Наблюдение за красными райскими птицами

Это было почти то же самое, что описывал Уоллес, разве что за тем исключением, что в те времена охотники раскладывали фрукты для приманки птиц. «Они брали красный сетчатый фрукт, который очень любили райские птицы. Охотники укрепляли его на крепкой раздвоенной палочке и запасались тонкой, но прочной бечевой. Потом они находили в лесу какое-нибудь дерево, где птицы обычно кормились, и, взобравшись наверх, укладывали бечеву в виде петли, да так хитроумно, что когда птица садилась и начинала клевать фрукт, ее лапки оказывались в петле, и, потянув за бечевку, которая свисала до земли, охотник сдергивал птичку с ветки, и она оказывалась у него в руках. Иногда, когда фруктов всюду было в изобилии, охотник сидел с утра до ночи под своим деревом с бечевой в руках, иногда даже два или три дня кряду, и ни одна птица не попадалась в петлю; но, с другой стороны, при определенном везении можно было поймать двух или трех птиц за день. В деревне было всего восемь или десять человек, владеющих этим ремеслом, и больше нигде на острове никто не умел ловить райских птиц».

Джулия поинтересовалась у нашего гида, много ли птиц ловят живьем. И в ответ услышала, что это зависит от сезона, от спроса на них и от удачи охотников.

Как правило, каждый месяц в деревне продаются две-три пары живых красных райских птиц. Их переправляют тайком торговцам птицами в Соронг, который находится в двух днях плавания на лодке. Цена обычно составляет около 125 тысяч рупий за пару — самца и самочку. Маленькая изящная церковь, которую мы посетили в Кабее, построена на деньги, вырученные от торговли красными райскими птицами. «А как реагируют на это правительственные чиновники? Нет ли проблем из-за нелегальной торговли птицами охраняемого вида?» — спросила Джулия. Наш гид добродушно пожал плечами — он об этом ничего не знал. Торговцы птицами, несомненно, дают взятки чиновникам, но это местных не касается. Охотники только доставляют птиц и получают деньги, дальнейшее их не интересует. Единственная проблема — жадность мелких чиновников из административного центра Саонек, через которой проходит путь в Соронг. Если тамошние чиновники узнают, что кто-то провозит красных райских птиц, они требуют взятку. Чтобы избежать этого, охотники предпочитают доставлять птиц прямо в Соронг, минуя Саонек, хотя это гораздо труднее, ведь пересекать море на маленькой лодке очень опасно.

Эти сведения о процветании — в нарушение всех законов и соглашений — нелегальной торговли красными райскими птицами противоречили той благостной картине, которую рисовали чиновники в Кабее, рассказывая нам о местной популяции райских птиц. Вполне вероятно, что именно здесь, в Кабее, обитала б о льшая часть популяции, самой крупной на Вайгео или, что весьма вероятно, вообще в мире. Однако, по мере того как Джулия продолжала свои расспросы, все становилось на свои места и ситуация прояснялась: обитатели Кабея вовсе не были безжалостными и бездумными эксплуататорами природных богатств острова. Они и их предшественники поколениями занимались ловлей птиц. Уоллес упоминал о том, что султан Тидоре требовал ежегодной дани в виде перьев красной райской птицы, и эти перья доставляли ему местные птицеловы. С годами сложилась некая система ловли птиц и сформировались определенные права собственности. Расположенные вокруг Кабея деревья для токования и танцующие на них птицы не являлись государственной собственностью. Они принадлежали отдельным семьям и группам, которые имели право ловить птиц на определенных деревьях.

Естественно, если на каждом конкретном дереве отлавливать слишком много птиц, популяция пострадает, то есть несбалансированная ловля птиц невыгодна самим владельцам деревьев — таким образом они просто уничтожили бы источник своего дохода. К тому же такая система закрепления прав собственности на конкретные деревья и обитающих на нем птиц гарантировала защиту от браконьерства и порчи деревьев и окружающих участков леса. В целом от ловли красных райских птиц выигрывала вся деревня, так как выручка шла, в том числе, и на общие дела — например, на строительство церкви.

Конечно, имелся некий риск того, что владельцы определенных деревьев окажутся слишком жадными или что в случае необходимости собрать средства для каких-либо нужд деревни на птицеловов начнут давить с целью получения большей выручки; тогда популяция птиц может пострадать. Но до сих пор такого не случалось, возможно, потому, что Кабей оставался маленькой деревушкой и мало кто знал, что здесь обитает столько красных райских птиц.

Мы остались под таким впечатлением от танцев птиц на этих деревьях, что решили сменить место нашей стоянки. Проведя «Уоллеса» вдоль берега, мы бросили якорь вблизи узкого залива, который стали называть «Бухтой красных райских птиц». Здесь мы задержались еще на три дня, пока совершенно не стоптали ноги — каждое утро и каждый вечер мы поднимались на холм к тому времени, когда птицы начинали танцевать в кронах деревьев, не в силах пропустить великолепный спектакль. Это зрелище было столь завораживающим, что нетрудно понять, откуда возникли легенды, будто райские птицы появляются в лучах восходящего или заходящего солнца и никогда не спускаются на грешную землю. Каждый вечер мы возвращались на свое судно и в этой тихой бухточке слушали ночные голоса леса, который доходил до самой воды и продолжался мангровыми зарослями на отмелях. Мы слышали журчание ручьев по склонам холмов, шорох прибоя, всплески выпрыгивающих из воды рыб и пение ночных птиц. Иногда с глухим треском в отдалении отламывались и падали на землю толстые ветви, а ближе к берегу с шумом пробирались сквозь густой подлесок и иногда шлепали по воде какие-то крупные звери. Янис клялся, что это крокодилы, но, вероятнее всего, это были стада кабанов, которые по ночам бродили по лесу и объедали листву с деревьев.

Альфред Уоллес был бы в восторге, узнав, что Кабей, где он обнаружил лишь несколько красных райских птиц, сейчас является местообитанием такой крупной популяции. После неудачи на Муке, где в течение месяца ему удалось добыть всего двух самцов райских птиц, он переместил свой базовый лагерь в небольшой прибрежный поселок под названием Бессир и нанял местных охотников, которые прочесывали лес в поисках образцов для его коллекции.

Когда ему приносили живых птиц, он сажал их в заранее сделанные из бамбуковых стеблей клетки, с установленными внутри лоханями для еды и питья, и следил за состоянием пернатых, стараясь обеспечить им хорошие условия. Уоллес кормил райских птиц их любимыми фруктами и вареным рисом, а также снабжал в изрядном количестве живыми кузнечиками. Оказавшись в клетке, в первый день птицы постоянно сновали из угла в угол, бились о стенки и жадно ели предложенную пищу. На следующий день они несколько успокаивались, но сохраняли хороший аппетит. На третий день, как ни прискорбно, Уоллес находил птиц мертвыми на полу клетки — они погибали по непонятной причине. Уоллес пытался выхаживать птенцов, но они умирали, как и взрослые птицы.

Иногда эти прелестные создания погибали в течение нескольких часов — внезапно начинали биться к конвульсиях и умирали. В конце концов Уоллес прекратил попытки держать у себя живых райских птиц и стремился просто сохранить имевшиеся у него чучела в максимально хорошем состоянии.

Он провел в Бессире шесть недель в домике, названном им «хижиной гнома», — его площадь составляла всего восемь на восемь футов; построенная на сваях, она возвышалась над землей на четыре с половиной фута. В нижней части, открытой всем ветрам, он установил рабочий стол, складываясь почти пополам, чтобы усесться на стул, и всегда памятуя о том, что, вставая, не следует сразу распрямляться, чтобы не удариться головой. Здесь он записывал наблюдения, работал с образцами, насаживал на булавки бабочек редких видов, полностью поглощенный своими исследованиями, понимавший, что до него тут не бывал ни один белый. Он даже обедал здесь же, под этим своеобразным навесом, — хотя продуктов было так мало, что он практически голодал. В Бессире и для своих еды было в обрез, не говоря уже о том, чтобы кормить приезжих. Местные жители не брезговали незрелыми фруктами, часто выкапывали корнеплоды еще до того, как те созревали, и использовали в пищу мясистые водоросли, которые Уоллес, хотя сам был еле жив от голода, нашел непригодными для еды — они были слишком солеными и жесткими. Вместо водорослей он собирал и варил молодые побеги папоротников, а иногда ему удавалось полакомиться мясом какаду.