Глава 2. Прау с острова Кай 7 страница

Первый репортаж по спутниковой связи, описывающий острова Кай-Бесар и Ару, мы отослали в школы сразу же после того, как вышли за пределы коралловых рифов, опоясывающих остров Эню. Вскоре после этого мы взяли курс на остров Варбал, где находился наш базовый лагерь. С юго-востока очень кстати подул приятный бриз, и мы пошли под парусами.

Хождение под парусами на «Альфреде Уоллесе» требовало особенного внимания. Судно имело два несколько необычных паруса, натянутых между верхним и нижним реями, сделанными из бамбука. Каждый парус имел прямоугольную форму и был посредством рея прикреплен к собственной мачте, но вместо того чтобы располагаться горизонтально, как на судах с прямым парусным вооружением, реи на «Альфреде Уоллесе» были закреплены под некоторым углом. Со стороны это выглядело так, будто парус стоял на одном из углов. Парус, закрепленный таким способом, назывался «наклонным прямым», или по-индонезийски лайяр танья. Такая оснастка была традиционной для кай прау до шестидесятых — семидесятых годов XX столетия. Не подлежит сомнению, что именно такое парусное вооружение видел и Уоллес в середине XIX века. Но в последние годы лайяр танья остались только на небольших долбленых лодках в качестве единственного маленького паруса, на более крупных судах вместо них стали использовать треугольные паруса. Причиной изменений стало то обстоятельство, что хотя лайяр танья — мощная и эффективная парусная система и суда с таким вооружением способны двигаться очень быстро, паруса при этом трудны в управлении и требуют наличия большой и квалифицированной команды. Кроме того, такая оснастка может быть опасна в плохую погоду.

В первое время, когда мы покинули Варбал, лишь Янис имел некоторый опыт обращения с этими непривычными для нас парусами, однако, несмотря на то что он был отважным и деятельным палубным матросом, вскоре стало ясно, что умения и ловкости в постановке и сворачивании парусов у него нет совершенно. Похоже, что и у Бобби, его помощника, знаний было не больше, чем у любого из нас.

Наш 250-километровый переход с острова Эню на Варбал преподал урок, который мы не сможем забыть. Поначалу все шло как по маслу. Погода была замечательная — дул легкий попутный ветерок, и мы подняли два лайяр танья, установив их в самое выгодное относительно направления ветра положение. Как и следовало ожидать, они подтвердили славу эффективных парусов. Как только они наполнились, «Альфред Уоллес» сразу же набрал ход. Всего через несколько метров он уже летел со скоростью пять или шесть узлов — весьма неплохой результат при таком ветре. Море было спокойно, наша лодка мягко скользила по зыби. Мы погрузились в расслабляющую корабельную рутину, каждый из нас по очереди стоял вахту на руле в течение двух часов. Джонни со своей бригадой на Варбале превосходно выполнил свою работу по постройке судна, наша прау калулис прекрасно слушалась руля. При полном бакштаге[7] она управлялась очень легко, будто скользя по невидимым рельсам, проложенным по лазурной поверхности Арафурского моря. Кормчему не нужно было слишком часто перекладывать с борта на борт деревянный штурвал, соединенный с рулевыми веслами, чтобы выдерживать правильный курс. Когда же ему приходилось это делать, достаточно было повернуть штурвал сантиметра на два или около того, чтобы внести необходимые поправки в направление движения лодки.

Но при всем этом мы находились на борту туземной лодки, форма и конструкция которой формировались с каменного века и предназначались для особых условий. Прау калулис с Кай служили для плавания на короткие расстояния между островами, и управлять ими должны были расторопные и опытные моряки. К примеру, расположение рабочего места стоящего у руля способно повергнуть в ужас всякого, кто даже просто наблюдал со стороны. Рулевой находился на самом краю кормы, там, где палуба смыкается со штевнем. Необходимо отметить, что на самой палубе свободного места для стоящего человека не было, поэтому была сооружена небольшая деревянная площадка, вынесенная наружу и нависающая над водой. Эта площадка составляет всего около 75 квадратных сантиметров, находиться на ней можно только сидя или стоя — при этом под ее шатким основанием нет ничего, кроме морской бездны. У этого помоста нет ни защитных перил, ни даже низкого порожка для защиты от воды: стоит рулевому потерять равновесие или поскользнуться, его неминуемо ожидает падение в воду. Усугубляло и без того ненадежную позицию и то обстоятельство, что при попутном волнении накатывающиеся сзади на корму тяжелые волны очень сильно раскачивали узкий и легкий корпус нашего судна.

При таком сочетании направления движения судна и волны маленький помост регулярно погружался глубоко в воду, поэтому ноги и даже вся нижняя часть тела у стоящего на помосте рулевого были всегда мокрыми; также ему требовалось крепко за что-нибудь держаться, чтобы его не смыло за борт. Столь ненадежное положение означало, естественно, что человек у кормила должен быть всегда наготове и ни в коем случае не засыпать[8].

Ненадежность нашего проворного маленького суденышка заключалась не только в местонахождении кормчего. Для своей длины «Альфред Уоллес» был слишком узким. Кормовая палуба, где мы разместили деревянные ящики с провизией, была достаточно широка, но проходы по обеим сторонам от каюты являлись, скорее, узкими порожками, по которым приходилось пробираться чуть ли не на цыпочках. Поэтому, чтобы попасть с кормы на нос или наоборот, было гораздо безопаснее перелезать через тростниковую крышу каюты. Нос лодки тоже был очень узким, какие-либо ограждения там отсутствовали, зато имелась массивная тумба (кнехт) для крепления якорного каната, идеально расположенная для того, чтобы любой работающий здесь спотыкался о нее. Какие-либо защитные ограждения по периметру лодки отсутствовали напрочь, равно как и не за что было их крепить. Вместо этого мы натянули страховочный фал по центру лодки, и я установил для всех правило, по которому в ночное время все находящиеся на палубе должны обязательно к нему пристегиваться, поскольку поскользнуться, сделав неверный шаг, выпасть за борт и исчезнуть во мраке ночи очень просто.

Другим неудобством, связанным с обладанием таким великолепным и быстроходным судном, являлось то, что его странные паруса были весьма неудобны в использовании, а при неблагоприятном стечении обстоятельств даже смертельно опасны. При необходимости переложить паруса с одного борта на другой, в случае перемены направления ветра или при изменении курса, команде приходилось проявлять чудеса акробатики. Сначала каждый парус необходимо свернуть, намотав его вокруг нижней перекладины, как сворачивают ролл-шторы. Для этого нужно отстегнуть от палубы передний конец бамбуковой перекладины, схватить его за короткую ручку, продетую сквозь бамбук, и начать крутить перекладину, наматывая на нее парус. В хорошую погоду это не представляло особого труда, но при сильном ветре требовало незаурядной физической силы и ловкости, особенно для человека стоящего на качающейся и неогороженной передней палубе, когда необходимо свернуть большой главный парус. Если в этот момент матрос выпускал ручку из рук или удерживал ее недостаточно сильно, парус, как пружина, мгновенно раскручивался, ручка при этом вращалась с такой скоростью, что представляла собой немалую опасность. Когда парус свернут должным образом, его плотно, во избежание самопроизвольного разматывания, стягивают двумя ремнями, после этого он готов для дальнейшего перемещения. Скрученный подобным образом рулон из паруса и пары перекладин ставят вертикально на один из торцов, затем перекидывают через верхушку мачты на другую сторону, там развязывают стягивающие ремни, соблюдая при этом осторожность, чтобы избежать удара вращающейся ручкой. Нетрудно вообразить, что эти действия требовали больших физических усилий и отличной слаженности в совместной работе, поэтому было вполне очевидно, почему островитяне постепенно стали переходить на использование менее опасной и трудоемкой парусной оснастки.

Но самым серьезным недостатком лайар танья была невозможность брать рифы, то есть уменьшать размеры парусов во время сильных ветров, подбирая и стягивая их нижние части. Парус мог быть либо свернут, либо развернут — средней позиции практически не существовало. У «Альфреда Уоллеса», как и у всех прау калулис, не было настоящего киля, который удерживал бы судно в вертикальном положении при внезапных порывах сильного ветра, поэтому всегда существовала достаточно высокая вероятность перевернуться, если вовремя не убрать паруса. Самым опасным временем, естественно, была ночь, когда внезапный шквал, способный перевернуть лодку, налетал из темноты.

Мы очень хорошо понимали, на что идем, когда, любуясь великолепным закатом, вышли в плавание с Ару в сторону островов Кай. Наше судно по-прежнему вело себя безукоризненно. Всякий раз, когда лодка накренялась на волне, тяжелый бамбуковый рей главного паруса откидывался назад, а затем бился с глухим стуком о мачту — монотонность и однообразие этих ударов свидетельствовали о том, что на судне все в порядке. Нос лодки ритмично поднимался и опускался над линией горизонта, и коленопреклоненный силуэт Буди — который удалился на бак с молитвенным ковриком и молился, обратясь лицом в сторону Мекки, — резко выделялся на фоне багряного закатного неба. Одетый в белую тюбетейку, он выглядел в точности так же, как, должно быть, на протяжении многих веков выглядели его предшественники, мореплаватели с Буги, когда возвращались домой, на запад, после торговых поездок на Ару.

В течение ночи наша уверенность в судне возросла. Ветер стих, а потом и вовсе исчез. Мы спустили паруса и пристегнули, чтобы парусина не терлась напрасно о мачту. Еще через час снова поднялся ветер, но уже с другой стороны, поэтому мы подняли паруса, перекинули их через верхушку мачты и установили должным образом. Все пришлось делать в полной темноте, не все прошло гладко — без ошибок не обошлось, но мы успели их исправить вовремя, и наша лодка снова легко заскользила по ночному морю. Никому не удалось поспать вдоволь, поскольку среди нас не было достаточно опытных моряков, которые способны, находясь на вахте, без посторонней помощи справиться с управлением парусной оснасткой, поэтому любые действия с парусами требовали участия всей команды. Едва лишь мы правильно установили лайар танья, как ветер снова изменил направление, и нам пришлось повторить всю процедуру переброски паруса на другую сторону. В этот раз мы справились с задачей быстрее, несмотря на то, что было уже темно и мы работали при свете фонариков. Возвращаясь к прерванному сну, мы были вполне довольны собой.

Рассвет выдался унылый и нерадостный. Солнце, накануне заливавшее все вокруг ярким светом, исчезло; небо было серым и неприветливым, а лазурное еще вчера море превратилось в волнующуюся массу тяжелого стального цвета. Вокруг нас, между мрачной водой и тяжелыми тучами, висели завесы идущих то там, то тут дождей. Ветер дул теперь с северо-востока, вскоре он стал в два раза сильнее, а затем очень быстро усилился в пять-шесть раз; с собой он принес проливной дождь. Горизонт резко придвинулся и поднялся, превратясь в изломанную линию сердитых волн, обрушивавшихся на нас. Для обычного судна ситуация была, конечно, не очень приятной, но не опасной, однако «Альфред Уоллес» не был обычным судном, и держать поднятыми громоздкие паруса в данных условиях было далеко не безопасно. Сворачивание парусов при сильном ветре было весьма непростым делом, особенно пришлось повозиться с главным парусом, что требовало предельной собранности и осторожности. Янис бросился на бак, отстегнул передний конец нижней бамбуковой перекладины, схватил поворотную ручку и стал ее вращать, пытаясь свернуть парус.

Лодку болтало и швыряло во все стороны. Яниса, кривоногого и босого, бросало взад и вперед на скользкой и качающейся палубе, пока он, стараясь удержать равновесие, продолжал крутить ручку. Джо и Бейл пытались ему помочь, стравливая канаты, которые были привязаны к верхнему концу бамбуковой перекладины, упреждая тем самым раскачивание всего паруса. Канаты хлестали во все стороны. Одной из петель каната, которую отнесло в сторону кормы, был ловко подцеплен наш самый большой котел — он взметнулся высоко в воздух и улетел далеко за борт. Волны перекатывались через палубу, она стала очень скользкой и ходить по ней стало опасно. Янис и Бобби громко перекликались между собой на местном диалекте бахаса кай. Янис поскользнулся и упал, но успел схватиться за перекладину и повис на ней, раскачиваясь как маятник. Вернувшись на свое место, он продолжал неистово крутить ручку, сматывая парус, пока наконец не довел дело до конца. Затем они с Джо и Бейлом опустили парус на палубу. Теперь наступил черед бизани — меньшего по габаритам косого паруса, и снова повторилась та же история. Однако на этот раз Буди, новоиспеченный моряк, держал канат, находясь на корме. Он стоял слишком близко к краю палубы и смотрел вверх на парус, когда его левая ступня соскользнула на несколько сантиметров назад по мокрой поверхности палубы и он упал за борт. Все произошло моментально: только что Буди был здесь, и вот он уже находится по самую шею в воде. К счастью, два обстоятельства сыграли ему на руку: во-первых, «Альфред Уоллес» фактически стоял на месте, так как оба паруса были свернуты и не могли сообщать судну поступательное движение. Во-вторых, Буди изловчился ухватиться за канат, когда падал в воду, и сейчас держался за него. Кроме того, он был очень ловок и силен, поэтому практически без посторонней помощи добрался по канату до края лодки, дотянулся до поручня и в яростном порыве, с диким взглядом вскарабкался на борт, мокрый до нитки и дрожащий от озноба.

Позднее, во время нашего путешествия, в джунглях, мне довелось увидеть, как Буди ловко вскарабкался на десять метров вверх по прямому стволу дерева. Именно благодаря своей ловкости и сноровке он и сумел в этот день вернуться на борт в штормовую погоду. После этого случая каждый член экипажа уяснил для себя, что перемещаться по палубе «Альфреда Уоллеса» в плохую погоду следует с величайшей осторожностью. Желание удержать равновесие на мокрой палубе сродни попытке устоять на куске скользкого мыла в тот момент, когда наше легкое суденышко то взмывало вверх, то проваливалось в яму, переваливаясь с борта на борт под ударами могучих волн. Хуже всего было, когда маленькая лодка шла параллельно волнам: при каждой наваливающейся волне судно накренялось так сильно, что верхние доски его обшивки погружались глубоко в воду. После падения Буди за борт каждый счел разумным пристегиваться к страховочному канату при сколько-нибудь заметном усилении ветра; это делал даже Янис, который никогда прежде, за долгие годы работы моряком, вообще не видел подобного приспособления.

Наутро все было по-прежнему: дул такой же сильный ветер, и волнение продолжалось. Во избежание непредвиденных ситуаций мы подняли два небольших штормовых паруса. Это были не лайар танья, а так называемые опускаемые люгерные паруса — такой тип парусного вооружения использовался на островах, но также был достаточно широко распространен и в северных водах. Под этими маленькими парусами «Альфред Уоллес» потихоньку продвигался вперед, пока изможденная недосыпанием команда ждала улучшения погоды.

К вечеру ветер стих, и море стало гораздо спокойнее. К полуночи мы снова подняли паруса, на сей раз уже лайар танья; когда ветер стих совсем, мы запустили мотор и стали медленно пробираться сквозь ночь в сторону островов Кай. Мы прибыли как раз вовремя, чтобы высадить Билла на берег, и он успел на автобус до Туаля, отправляющийся в полдень. Его месячное пребывание с нами завершилось, и он отбыл домой, уже имея некоторое представление, что значит ходить под парусом на прау калулис. Остальные были удовлетворены сознанием того, что наше судно способно преодолевать длинные морские переходы, до 300 километров, и что мы добрались до самой восточной точки нашего плавания по графику. Мы достигли границы Моллукского архипелага и проследовали по следам экспедиции Уоллеса на Кай-Бесар и Ару. Это было хорошее начало, и при точной навигации наша прау должна была выдержать оставшуюся часть запланированного зигзагообразного маршрута по Островам пряностей Уоллеса.

Опыт, который мы приобрели во время плавания на Кай и Ару, заставил нас о многом задуматься. Стало ясно, что государственные заповедники — не единственные места, где можно найти ту дикую природу, которой так восторгался Уоллес, или где дикие животные и растения могут пережить предсказанную им опасность человеческого вмешательства. Кай-Бесар наглядно продемонстрировал, что некоторое равновесие в сосуществовании местного населения и редких птиц, насекомых и растений в принципе возможно. Напротив, посещение заповедника Баун оставило тревогу и беспокойство — переживет ли он равнодушие и бездействие официальных властей? Остров Эню с мертвыми черепахами, конечно же, представлял собой зону бедствия. Оставалось только удостовериться, подкрепит ли посещение других запланированных мест столь противоречивые впечатления. Успешное путешествие Уоллеса на Ару побудило его остаться еще на пять лет на Островах пряностей. Гораздо позже, когда писал отчет о путешествии по Индонезии, он охарактеризовал свое пребывание на Ару следующими словами: «Оглядываясь в прошлое, могу утверждать, что из всех моих поездок именно эту я вспоминаю с ощущением самого полного удовлетворения». Что ж, следующая тысяча миль плавания «Альфреда Уоллеса» покажет, сойдемся ли мы с великим натуралистом в оценках.