УЧИЛИЩЕ им. Ф.Э.ДЗЕРЖИНСКОГО

ВСТУПИТЕЛЬНЫЕ ЭКЗАМЕНЫ

В

мае 1940 года, по почте, я получил предписание из училища явиться к 3 июля в Ленинград, в здание Главного Адмиралтейства, для сдачи вступительных экзаменов. Первые шаги по дороге в самостоятельную жизнь я сделал рано утром 1 июля со своим товарищем из 10 класса „Б” Иваном Бибериным, который так же, как и я, изъявил желание поступить в то же училище. На том стареньком автобусе, о котором говорилось выше и который уходил из г. Кагановича в 5 часов 30 минут утра, мы с Иваном покинули родные места и, не сознавая ещё важности свершившегося события, направились в Москву.

В Москве, на Ленинградском вокзале, было многолюдно. Среди обычного народа выделялись матросы и командиры военного флота. Матросы тогда назывались краснофлотцами. Одни из них возвращались из отпусков на корабли и в береговые части Краснознаменного Балтийского или Северного флотов, а другие, наоборот, ехали в очередные отпуска домой на побывку. Нам очень хотелось поговорить с каким-либо моряком. Мы долго выбирали, с кем из краснофлотцев побеседовать и, наконец, в кассовом зале вокзала подошли к моряку, который сидел на небольшом своём чемодане со сдвинутой на затылок бескозырке и о чём-то мечтал. На его бескозырке золотыми буквами было написано „Марат”. Мы с Иваном знали, что имя „Марат” носит один из линейных кораблей Балтийского флота.

– С линкора? Как служба-то? – спросил я у краснофлотца с тоном в голосе бывалого моряка.

– Че-е-в-о-ó? – переспросил моряк, сделав ударение на букве „о”.

– Как служба-то?...Э-э-э… Трудная? – робея и отступая от внушительной фигуры краснофлотца, уже невнятно произнес я.

– Сейчас, вот, покажу вам такую службу, щелкопёры самозваные! – встав со своего чемоданчика и, видя что мы с Иваном в испуге почти обратились в бегство, в догонку нам добавил: – У-у-у!

С небольшим своим скарбом в руках, перепугавшись не на жизнь, а на смерть, мы резко отвернули от несостоявшегося собеседника влево и смешались с толпой. Оказавшись на улице, остановились, посмотрели друг другу в глаза и успокоились. Это было нашим первым знакомством с Военно-Морским Флотом.

Поезд от Ленинградского вокзала отошёл во второй половине дня. Места в пассажирском поезде у нас были боковые в плацкартном вагоне. Мы с Иваном впервые в жизни совершали такое длительное путешествие по железной дороге, долго стояли около открытого окна, смотрели вперёд, куда мчал нас на большой скорости паровоз, извергая из трубы клубы чёрного дыма. Он окутывал вагоны, частицы несгоревшего угля проникали внутрь вагонов. К вечеру мы с Иваном были покрыты достаточно хорошим слоем сажи, угольной пыли и другой грязи, вылетавшей из трубы паровоза.

В Ленинград поезд прибыл рано утром 2 июля, и мы сразу же, нигде не задерживаясь, направились пешком по Невскому проспекту к зданию Главного Адмиралтейства, в котором размещалось училище.

Под аркой здания Адмиралтейства стоял на посту курсант с винтовкой в руках и с противогазом в сумке, висевшей на лямке на его левом боку. Мы с Иваном несколько раз прошли мимо часового и восхищались им, его формой и внешним видом. Вокруг стояла тишина, но раннее утро было уже на исходе. Тишину изредка нарушали ранние трамваи, которые двигались от Невского проспекта к Дворцовому мосту через Неву и наоборот. Неожиданно здание Адмиралтейства оживилось, задышало, зашумело, и из-под арки строем начали выходить в Александровский сад колонны курсантов, как мы вскоре поняли, на физическую зарядку. Они были в тёмно-синих трусах и в ботинках, загорелые жизнерадостные и все, как нам показалось, крепкого телосложения. Духовой оркестр училища под управлением дирижёра, у которого на рукавах кителя было четыре узких нашивки золотого цвета, непрерывно играл то марши, то мелодии в такт бега курсантов.

В момент выхода курсантов из училища в Александровский сад, около вахтенного курсанта, появились командиры с повязками дежурных на левом рукаве. Они бодро вышагивали по тротуару и давали на ходу какие-то указания командирам, которые командовали взводами курсантов.

Примерно через полчаса Главное Адмиралтейство поглотило подразделения курсантов после физической зарядки, и в Адмиралтейском проезде установилась относительная тишина. Пожилые люда, а также молодежь, которые к этому часу пришли в Александровский сад и к Адмиралтейскому шпилю посмотреть на физзаядку курсантов, начали расходиться по своим домам и делам. Физическая зарядка училища произвела на меня большое впечатление. Мне всё пришлось по душе, я хотел быть похожим на курсантов.

К нам с Иваном подошло несколько молодых людей, которые так же, как и мы, приехали поступать в училище. Они не пожелали сразу же идти в училище, а решили ещё сутки погулять в городе. Мы же пришли на контрольно-пропускной пункт, предъявили свои документы, и дежурный краснофлотец привел нас в кубрик для прибывших кандидатов.

В

1940 году был большой конкурс для желавших поступить учиться в Высшее военно-морское инженерное ордена Ленина училище им. Ф.Э.Дзержинского. Все кандидаты были разбиты на семь потоков. Каждому потоку на прохождение медицинского обследования и вступительных экзаменов отводилась неделя: понедельник, вторник, среда, четверг, пятница и суббота. Я и Иван были в 3-м потоке, но в разных группах. Кандидатам этого потока на медицинское обследование и вступительные экзамены командованием училища была предоставлена неделя: с 3 по 10 июля. Кандидаты первого потока начали проходить медицинскую комиссию и сдавать вступительные экзамены 18 июня, а кандидаты последнего, седьмого потока, окончили сдавать экзамены 7 августа. 16 августа 1940 года начальник училища подписал приказ о зачислении в училище курсантами кандидатов, оказавшихся годными по состоянию здоровья служить в Военно-Морском Флоте и выдержавших конкурс на вступительных экзаменах.

В каждом потоке было около двух тысяч кандидатов. Среди них были выпускники средних школ, техникумов, красноармейцы, краснофлотцы и младшие командиры срочной службы и сверхсрочники Красной Армии и Красного Флота. На вступительных экзаменах нужно было сдать письменные экзамены по алгебре, геометрии и тригонометрии, написать диктант по русскому языку и сочинение на одну из предложенных тем, сдать устные экзамены по физике, химии, географии, истории ВКП(б), иностранному языку и черчению. Черчение было заменено рисованием. Выходило, что в течение шести рабочих дней кандидат в курсанты должен был пройти медицинское обследование и сдать десять экзаменов. Времени было очень мало: в каждый испытательный день нужно было сдать не менее двух экзаменов. Один экзамен сдавали после завтрака до обеда, а второй после обеда до ужина. Исключение составил (в нашем потоке) экзамен по рисованию, который мы сдавали последним, в субботу, после завтрака.

3-го июля кандидаты нашей группы проходили медицинское обследование. Некоторые из них были отчислены из училища по состоянию здоровья.

Экзаменовали нас преподаватели ленинградских средних школ, приглашенные командованием училища. Первым экзаменом была письменная работа по алгебре. Нужно было решить пять задач, каждая из которых в общей оценке за работу соответствовала одному баллу. В первом и втором примерах нужно было решить по одному уравнению. Около 30 минут я потратил не решение первого уравнения, но знаний, которые я получил в средней школе по математике, оказалось недостаточно, чтобы решить очень простенькое на вид уравнение.

Второе уравнение пятой степени с одним неизвестным, а также три остальных задачи на составление и решение биквадратного уравнения, решение системы уравнений и ещё один не особенно сложный пример решил быстро. Несколько раз проверил решение каждой из четырех оставшихся задачи, убедился, что решил их правильно. Затем вернулся к решению первого уравнения. Я применил все известные мне методы и приёмы решения подобных уравнений, до последней минуты экзамена пытался решить задачу. Однако, мои упорные и настойчивые попытки добиться положительного результата успеха не имели: первое уравнение решить мне не удалось. Два листа бумаги с решением четырех задач вступительной работы я сдал преподавателю после прозвучавшего звонка, известившего об окончании экзамена, и вышел в коридор. Меня обступили ребята из нашей группы, которые раньше меня окончили экзамен и теперь толпились около двери. Они наперебой начали сверять свои ответы с моими по всем задачам. В результате короткого разговора, мы установили, что первое уравнение из нашей группы никто не решил.

После обеда был второй письменный экзамен по геометрии и тригонометрии. Три задачи было по геометрии и две по тригонометрии, среди них были примеры на доказательство тригонометрических тождеств. По моему мнению, каждый выпускник средней школы той поры, который во время учёбы имел по математике уверенные оценки не ниже четырех баллов, мог решить все предложенные задачи письменного экзамена, но не каждый школьный „троечник” мог получить за письменную работу положительную оценку.

В среду до обеда был диктант по русскому языку, а после обеда сочинение по литературе.

В четверг, 6-го июля, перед завтраком, все кандидаты, сдававшие экзамен в третьем потоке, были построены во дворе училища, на плацу. Перед строем были объявлены фамилии лиц, которые не выдержали первые вступительные экзамены и отчислялись из списка кандидатов. Таковых оказалось почти половина строя. В списке отчисленных был и мой товарищ по школе Иван Биберин. В дальнейшем отчисления из училища происходили ежедневно.

По литературе я написал сочинение на тему „Об-разы помещиков по поэме Н.В.Гоголя „Мёртвые души”. Я сразу выбрал эту тему из всех предложенных, потому что, ещё будучи учеником 9-го класса, писал сочинение на подобную тему. Правда, тогда оно было домашним.

По химии экзамен я сдал успешно. Среди вопросов, на которые мне пришлось отвечать на устном экзамене, был и вопрос о спиртах и альдегидах.

Аудитория, в которой шла проверка наших знаний по физике, располагалась на третьем этаже сразу справа от арки, если смотреть на здание Главного Адмиралтейства со стороны Александровского сада. В то время там находились учебные классы дизельного факультета. Окна аудитории выходили в Александровский сад и во время моего ответа на вопросы экзаменационного билета были открыты настежь. Шла вторая половина дня, солнце продолжало ещё ярко светить, на улице было душно, парило. Но мощные свинцовые тучи надвигались на Ленинград со стороны Финского залива, постепенно темнело. Я стоял у классной доски и готовился к ответу. Мне предстояло рассказать о первом законе механики Ньютона. В экзаменационном билете был ещё один небольшой вопрос и задача. Принимала экзамен женщина средних лет, симпатичная, модно одетая. Она благожелательно относилась к нам, помогала своим внешним видом, доверительным выражением лица и словом, тонким по смыслу наводящим вопросом побороть на первых порах наше юношеское волнение, успокоиться, собраться с мыслями, правильно и полно ответить на поставленные вопросы. И в тот момент она стояла у открытого окна и, как мне казалось, душевно отдыхала и наслаждалась прекрасной погодой.

Внезапно потемнело, мощные чёрные тучи уже зависли над городом. Поднялся сильный ветер, гроза не долго заставила себя ждать. Молния, как лезвие кинжала, резанула сверху вниз, ослепила нас бурным потоком света. Гром застрочил как пулемёт и казалось, что этот пулемёт находился непосредственно за открытыми окнами. Резкая смена обстановки произошла в течение нескольких секунд. Я к тому времени не был ещё молодым человеком, обученным хорошим манерам. Но, тем не менее, инстинкт самосохранения подсказал мне закрыть окна. Я это выполнил быстро, без задержек и возвратился на своё место.

Преподавательница была перепугана грозой, и после того, как я закрыл окна, приблизилась ко мне, улыбнулась и сказала:

– Спасибо. Вы очень смело всё проделали. А теперь послушаем и узнаем, что вы знаете о первом законе Ньютона.

Я отвечал бойко, уверенно. Она время от времени кивала мне головой в знак одобрения, не перебивала, после окончания ответа дополнительных вопросов не задала. Затем по её указанию я решил задачу. На этом вступительный экзамен по физике для меня окончился: ответа на второй вопрос, который значился в моём билете, преподавательница требовать не стала, и я удалился из аудитории.

В коридоре меня ждал Иван Биберин. Он уже был готов к отъезду домой, в Каганович.

– Кольк! Поедем домой. Что нам здесь с тобой делать? – начал он разговор, не спросив, даже, о том, как я только что сдал экзамен по физике.

– Как что делать? – ответил я вопросом на его призыв.

– Да, так! После училища служить на подводных лодках? Зачем это нам нужно? – продолжал он. – Давай на следующем экзамене получай двойку и … домой!

Я с предложением школьного товарища не согласился и продолжал сдавать вступительные экзамены.

Экзамен по географии принимал мужчина средних лет. Он был высокого роста, крепкого телосложения, с крупными чертами лица. Когда я вошел в аудиторию для сдачи экзамена, он сидел за обычным деревянным столом с прямоугольным верхом, без тумбочек, лицом ко мне. Сзади него, на стене, висела карта западного и восточного полушарий земного шара. Справа и слева от неё, между окнами, были развешаны политико-административные карты Советского Союза и капиталистических стран мира. На столе лежала длинная указка. Ей он, не вставая со своего „тронного” места, мог достать до любой точки каждой географической карты.

Я взял билет, назвал его номер, свою фамилию и уже было намеривался направиться к столу, стоявшему несколько поодаль преподавательского, справа от него, для того чтобы готовиться к ответу. Но этого не успел сделать. Преподаватель взял указку и, не поворачиваясь к физической карте полушарий, наугад ткнул в неё длинной указкой и сказал: „Место точки?”.

Конец его указки попал в западное полушарие на Атлантический океан, чуть севернее экватора. Я безошибочно назвал широту и долготу указанной точки и получил разрешение готовиться к ответу на вопросы билета. Кто не называл широту и долготу показанной им точки или называл их неправильно, сразу же получал неудовлетворительную оценку

Ответы на оба вопроса экзаменационного билета я знал хорошо и мог отвечать без подготовки, но этого не сделал, а взял небольшой перерыв в бурном начале экзамена, чтобы успокоиться от нахлынувшего на меня в первые минуты волнения и обдумать план ответа на оба вопроса. Первый вопрос билета звучал так: „Южный металлургический район Советского Союза”, а второй – „Каменноугольные районы Великобритании”. Отвечать я начал бойко, но пятерки не получил. Преподаватель сменил направление проверки: начал выяснять глубину моих знаний об Урало-Кузнецком металлургическом районе СССР. Географию в школе я любил, предмет и географическую карту знал, но…, видимо, мои ответы преподавателю пришлись не по душе. Моя окончательная оценка – четыре балла меня устраивала, и я был доволен.

После этого экзамена Иван Биберин с Андреем Козловым уехали домой в г. Каганович (теперь г. Кашира). Андрей, как и Иван Биберин, учился в нашей средней школе в 10 классе „Б”, был хорошим учеником. Он так же хотел поступить учиться в Высшее военно-морское инженерное училище им. Ф.Э. Дзержинского и был зачислен кандидатом в курсанты. Попал в четвёртый поток поступавших. При прохождении медицинской комиссии у него обнаружили порок сердца и отчислили из списка кандидатов. Когда друзья уехали домой, я несколько дней грустил, но не сожалел, что не поехал вместе с ними.

Немецкий язык я сдал так же на четверку. Прочитал и перевёл предложенный текст, ответил на вопросы на немецком языке, сделал грамматический разбор предложения и правильно определил время и залог его сказуемого – давно прошедшее время пассивного залога.

В субботу был последний экзамен по рисованию. Мы вошли в аудиторию. Там уже всё было готово для проверки наших знаний и навыков по этой дисциплине. На каждом столе лежало два листа серой оберточной бумаги, в которую в продовольственных магазинах продавцы заворачивали продукты покупателей, два заточенных карандаша и два ластика. Справа от классной доски на столе стояла табуретка, окрашенная в голубой цвет и накрытая белой скатертью. На ней размещался большой стеклянный графин с пробкой, наполовину наполненный водой. Вокруг него навалом лежали геометрические деревянные фигуры разного цвета и различной величины: правильные конусы, пирамиды, кубы, шары, усеченные конусы, пирамиды и другие деревянные тела вращения.

Около стола стоял среднего роста человек лет сорока-сорока пяти с румяным полным лицом и с лысиной, которая начиналась со лба, и с пенсне на носу. Он улыбался и приглашал нас быстрее занять места за столами. После достаточно громкого грохота от двигавшихся стульев, наступила тишина, которую нарушали легкие покашливания волновавшихся новоявленных „художников-живописцев”. Мне досталось место на предпоследнем столе, крайнее, около окна.

Преподаватель, продолжая улыбаться, спросил нас:

– Ну-с, друзья, молодые художники, начнём рисовать?

– Начнём! – хором, дружно, но тихо и с заметным волнением ответили мы.

Ему-то было всё равно: то ли мы что-то нарисуем, то ли нет. А каждому из нас необходимо было что-то на бумаге изобразить и сделать это на оценку не ниже тройки. Он нас не знал, но чувствовал, что в душе каждого из нас царило сильное возбуждение и волнение.

– Ничего, ничего, не волнуйтесь. Я вам немного помогу. В течение двух часов сделать вам нужно не так уж и много, как вы думаете. Во-первых, нужно нарисовать на листе бумаги то, что видите на табуретке. Во-вторых, при своём творчестве вы должны выдержать масштаб и правильно нанести тени. Вот и всё. Начинайте рисовать.

Шёл последний экзамен. Все старались, как могли, я тоже. Преподаватель ходил по проходу между двумя рядами столов и смотрел одним глазом на листы серой бумаги „художников”, через пенсне, которое держал в правой руке.

Я уже наводил тени, когда прозвонил звонок, возвестивший об окончании экзамена. Большинство кандидатов, сразу после прозвучавшего сигнала сдали свои работы и покинули аудиторию, а я и ещё несколько кандидатов, надеявшихся даже в последний момент улучшить своё творение, продолжали отделывать свои рисунки. Преподаватель подошел ко мне, достал из верхнего кармана своей толстовки пенсне, приложил одно его стекло к левому глазу, посмотрел на мой рисунок, затем на табуретку и сказал:

– Ну, что? Будем заканчивать?

– Ещё одну минутку,…вот здесь не успел наложить тени, – ответил я и показал концом карандаша на призму.

– А стоит ли?...

Я немедленно встал, сдал ему свой рисунок и вышел из класса. На душе было неспокойно, но надеялся…А напрасно. По рисованию я получил неудовлетворительную оценку. На всех остальных экзаменах я получил оценку четыре балла.

В тот же день, после обеда, перед строем был объявлен список отчисленных кандидатов с учетом результатов последнего экзамена. Моей фамилии в списке не было.

Во время вступительных экзаменов я общался со многими школьниками, приехавшими из многих городов Советского Союза, которые, как и я, пытались сдать экзамены и поступить в училище. Из этих общений я очень быстро понял, что общеобразовательный кругозор моих сверстников из Москвы и Ленинграда выше моего кругозора, кругозора юноши из провинции. Ребята из Ленинграда и Москвы могли поддержать беседу со своими сверстниками о содержании последних кинокартин, о постановках, которые ставились в театрах, свободно называли имена известных военачальников, государственных и партийных деятелей, артистов, авторитетно рассуждали, как нам провинциалам тогда казалось, о начавшейся второй мировой войне и о непобедимости Красной Армии и Флота. Одновременно с этим я подметил, что уровень освоения ими программы средней общеобразовательной школы был не выше, а наоборот, ниже уровня провинциалов. Это подтвердили и результаты вступительных экзаменов: среди кандидатов, поступивших в училище ленинградцы и москвичи были в меньшинстве. Часть кандидатов из Ленинграда и Москвы, в течение нескольких первых дней пребывания в училище, пообщавшись с курсантами и, узнав подробнее, каких специалистов выпускает училище, на каких кораблях и где выпускники должны будут служить, не пожелали быть военными моряками, преднамеренно заваливали очередные экзамены и возвращались домой.

У

тром 9 июля 1940 года дежурный красно-флотец кадровой команды училища сопрово-дил меня и двух других кандидатов, с которыми я не был знаком, в небольшой кабинет на втором этаже центральной части здания Главного Адмиралтейства, в котором размещался адъютант начальника училища. Он имел воинское звание „интендант 1 ранга”. На рукавах его кителя было четыре средних белых нашивки с чёрным просветом. Начальник училища военинженер 1 ранга Михайлов А.А.[4] на рукавах кителя носил четыре средних золотых нашивки с малиновым просветом.

Адъютант начальника училища кратко объяснил нам, кому и о чём доложить, когда войдём в залу, где заседала комиссия, как отвечать на вопросы членов комиссии. Он нас наставлял:

– Как только войдете в кабинет, то увидите большой стол в виде печатной буквы „Г”. За его длинной стороной, ближе к прямому углу, будет сидеть начальник училища. Ему и докладывайте о прибытии на мандатную комиссию. Остальным командирам, которых там много, ничего не докладывайте. Поняли?

– Поняли, – ответили мы.

– У-у-у, салаги! – произнес в заключении своей речи адъютант.

После этих устрашающих для нас слов он открыл дверь и вошел в кабинет мандатной комиссии. Очень быстро возвратился и назвал фамилию одного из двух моих попутчиков. Я на заседание комиссии был вызван вторым.

Когда была названа моя фамилия, я встал, одернул свой пиджачок и вошёл в большое и светлое помещение. Меня, провинциального парня, поразила красота увиденного. Паркетный пол бледно-бордового цвета блестел, как зеркало. На стенах были развешаны картины с изображением моря, парусных кораблей, морских сражений, военачальников. Зала сияла ослепительным светом. Золото рамок больших картин играло в этом не последнюю роль. Я никогда не видал такого богатства.

В правом переднем углу стоял большой стол с зелёным верхом. За столом сидели командиры флота. Золотых нашивок на рукавах кителей каждого из них было не меньше четырех средних и, как правило, с чёрным, малиновым или красным просветами. Чёрный просвет имели строевые командиры, малиновый – инженеры флота, а красный – политработники. Среди членов комиссии были и командиры, у которых на рукавах отливали блеском золотые широкие и средние галуны. Это были уже флагманы флота.

Я остановился посредине залы и отрапортовал:

– Товарищ начальник училища! Кандидат Лазарев прибыл по вашему приказанию.

Когда рапортовал, смотрел на одного командира, которого посчитал начальником училища. У него на кителе было так много золотых нашивок, что они занимали всё место от обшлага рукава до локтя, голова его от яркого света блестела, так как на ней не было ни одной пушинки, его фигура выглядела огромной по сравнению с фигурами других командиров и значительно возвышалась над ними. Командир в правой руке держал карандаш и легонько постукивал им по столу, попеременно добродушно поглядывал то на меня, то на лист бумаги, лежавший перед ним.

После окончания доклада, ко мне обратился ничем не выделявшийся из общей массы членов комиссии командир с четырьмя средними золотыми нашивками с малиновым просветом на рукавах кителя и начал со мной беседу:

– Вам у нас трудно будет учиться. На экзамене по рисованию получили неудовлетворительную оценку. А рисование в нашем училище относится к профилирующим дисциплинам.

– Я готовился сдавать экзамен по черчению, как было указано в программе вступительных экзаменов. А рисовать я не умею и в свободное время этим не увлекаюсь. Если я не смогу учиться в училище, то прошу выдать мне мои документы и справку с результатами вступительных экзаменов. Я попытаюсь поступить в другое ленинградское учебное заведение.

– Например, в какое же? – спросил начальник училища.

– В университет или в политехнический институт. Оценки, которые я получил на вступительных экзаменах в училище, дали мне проходную сумму баллов и возможность выбрать специальность и поступить в учебное заведение.

– Я вам, молодой человек, предлагаю поехать учиться в истинно русский древний город – город-крепость Выборг, – сказал обратившийся ко мне один из командиров.

– Так там расположено Интендантское училище Военно-Морского Флота, – ответил я.

– Совершенно точно! Прекрасное училище. Будете военно-морским интендантом. Чем плохо? А? – продолжал нахваливать своё училище мой неожиданный собеседник.

– В Интендантское училище можно поступить с семилетним образованием, а я окончил среднюю школу десятилетку. Кроме того, я не желаю быть интендантом. Я хочу поступить в инженерное училище и стать инженером-электриком.

– Я предлагаю вам стать командиром корабля и, если вы согласитесь, мы сейчас же зачислим вас курсантом Высшего военно-морского училища имени Михаила Васильевича Фрунзе. Оно располагается тоже в Ленинграде, – обратился ко мне с предложением уже другой командир из членов мандатной комиссии и продолжил: – Командир корабля это здорово! Он командует и интендантами, и механиками, и электриками. Зачем вам быть инженером-электриком?

– Нет, командиром корабля так же, как и интендантом, я быть не хочу.

– Куда же вы желаете поступить учиться? – спросил меня начальник училища.

– В Высшее военно-морское инженерное училище имени Дзержинского, – твердо ответил я.

– Ну, что ж, в данном случае всё ясно. Будем заканчивать рассмотрение кандидатуры? ­– сказал начальник училища, обратившись к командирам-членам мандатной комиссии и, не получив возражений, приказал мне: – А вы можете выйти из кабинета.

Через небольшой промежуток времени следом за мной вышел из кабинета и адъютант начальника училища. Он официально объявил:

– Кандидат Лазарев Николай Михайлович! Вы зачислены курсантом Высшего военно-морского инженерного училища имени Дзержинского.

Я был беспредельно рад. Передо мной открылась широкая, но неровная и с большими трудностями, опасностями и, к сожалению, с интриганами и завистни-ками на пути длинная дорога военно-морской службы на фронтах Великой Отечественной войны 1941-1945 гг., боевых кораблях и в органах военного кораблестроения Военно-Морского Флота.

 

ЛАГЕРНЫЙ СБОР.