Но прогресс все-таки какой-то есть, сказал Мазила. Ты же сам признаешь, что они честные принципиальные люди, а не беспринципные жулики и карьеристы вроде Претендента. Не забывай, что мы - в Ибанске, сказал Болтун. У нас все кошмары начинаются с болезненной честности и гипертрофированной принципиальности. И все честные и принципиальные деятели заканчивают мелким жульничеством и непомерным тщеславием. А все просветления (их не так уж много было!) начинаются с мелкого жульничества. И кончаются они, выходит, по-твоему..., начал было Мазила. Нет, сказал Болтун. Они кончаются ничем. Они не имеют продолжения. Кошмары имеют другие источники, независимые от них. Либералы, как обнаружилось в итоге, бездарны и глубоко непорядочны, хотя претендуют на одаренность и порядочность. Сменившие их..., как бы выразиться,... не консерваторы, не реакционеры, это было бы неточно, а..., скажем, стабилизаторы делают пакости, аналогичные па-костям либералов, из принципа и серьезно, и потому они просто нормальны. Они законны и по форме.
РАЗРЯДКА
Началась ожесточенная борьба за разрядку напряженности и сразу же достигла апогея. Враждовавшие стороны трижды поцеловались по ибанскому обычаю. В обмен на оппозиционно настроенных интеллигентов с дефективной анкетой ибанцы вывезли из Америки сто миллионов пудов щей. Демократизация ибанского общества достигла зенита. Ибанские власти разрешили поставить на могиле Хряка надгробие из черно-белого мрамора. Переплетение и взаимное проникновение черного и белого цветов символизировало борьбу сил добра и зла в сложной натуре Хряка, который, даже по мнению Хозяина, был примитивным хитрецом районного масштаба. Власти разрешили также нескольким никому не ведомым художникам выставить свои паршивые картинки на мусорной свалке, предварительно разогнав их с помощью энтузиазма народных масс. Поглядите, кричали прогрессивные силы на Западе. Что мы вам говорили! Ибанцы исправились! Преодолели! Погодите, говорили консервативные силы. История еще может повториться. Ерунда, кричали прогрессивные силы. История повторяется. Но один раз - как трагедия, а другой раз - как фарс. А фарс нам не страшен. Историю вспять не повернешь. Не те времена. Это глубочайшее заблуждение, сказал Двурушник. История повторяется. Но один раз - как трагедия, а другой - как катастрофа. Но Двурушника не послушали. Его вообще не слушали, ибо про него вообще забыли. Судьба западной цивилизации решается в Ибанске, говорил Правдец. Ибанские проблемы - это не экзотика и не материал для развлечений. Это ваши, западные проблемы. Поймите это, в конце концов! Но даже Правдеца не слушали. Даже о нем позабыли. И понимать ничего не хотели. Вспомните уроки прошлого, говорил Правдец. Кто пал первой жертвой режима Хозяина? Хватит, кричали прогрессивные силы. Надоело! Не забывайте о исторической оправданности! Не нужно преувеличений! Глядите, как здорово живут теперь ибанцы! Надо же, в конце концов, считаться с фактами!.. Но ведь режим Хозяина - тоже факт, говорил Двурушник, факт сегодняшней жизни, а не прошлого. Это не сон, а реальность. Слова бессильны, сказал Двурушник. Тут дело не в заблуждениях. Если люди будут точно знать, к чему приведут их действия, они все равно от них не откажутся. Они их совершают независимо от сознания, по законам поведения масс, лишь придавая им ту или иную словесную форму. Бессмысленно говорить падающему.о том, что падение причинит ему неприятности. Но молчать невозможно, если знаешь об этом.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
В Забегаловке вокруг Хмыря и Учителя сразу образовалась теплая компания. Хмыря знали все. А Учитель был Оттуда, и это производило более сильное впечатление, чем возвращение из космоса. Оттуда, как всем известно, не возвращаются. И тут вдруг такое чудо. Сначала не верили. Щупали бумаги. Потом качали головами и говорили, что с Учителя за такое везение причитается. Потом пели песни. Разумеется, блатные.
Забулдыга с помятою рожей.
Год-другой, - и тебя больше нет.
Лейтенант с нежной девичьей кожей
Курс полета наносит в планшет.
До конца твоя песенка спета.
Не скомандуешь жизни - кругом.
Светит в утреннем небе ракета.
По машинам, ребята! Бегом!
Ни мечта. Ни печаль. Ни забота.
Забегаловки рвотная вонь.
В вышине лейтенант с разворота
По земле открывает огонь.
Скукой вечности стала минута.
Грязной стойкой кончается мир.
Кружат, кружат, свернувши с маршрута,
Где горит на земле командир.
Жизни след синяками под бровью.
Всем плевать, что хрипишь до сих пор.
Лейтенант, истекающий кровью.
Перебитый снарядом мотор.
В Забегаловке просидели до закрытия. Прихватили еще полчаса, пока уборщицы мыли пол. Потом побрели к Ларьку. С некоторых пор, говорил Учитель, я думаю только о прошлом. И ни о чем другом больше думать не могу. Страшно. И места себе не нахожу от того, что прожил не свою, а какую-то вроде бы чужую жизнь. Как будто идиот-режиссер подсунул мне совсем не ту, не мою роль. А переигрывать поздно. Я тебя понимаю, сказал Хмырь. Со мной тоже такое бывает. Чувствую себя невинно осужденным на бессрочную серость, глупость, пошлость и все такое прочее. Лейтенант, истекающий кровью, - это хоть чуточку романтично. А если так:
Исходящий мочою ученый,
Перебитый соплями поэт.
Пожалуй, это ближе к истине, сказал Учитель. Вся наша жизнь ушла на то, чтобы обрести внутреннюю свободу. Обрели. А что с ней делать? Мы вроде все знаем, все понимаем, не связаны никакими предрассудками. Ну и что? Годы? Я не хочу жить снова. Вот наш дом, сказал Хмырь, отжав фанеру в стенке Ларька и забираясь внутрь. Отдельная квартира - мечта рядового ибанца! Залезай? Ночь перебьемся, а завтра что-нибудь придумаем. Я считаю, надо шарики подкатить к Спекулянтке. Баба - во! И добрая. И оборотистая. Будешь жить, как у Христа за пазухой. Впрочем, если она не влипнет с этой ревизией.
Так Учитель обрел кров на первую ночь на свободе. И приснился ему сон. Ему приснилось, что он на самом деле на свободе.
ВЕЛИКАЯ ПОБЕДА
В первый же день после ПИ без объявления войны началось Великое Глобальное Целование (ВЦ). Никто не знал, почему оно началось и зачем. Лишь после того, как оно закончилось, и без объявления мира начался мир, выяснилось, что враждебные силы хотели повернуть историю вспять. Но ибанцы перецеловали всех и покрылись неувядаемой славой. Поэтому ВЦ с их стороны было справедливым. Еще лишний раз подтвердилась правота ибанизма - самой научной науки, по которой все и происходило в мире в последние столетия. Заведующий Ибанска (Заибан) был награжден десятью тысячами высших орденов и удостоен высшего воинского звания ефрейториссимуса. Заместители получили по пять тысяч высших орденов и по чину фельдфебелиссимуса. И так далее, вплоть до забулдыги Хмыря, который закончил ВЦ безнадежно рядовым и не получил никаких наград. Он был и этому безумно рад, так как могло быть еще хуже. Единственное, о чем он просил высшие власти в лице Участкового, это чтобы его оставили в покое. Участковый за сравнительно скромное вознаграждение (два поллитра в неделю) шел навстречу и позволял Хмырю ничего не делать.
ВЦ было самое большое. Зато самое последнее. Теперь мы перекуем мочу на рыла, сказал Заибан, вылезая из погреба, откуда он руководил сражениями. И приказал Академии Наук приготовить ему круглосуточный доклад, который он намеревался зачитать по поводу Великой Победы. Для зачтения доклада в помощь Заибану рационализаторы изготовили Робота, как две капли похожего на Заибана. Во избежание недоразумений Робота-Заибана заперли в чулан. Вскоре из чулана стало распространяться чудовищное зловоние. Когда чулан вскрыли, выяснилось, что Робот наложил в штаны самым натуральным образом. Это было единственное доказательство того, что он настоящий Заибан, а тот Заибан, который в это время шлялся по Ибанску и отдавал дурацкие распоряжения, был Робот. Заибан все мероприятия двойника присвоил себе и очень гордился ими.
ВЦ теперь больше не будет, сказал Заибан. Целоваться теперь не с кем. И некому. Так что армию теперь увеличим не вдвое, как планировали, а втрое. Будем призывать всех без исключения. Пятерки теперь будем ставить тем, кто сумеет промазать в мишень, пользуясь новейшими храпо-сонными прицелами. Пусть стреляют, у нас теперь есть опыт и закалка... За высокие научные показатели доклада Заибану присвоили высший научный титул эйнштейниссимуса. Заместителям присвоили титулы ньютониссимуса. И так далее вплоть до безграмотного забулдыги Хмыря, который остался без степени и звания и был безумно рад тому, что его оставили в покое.
Во время ВЦ Ибанск был стерт с лица земли вместе со всем населением. Но ибанцы не растерялись и обосновали новый на месте старого, только чуть выше, над землей, так как на земле стало жить опасно из-за отходов промышленности, насовсем засоривших среду, и бытового мусора. Земля превратилась в мусорную свалку, на которую ибанцы по особым пропускам снаряжали экспедиции за сырьем и продуктами питания. Поскольку ибанцам теперь никто не мешал, они быстро восстановили все то, что было, и даже кое-что такое, чего не было. В частности, они впопыхах напечатали вредную книжонку Клеветника. Но вовремя опомнились, за что Заибану было присвоено высшее художественное звание пикассиссимуса. Заместителям присвоили звания леонардыдависсимуса. И так далее вплоть до равнодушного к судьбам искусства забулдыги Хмыря, который был безумно рад тому, что его оставили в покое. Клеветника посадили, а Заибану присвоили высшее охранное звание агатакристиссимуса и т.д. Короче говоря, ибанцы начали стремительно развиваться. И доразвивались до того, что с большим опережением графика построили высшую ступень социзма или полный социзм - псизм. И не столько этому обрадовались, сколько удивились, что это почему-то получилось. Кто бы мог подумать, что построим, говорил по пьянке Заибан своему старому врагу Главному Теоретику. Между нами, врагами, говоря, ведь никто в эту ерунду не верил. И на тебе! Построили! Честно говоря, сказал Главный Теоретик, я тоже никогда в это не верил. Не такие же мы идиоты, как о нас думают эти вшивые интеллигентишки, чтобы верить в такой бред. Я и сам до сих пор не пойму, как он построился. Неужели ибанизм действительно прав?! Вот это хохма! Ладно, черт с ней, с теорией. Пошли. Пора открывать этот псизм. Нас уже там заждались.
ХМЫРЬ
Хмырь ошивался в районе Продуктового Ларька, правдами и неправдами заколачивая ровно столько, сколько нужно на выпивку и расплату с Участковым. Напившись в ближайшей Забегаловке, он плелся в Берлогу, - в комнатушку к своей Сожительнице, распевал на весь Ибанск непристойные песенки.
Сногсшибательный успех!
Гип-ура! Но вот потеха.
Раздолбали мы их всех,
И теперь нам не до смеха.
Поэт-лауреат, опустившийся в народ с целью стать его вожаком, презрительно кривил истонченные завистью губы потасканного импотента-гомосексуалиста. Он считал, что это не искусство. Но Хмырю было наплевать на мнение любимца ООН и молодежи, так как он сам категорически отрицал свою причастность к искусству. И он продолжал орать благим матом.
На кого теперь валить
Со жратвою недостачи?
Кто поможет нам покрыть
В освоеньи неудачи?
Этого поэт стерпеть не мог и побежал жаловаться. Хмыря забрали. В каталажке он выцарапал ржавым гвоздем прямо под портретом Заибана апологетический стих:
Демократий наших рай
Ширится и прочится.
Куда хочешь, удирай,
Говори, что хочется.
Но удирать было уже некуда, так как везде был Ибанск. И на месте Парижа Ибанск. И на месте Нью-Йорка Ибанск. И даже на месте Лондона Ибанск.
Я б удрал. Да вот беда.
Удирать-то некуда.
И говорить было нечего, так как все было уже сказано. И без всяких последствий.
Я бы что-нибудь сказал,
Да от слов эффект пропал.
Не знаю, как с точки зрения поэзии, сказал Коридорный, но по содержанию правильно. Потом выяснилось, что Хмырь - единственный и последний ибанец с нулевым уровнем сознательности. Как так, удивились сотрудники ООН. Ибанец и без наград, степеней и званий? Не может быть такого! И Хмыря отпустили домой как резерв, за счет которого в дальнейшем будет происходить прогресс общественного сознания.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
И очень плохо там без языков, говорит Мазила. Что за черт! Десять лет учили иностранный язык в школе. Потом в институте. Потом с учителями. На курсах. И никакого толку. В чем дело? Есть разные объяснения, говорит Болтун.
Учим, учим языки.
Языки иностранные.
От пеленок до доски.
А результаты странные.
Начинаем лепетать
Мнемся и хихикаем.
И по-нашему опять
Шпрахаем и спикаем.
Отчего, хотел бы знать.
С чем причина связана?
За границей нам бывать
Проти-во-по-ка-за-но!!
За границею наш брат,
Хоть и заикается,
От общенья, рад-не рад,
Духом разлагается.
Как же так! А вера где?!
А наше преимущество?!
Воспитание в труде?!
Теории могущество?!
Мне начальник пояснил.
Не себе стараемся.
Мы за Запад, чтоб он сгнил,
Шибко опасаемся.
Между нами говоря,
Не психуй, а выслушай.
Не пускаем вас не зря,
А для цели выс-с-с-шей.
Вас наслушаются там,
Примут резолюцию,
И устроят тарарам,
То есть революцию.
Что ж, кричу я, за беда?
С этим же не спорю я.
Подтвердится, как всегда,
Лишний раз теория!
Объясню тебе, изволь.
Тут тебе не критика,
Не начальства произвол,
А тонкая политика.
Думать надо, говорит,
Головой, ей-богу.
Если Запад погорит,
Кто нам даст подмогу?
Это ж в миг сообразит
Бывший брат - китайцы.
И ухватит, паразит,
Нас с тобой за яйца.
Такова событий нить.
Опытные данные.
Так что дуй домой учить
Языки иностранные.
Неужели все эти проблемы сохранились, спросил Мазила. Конечно, сказал Болтун. Они вечны. Не будет заграницы, разобьют мир на районы и создадут искусственные препятствия для передвижений и общения. Это один из глубочайших социальных законов. Индивид должен быть ограничен во всех отношениях. Иначе такое огромное общество существовать не может. Все эти разговоры о нормах общения двадцатого века - пустяки. Антидемагогия, но демагогия. Тебе часто приходилось видеть, чтобы клетка из задницы индивида совершила туристическую поездку или эмигрировала в правое полушарие мозга? Но это же совсем другое, сказал Мазила. Пусть, сказал Болтун. А как часто клетки из мозга одного свободного индивида перебираются в мозг другого? Мы живем идеалами прошлого. А дело фактически идет к формированию сложнейших гигантских автономных социальных механизмов, исключающих свободу и взаимозаменимость деталей. Ты только почитай, вот здесь. Видишь, даже готтентоты строят металлургический комбинат и завод швейных машинок, заводят академию наук и разрабатывают программу полетов в космос. И без визы их теперь даже за бананами на дерево уже не выпускают. Это, конечно, из области анекдотов, сказал Мазила. На Западе-то ничего подобного нет. Они отстали, сказал Болтун. Во всех отношениях отстали. Вот, читай далее. Видишь, в Народной Тибенголии открылась выставка живописи и скульптуры. Выставлено скульптур в полтора раза больше, чем во всем Париже, вместе взятом, а полотен в два раза больше, чем в Нью-Йорке с пригородами. Во как! А ты Запад!... У нас скоро открывается школа для одаренных детей на сто тысяч мест. Вот это масштабы! Приказано поднять уровень и утереть Западу нос. Погоди, может быть, тебя попросят там лекции почитать. О сочетании скульптуры с архитектурой и политикой.
ПОД-ИБАНСК
Задолго до ВЦ под Ибанском была создана грандиозная сеть подземных сооружений. Одних только станций метро было несколько десятков тысяч. А сколько канализационных отстойников и мусорных отлежников! Поцелуеубежища со всем, что нужно для жизни огромного числа людей на длительное время. Население, занятое в подземном хозяйстве, само по себе могло образовать целое государство. В речи по поводу награждения канализационной сети орденом Заибан сказал, что из одних только золотариков мы можем укомплектовать аппарат управления и научные учреждения любого западного государства. Были созданы первоклассные научно-исследовательские институты по исследованию подземного хозяйства. Для подземников построили благоустроенные жилые кварталы под землей, санатории и спортивные сооружения. Большая часть подземников настолько привыкла к подземному образу жизни, что даже испытывала неудовольствие, когда их выгоняли наверх для участиях в демонстрациях, встречах и проводах. Так что, когда началась война, Ибанск был стерт с земли и выходы на поверхность оказались все замурованными, подземники долгое время жили как ни в чем не бывало. Они даже были сначала довольны, что их оставили в покое, не дергали никакими комиссиями, проверками, соревнованиями, манифестациями и прочими общественными мероприятиями. Об этом времени впоследствии сложились легенды как о мифическом золотом веке. Молодежь, слушая эти легенды, только посмеивалась. Никаких собраний? Никаких визитов? Никаких соревнований? И даже арестов никаких? Старушечьи сказки! Нашли дураков!!...
Когда кончилась война, ликвидировали ее вредные последствия, и восстановили Ибанск над землей (Над-Ибанск), то вспомнили о подземном Ибанске. Общее мнение было таково, что там все погибли. Попытки ученых установить связь с подземной цивилизацией не увенчались успехом, и Под-Ибанск сочли несуществующим. Но подземники выстояли. На то они и ибанцы! Они сохранили все завоевания социзма и упрочили их. Поскольку они жили в полной темноте, им не нужно было читать и сочинять книги, рисовать картины, кривляться в театрах, в кино и по телевидению. Благодаря этому они построили псизм значительно раньше, чем в Над-Ибанске. Ликования по этому поводу были такими мощными, что тряслась земля, и в Над-Ибанске кое-где разрушились здания. Но ученые сочли это верным признаком того, что в центре планеты происходят внутриатомные процессы.
СОРТИР
Первым делом в Ибанске восстановили древнейший памятник культуры Сортир. На торжественном открытии его Заибан зачитал двенадцатичасовую речь Все собравшиеся заснули. Этим воспользовался Хмырь, приглашенный как участник строительства первого ибанского Сортира. Он вытащил из дырявого кармана ржавый двенадцатидюймовый гвоздь якобы от этого самого первого Сортира и на пластмассовой стенке нового Сортира выцарапал народную песню из далекого будущего:
Хотел кишки я опростать.
Велят сперва в шеренгу стать
Строителей социзма.
Велят от радости вопить,
Мол, с каждым часом лучше жить,
Без тени юморизма.
Меня терзает с неких пор
Банальный старческий запор.
Поставить что ли клизму?!
Сперва прослушать речь велят
Про самый гениальный взгляд
На суть того же изма.
Подох. И начал уж смердить.
Давно пора бы схоронить
В целях гигиенизма.
Сперва велят зачеты сдать,
Законов знанье показать
Опять его же, изма.
Коль доведется снова жить,
Себя не дам я задурить.
Довольно кретинизма.
Ошибок прошлых не прощу.
Касторки съев, в толчок спущу
Сперва идею изма.
Это не искусство, сказал Вша, вытирая зад Заибана специально помятой для этой цели прогрессивной передовицей из Журнала. Не учтены достижения современной науки, сказал плюшевый Мыслитель, стоявший рядом с Претендентом в почетном карауле у толчка Заибана. Находчивая свободолюбивая Супруга подобрала гвоздь и поверх крамольных стихов нацарапала самое любимое ибанское слово из трех букв.
ПСИЗМ
Псизм есть высшая ступень социзма или полнейший социзм, сказал Заибан накануне объявления псизма в речи по поводу своего награждения Высшим Орденом за заслуги в развитии. От низшей ступени социзма он отличается следующим. На низшей ступени каждый индивид вкалывает по способностям, а получает в соответствии с тем, что он сделал. Как говорили в то время, по труду. Сознание при этом достигает такого уровня, что каждый индивид четко представляет, какие способности у него есть и каких нет, и за пределы своих способностей не вылезает. Общество располагает достаточно мощными средствами, чтобы не дать индивиду трудиться сверх своих способностей или по чужим способностям и убедить его в том, что он получил по заслугам. Поскольку всего очень много, индивиды довольны и ждут наступления высшей ступени. На высшей ступени индивиды продолжают вкалывать по способностям, но получают уже не по заслугам, а по потребностям. Сознание при этом достигает такого чудовищно высокого уровня, что каждый индивид даже во сне помнит, какие потребности ему положено иметь и какие нет. А общество развивает еще более мощные средства поддерживать сознательность индивидов на этом высочайшем уровне. Иначе нельзя. Иначе все мигом растащат. Народ! За ним в оба смотреть надо! Поскольку здесь всего в избытке, то все потребности удовлетворяются, и... Вот в этом-то и состоит суть дела. Многие скептики полагают, что людям тогда будет так хорошо, так хорошо, что лучше и не нужно. И никакой прогресс тогда не нужен будет. Прогресс прекратится. А без прогресса никак нельзя. Теория не разрешает. Именно в этом видят главную опасность псизма - всего будет вволю, и дальше прогрессировать будет незачем. Наши враги особенно злобствуют именно по поводу этого центрального пункта нашего научного псизма. Ага, вопят они. Все будет в изобилии. Всем будет хорошо. Все будут довольны. А дальше что? Застой?! Нет, говорим мы спокойно и уверенно. Прогресс будет продолжаться. Без этого нельзя. Теория нас учит. Классики. Что тогда будет? И на это у нас есть четкий научно обоснованный ответ. Тогда будет иметь место борьба хорошего и еще лучшего. Еще лучшее будет побеждать хорошее. И общество стремительно двинется еще дальше вперед.
Прогнозы Заибана блестяще подтвердились. Как только псизм наступил, так прогресс пошел еще более ускоренными темпами. Стоило появиться чему-нибудь хорошему и даже очень хорошему, как немедленно в борьбу с ним вступало еще лучшее и побеждало его. Появлялась, например, мало-мальски терпимая картошка. И тут же с ней начинала борьбу еще лучшая. Прежняя исчезала совсем. А пока новая внедрялась, ее вытесняла еще лучшая. И так без конца. И за сравнительно короткий срок псизм не прошел, а проскакал галопом первую ступень и поднялся на вторую. Теперь общепризнано, что первая ступень продолжалась от объявления псизма до разоблачения группы врагов псизма в очереди за ширли-мырли у Продуктового Ларька на углу проспектов Хозяина и Победителей. Вторая ступень началась сразу же после этого и продолжается до сих пор. Она скоро кончится, так как наш любимый и гениальный Заибан поставил задачу разработать конкретный план перехода к третьей ступени и установить подходящие сроки, а именно - предстоящие именины Заибана. Первая ступень псизма характеризуется, как известно, тем, что на ней возникла качественно новая высшая форма социальной общности людей - очередь. На этой ступени в основе очереди еще лежали материальные интересы. На второй ступени в связи с тем, что ожидавшиеся на первой ступени ширли-мырли исчезли совсем, очередь приобрела черты наивысшей общности индивидов, базирующейся на более высокой форме сознательности, при которой сама мысль об удовлетворении потребности становится равной процессу удовлетворения этой потребности.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Почему ты вернулся, спросил Болтун. Долго говорить, сказал Мазила. Видишь ли, у меня никогда не было принципиальных конфликтов с властями. У меня были конфликты с профессиональной средой. Я ее одолел. А там я попал в другую среду. С ней у меня тоже постепенно стал намечаться конфликт. Я почувствовал, что мне нужно минимум лет десять, чтобы одолеть ее. А у меня их нет. А твой Великий Замысел, спросил Болтун. Видишь ли, пока мы здесь, мы для них как бы на фронте. Попав туда, мы попадаем в тыл. И интерес к нам меняется. С моим замыслом не так-то просто. Пока я был здесь, предложений было навалом. Приехал туда - все испарились. Буду делать здесь. А пока лепишь Заибана, спросил Болтун. А что поделаешь, сказал Мазила. Деньги. К тому же я не иду на сделку с совестью. Я делаю настоящее произведение искусства. В конце концов Рафаэль писал Папу, Гойя писал Короля, Пракситель сделал бюст Перикла, Делакруа писал Наполеона. Ничего плохого в этом не вижу. Ты полагаешь, что Папа, испанский король, Наполеон и Заибан - явления однопорядковые, спросил Болтун. Но он же - Заведующий, сказал Мазила. Глава государства. Дело не в этом, сказал Болтун. Дело в том механизме, который выталкивает индивида на вершины власти. И в том, что это за индивид независимо от власти. И какова моральная и психологическая атмосфера власти. Заибана тоже можно рисовать и лепить. Но чтобы это было произведение искусства, надо делать карикатуру. А я и делаю, сказал Мазила. Вглядись! Вижу, сказал Болтун. Только боюсь, что никто этого не заметит. Потомки в особенности. Какой бы шедевр ты ни сделал, он все равно будет восприниматься как лесть, подхалимство и т.п. Ты не прав, сказал Мазила. Если строго придерживаться твоих принципов, вообще нельзя работать. А как жить? Для денег можно лепить академиков, сказал Болтун. Тебе же предлагали - сам отказался. Почему? Натура не та? Чушь. У академиков рылы похлеще Заибана. Дело не в этом. Портрет Заибана - это опять пресса. Еще бы! Мазила вылепил самого Заибана! Искусство выше политики! И прочее. Никакой проблемы "КАК ЖИТЬ?" для тебя нет. Есть лишь субъективное намерение жить определенным образом. Ты слишком жесток, сказал Мазила. Мы всего лишь люди. А претендуем быть богами, сказал Болтун. Мы не люди. Мы вши. Или крысы. Если хочешь быть человеком, будь Богом. А чтобы стать богом, надо стать Человеком. Все это лишь красивые слова, сказал Мазила. Ты поезжай туда и посмотри на все наши разговорчики со стороны. Увидишь, какие они смехотворно ничтожные. Если мне не изменяет память, сказал Болтун, мы никогда не претендовали на значительность. Мы даже не претендовали на истину. Мы претендовали только на искренность. Тебе это кажется пустяками, ибо тебе это кажется неискренним. Но я-то не могу уехать отсюда и посмотреть на это со стороны. Я дух твой, а дух не может эмигрировать. Я обречен на искренность по пустякам. Надо многое переговорить заново, сказал Мазила. Пойми, пройдут века, и наши потомки совсем иначе будут воспринимать наше время. Значит... Это значит, сказал Болтун, что такова будет их, а не наша жизнь. Живи сейчас! Другого не будет. Слова, слова, слова, сказал Мазила. Мне трудно тебя переубедить. Надо тебе самому увидеть и пережить все то, что я видел и пережил за эти годы.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Оставим Спекулянтку на крайний случай, сказал Учитель. А пока обойдем старых друзей, если это слово сохранило здесь какой-то смысл. Остался же кто-нибудь от прошлого? Сомневаюсь, сказал Хмырь. У прошлого воруют, но о нем стараются забыть. А поскольку в этом обществе все друзья, то друзей тут вообще не бывает. Единственные отношения, отдаленно напоминающие дружбу прошлых лет, это собутыльники. Но здесь это порицается высочайшей нравственностью, возведенной в закон.
Пессимистические прогнозы Хмыря подтвердились. Один друг сказал, что он уехал в командировку. Другой сказал, что он в отпуске. Третий сказал, что он не знаком ни с каким Учителем. Четвертый... На каждом шагу их останавливали милиционеры, дружинники, дети - юные помощники милиции, пенсионеры активисты милиции и даже собаки. Поразительная бдительность, сказал Учитель. Эти скоты нас задерживают именно потому, что мы совершенно безобидны и беззащитны. А будь мы настоящие грабители и начни кого-нибудь раздевать и резать на глазах у всех, ни одна сволочь не остановится и не защитит жертву. Надо сменить шкуру, сказал Хмырь. Зайдем, тут живет один мой старый собутыльник - Лапоть, У него наверняка найдется какое-нибудь приличное тряпье.
Привет, сказал Лапоть. Ну и видок у тебя, сказал он Учителю. Самодеятельность? А, оттуда! Не может быть! Говорят, оттуда уже не выпускают. Заходите. Полюбуйтесь, какая квартирка! Отдельная! Две комнаты! Мечта! Конечно, кооператив. Загнали все, что можно было. Залезли в долги. Зато отдельная! Ох, и намотались же мы по коммуналкам! Тряпье? Да что вы, ребята! Сам хожу, видите, в чем! Вот телевизором вас могу угостить на славу. Глядите-ка, какой красавец. Новейшей марки. Зори псизма. Чудо техники. Принимает все сто каналов. Идеальный цвет. Стерео. Располагайтесь удобнее. Вот здесь, саморегулирующееся кресло. Включили первую программу. Заибан награждает орденом дерево, под которым он какал во время войны. Местные жители любовно ухаживают за кучкой. Они ее сохранили. До сих пор свеженькая. Даже пар идет. Заибан растроган. Сейчас будет целоваться со всеми... А теперь речь. Часа на два. Программа вторая. Заибан читает речь. Программа третья... Впрочем, можно сразу переходить на десятую. Итак, десятая. Заибан улетает... Почетный караул... Заибан прилетает... Целуются... Почетный караул... Речь... Программа тридцать третья. Герой труда. Вырастил двойные кочаны каких-то ширли-мырли... Что это такое? Сорок седьмая. Итоги соревнования... Шестьдесят девятая... В сети политпросвещения... Семьдесят первая... Хоккей. Девяносто пятая... футбол... Ну как? Кошмар!... Выкинь ты это дерьмо, говорит Учитель. Что ты, говорит Лапоть. Он же сумасшедших денег стоит. А зачем купил, спрашивает Учитель. Все покупают, говорит Лапоть. Потом жена. Теща. Сын. Иногда кое-что покажут приличное. Мультфильмы. Про зверей. Детективы иногда неплохие бывают. Старые в особенности. Заграничные. А так, конечно, жуткая муть. Смотреть совершенно нечего. Противно. И не смотреть нельзя. Скучно. Пойти-то все равно некуда. Представляешь, сто каналов!!! Потрясающее цветное и объемное изображение, А что показывают? Поток отборнейшего дерьма! Прогресс? Чего прогресс? Культуры? Что лучше технически великолепное изображение дерьма или плохое изображение подлинных творений искусства? Сто каналов, и почти никакой информации о реальной жизни. Сплошное вранье. Или мелочи. А главным образом - их идиотское кривляние. Речи. Парады. Заседания. Вручения. Поздравления. Бог мой, неужели этому нет конца? А где же настоящая жизнь?! Увы, сказал Учитель. Говорю тебе как специалист: это и есть настоящая жизнь. И другой нет. Все то, что для тебя есть настоящая культура, допускалось ими лишь для того, чтобы обеспечить себе эту свою настоящую жизнь. Так что выруби эту совершеннейшую дрянь. Пусть без нас паясничают. А стоит ли, сказал Лапоть. Пусть кривляются. Какая ни есть, а все жизнь. И он включил сотую программу. Заибан произносил речь по поводу награждения Низшего Ордена за выдающиеся заслуги Высшим Орденом. Речь произносил без бумажки. Гляди-ка, сказал Лапоть. Без бумажки! Это что-то новое! Ерунда, сказал Хмырь. Им теперь в уши вживляют микроприемники, а язык - микродвигатели на атомной энергии. Диктор радио зачитывает речь на пленку. Теперь стоит на пульте управления нажать кнопку, как Заибан хочет - не хочет, а будет говорить речь. Ты погляди, он же пьян в стельку. И спит. Вот это да, сказал Лапоть. Научно-технический прогресс отрицать все-таки нельзя. Одна надежда - на него. Ерунда, сказал Хмырь. Сейчас изобрели потрясающий мозгоприемник. Размеры - простым глазом не разглядишь. Энергию берет от мозговых токов. Вставляют эту штучку в мозг. И теперь в определенное время все ибанцы без исключения будут слушать и видеть... да, видеть!... все то, что захочет начальство. И не выключишь! Вот это, действительно, прогресс!
