинович Ф.М. Во взводе Дубинина служили еще несколько паросиловиков 1-го курса, в частности Смоленов М.В. и Торгашев. Курсанты первого курса паросилового факультета вышли из тыла немецко-фашистских войск в районе расположения батальона училища 18 августа. По разным причинам они во время сухопутных боев на берегах Чудского озера не смогли присоединиться к личному составу Чудской флотилии, которые в то время в пешем строю продвигались в направлении на Ленинград.
К батальону были прикомандированы младшие командиры и красноармейцы–специалисты по миномётам: старшина Барышников, командир отделения Тронтин и еще один красноармеец, фамилию которого установить не удалось. Они не особенно глубоко знали свою профессию, но изо всех сил старались помочь курсантам овладеть миномётами и стрельбой из них. К началу боевых действий курсанты об устройстве миномётов и ведении стрельбы из них знали всё, что требовалось для их использования, но теоретически. Практических минометных стрельб не проводилось: не разрешало командование батальоном. Практику ведения стрельбы миномётные расчеты получили непосредственно в первом же сражении с врагом.
Старшина Барышников 15 сентября 1941 г. в Адмиралтействе просил своих командиров по курсантскому батальону взять и его для переправы через Ладогу на Большую землю. Он очень просил командиров взять его в качестве баталера, но ему в этом отказали. В то время старшина Барышников, конечно же, не знал, куда он просился и что случится с курсантами и гражданскими лицами училища утром 17 сентября на Ладожском озере.
В батальоне из армейских командиров бригады был сформирован штаб, который начал планировать и разрабатывать боевые решения для командира батальона. Был назначен и начальник штаба. Он имел воинское звание майора. Однако, в то время у наших командиров было, к сожалению, маловато практического опыта по руководству подчиненными подразделениями в оборонительном и наступательном бою.
18 и 19 августа через расположение батальона прошли в сторону Луги войска и обозы 8 армии, отходившие из Эстонии.
| С |
рассветом 19 августа 3-ий взвод 3-ей роты под командованием инженер–лейтенанта Попова и помощника командира взвода Пашкова был направлен на охрану аэродрома, находившегося в районе города Котлы.
К моменту прибытия взвода на аэродром на нём уже не было наших самолетов, летчиков и личного состава инженерно-технических служб обслуживания, продоволь-ственных и вещевых служб снабжения и комендантского подразделения охраны аэродрома: летный состав с обслуживающим персоналом перелетел на другой аэродром. Летчики меняли место своей дислокации, видимо, в большой спешке. Они оставили на аэродроме много различного оборудования, даже бросили на произвол судьбы продовольственные и вещевые склады, набитые обмундированием и продовольствием.
На аэродроме имелись грунтовые взлетно-посадочные полосы. Наш взвод должен был препятствовать и не допустить посадку на аэродром тяжелых военных немецко-фашистских транспортных самолетов с десантом, а также должен был уничтожить и воздушный десант противника, если он будет высаживаться на аэродром.
В первый день прибытия на аэродром курсанты разнесли по взлетно-посадочным полосам и разместили в хаотическом порядке большие и тяжелые бревна, которые на аэродром заранее были завезены прежними хозяевами. В тот же день каждый курсант выкопал для себя на взлётно-посадочных полосах окоп на расстоянии десяти–пятнадцати метров друг от друга, то есть в пределах визуальной видимости и голосовой связи.
На следующий день, 20 августа, рано утром, когда еще не рассеялся густой утренний туман, над аэродромом появились тяжелые самолеты немецкого вермахта. Их было не менее пяти единиц. Они несколько раз медленно на низкой высоте проплыли над взлетно-посадочными полосами, убедились в невозможности посадки и удалились восвояси. Курсанты, с прошлого вечера находившиеся в своих окопах, наблюдали за действиями самолетов и сожалели, что не могли активно противодействовать наглому врагу и не могли сбить или поджечь самолеты, когда для этого имелись благоприятные возможности. В батальоне не было зенитных орудий. Транспортные самолеты врага над аэродромом больше не появлялись
В тот же день после полудня, когда напряженность в боевой обстановке значительно спала и когда к нам пришла твердая уверенность, что противник не будет пытаться сесть на аэродром, командир взвода и его помощник впервые решили заняться боевой подготовкой: организовали показательное учение по метанию ручной гранаты РГД. На учении Попов разрешил израсходовать всего одну гранату, и по его приказанию метал боевую гранату в учебных целях командир четвертого отделения курсант 1-го курса Лазарев Н.М.. Теперь курсанты взвода непосредственно наблюдали из укрытия взрыв гранаты и могли оценить опасность такого взрыва для бойца.
Немецко-фашистское командование не оставило без внимания охранявшийся нами аэродром: к вечеру над нами появился немецкий разведывательный самолет, который мы между собой называли “рамой”. Пилот самолета выполнил свою задачу и ушел курсом на Запад в сторону расположения немецко-фашистских войск.
С разрешения командира взвода мы осмотрели служебные аэродромные строения и помещения продо-вольственных и вещевых складов и кладовок. В вещевых складах летчики оставили много авиационного обмундирования. Например, один из складов содержал в большом количестве унты и авиационные бушлаты на натуральном лисьем меху.
| П |
ротивник 22 августа при сильной поддержке артиллерии, миномётов и авиации начал наступление в направлении Котлы–Копорье. Немецко-фашистским войскам на этом направлении противостояли батальоны и роты 2-ой отдельной бригады морской пехоты. Бои были тяжелыми. В ночь с 22 на 23 августа подразделения бригады, оборонявшие позиции в районе населенного пункта Алексеевка и понесшие большие потери в живой силе и технике, отошли, сосредоточились в районе севернее Керстово и заняли там оборонительные рубежи.
Утром 22 августа посыльный доставил приказание взводу Попова возвратиться в батальон. К вечеру того же дня взвод возвратился в батальон и поступил в распоряжение командира роты.
Для прикрытия левого фланга 2-ой отдельной бригады морской пехоты в ночь с 22 на 23 августа из района южнее населенного пункта Большое Руддилово был выдвинут со своих резервных позиций на рубежи севернее населенного пункта Кикерицы 2-ой батальон училища им. Ф.Э.Дзержинского. Роты и взводы батальона шли на новые позиции вдоль обочин дороги Алексеевка–Котлы почти всю ночь. Тяжелое вооружение (батальонные минометы и склад боепитания), а также тыл и санитарная часть следовали на трех училищных грузовиках и под управлением гражданских шоферов училища. Грузовые автомобили ехали по дороге с выключенными фарами.
Впереди, в тёмном небе, сияло красное зарево и беспрерывно мелькали яркие вспышки света от взрывов мин, артиллерийских залпов и разрывов снарядов. Горели населенные пункты между Алексеевкой и Керстовом. При движении к новым рубежам обороны батальону встречались отходившие наши войска. В основном, это были армейские подразделения. Среди них было много раненых бойцов с перевязанными ранами, были и лихие матросы с перемотанными на груди слева направо пулеметными лентами, в черных залихватских бескозырках и с обычной винтовкой в руках.
Во второй половине дня 23 августа через расположение батальона прошел небольшой, но достаточно организованный отряд саперов. Командир отряда сообщил нашим командирам, что теперь между нами и немецко-фашистской группировкой наших войск нет. Мы стояли лицом к лицу с сильно вооруженным, отмобилизованным, коварным и наглым врагом.
Весь день 23 августа батальон находился в лесу вблизи рубежей, которые нам в будущем надлежало занять. Командиры уточняли позиции, коки кормили бойцов. Молодой повар Александр Наборов приготовил на ужин для курсантов вкусную гречневую кашу, был очень вежлив и любезен с курсантами.
После прибытия к новым позициям 3-ий взвод 3-ей роты занял оборону на левом фланге батальона в сплошном лесу с редкими небольшими опушками, с нетронутой человеком растительностью на развилке большака[9], который пересекался с шоссейной дорогой Алексеевка–Котлы почти под прямым углом. Основная задача взвода: не допустить в тыл батальона немецко-фашистские подразделения, если они будут пытаться это сделать по большаку в обход его главных сил. Боевое задание, поставленное взводу, содержало и требование остановить и не пропустить в тыл батальона танки противника.
| Н |
а новом месте взвод Попова расположился поздно вечером 23 августа. Вырыли окопы. Очень быстро нами было установлено, что позади нас, на небольшом удалении, находились в обороне бойцы, как мы называли, “кронштадтской” бригады морской пехоты. Вооружены они были легким стрелковым оружием, но по сравнению с нами, более современным: для каждых трех бойцов имелся ручной пулемет Дегтярева с круглыми дисками–магазинами патронов, каждый краснофлотец имел в качестве личного оружия пистолет–автомат или автоматическую винтовку Симонова. Между краснофлотцами и курсантами установилась дружеская связь. Они нам и рассказали о своем вооружении. Курсанты в расположение морской пехоты не ходили. Сейчас можно предполагать, что это была или часть роты, или взвод 2-ой отдельной бригады морской пехоты (её резерв).
24 августа, когда рассвет вошел в свои права, во взвод прибыл курсант–рассыльный из штаба батальона. Он был курсантом набора 1941 года, выше среднего роста, мне показался неуклюжим в движениях. Курсанты взвода уже не спали и были на ногах, когда он подошёл к нам и спросил:
– Это третий взвод третьей роты?
– Да, – ответил Попов
– Командир батальона приказал вам произвести разведку вот в этом, – и курсант неуверенно вытянул вперед правую руку сначала в одном, затем в другом, в третьем направлениях…Руку опустил. Задумался. Стал внимательно осматривать вокруг себя верхушки деревьев. Вновь поднял руку. Указал ею направление вдоль большака и заключил: – Вот в этом направлении.
– А может в другом?
– Нет, в том, как я показал. Полдня идти по этой дороге. Затем повернуть назад. К вечеру доложить результаты разведки.
Командир взвода Попов поручил выполнить вновь полученную боевую задачу более опытным курсантам. В разведку пошло четвертое отделение. Оно состояло целиком из курсантов первого курса паросилового факультета, в то время как в остальных отделениях большинство составляли курсанты набора 1941 года. В разведку пошли налегке. Вещевые мешки, скатки из шинелей, плащ–палатки и противогазы оставили во взводе. Противогазные сумки загрузили своими патронами и патронами, которые дали нам курсанты взвода из своих личных запасов.
Разведкой командовал командир отделения Лазарев Н.М.. С ним в разведку ходили курсанты первокурсники–паросиловики Зобков, Тришкин, Журбин, Кременецкий, Лобадюк, Бузунов, Ермаков, Александров, Семененко и еще несколько человек (не более трех). Шли по левой стороне большака, на дорогу не выходили, себя не демаскировали. Впереди и со стороны дороги в пределах визуальной видимости шли дозоры – по два курсанта в каждом дозоре. Дозорные также на дорогу не выходили.
Во время разведки на большаке встретили только одного красноармейца в шинели и раненого в горло. Он шел в медицинский пункт, где ему, по его словам, должны оказать помощь. Его рана была перевязана обычным вафельным полотенцем, из-под повязки сочилась кровь, но боец шел… Мы предложили помощь, но он предпочел идти в одиночестве.
Солнце начало клонить к горизонту, и мы повернули на обратный курс. Когда разведчики подходили к месту расположения взвода, они попали под прицельный минометный огонь противника. Мины разрывались вблизи нас. Мы залегли. Три мины упали рядом, но нам повезло. Они, ударившись о мох, который в том месте покрывал поверхность земли и старые пни деревьев сплошным слоем, повалились на бок и остались лежать в таком положении.
Одновременно с этим, бойцы подразделения из резерва командира морской бригады, располагавшиеся сзади нашего взвода, приняли нас-разведчиков, приближавшихся к их позициям со стороны немцев, за врага и открыли через головы курсантов взвода Попова заградительный огонь из всех видов оружия, которое было в их распоряжении, включая и станковые пулеметы.
Мы лежали на земле и кричали: “Свои! Свои! Свои!”. Стрельба прекратилась. От минометного обстрела немцев и от ружейно-пулеметной и автоматной завесы своих морских пехотинцев курсанты–разведчики, к счастью, потерь не понесли: не было ни раненых, ни убитых. В это самое время основные силы батальона вели ожесточенный бой с немцами, которые стремились прорваться к населенному пункту Большое Руддилово.
Я доложил командиру взвода Попову и его помощнику Пашкову о результатах разведки. Суть доклада состояла в том, что на большаке и на приле-гавшей к нему местности ни наших, ни немецко-фашистских войск нет. Выслушав доклад, Попов приказал:
– А теперь идите и доложите об этом командиру батальона.
Решение Попова показалось мне странным. Я полагал, что командиру батальона о результатах разведки должен докладывать командир взвода, а не командир отделения. Кроме того, я не знал, где находится штаб батальона и по какой дороге туда нужно идти. Однако приказания не обсуждаются, а выполняются. Я быстрым шагом направился в сторону штаба батальона, не взяв своих вещей, которые оставил перед уходом в разведку.
| С |
утра 24 августа роты и взводы 2-го батальона заняли исходные позиции для обороны севернее населенного пункта Кикерицы на развилке дорог в лесу. Немецко-фашистские войска, наступавшие в направлении на Котлы, с ходу с курсантским батальоном в бой не ввязались.
Основная огневая мощь батальона – батальонные минометы не были полностью изготовлены к активному столкновению с фашистским войском: индивидуальные окопы для укрытия от фугасных снарядов, бомб и мин курсанты выкопали, но выкопать окопы для минометов не успели. При установке минометов в боевое положение боевые расчеты использовали естественные складки местности. Корректировка минометного огня в боевых расчетах проводилась не лучшим образом. Корректировщик забирался на дерево и голосом докладывал наводчикам и командиру расчета результаты стрельбы. Корректировки огня минометов из боевых порядков взводов и рот первой линии с помощью телефонной или радиосвязи не было из-за отсутствия необходимых технических средств. Впереди минометных позиций располагался в обороне пулеметный взвод под командованием инженер–лейтенанта Дмитриева – выпускника паросилового факультета 1941 года.
Штаб батальона охранялся специальным подразделением курсантов первого курса дизельного факультета и набора 1941 года. Подразделение насчитывало не более 12 человек. Оно выполняло охрану штаба и обеспечивало связь штаба с командирами рот и взводов с помощью рассыльных и связных курсантов. Тыл батальона особой охраны не имел.
В первой половине дня немецко-фашистская пехота особой активности не проявляла. Курсанты вели огонь из укрытий по одиночным целям. Немецко-фашистская авиация произвела несколько налетов на позиции батальона. Налеты сочетались с артиллерийскими и минометными обстрелами наших позиций.
Во второй половине дня активность авиации, артиллерии и минометных расчетов врага усилилась. После мощной огневой обработки наших позиций пехота противника предприняла несколько попыток овладеть оборонительными позициями батальона, но всякий раз отходила из-за яростного пулеметно-ружейного и автоматного огня курсантов. Немцы несли потери. Активную роль в обороне наших позиций играли батальонные минометы, которые своим непрерывным огнём наносили врагу большой урон в живой силе и технике. К вечеру немцы начали откровенную охоту на минометные расчеты и корректировщиков минометного огня. Несколько курсантов–корректировщиков были подбиты на деревьях точными прицельными выстрелами снайперов врага и тут же погибли. С наступлением вечерних сумерок наша минометная мощь ослабла, враг же активизировал действия пехоты, вооруженной автоматическим оружием. Курсанты занимали свои позиции, врага к себе не подпускали и без приказа ни шагу не сделали в сторону тыла. Во время одного из контрударов курсантов погиб младший политрук Кондратьев – политрук 2-ой роты батальона.
Поздно вечером батальону было приказано под покровом ночи оставить занимавшиеся рубежи обороны и занять к утру 25 августа оборону западнее населенного пункта Большое Руддилово на развилке автомобильных дорог Алексеевка–Котлы и Алексеевка–Копорье и удерживать эти позиции до подхода свежих сил.
| О |
сновные силы батальона уже отходили на новые позиции, когда немецко-фашистские автоматчики совершили налет на штаб и тыл нашего батальона. В тот момент времени я, исполняя приказание командира взвода Попова, нашел в роще месторасположение штаба. Были уже глубокие сумерки, стало значительно прохладнее, чем днем. Незнакомый курсант показал мне землянку штаба батальона. Я спустился вниз по ступенькам, вошел в землянку и увидал в ней только одного человека, сидевшего за столом, на котором была разложена большая зеленая карта. Это был командир с двумя “шпалами” в петлицах на гимнастерке. Я понял, что передо мной был начальник штаба батальона. Выслушав доклад о результатах разведки, он уточнил на карте путь нашего следования и спросил:
– На большаке ни наших, ни немецко-фашистских войск не встретили?
– Не встретили, – ответил я.
– Об этом сейчас идите и доложите комбату. Он здесь на территории штаба. Он пошел в тыл батальона, к автомашинам.
Под “тылом батальона” начальник штаба понимал грузовые автомобили, арсенал, продовольственную и вещевую части, санитарную часть и др. Я знал полковника Алексеева в лицо. В училище полковник Алексеев носил тёмно-синий китель с четырьмя средними золотыми нашивками на рукавах с коричневым просветом. Курсанты паросилового факультета его уважали и побаивались, между собой называли его “Дядей Васей”. В батальоне полковника Алексеева я не встречал и в форме морского пехотинца его не видал.
Я вышел из землянки начальника штаба и спросил у проходившего мимо курсанта о расположении тыла батальона и не видал ли он здесь поблизости командира батальона. Курсант показал направление, куда я должен был идти, на вопрос о командире батальона ответил отрицательно. О нахождении командира батальона я осведомился еще у нескольких человек, последний из которых ответил:
– Только сейчас его видел. Вон грузовики стоят между деревьев, видите? – спросил меня курсант, показывая рукой в сторону высоких деревьев с густым подлеском. – Он там разговаривает с шоферами.
Я быстро устремился к грузовикам, которые слабо просматривались в густом подлеске и в наступавших сумерках.
Штаб батальона располагался на краю леса. Небольшие полянки чередовались густыми зарослями кустарника и высокими деревьями. Была заметна одна заросшая травой и кустами разграничительная линия – канава лесников. Вечерние сумерки становились всё мрачнее и темнее. Со стороны тыла штаба батальона в направлении Большого Руддилова было видно большое картофельное поле.
В пяти шагах от меня, среди деревьев, стояли друг перед другом в воинственных позах два человека: командир одного из минометных расчетов сержант Жук и начальник отдела контрразведки батальона старший лейтенант. Слева от них стоял грузовой автомобиль. Несколько курсантов грузили в него через нераскрытый задний борт разобранный миномет, готовый к транспортировке. Начальник отдела контрразведки держал в правой руке пистолет, который дулом был приставлен к груди сержанта, и громко кричал:
– Я вам приказываю продолжать стрельбу из миномета.
– А я вам докладываю, – отвечал командир расчета, – стрелять некому. Корректировщики вышли из строя. Часть из них погибла. Я не могу…
Сержант не закончил свою фразу. Слева, сзади и справа раздались звуки автоматно-пулеметных очередей. На территории штаба и близлежащих участках земли начали рваться вражеские мины. Я распластался на земле. Над нашими головами немецкие автоматчики создали сетку из трассирующих автоматных очередей своего оружия. Невозможно было поднять голову и как следует оценить обстановку. Справа от меня велась такая интенсивная стрельба, что в ушах стоял грохот. Я изловчился, вынул из левого грудного кармана гимнастерки запал, вставил его в гранату и наотмашь метнул её в правую сторону от себя. Раздался взрыв, а с ним, как по команде, прекратилась и автоматная стрельба. Немцы также внезапно исчезли, как и появились в расположении штаба и тыла батальона.
Наступила тишина. По картофельному полю, переваливаясь с грядки на грядку, в глубоких сумерках удалялись в сторону Большого Руддилова грузовые автомашины. Курсанты дизельного факультета несли к краю леса на плащ–палатке тяжелораненого начальника штаба батальона. Он беспрерывно стонал.
На месте этих трагических событий оказались курсанты и командиры различных подразделений, которые выполняли приказ об отходе на новые рубежи обороны и которые на территории штаба оказались совершенно случайно. Старший политрук Петров, служивший до начала войны в должности секретаря партийной организации паросилового факультета училища, был старшим среди всех, кто окружал его. Он взял на себя командование этой группой курсантов и командиров.
От интенсивного обстрела минами на местности сконцентрировался слой пороховых газов, которые стелились над землей в виде тумана высотой до пояса среднего человека. Граница между чистым воздухом и пороховыми газами была четкой. Кроме того, наступившая вечерняя прохлада вызвала туманообразование, что придало пороховым газам относительную устойчивость. Один из курсантов набора 1941 года обратил внимание на образовавшуюся дымку около земли. Он подошел к Петрову и доложил: “Газы!”. Петров крупным быстрым шагом почти подбежал к стелившемуся туману, сделал для пробы глубокий вдох этого самого “отравляющего газа” и громко подал команду: “Газы! Одеть противогазы!”
Все курсанты и командиры исполнили его команду, кроме меня: мой противогаз остался во взводе на перекрестке большака. Что делать? Не обегать же это газовое поле, можно отстать от своих. В моей голове начали роиться различные мысли. Мелькала даже мысль бежать на место, где размещался мой третий взвод третьей роты утром, до ухода в разведку. Эту мысль быстро исключил из рассуждений, ибо понял, что в создавшейся обстановке взвода на прежнем месте уже нет.
Петров, будучи в противогазе, прогремел своим могучим голосом: “Вперед! За мной!”. И вся группа курсантов и командиров, накинув на себя плащ–палатки, двинулась плотной цепочкой, гуськом, за ним. Шли в тыл, в сторону Большого Руддилова. Я понял, что батальон отходил в тыл на новые позиции. Фигуры последних курсантов начали уже исчезать из поля моего зрения, а я все стоял на краю газового облака в одной гимнастерке с винтовкой в руках и с сумкой от противогаза, наполненной патронами, и раздумывал… Наконец, не взирая ни на что, решительно побежал догонять товарищей. Они продолжали форсировать “газовое” поле в противогазах. Я шел, свободно дышал и не чувствовал признаков отравляющих газов. Курсанты, которые шли впереди меня в противогазах, так же сняли противогазы и с радостью дышали свежим воздухом. Преодолев картофельное поле, колонна вошла в лес. Петров подал команду, и противогазы сняли. В лесу трава и кустарник были обильно покрыты влагой росы. Плащ–палатки защищали бойцов от неё. Они оставались сухими, а я промок до мозга костей.
Организованного сопротивления немецким автоматчикам при их налете на штаб батальона оказано не было, ибо систематического ведения разведки, боевого охранения в батальоне не было. Не было выделено и надлежащих сил для охраны штаба и тыла батальона. Огонь автоматчиков был неприцельным и беспорядочным. Немцы рассчитывали вызвать в наших рядах страх и панику. Этого они не добились, но они обезглавили руководство батальоном. Во время налета врага на штаб батальона пропал без вести его командир полковник береговой обороны Алексеев И.Н.. После этого налета автоматчиков его уже больше никто не видел. Он или был убит, или был захвачен в плен немецко-фашистскими солдатами. Начальник штаба батальона был тяжело ранен. Курсанты 1 курса дизельного факультета, среди которых был и курсант Шитиков Е.А., всю ночь несли его на плащ–палатке до населенного пункта Большое Руддилово, где передали его в руки медицинского персонала. Положение начальника штаба было очень тяжелым. Во время налета автоматчиков на штаб и тыл батальона он выбежал из штабной землянки для организации отпора врагу, но тут же получил пять пулевых ранений. В командование батальоном вступил командир первой роты старший инженер–лейтенант Белоконов Г.Д.
| К |
утру 25 августа второй батальон сосредоточился в лесном массиве в двух километрах от населенных пунктов Войносолово и Большое Руддилово на берегу одного из притоков речки Сумы в районе мельницы. Курсанты и командиры, не имевшие передышки в маневрировании и в боевых действиях в течении нескольких суток, отдыхали, а большинство из них, спали. Я со своими друзьями Тришкиным, Зобковым, Журбиным, Бузуновым, Кременецким, Меламедом и другими курсантами сидели на берегу речки на камнях, омытых когда–то чистой дождевой водой, на речном песке и на зеленой траве. Кто в меру, но бдительно, дремал, а кто думал свою думу. Рядом с нами отдыхал инженер–лейтенант Андреев Владимир Иванович – выпускник паросилового факультета училища 1941 года.
Во второй половине дня в расположение батальона прибыло несколько полковников в зеленых фуражках с приказом о занятии батальоном новых оборонительных позиций. В то время полноценной связи вышестоящего штаба с подчиненными войсками не было. Связь осуществлялась с помощью посыльных. Неожиданно для всех нас к нашей группе курсантов подбежал один из полковников. Он обратился к инженер–лейтенанту Андрееву и громко объявил:
– Вы будете командиром боевого охранения. А вот эта группа красноармейцев, – и он в воздухе правой рукой очертил замкнутую кривую линию, внутри которой оказалось человек двадцать, – будет бойцами охранения. Встать! За мной бегом м–а–а–а–рш!
Его голос звучал с жестоким металлическим оттенком и уверенно. Он, видимо, полагал, что так и нужно командовать взводами, ротами, батальонами…
С места большого привала на новые оборони-тельные рубежи мы вместе с полковником и с инженер–лейтенантом Андреевым бежали по большим открытым лугам, покосам, на которых крестьяне, несмотря на войну, уже скосили траву и насушили много сена. На лугах стояло несколько больших стогов с готовым кормом для скота. Погода была солнечной. Было относительно жарко. На полпути к деревне Войносолово, где мы должны были занять позиции боевого охранения батальона, на открытой местности, в небе появились немецкие самолеты в количестве не менее 20 машин, которые в боевом строю шли курсом на восток бомбить наши города и села. Курсанты самолеты врага обнаружили относительно поздно. По приказанию Андреева мы начали быстро рассредоточиваться, то есть разбегаться в разные стороны. На местности естественных укрытий не было. Три немецких самолета вышли из общего строя и направились было в нашу сторону, но тут же резко изменили свое намерение и возвратились в общий ордер хищной стаи.
Курсанты продолжали бежать к указанной им цели. Командира связи– полковника среди нас уже не было. Он отделился от нас тогда, когда посчитал нужным, и куда-то исчез из нашей видимости.
| В |
деревне Войносолово по обе стороны шоссейной дороги были заблаговременно гражданским населением (во время оборонных работ) вырыты добротные ДЗОТы (деревянно–земляные огневые точки) с двойным деревянным перекрытием сверху и с ходами сообщения между ними глубиной почти в рост человека.
Инженер–лейтенант Андреев приказал мне и курсанту Зобкову быть всегда при нём в качестве посыльных или рассыльных. В командном ДЗОТе, который он занял, кроме нас, находилось еще несколько курсантов набора 1941 года. Другие ДЗОТы также были заняты нашими бойцами. К счастью и общему удивлению в ДЗОТах курсанты обнаружили в жестяных запаянных банках продукты питания: белые сухари, сливочное масло, сахар и конфеты–подушечки. Всё это для нас было очень кстати. Уже несколько суток некоторые из нас не притрагивались к пище.
Деревня Войносолово находилось в трех–четырех километрах западнее деревни Большое Руддилово, на шоссейной дороге Алексеевка–Котлы. Основные силы батальона заняли оборону западнее населенного пункта Большое Руддилово на шоссе Большое Руддилово–Копорье.
Ближе к вечеру, после размещения на новом месте, инженер–лейтенант Андреев приказал мне направиться в Большое Руддилово и доложить командиру батальона о занятии нами позиций боевого охранения, просить о нашем численном усилении и получить для командира боевого охранения боевые указания.
Перед моим уходом на доклад в Большое Руддилово над нашими окопами появился немецкий самолет–разведчик, который не оставлял нас без своего внимания, не считая небольших перерывов, до наступ-ления темноты.
Между Войносоловым и Большим Руддиловым была холмистая равнина, заросшая кустарником в человеческий рост. Отдельные возвышенности, высотой в несколько метров, чередовались низинами, где росла высокая трава. Я быстрым шагом засветло дошел до места назначения.
Курсанты батальона южнее магистральной дороги на Копорье, на задних усадьбах крестьянских домов, рыли окопы, пилили бревна, сооружали ДЗОТы. Причём, окопы сооружались из расчета, что противник будет атаковать позиции батальона со стороны леса в северном направлении, а не со стороны дороги с запада на восток. Я быстро нашел старшего инженер–лейтенанта Белоконова. Он стоял в окружении нескольких командиров и вел с ними беседу. Я доложил ему все, как приказал Андреев. Белоконов выслушал доклад и приказал:
– Держите оборону. Докладывайте обстановку посыльными. Подкрепление будет ночью, а может его и не быть. Вот и всё. Так и доложи Андрееву.
Я еще находился в расположении батальона, когда вражеская штурмовая авиация напала на подразделения батальона. Самолеты атаковали позиции курсантов со стороны леса, шли в атаку тройками несколькими эшелонами. Летчики стреляли по нашим позициям из крупнокалиберных пулеметов. Пули меня не зацепили. В деревне на улице, около домов стояло несколько подвод беженцев. Они уходили от немцев вглубь страны. На телегах сидели старики, женщины и дети. Во время налета авиации немецкие летчики ранили одного из мужчин. Женщины суетились около него и оказывали ему первую медицинскую помощь.
После первого налета авиации я быстро зашагал в сторону Войносолова. На место прибыл уже затемно. На низины опустился густой туман. Я сильно измок, а высушиться было негде.
Андреев выслушал мой доклад о походе в Большое Руддилово, а затем дал указания о ночном дежурстве в нашем ДЗОТе.
Ночью к нам подошло пополнение в количестве около тридцати человек. В окопы с нашей стороны дороги прибыли краснофлотцы, призванные из запаса. Они были в возрасте около тридцати лет. В окопах по другую сторону дороги расположились ополченцы. Ночью же в командный ДЗОТ пришли курсанты–мои однокашники Бузунов, Кременецкий, Лобадюк, Меламед. Они сообщили, что расположились в самом крайнем ДЗОТе с левого фланга охранения и что у них полный порядок во всём. Курсанты звали меня, Зобкова и Тришкина присоединиться к ним. Инженер–лейтенант Андреев запретил нам куда–либо от него отходить и одновременно предложил моим товарищам остаться в командном ДЗОТе. Они попросили разрешения у командира боевого охранения отбыть на свою позицию. Андреев согласился с их просьбой. С тех пор я больше нигде и никогда не встречал своих боевых товарищей.
| С |
рассветом над боевым охранением вновь появился немецкий самолет. Он снижался до предельно-возможной высоты. Курсанты вели по самолету ружейный огонь. Летчик высовывал руку из кабины самолета и грозил нам кулаком – смотрите мол, мы сейчас зададим вам перцу. Самолет набирал высоту. Немецкая артиллерия начинала обстреливать нас шрапнелью. Мы укрывались в своих ДЗОТах. Самолет, находившийся к тому времени на достаточной высоте, корректировал огонь артиллеристов. Артиллерийский обстрел заканчивался, самолет начинал снижение. Летчик проводил сравнительное наблюдение результатов артиллерийского обстрела. Мы выходили из своих укрытий и открывали ружейный огонь по самолету. И далее всё повторялось вновь.
Наших самолетов или зенитной артиллерии на поле боя не было. Разведки мы не вели, а поэтому о численности и вооружении наступавшего на нас противника почти ничего не знали. В нашем распоря-жении не было никаких средств связи, чтобы доложить командованию о возникшем контакте с врагом или вызвать на помощь авиацию, артиллерию или танки.
Во второй половине дня немецко-фашистские войска перешли к активным действиям. Перед нашими окопами присутствия их пехоты не обнаруживалось. Немцы просочились в наши окопы по другую сторону дороги и начали оттуда забрасывать нас через дорогу гранатами. На этот выпад врага мы ответили тем же. Кроме того, часть курсантов боевого охранения по приказанию Андреева выдвинулась на полотно дороги с нашей стороны и открыла по немцам пулеметный огонь. Андреев, Зобков, Тришкин и я стояли в командирском ДЗОТе во весь рост и стреляли по целям, которые мелькали по ту сторону дороги. Огонь с нашей стороны был жидковатым. Немцы же обрушили на нас несметный вал пулеметно-автоматного огня. Затем они, вне пределов нашей видимости, по зарослям кустарника зашли к нам в тыл.
Командир боевого охранения Андреев, посчитав, что мы выполнили свою задачу, отдал приказ “Отходить к Большому Руддилову”.
При выходе из окопов при первом броске многие курсанты и краснофлотцы погибли, так как пытались покинуть окопы, перепрыгивая через бруствер, во весь рост. Андреев уточнил своё приказание. Он громко подал команду „Отходить по канавам!” При втором броске выхода из непосредственного боя на отрыв от врага мы воспользовались дренажными канавами, которые когда-то были вырыты для осушения луговых пастбищ. По ним бойцы охранения вышли в кустарниковые заросли в своем тылу. Когда Андреев, нагнувшись, вместе с нами выходил из окопов, немецкий автоматчик выпустил в него прицельную очередь на поражение. Пули попали в зазор между головой и каской, пробили её на вылет, задев при этом немного волосы и кожу головы. Сам Андреев случайно остался целым и невредимым. В кустарниковых зарослях курсанты рассредоточились и продолжали двигаться к указанной цели. На небольшом пригорке, который был покрыт кустарником почти в рост человека, я, Зобков Коля и Борис Тришкин остановились перевести дух. Мы были сильно возбуждены происшедшим боевым столкновением с немцами, часто дышали. Неожиданно, из кустов со стороны Большого Руддилова, перед нами выросла огромная фигура полковника в зеленой фуражке.
– Вы почему отходите без приказания? – прокричал он на нас.
– Наш командир приказал нам отходить в сторону Большого Руддилова, – ответил я.
– Немедленно…
Полковник не успел закончить очередное свое приказание что-то немедленно нам сделать. Его перебил курсант Зобков, который обратился ко мне со словами:
– Кольк! Смотри-ка вроде немецкие танки ползут?
– Где? – спросил я.
– А, вон, смотри! – И он указал правой рукой в сторону Войносолово на вспаханное поле, распола-гавшееся в километре впереди, справа от нас.
С пригорка, на котором мы находились, поле хорошо просматривалось. Танки шли по полю строем фронта тремя колонами беспрепятственно, за собой оставляли небольшой пыльный след. Я повернулся в сторону полковника, чтобы спросить…Полковника на месте уже не было. Мы быстрым шагом устремились в сторону Большого Руддилова.
В то время, когда боевое охранение сдерживало продвижение немецко-фашистских войск в направлении Большого Руддилова, вражеская бомбардировочная и штурмовая авиация наносила бомбовые и огневые удары по основным силам батальона. Село горело и было в огне, когда мы к нему подошли со стороны запада. Из-за горевших домов на нас были направлены штыки и дула винтовок: курсанты батальона покинули свои первоначально подготовленные позиции и стали оборонять село от врага, двигавшегося по магистральной дороге с запада на Копорье. С криком „Свои! Свои!” мы вошли в село. Около горевшей силосной башни на нашем пути стоял и смотрел на нас стеклянными глазами большой чёрный баран с огромными рогами. Он был мертв.
Около одного из домов мы заняли боевую позицию, приготовились отражать атаку немецкой пехоты. Но она в нашей видимости не появлялась. К селу приближалась вражеская танковая колонна. Навстречу ей с восточной стороны села из лесного укрытия вышли наши три танкетки. Немецкая артиллерия и минометы поразили две из них. Третья вышла из боя невредимой. Экипаж первой танкетки погиб, сгорел, а экипажу второй удалось выбраться из горевшей машины с помощью подоспевших курсантов.
Немецкая пехота в нашей видимости не появлялась и к селу не подходила. Мы оставили Большое Руддилово. по приказанию своих командиров: „Выходить из боя в восточном направлении”. Когда курсанты подошли к лесному массиву на восточной стороне села, на краю леса они увидали наши артиллерийские позиции и пехоту, готовых вступить в вооруженную схватку с врагом.
Вскоре батальон организованно прибыл в Петергоф, где курсанты жили несколько дней и занимались возведением оборонительных позиций. Затем батальон в пешем строю и на трамваях прибыл в Ленинград в здание главного Адмиралтейства.
В ожесточенных и кровавых боях с немецко-фашистскими захватчиками под Ленинградом курсанты и командиры батальона мужественно и самоотверженно, как позволяла боевая выучка и вооружение, стояли на своих позициях, не покидали их без приказа вышестоящих командиров. В тяжелых условиях батальон училища выстоял, сохранил свою боевую организацию и воинский порядок в подразделениях. Выделить кого-то в лучшую сторону по сравнению с другими, является неправомерным действием, ибо каждый курсант и командир сражался с врагом не на жизнь, а на смерть.
Курсантский батальон 2-ой отдельной бригады морской пехоты, несмотря на недостаточное вооружение и полное отсутствие технических средств связи, оптического наблюдения, танковой, артиллерийской, миномётной и авиационной поддержки, полностью выполнил свои задачи по задержанию врага на промежуточных рубежах обороны на дальних и ближних подступах к Ленинграду до подхода регулярных войск и организации надежного сопротивления врагу.
Глава 4. ОТРЯД УЧЕБНЫХ КОРАБЛЕЙ УЧИЛИЩА им. Ф.Э.ДЗЕРЖИНСКОГО.
ЧУДСКАЯ ВОЕННАЯ ФЛОТИЛИЯ
ОТРЯД УЧЕБНЫХ КОРАБЛЕЙ
Командиром отряда учебных кораблей в г. Тарту был капитан–лейтенант Бандовский Н.В.. В отряде были флагманским штурманом старший лейтенант Башун В.М., флагманским связистом старший лейтенант Толстолуцкий Г.Г., флагманским врачом военврач 2-го ранга Томилин И.Н.
В состав учебного отряда кораблей входили три канонерские лодки „Нарва”, „Эмбах”, „Исса” и брандвахта „Плюса”. Водоизмещение каждого из кораблей было не более 200 тонн. Механизмы всех кораблей и брандвахты были сильно изношены. В качестве топлива для паровых котлов на всех кораблях использовались обычные дрова. Канонерские лодки „Исса” и „Эмбах” имели бронирован-ные рубки и по два фундамента для установки артиллерийских орудий. Корабли учебного отряда артиллерийского и другого вооружения не имели.
Руководителем летней практики курсантов первого курса паросилового, электротехнического и кораблестрои-тельного факультетов был капитан 1 ранга Авраамов Николай Юрьевич. С февраля 1941 года в училище он возглавлял кафедру „Военно-морских дисциплин и морской практики”.
23 и 24 июня, в дни прибытия курсантов в г. Тарту, они были расписаны по кораблям. Автор этих строк и все его товарищи по второму и третьему взводам паросилового факультета были определены на канонерскую лодку „Эмбах”. Началась летняя корабельная практика.
Курсанты были распределены по вахтам у паровых котлов, главных поршневых машин, вспомога-тельных механизмах, подшипниках линии вала и др. В машинно-котельных отделениях они несли вахту в каче-стве дублеров вахтенных краснофлотцев. Кроме того, курсанты выполняли обязанности дежурного по кораблю, дежурного по низам, дневального по кубрикам.
Штатные экипажи учебных кораблей, в том числе и машинно-котельные команды во главе со старшими инженерами-механиками (командирами электромеханиче-ских боевых частей – БЧ–5) состояли из младших командиров и матросов бывшей Эстонской флотилии на Чудском озере. После добровольного вхождения Эстонской республики в состав Советского Союза, они добровольно изъявили желание продолжать службу в Военно-Морском Флоте СССР. Так обстояло дело с командами всех канонерских лодок учебного отряда.
Командирами учебных кораблей были военные техники 1-го или 2-го рангов из числа слушателей первого курса параллельных классов дизельного факультета училища..
При нахождении корабля на ходу курсанты несли вахту на мостике в качестве сигнальщиков и рассыльных. Дежурный по кораблю отбивал склянки. Командиры отделений и помощники командиров взводов несли вахтенную и дежурную службу. На практике я был командиром 2-го отделения 3-го взвода. По училищной организации повседневной службы во взводе было два отделения.
| К |
азалось, что начиналась летняя практика, которую курсанты ожидали с большим нетерпением. На деле же вышло не так. В г. Тарту дыхание начавшейся войны с фашистской Германией ощущалось сильнее, чем в г. Ленинграде. В пригородах Тарту действовали диверсионные команды врага, которые у определенной группы местного эстонского населения находили материальную и моральную поддержку. Систематически в тёмное время суток, а в отдаленных районах и днем, на эстонскую территорию, находившуюся под контролем наших войск и тыловых учреждений, выбрасывались с самолетов немецкие парашютисты. Они организовывали в тылу сопротивление нашим войскам и советским властям. Питательная среда для организации такого сопротивления среди населения эстонской национальности была.
В г. Тарту по ночам и, даже, днем звучали ружейные выстрелы и пулеметные очереди. Огонь велся из чердачных помещений зданий. В качестве целей были люди в советской военной форме, партийные или советские работники. Увольнений курсантов-практикантов в город не производилось. Выход курсантов или командиров за пределы базы учебных кораблей в город по служебным делам осуществлялся в сопровождении одного или нескольких вооруженных бойцов. В городе было не спокойно. Расстояние между городом и передовыми отрядами наступавших немецко-фашистских войск с каждым днем, к нашему сожалению, быстро сокращалось.
Советским, партийным и военным руководством города курсанты Высшего военно-морского инженерного ордена Ленина училища им. Ф.Э.Дзержинского были привлечены к выполнению комендантских обязанностей. В ночное время мы несли охрану железнодорожного вокзала, отделения государственного банка, мостов через реки, участвовали в операции по предотвращению вывоза из города запасов продовольствия.
Эстонские националисты организовали массовую закупку населением продовольствия в магазинах города Тарту и вывоз его в пригороды для нужд бандитских вооруженных формирований. В течение нескольких ночей курсанты училища несли комендантскую службу на одиннадцати дорогах, связывавших г. Тарту с пригородами и, тем самым, уменьшили степень вреда от организованного грабежа государственных продовольственных запасов.
| В |
ночь с 24 на 25 июня в штаб отряда учебных кораблей училища поступило сообщение о бесчинствах эстонских националистов в селениях Пийри и Сааре на острове Пийрисааре в Чудском озере. Остров расположен к юго-востоку от устья реки Эмайыга у западного побережья озера.
Утром 25 июня от базы учебного отряда отошли два катера типа „КМ”, каждый из которых буксировал по пять гребных шестивесельных шлюпок с десантом курсантов. Десант спустился вниз по реке Эмайыга, вышел в озеро и взял курс на остов Пийрисааре. При подходе катеров десанта со шлюпками к цели из лесных прибрежных зарослей острова эстонские бандиты открыли пулеметный и ружейный огонь по шлюпкам и катерам десантников. Они стреляли плохо: водяные фонтанчики от падения пуль метались на поверхности воды перед плавучими средствами десанта. К тому времени шлюпки уже шли к берегу своим ходом на веслах. На озере была приличная волна, затруднявшая движение шлюпок.
При начале высадки курсантов на берег пулеметный и ружейный огонь со стороны бандитов прекратился. Они на моторных лодках отошли в заросли камыша, окаймлявшего густой высокой зеленой стеной западный, северный и восточный берега острова на сотни метров. Найти там бандитов практически было невозможно. Со стороны зарослей камыша были слышны звуки работавших двигателей их моторных лодок.
В островных селах до подхода курсантского десанта бандиты расстреляли красноармейцев, младших командиров и членов их семей поста воздушного наблюдения, оповещения и связи, а также руководителей партийной организации и советской власти на острове с семьями.
Непосредственно от противодействия бандитов десант курсантов потерь не имел. Однако,… С этой операции он доставил на базу, в г. Тарту, несколько раненых курсантов и батальонного комиссара Макарова, которые оказались жертвами нелепого случая.
При подходе десанта к острову батальонный комиссар Макаров находился в носовой части одной из шлюпок десанта. Он держал в правой руке гранату Ф–1, подготовленную к метанию, то есть с извлеченной предохранительной чекой. Внешнюю скобу гранаты прижимал пальцами правой руки к корпусу гранаты. Такие действия с гранатой категорически запрещаются: чеку из гранаты нужно извлекать только непосредственно перед её метанием. Когда со стороны острова в сторону приближавшихся шлюпок прострочила первая бандитская пулеметная очередь, батальонный комиссар Макаров, находившийся в сильно возбужденном боевом состоянии, встал во весь рост и что было силы прокричал: „Впе-р-ё-ё-ё-д! На вра-г-а-а-а! Ур-а-а-а!!!”. Из-за шума, который создавали волнение озера, ружейные одиночные выстрелы, пулемётные очереди врага, а так же команды и возгласы командиров и старшин, управлявших шестивесельными шлюпками в сложных морских условиях, его боевой призыв и порыв никто не слышал и не видел. Курсанты на вёслах все силы и внимание отдавали гребле, следили за действиями загребного и старались точно следовать за его движениями. Шлюпки сильно качало на волне. Остальные курсанты-десантники находились под банками, то есть внутри шлюпок ниже сидений гребцов. Они не видели, что происходило на поверхности воды и на суше.
После произнесенной команды возбужденный Макаров резко вытянул правую руку вперед, в направлении острова, и непроизвольно разжал пальцы руки. В пылу боевого азарта и вдохновения он забыл про гранату, которую держал на боевом взводе. Она упала на днище шлюпки, где плотно, один к одному, прижавшись друг к другу, лежали курсанты-десантники. Её скоба оказалась в боевом положении. Граната взорвалась в тот момент, когда политрук, опомнившись, пытался выбросить её за борт. Ему оторвало кисть правой руки и тяжело ранило несколько курсантов в область живота. Среди тяжело раненых был и курсант Нижников Василий Иванович. Это была первая операция на войне, в которой курсанты понесли потери. Досадно, но факт свидетельствует о том, что среди командиров, которым было оказано доверие командовать курсантами в боевой обстановке, были необученные и неподготовленные люди. Они наносили больше вреда своим подчиненным, чем враг, как в данном случае.
После высадки на остров, курсанты начали движение к селам. Между местом высадки и населенными пунктами оказалось большое болото и его можно было преодолеть, используя кочки, прыгая с одной на другую. На базе в Тарту, перед посадкой десанта в шлюпки, каждому курсанту было выдано по две гранаты Ф–1 (лимонки). Получив гранаты, большинство курсантов повесило их на свои поясные ремни за внешнюю скобу. При форсировании болота у части курсантов гранаты сорвались с поясных ремней и нашли свое пристанище в болоте. Потеря гранат была обнаружена на тверди: при переходе болота было не до гранат. Да, и кто мог предположить, что они могут сорваться с поясных ремней.
Курсантов, вернувшихся на базу без гранат, обвинили в потере оружия на поле боя. Над ними нависла угроза военного трибунала. Командование отряда учебных кораблей и руководители практики с большим трудом отстояли курсантов и не допустили суда над ними.
| Ч |
ерез сутки, то есть 27 июня, подобная операция с высадкой десанта на остров Пийрисааре повторилась. В ней участвовал и автор этих строк. К моменту нашего прибытия на остров бандиты скрылись в камышовых зарослях. Со стороны зарослей камыша было слышно тарахтенье моторов лодок. Десант возвратился на базу без потерь.
В те же дни группа курсантов участвовала в ликвидации бандитского пулеметного гнезда около аэродрома, располагавшегося рядом с г. Тарту. Бандиты обстреливали наши скоростные бомбардировщики СБ при возвращении их с боевых заданий.
При ночном патрулировании улиц города Тарту вместе с курсантами вахту несли и бойцы истребительных отрядов из местного населения. Как правило, это были эстонцы–комсомольцы или коммунисты. Они нам помогали в выполнении комендантских обязанностей и часто выступали в роли переводчиков при наших разговорах с местным населением. Когда таких переводчиков под рукой не оказывалось, то курсанты выясняли отношения с гражданами, нарушавшими правила комендантского часа, самостоятельно на немецком языке. Не у всех курсантов это получалось достаточно корректно, но всё, что нужно было спросить и узнать, мы узнавали, уточняли и, на основании полученной информации принимали решения в ходе патрулирования. Курсант первого курса паросилового факультета Новиков Е.И. обязанности переводчика выполнял успешнее других. Были минуты, когда мы с благодарностью вспоминали своих школьных и, особенно, училищных педагогов–немцев и в душе корили себя за недостаточное старание и прилежание в изучении второго языка.
| У |
тром 29 июня 1941 года второй и третий учебные взводы паросилового факультета по боевой тревоге погрузились в пятитонный грузовик, и он на большой скорости направился за пределы города. Перед нами замелькали хутора эстонских крестьян. Шофер держал путь по проселочным дорогам. На выезде из леса, примерно, в тридцати километрах от Тарту, перед большим хутором грузовик остановился. Ему приказали остановиться воины в форме пограничников во главе с капитаном.
Стоял удивительно сухой и жаркий день. Курсанты спешились. Капитан пограничников поставил задачу перед нашим командиром. Мы должны были замкнуть окружение хутора и взять под контроль дороги, которые вели к нему.
Накануне вечером, в местности, где расположен хутор, приземлился парашютист. Бойцы истребительного эстонского батальона обнаружили парашют диверсанта. Они начали обход близлежащих хуторов с целью пленения парашютиста. В тот вечер к хутору, который был перед нами, подошли три молодых бойца истребительного батальона. Один боец вошел в дом, двое других остались снаружи. Боец, вошедший в дом, долго не возвращался с докладом к старшему наряда. Он послал второго бойца выяснить причины задержки. Когда второй молодой человек открыл входную дверь и ступил в дом, старший наряда ясно увидал лезвие топора, которое сверкнуло и скользнуло по шее и голове его боевого товарища. Хутор был оцеплен истребительным батальоном.
Когда мы подъехали к месту происшествия, из слуховых окон дома хутора велся пулеметный огонь. Он был круговым. К строениям хутора пограничники никого не допускали. На предложение сложить оружие, засевшие в доме люди с остервенением отвечали ураганным пулеметным и автоматным огнем. Вскоре постройки хутора охватило пламя: строения загорелись от разрыва гранат, которые метали пограничники. У нас гранат не было.
После того, как сгорели все хозяйственные постройки хутора и рухнули вниз стропила дома, из огня вышли две женщины и двенадцатилетний подросток. Молодая женщина держала на руках малолетнего ребенка. Подросток пытался бежать с места событий на велосипеде, но был задержан. Мужчины из огня не вышли. Пожилая женщина кричала на ломаном русском языке: “Гитлер уже в Валге. Вам скоро будет конец. Большевикам будет конец!”. Молодая женщина молчала, но на вопросы отвечала. Она сообщила, что в огне сгорел немецкий парашютист и вместе с ним одиннадцать эстонцев, в том числе её муж и свёкор.
июля 1941 года, после небольшого ремонта и подготовки машинно-котельных установок к действию, канонерские лодки отряда учебных кораблей спустились вниз по реке Эмайыги и вышли в озеро для практического плавания. Озеро встретило учебные корабли хорошей погодой, их немного покачивало с борта на борт. Это плавание доставляло удовольствие всем его участникам.
Закипела работа по выполнению программы практики: нужно было наверстывать упущенное. Командиры кораблей отрабатывали свои действия при одиночном плавании, изучали повадки кораблей при маневрировании, давали кораблям ход то вперед, то назад, то стопорили его. Изучали движение кораблей на циркуляции, то есть при поворотах на разных скоростях движения. Командиры приобретали практические навыки в кораблевождении, изучали поведение своих кораблей на различных режимах движения. Это было необходимо для обеспечения безопасного кораблевождения как в отрытом озере, так и при движении по реке Эмайыги.
На второй день плавания начальник практики капитан 1 ранга Авраамов и командир отряда учебных кораблей капитан–лейтенант Бандовский организовали совместное плавание канонерских лодок. Корабли в течение нескольких часов совместно маневрировали, ходили то в кильватерном строю, то строем фронта, то строем уступа. Учились делать повороты “Все вдруг” то “Лево на борт”, то “Право на борт”, производили и другие манёвры. Первые опыты при
