Как он поступил в семинарию, не было ни одного часа - особенно во время

Перерывов между занятиями, - который не принес бы для него дурных или

Благоприятных последствий, не увеличил бы число его врагов или, не

Расположил бы в его пользу какого-нибудь поистине достойного семинариста или

Хотя бы просто не такого невежду, как все прочие. Зло, которое ему

Предстояло исправить, было огромно, и задача эта была чрезвычайно нелегкая.

С этих пор внимание Жюльена было постоянно настороже: ему надлежало

Изобразить себя совсем другим человеком.

Выражение его глаз, например, причиняло ему немало забот Ведь не без

основания в такого рода местах их держат постоянно опущенными. "Чего только

Я не мнил о себе в Верьере, - рассуждал про себя Жюльен. - Я воображал, что

Я живу, а оказывается, я только еще приготавливался жить; а вот теперь я

Попал в жизнь, и такой она будет для меня до конца, пока роль моя не будет

Сыграна. Кругом - одни лютые враги. И какой же адский труд, - говорил он

себе, - это ежеминутное лицемерие! Да оно затмит все подвиги Геркулеса!

Геркулес нашего времени - это Сикст Пятый, который пятнадцать лет подряд

Обманывал своей кротостью сорок кардиналов, знавших его в юности надменным и

запальчивым".

"Значит, знания здесь и в грош не ставятся? - говорил он себе с

Досадой. - Успехи в догматике, в священной истории и прочее поощряются

только для виду? Все, что здесь говорится по этому поводу, просто ловушка,

куда попадаются болваны вроде меня? Увы! Единственной моей заслугой были мои

Быстрые успехи, моя способность легко схватывать весь этот вздор. Выходит,

они сами знают ему цену и относятся ко всему так же, как и я! А я-то, дурак,

гордился! Ведь как раз тем, что я всегда выхожу на первое место, я и нажил

Себе лютых врагов. Шазель, который знает много больше меня, постоянно

Допускает в своих сочинениях то ту, то другую нелепицу и благодаря этому

Плетется пятидесятым, а если когда и выходит на первое место, так только по

Недосмотру. Ах, одно-единственное слово, одно слово аббата Пирара могло бы

меня спасти!"

С тех пор как Жюльен убедился в своих ошибках, долгие упражнения в

Аскетическом благочестии, как, например, чтение молитв по четкам пять раз в

Неделю, пение псалмов в часовне Сердца Иисусова и прочее и прочее, - все то,

Что раньше казалось ему смертной скукой, стало для него самым интересным

Занятием. Тщательно следя за собой, стараясь главным образом не обольщаться

Своими способностями, Жюльен не стремился уподобиться сразу примерным

Семинаристам и совершать ежеминутно значительные деяния, свидетельствующие о

Его восхождении на новую ступень христианского совершенства. Ведь в

Семинарии даже яйцо всмятку можно съесть так, что это будет

Свидетельствовать об успехах на пути к благочестию.

Пусть читатель, у которого, это, может быть, вызовет улыбку, припомнит,

Сколько оплошностей допустил аббат Делиль, кушая яичко за завтраком у одной

Знатной дамы при дворе Людовика XVI. Жюльен прежде всего стремился

достигнуть поп culpa [19] то есть такого состояния, при котором вся

Внешность семинариста, его походка, манера двигать руками, поднимать глаза и

Так далее свидетельствуют о полном отрешении от всего мирского, но вместе с

Тем еще не обнаруживают в нем человека, поглощенного видением вечной жизни и

Познавшего бренность жизни земной.

Повсюду на стенах коридора Жюльен постоянно видел написанные углем

фразы: "Что значит шестьдесят лет испытаний по сравнению с вечным

блаженством или с вечными муками в кипящем масле преисподней?" Теперь эти

Фразы уже не внушали ему презрения Он понял, что их надо постоянно иметь

перед глазами. "Чем я буду заниматься всю жизнь? - спрашивал он себя. -

Продавать верующим места в раю. Как же наглядно показать им, что это такое?

Только различием во внешности между мной и мирянином".