Что же касается Матильды, кто знает: или эта невыносимая
Полуторамесячная комедия так ни к чему и не приведет, не заставит ее
смягчиться, или она принесет мне хоть краткий миг примирения. Боже великий!
Да я умру от счастья!" И тут уж он не мог думать ни о чем.
Но когда, очнувшись от этого сладкого забытья, он снова принимался
рассуждать, он говорил себе: "Ну и что же из этого выйдет: один день
Счастья, а потом опять начнутся все эти колкости, потому что все это
происходит оттого, что я не умею ей понравиться! И тогда уж мне больше не на
Что будет надеяться, все для меня будет кончено раз и навсегда. Как можно за
что-либо поручиться при ее характере? Ах, вся беда в том, что сам-то я не
Могу похвастаться никакими достоинствами. Нет у меня этого изящества манер,
и разговариваю я тяжело, скучно! Боже великий! Ах, если бы я был не я!"
XXIX
СКУКА
Стать жертвой своих страстен!
Это еще куда ни шло. Но стать жертвой страстей, которых ты не
испытываешь! О, жалкий XIX век!
Жироде.
Сначала г-жа де Фервак читала длинные письма Жюльена безо всякого
Удовольствия, но постепенно они стали все больше занимать ее внимание;
однако ее удручало одно обстоятельство: как жаль, что господин Сорель не
настоящий священник! Вот тогда, пожалуй, можно было бы себе позволить с ним
Некоторую близость. Но с этим орденом, в этом почти штатском костюме, - как
оградить себя от всяких коварных вопросов и что на них отвечать? Она не
договаривала своей мысли: "Какой-нибудь завистливой приятельнице придет в
Голову, - и она с радостью будет рассказывать всем, - что это какой-нибудь
Родственник по отцовской линии, из мелких купцов, заслуживший орден в
национальной гвардии".
До того как г-жа де Фервак встретилась с Жюльеном, для нее не
существовало большего удовольствия, чем ставить слово "маршальша" рядом со
Своим именем. Теперь болезненное тщеславие выскочки, уязвлявшееся решительно
Всем, вступило в борьбу с зарождающимся чувством.
"Ведь это было бы так просто для меня - сделать его старшим викарием в
каком-нибудь приходе по соседству с Парижем! Но просто господин Сорель, и
все, да еще какой-то секретарь господина де Ла-Моля! Нет, это ужасно!"
Первый раз в жизни эта душа, которая опасалась всего, была затронута
Каким-то интересом, не имевшим ничего общего с ее претензиями на знатность,
На высокое положение в свете. Старик швейцар заметил, что когда он подавал
Ей письмо от этого молодого красавца, у которого был такой грустный вид, с
Лица хозяйки мгновенно исчезало рассеянное и недовольное выражение, которое
Маршальша считала своим долгом принимать в присутствии прислуги.
Это скучное существование, насквозь проникнутое честолюбием, желанием
Произвести впечатление в обществе, между тем как сердце ее, в сущности, даже
Не испытывало никакой радости от этих успехов, стало для нее до такой
Степени невыносимым с тех пор, как у нее проснулся интерес к Жюльену, что ей
Достаточно было провести вечером хотя бы час с этим необыкновенным юношей -
и тогда на другой день ее горничные могли чувствовать себя спокойно: она не
Донимала их своими придирками. Доверие, завоеванное им, устояло даже против
Анонимных писем, написанных с большим искусством. Напрасно г-н Тамбо
Подсунул г-дам де Люзу, де Круазенуа, де Келюсу две-три весьма ловко
Состряпанные клеветы, которые эти господа тут же бросились распространять с
Величайшей готовностью, не потрудившись даже проверить, есть ли в них хоть
Доля правды. Маршальша, которая по складу своего ума не способна была
Противостоять столь грубым приемам, поверяла свои сомнения Матильде, и та ее
Всякий раз успокаивала.
Однажды, справившись раза три, нет ли ей писем, г-жа де Фервак внезапно
Решила, что надо ответить Жюльену. Победу эту следовало приписать скуке. Но
