Глава первая. Преображение доньи Соледад 5 страница

Я мгновенно обернулся и оказался лицом к лицу с двумя девушками, которые только что вышли из дому. Очевидно, они прибежали впереди меня и вошли в дом через заднюю дверь. Я вздохнул с облегчением.

Ко мне подошли две юных девушки. Должен сознаться, что никогда по-настоящему не замечал их. Они были красивые, смуглые и очень стройные, но не худые. Их длинные черные волосы были подобраны. Они были одеты в незатейливые юбки, синие хлопчатобумажные жакеты и коричневые мягкие туфли на низком каблуке. Они были без чулок, ноги у них были стройными и мускулистыми. Ростом они были около пяти футов и трех-пяти дюймов. Они казались очень развитыми физически и двигались с большой ловкостью. Одна из них была Лидия, другая – Роза.

Я приветствовал их, и тогда они одновременно протянули мне руки для рукопожатия. Они встали по обе стороны от меня. Выглядели они здоровыми и бодрыми. Я попросил их достать пакеты из багажника. Когда мы несли их в дом, я услышал рычание, такое глубокое и близкое, что оно было похоже на рычание льва.

– Что это такое? – спросил я Лидию.

– Ты не знаешь? – спросила она недоверчиво.

– Это, должно быть, пес, – сказала Роза, и они побежали в дом, практически волоча меня за собой.

Мы положили пакеты на стол, а затем сели на скамейку. Обе девушки смотрели на меня. Я сказал им, что Донья Соледад больна и что я собираюсь отвезти ее в больницу в город, потому что не знаю, как помочь ей. Тут я понял, что ступил на опасную почву. Я не представлял, какую информацию я должен дать им о подлинном характере моего сражения с доньей Соледад. Я решил наблюдать за ними, пока не отыщу ключ. Я полагал, что если буду внимательно за ними наблюдать, смогу по выражению их лиц или по голосам понять, как много они знают. Но они продолжали молчать, предоставляя мне самому вести разговор. Я начал сомневаться, надо ли вообще говорить что-либо по своей инициативе. Пытаясь рассчитать, что делать, чтобы не допустить промаха, я кончил тем, что стал нести чепуху. Лидия оборвала меня. Сухим тоном она сообщила мне, что мне нечего беспокоиться насчет здоровья доньи Соледад, потому что они уже приняли меры, чтобы помочь ей. Ее слова заставили меня спросить, знает ли она, что случилось с доньей Соледад.

– Ты забрал ее душу, – бросила она обвиняюще.

Первой моей реакций было желание оправдываться. Я горячо заговорил, но в конце концов запутался в противоречиях. Они пристально смотрели на меня. Я пришел в полное замешательство. Я пытался снова сказать то же самое, но другими словами. Но моя усталость была такой огромной, что я с трудом мог собраться с мыслями. Наконец, я сдался.

– Где Паблито и Нестор? – спросил я после долгой паузы.

– Они скоро будут здесь, – живо ответила Лидия.

– Вы были с ними?

– Нет! – воскликнула она и уставилась на меня.

– Мы никогда не будем вместе, – объяснила Роза. – Мы не имеем ничего общего с этими лодырями.

Лидия сделала повелительный знак ногой, чтобы она замолчала. Она явно была лидером. То, что я заметил движение ее ступни вызвало в моем осознании воспоминание очень своеобразной грани моих отношений с доном Хуаном. Во время наших бесчисленных скитаний дон Хуан без особых усилий успешно обучил меня системе тайных коммуникаций при помощи закодированных движений стоп.

Я заметил, что Лидия дала Розе сигнал опасности. Он употреблялся, если в поле зрения сигнализирующего появлялось что-нибудь нежелательное или опасное. В данном случае – я. Я засмеялся. Я вспомнил, что дон Хуан впервые подал мне этот знак при первом появлении дона Хенаро. Сделав вид, что не понимаю происходящего, я решил посмотреть, не смогу ли расшифровать все их знаки. Роза сделала знак, что собирается напасть на меня. Лидия ответила повелительным знаком запрета. По словам дона Хуана, Лидия была очень талантливой. Он считал ее более чувствительной и алертной, чем Паблито, Нестор или я сам. Мне никогда не удавалось завязать с ней дружбу. Она держалась отчужденно и была очень резкой. У нее были огромные черные живые глаза, никогда ни на кого не смотрящие прямо, широкие скулы и точеный нос, несколько уплощенный и расширенный к переносице. Я вспомнил, что у нее раньше были красные, вечно воспаленные веки, что служило поводом для всеобщих насмешек. Краснота век исчезла, но она продолжала часто тереть глаза и часто моргать. На протяжении всего моего знакомства с доном Хуаном я видел Лидию чаще всех, но при этом мы не обменялись с ней и дюжиной слов. Паблито считал ее очень опасным существом. Я же всегда думал, что она была просто слишком застенчивой. Роза же была очень бойкой. Я считал ее самой младшей из сестер. Ее глаза были искренними и сияющими. Она была прямой, но несколько раздражительной. Я разговаривал с Розой чаще, чем с остальными. Она была дружелюбной, очень смелой и очень веселой.

– Где остальные? – спросил я Розу. – Они собираются появиться?

– Они скоро придут, – отвечала Лидия.

По их выражениям я мог заключить, что они не были настроены дружелюбно. Судя по их сигналам, они были столь же опасны, как и донья Соледад. И все же, когда я сидел там, глядя на них, они казались мне просто замечательными. Я испытывал к ним самые теплые чувства. И чем дольше они смотрели мне в глаза, тем сильнее становилось это мое чувство. В какой-то момент я почувствовал к ним настоящую страсть. Они были так очаровательны, что я мог бы сидеть часами и смотреть на них, но вдруг некая отрезвляющая мысль заставила меня встать. Я не собирался повторять ошибок прошлой ночи. Я решил, что лучшей защитой будет выложить карты на стол. Твердым тоном я заявил, что дон Хуан устроил для меня некоего рода испытание, используя донью Соледад, или, возможно, наоборот. Существовала вероятность, что он и их настроил соответствующим образом, и нам предстоит сражаться друг с другом в некоторого рода битве, которая может плохо кончиться для кого-нибудь из нас. Я воззвал к их воинскому духу. Если они настоящие наследники дона Хуана, то они должны быть безупречными со мной, раскрыть свои карты, а не вести себя как обычные алчные человеческие существа.

Я повернулся к Розе и спросил ее, почему она хотела напасть на меня. Она на мгновение растерялась, а потом рассердилась. Ее глаза пылали гневом, губы сурово сжались.

Лидия очень вразумительно объяснила, что мне нечего бояться их, и что Роза сердится из-за моей атаки на донью Соледад. И что это исключительно ее личная реакция.

Тогда я сказал, что мне пора. Я встал. Лидия жестом попыталась остановить меня. Она казалась испуганной или сильно обеспокоенной. Она начала возражать, но меня отвлекли какие-то звуки, доносившиеся из-за двери. Девушки рванулись ко мне. Что-то тяжелое прислонилось к двери или толкало ее. Тут я заметил, что они закрыли дверь на тяжелый железный засов. Я почувствовал отвращение. Все начиналось сначала. Я уже устал от всего этого.

Девушки взглянули друг на друга, потом на меня, потом опять друг на друга.

Я слышал поскуливание и тяжелое дыхание какого-то большого животного возле дома. Это мог быть пес.

В этот момент изнеможение ослепило меня. Я бросился к двери и стал отпирать ее. Лидия метнулась ко мне и снова закрыла дверь на щеколду.

– Нагуаль был прав, – сказала она, тяжело дыша – ты думаешь и думаешь. – Ты тупее, чем можно было ожидать.

Она толкнула меня обратно к столу. Я приготовился в подходящих выражениях высказать раз и навсегда, что с меня достаточно. Тут Роза села рядом, касаясь меня: я ощущал ее ногу, нервно трущуюся об мою. Лидия стояла лицом ко мне, неотрывно глядя на меня. Ее горящие глаза, казалось, пытались сказать мне нечто такое, чего я не мог понять.

Я начал говорить что-то, но не закончил. Внезапно на глубочайшем уровне я осознал нечто. Мое тело осознало зеленоватый свет, свечение снаружи дома. Я не видел и не слышал ничего. Я просто осознавал свет, как если бы внезапно уснул, и мои мысли превращались в образы, наложенные на мир обыденной жизни. Свет двигался с большой скоростью. Я ощущал его своим животом. Я следовал за ним или, скорее, фокусировал свое внимание на нем в мгновения, когда он двигался вокруг. В результате фокусирования на этом свете мой ум стал необыкновенно ясным. Теперь я понял, что в этом доме, в присутствии этих девушек было бы неправильно и опасно вести себя, как случайный наивный наблюдатель.

– Ты не боишься? – спросила Роза, указывая на дверь.

Ее голос нарушил мою концентрацию.

Я согласился, что нечто, находившееся за дверью, чем бы оно ни было, испугало меня на очень глубоком уровне, достаточном, чтобы умереть от страха. Я хотел сказать больше, но тут меня охватила ярость и я захотел увидеть донью Соледад и поговорить с ней. Я не верил ей. Я пошел прямо в ее комнату. Ее там не было. Я стал звать ее, выкрикивая ее имя. В доме была еще одна комната. Я распахнул дверь и ворвался туда. Там никого не было. Мой гнев вырос до таких же масштабов, как и мой страх. Я вышел в заднюю дверь и обошел вокруг дома. Не было видно даже собаки. Я яростно постучал в дверь. Открыла Лидия. Я вошел и закричал, чтобы она сказала мне, где все. Она опустила глаза и не ответила. Она хотела закрыть дверь, но я не позволил ей. Она быстро развернулась и ушла в другую комнату.

Я опять сел за стол. Роза не двигалась. Она словно застыла на месте.

– Мы – одно и то же, – сказала она внезапно. – Нагуаль сказал нам это.

– Скажи тогда, кто рыскал вокруг дома? – спросил я.

– Союзник, – отвечала она.

– Где он сейчас?

– Он все еще здесь. Он не уйдет. И когда ты будешь слабым, он сомнет тебя. Однако мы ничего не можем рассказать тебе.

– Кто же тогда может?

– Ла Горда! – воскликнула Роза, раскрывая свои глаза как можно шире. – Только она может. Она знает все.

Роза спросила меня, можно ли закрыть дверь, просто для того, чтобы быть в безопасности. Не дожидаясь моего ответа, она медленно пошла к двери и с шумом захлопнула ее.

– Мы ничего не можем сделать, кроме как ждать, пока все не придут.

Лидия вернулась в комнату со свертком, с каким-то предметом, обернутым в кусок темно-желтой ткани. Похоже, она расслабилась. Но я отметил, что она настроена очень решительно. Она каким-то образом передала свое настроение и нам с Розой.

– Ты знаешь, что здесь у меня? – спросила она.

Я не имел ни малейшего представления. Она начала неторопливо разворачивать сверток. Потом остановилась и посмотрела на меня. Она ухмыльнулась, как будто ей было неловко показывать то, что в свертке.

– Этот пакет оставил для тебя Нагуаль. Но я думаю, что нам лучше подождать Ла Горду. Я настаивал, чтобы она развернула его. Она бросила на меня свирепый взгляд и молча вынесла пакет из комнаты.

Я наслаждался игрой Лидии. Она действовала в полном соответствии с уроками дона Хуана и продемонстрировала, как можно наилучшим образом использовать заурядную ситуацию. Она чрезвычайно заинтриговала меня, показав мне сверток и сделав вид, что хочет развернуть его. Перед этим она сказала, что он оставлен мне доном Хуаном. Она понимала: я вынужден буду остаться, чтобы узнать о содержимом свертка. Я мог предполагать все что угодно. Это могла быть трубка, которой дон Хуан пользовался при применении психотропных грибов. Он как-то говорил мне, что эта трубка будет отдана мне на хранение. Это мог быть его нож, или кожаный кисет, или даже его магические предметы силы. С другой стороны, это могло быть всего лишь уловкой Лидии; дон Хуан был слишком непростым, слишком абстрактным, чтобы оставлять мне свои личные вещи в наследство.

Я сказал Розе, что еле держусь на ногах от усталости и голода Мне хотелось вернуться в город, отдохнуть пару дней и вернуться для встречи с Паблито и Нестором. Я добавил, что к тому времени смогу встретиться и с двумя другими девушками.

Тут вернулась Лидия, и Роза сказала ей о моем намерении уехать.

– Нагуаль приказал нам подчиняться тебе как ему самому, – сказала Лидия. – Мы все являемся самим Нагуалем, но почему-то – никто не понимает почему – ты – в большей степени.

Обе заговорили одновременно, уверяя, что, в отличие от доньи Соледад, они ничего не собираются предпринимать против меня. В их взгляде была настолько горячая искренность, что мое тело было потрясено. Я поверил им.

– Ты должен дождаться возвращения Ла Горды, – сказала Лидия.

– Нагуаль говорил, что ты будешь спать в его постели, – добавила Роза.

Я зашагал по комнате, раздумывая над странной дилеммой. С одной стороны, мне хотелось остаться и отдохнуть – в их присутствии я чувствовал себя физически легким и счастливым, чего и в помине не было днем раньше с доньей Соледад. Но моя разумная сторона и не собиралась расслабляться. И на этом уровне я был все таким же испуганным. В моменты слепого отчаяния я мог действовать смело, но когда импульс этого действия иссякал, я чувствовал себя таким же уязвимым, как обычно.

Нервно расхаживая по комнате, я занимался самоанализом. Обе девушки молчали, с тревогой наблюдая за мной. Внезапно задача решилась: я знал, что какая-то часть меня лишь притворялась испуганной. В присутствии дона Хуана я хорошо познакомился с подобным способом реагирования. На протяжении многих лет нашего общения я глубоко полагался на него в том, что он найдет подходящие способы успокоить мой страх. Моя зависимость от него давала мне утешение и безопасность. Но больше я рассчитывать на это не мог – дона Хуана не было. У его учеников не было ни его терпеливости, ни его искушенности, ни его абсолютной власти. В их обществе мое желание искать утешения было явной глупостью.

Девушки отвели меня в другую комнату. Окно в ней выходило на юго-восток, так же была сориентирована и постель, в качестве которой использовалась толстая циновка похожая на матрац. Кусок стебля агавы[6] длиной в два фута был разрезан так, что его пористая сердцевина служила подушкой или опорой для шеи. Посредине была легкая выемка. Поверхность агавы была очень гладкой. Я лег, почувствовав при этом необычайный комфорт и телесное удовлетворение. Лежа на постели дона Хуана, я ощущал безопасность и завершенность. Несравненный покой охватил мое тело. Подобное чувство я уже испытал однажды, когда дон Хуан сделал мне постель на вершине холма в пустыне северной Мексики. Я заснул.

Проснулся я в конце дня. Роза и Лидия крепко спали, лежа почти на мне. Одну или две секунды я лежал неподвижно, а затем обе девушки одновременно проснулись.

Лидия зевнула и сказала, что они должны были спать вместе со мной, чтобы защитить меня и дать мне возможность отдохнуть. Я сильно проголодался. Лидия отправила Розу на кухню приготовить нам поесть, а сама тем временем зажгла все лампы в доме. Я чувствовал, что знал их или был с ними всю жизнь. Мы молча поели.

Когда Роза убрала со стола, я спросил Лидию, спят ли они все в постели Нагуаля: это была единственная постель в доме, кроме постели доньи Соледад. Как само собой разумеющееся Лидия сказала, что они выехали из этого дома несколько лет назад в свой собственный дом неподалеку отсюда, и что Паблито уехал одновременно с ними и живет теперь с Нестором и Бениньо.

– Что с вами случилось? Я думал, что вы живете все вместе.

– Больше нет, – ответила Лидия. – С тех пор, как ушел Нагуаль, у нас разные задачи. Нагуаль соединил нас, он же и разделил.

– А где Нагуаль сейчас? – спросил я как можно небрежней.

Они посмотрели на меня и переглянулись.

– Но мы не знаем, – ответила Лидия. – Они с Хенаро покинули нас.

Казалось, она говорит правду, но я настаивал, чтобы они рассказали мне все, что им известно.

– Мы действительно ничего не знаем, – огрызнулась Лидия, явно раздраженная моим вопросом. – Они переместились в другую область. Спроси об этом Ла Горду. Она должна тебе кое-что рассказать. Она еще вчера знала, что ты приехал, и мы спешили всю ночь, чтобы застать тебя.

Мы боялись, что ты уже мертв. Нагуаль сказал, что мы должны помогать и верить только тебе. Он сказал, что ты – это он сам.

Она захихикала, закрыв лицо руками, а затем добавила: – Но в это очень трудно поверить.

– Вся беда в том, что мы не знаем тебя, – сказала Роза. – Все мы четверо чувствовали одно и то же. Мы боялись, что ты умрешь, но страшно рассердились, увидев тебя живым. Соледад для нас даже больше, чем мать.

Они обменялись понимающими взглядами. Я мгновенно интерпретировал это как сигнал опасности. В них было что-то недоброе. Лидия заметила внезапное недоверие, должно быть, написанное у меня на лице и начала уверять в своем желании оказывать мне помощь. У меня как будто не было оснований сомневаться в их искренности. Если бы они захотели навредить мне, они могли бы сделать это, когда я спал. Лидия говорила так искренне, что мне стало стыдно за мои подозрения. Я решил раздать привезенные для них подарки и сказал, что в пакетах есть кое-какие безделушки, и они могут выбрать себе, что им понравится. Лидия ответила, что они предпочли бы, чтобы я разделил их сам. Она деликатно добавила, что все будут признательны мне, если я вылечу донью Соледад.

– Что, по-вашему, я должен сделать, чтобы вылечить ее? – спросил я после долгого молчания.

– Используй свой дубль, – безапелляционным тоном ответила она.

Я осторожно попытался объяснить, что донья Соледад едва предательски не убила меня и что я остался в живых только благодаря чему-то такому во мне, что не было ни умением, ни знанием. И то неопределенное, что нанесло ей удар, было реальным, но недостижимым. Иными словами, я мог с таким же успехом помочь донье Соледад, как и слетать на Луну.

Они молча и внимательно слушали меня, оставаясь молчаливыми, но возбужденными.

– А где сейчас донья Соледад? – спросил я Лидию.

– Она с Ла Гордой, – уныло ответила она. – Ла Горда забрала ее и пытается вылечить, но где они – мы не знаем. Это правда.

– А где Хосефина?

– Она пошла искать Свидетеля. Он единственный, кто мог бы вылечить Соледад. Роза считает, что ты знаешь больше Свидетеля, но ты так сердит на Соледад, что желаешь ее смерти. Мы не осуждаем тебя.

Я заверил их, что не сержусь на нее и уж тем более не желаю ее смерти.

– Тогда вылечи ее! – сердитым и высоким тоном сказала Роза. – Свидетель нам говорил, что ты всегда знаешь, что делать, а Свидетель ошибаться не может.

– Черт возьми, да кто такой этот Свидетель?

– Свидетель – это Нестор, – нехотя объяснила Лидия, как бы не желая произносить его имя. – Ты знаешь это. Должен знать.

Я вспомнил, что во время нашей последней встречи дон Хенаро называл Нестора Свидетелем. Тогда я подумал, что это имя было шуткой или уловкой для смягчения невыносимого напряжения и боли тех последних нескольких минут вместе.

– Это была не шутка, – сказала Лидия твердо, – Хенаро и Нагуаль вели Свидетеля по иному пути. Они брали его с собой повсюду, где бывали сами. Я имею в виду – повсюду! И Свидетель был свидетелем всего, что следовало засвидетельствовать.

Отсутствие взаимопонимания между нами было просто ужасающим. Я попытался объяснить, что был практически чужим для них, так как Дон Хуан держал меня вдали от всех, в том числе от Паблито и Нестора. Все эти годы между нами не было никаких контактов за исключением случайных приветствий. Я знал их только со слов дона Хуана. Хотя я однажды встречался с Хосефиной, но даже не помнил, как она выглядит, а все, что я заметил в Ла Горде, – это ее гигантский зад. Я сказал им, что до вчерашнего дня понятия не имел ни об их ученичестве, ни о том, что Бениньо тоже входил в группу.

Они украдкой переглянулись. Роза открыла было рот, собираясь что-то сказать, но Лидия шевельнула ногой, подавая ей тайный знак. Я ожидал, что после моих долгих откровений они прекратят тайное общение друг с другом. Мои нервы были настолько взвинчены, что их секреты привели меня в ярость. Я заорал на них во всю силу легких и грохнул по столу кулаком. Роза вскочила с невероятной быстротой, и, я полагаю, в ответ на ее внезапное движение мое тело само по себе, без вмешательства разума, отступило назад. Как раз вовремя, чтобы уклониться на несколько дюймов от удара палкой или каким-то другим тяжелым предметом, который Роза держала в левой руке. Он врезался в стол с оглушительным грохотом.

Как и прошлой ночью, когда донья Соледад душила меня, я услышал позади трахеи у основания шеи своеобразный и таинственный звук, напоминающий сухой треск ломающейся трубки.

В моих ушах раздался хлопок, и с быстротой молнии моя левая рука опустилась на палку Розы и раздавила ее. Я видел эту сцену так, как если бы смотрел кино.

Роза пронзительно вскрикнула, и тут я понял, что наклонился вперед и изо всех сил ударил левым кулаком по тыльной стороне ее ладони. Я был испуган. Чем бы ни было произошедшее со мной – оно не было реальным. Это был ночной кошмар. Роза продолжала вопить. Лидия увела ее в комнату дона Хуана.

Какое-то время до меня еще доносились ее крики, а затем все стихло. Я сел за стол. Мои мысли были бессвязными и хаотичными.

Этот особый звук в основании шеи был чем-то, что я четко осознавал. Дон Хуан описывал его, как звук, производимый человеком в момент изменения скорости. И я смутно припоминал, что уже испытывал этот звук в его присутствии. И хотя прошлой ночью я осознал его, но окончательно понял, что это такое, только после случая с Розой. Я осознал, что этот звук сопровождался необычным ощущением жара на верхнем небе и внутри ушей. Сила и сухость звука напоминали звон большого треснувшего колокола.

Немного погодя вернулась Лидия. Она казалась более спокойной и собранной. Она даже улыбалась. Я попросил ее помочь мне распутать эту загадку и объяснить, что же произошло. После долгих колебаний она сказала мне, что когда я с криком ударил по столу, Роза в нервном возбуждении подумала, что я причиню им вред, и попыталась ударить меня своей «рукой сновидения». Я увернулся от ее удара и стукнул ее по тыльной стороне руки тем же способом, что и донью Соледад. Лидия сказала, что теперь рука Розы будет бездействовать, пока я не найду способа помочь ей.

Затем в комнату вошла Роза. Ее рука была замотана куском ткани. Она взглянула на меня глазами обиженного ребенка. Мои чувства были в полном беспорядке. Какая-то часть меня чувствовала себя неуютно и виновато, тогда как другая оставалась невозмутимой. Если бы не эта моя часть, я бы не смог остаться в живых после нападения доньи Соледад или сокрушительного удара Розы.

После длительного молчания я сказал им, что с моей стороны было мелочным раздражаться на их секретные сообщения друг другу при помощи ног, но что нельзя же сравнивать мой удар по столу с действиями Розы. Поскольку я не был знаком с их практиками, она могла серьезно повредить мою руку своим ударом.

Угрожающим тоном я потребовал, чтобы Роза показала руку. Она нехотя развернула ее. Рука была опухшей и красной. У меня не осталось никаких сомнений в том, что эти женщины испытывали меня в соответствии с замыслом дона Хуана.

Вступая с ними в конфронтацию, я попадал в область, которой было невозможно достичь или принять ее с точки зрения рациональности.

Дон Хуан неоднократно повторял, что рациональность является лишь незначительной частью того, что он называл «целостностью самого себя». Под воздействием незнакомой и совершенно реальной угрозы физического уничтожения мое тело должно было воспользоваться своими скрытыми ресурсами или умереть. Трюк, похоже, заключался в том, чтобы по-настоящему принять возможность существования таких ресурсов и возможность их реального достижения. Годы практики были лишь шагами к достижению такого принятия. Будучи верным своей предпосылке отсутствия компромисса, дон Хуан добивался для меня полной победы или полного поражения. Если бы моя подготовка не привела меня в контакт с моими скрытыми ресурсами, испытание выявило бы это, и тогда я был бы почти бессилен. Дон Хуан сказал донье Соледад, что я бы убил себя. Будучи столь глубоким знатоком человеческой природы, он, вероятно, был прав.

Это был момент для смены направления действий. Лидия сказала, что я мог бы помочь Розе и донье Соледад с помощью той же силы, которая причинила им вред; следовательно, проблема заключалась в воспроизведении правильной последовательности ощущений или мыслей, или чего-то еще, что приводило мое тело к высвобождению этой силы. Я взял руку Розы и начал ее тереть. Мне хотелось ее излечить. Я испытывал к ней наилучшие чувства. Обнимая Розу, я долго гладил ее руку. Я начал гладить ее по голове, и она в конце концов задремала на моем плече. Но краснота и опухоль ничуть не изменились.

Улыбаясь, Лидия молча наблюдала за мной. Мне хотелось сказать ей, что я бездарный исцелитель. Казалось, ее глаза поймали мое настроение и держали его до тех пор, пока оно не застыло.

Роза хотела спать. Она то ли смертельно устала, то ли была больна. Впрочем, это меня не слишком интересовало. Я взял ее на руки: она оказалась невероятно легкой. Я отнес ее к постели дона Хуана и осторожно уложил. Лидия укрыла ее одеялом. В комнате было очень темно. Я выглянул в окно и увидел безоблачное небо, усеянное звездами. До этой минуты я как-то не помнил, что мы находились на довольно большой высоте.

Когда я взглянул на небо, я вдруг ощутил прилив оптимизма. Казалось, звезды каким-то образом рады мне. Смотреть в юго-восточном направлении было действительно очень приятно.

Внезапно ко мне пришло побуждение, которое я почувствовал необходимым удовлетворить. Я хотел посмотреть, насколько отличается вид неба из комнаты доньи Соледад, обращенной на север. Я взял Лидию за руку, собираясь повести ее туда, но меня остановило щекочущее ощущение на макушке. Оно прошло, как волна ряби, по спине к пояснице, а оттуда – к подложечной ямке. Я сел на циновку и попытался проанализировать свои чувства. Казалось, что с того момента, как я почувствовал щекотку на моей голове, мои мысли уменьшились по интенсивности и количеству. Я пытался, но не мог вовлечь себя в тот обычный умственный процесс, который я называл думаньем.

Мои ментальные упражнения заставили меня забыть о Лидии. Она опустилась передо мной на колени и пристально смотрела на меня до тех пор, пока я не осознал, что ее огромные глаза внимательно разглядывают меня с расстояния в несколько дюймов. Я снова взял ее за руку и повел в комнату доньи Соледад. Когда мы подходили к двери, я почувствовал, что все ее тело оцепенело. Мне пришлось тащить ее. Я уже собирался переступить порог, как вдруг в глаза мне бросилась какая-то громоздкая, напоминающая человеческое тело масса, лежавшая у стены напротив двери. От неожиданности я ахнул и отпустил Лидию. Это была донья Соледад. Она лежала головой к стене. Я обернулся к Лидии. Та отскочила на пару шагов. Я прошептал, что донья Соледад вернулась, но не услышал звуков своего голоса, хотя был уверен, что произнес эти слова. Я попробовал бы заговорить снова, если бы у меня не было этого побуждения к действию. Похоже было, что слова требовали слишком много времени, а мне его не хватало. Я вошел в комнату и направился к донье Соледад. Видимо, ей было очень плохо. Я опустился перед ней на корточки, но вместо того, чтобы что-то спросить, я приподнял ей голову и посмотрел на нее. На ее лбу я увидел что-то, напоминавшее самодельный пластырь из листьев, темный и липкий на ощупь. Я почувствовал, что обязательно нужно убрать его. Очень уверенно откинув назад ее голову, я сорвал пластырь. Это было похоже на то, как если бы я снял кусок резины. За все это время донья Соледад не пошевелилась и не издала ни звука. На лбу осталось желтовато-зеленое пятно. Оно двигалось, словно было живым и насыщенным энергией. Мгновение я смотрел на него, не зная, что делать дальше. Я коснулся пятна пальцем, и оно пристало к нему как клей.

Как ни странно, оно не только не испугало меня, но даже понравилось. Я растер его кончиками пальцев, и пятно перешло на мою руку. Я встал. Эта липкая субстанция давала ощущение тепла. Какое-то мгновение она напоминала клейкую пасту, а затем высохла у меня на пальцах и ладони. Я вновь почувствовал вспышку понимания и тут же побежал в комнату дона Хуана. Схватив руку Розы, я стер такое же флюоресцирующее желтовато-зеленое вещество с ее руки, как я стер его со лба доньи Соледад.

Мое сердце колотилось так сильно, что я едва мог стоять на ногах. Хотелось лечь на пол, но что-то во мне толкнуло меня к окну и заставило бежать на месте.

Не знаю, как долго это продолжалось. Внезапно я почувствовал, как что-то трется о мою шею и плечи. Я начал осознавать, что был практически голым и мокрым от пота. Лидия закутала меня куском ткани и вытирала мне пот с лица.

Ко мне сразу же вернулся нормальный процесс мышления. Я осмотрел комнату. Роза крепко спала. Я побежал в комнату доньи Соледад, ожидая найти ее там спящей, но в комнате никого не было. Лидия пришла следом за мной. Я рассказал ей о случившемся. Она бросилась к Розе и начала ее будить, а я в это время одевался. Роза все еще не просыпалась. Лидия схватила ее за поврежденную руку и сжала ее. Одним пружинистым движением Роза вскочила, словно и не спала.

Они заметались по дому, гася лампы. Казалось, они собрались бежать отсюда. Я хотел спросить, к чему такая спешка, но вдруг заметил, что и сам одеваюсь с лихорадочной скоростью.

Теперь мы носились все вместе. Более того, они, казалось, ожидали от меня указаний, что делать дальше.

Мы выбежали из дома, захватив с собой все привезенные мною пакеты. Лидия посоветовала не оставлять их. Я не успел распределить их и поэтому они как бы еще принадлежали мне. Я швырнул их на заднее сидение машины, а обе девушки поместились на переднем, прижавшись друг к другу. Я завел машину и стал медленно выруливать задним ходом, угадывая путь в темноте. Когда мы были уже на дороге, я совершенно растерялся, услышав их заявление: они в один голос сказали, что я – их лидер.