На следующий день, еще до зари, я снова стояла у борта возле поручней и ждала. Ветер доносил сильный и раздражающе едкий запах пепла, но дым ушел. Рассветная дымка все еще окутывала берег, и я почувствовала легкий, смешанный с надеждой, трепет deja vu, когда увидела маленькую лодку, появившуюся из тумана и медленно поплывшую в сторону корабля.
Когда она приблизилась, я крепче вцепилась руками в поручни. В лодке был не Джейми. Несколько мгновений я пыталась убедить себя, что это был он, просто сменил сюртук, но с каждым взмахом весел становилось все более очевидно, что это не так. Я закрыла глаза, которые жалили слезы, в то же время, уговаривая себя, что глупо так расстраиваться, что это еще ничего не значит.
Джейми обещал быть здесь, и он придет. Факт, что кто-то еще рано утром прибывает на корабль, не имеет к нам никакого отношения.
Как оказалось, имеет. Открыв глаза и вытерев их запястьем, я снова посмотрела на шлюпку и почувствовала, как во мне растет отрицание происходящего. Этого не может быть. Однако так и было. Отзываясь на оклик смотрящего, он посмотрел вверх и увидел меня у поручней. На мгновение наши глаза встретились, потом он наклонил голову и взялся за весла. Том Кристи.
Губернатор совсем не обрадовался тому, что третий день подряд его поднимают с кровати ни свет, ни заря: я слышала его голос внизу, он приказывал одному из моряков попросить прибывшего, кто бы это ни был, подождать более подобающего часа… за этим последовал звук категорически захлопнутой двери каюты.
Я тоже не была довольной, и не в настроении ждать. Но моряк, стоявший у сходного трапа, отказался пропустить меня вниз. Тогда, с бьющимся сердцем, я повернулась и пошла к корме, куда они отправили Кристи ожидать, когда губернатор соизволит его принять.
Моряк, дежуривший там, поколебался, но, в конце концов, не было приказов, запрещавших мне разговаривать с посетителями, и он позволил мне пройти.
- Мистер Кристи, – он стоял у перил и смотрел в сторону берега, но, услышав мои слова, повернулся.
- Миссис Фрейзер, – он был очень бледным, и его с проседью борода выглядела почти черной. Он подстриг ее, так же, как и волосы. И, несмотря на то, что он по-прежнему выглядел, как разбитое молнией дерево, в его глазах снова была жизнь, когда он посмотрел на меня.
- Мой муж… - начала я, но он перебил меня.
- С ним все в порядке. Он ждет вас на берегу, вы увидите его вскоре.
- О? – кипящие внутри меня страх и злость немного ослабли, как будто кто-то, повернув ручку, пригасил огонь, но чувство нетерпения все еще бурлило. – Ну и что, черт возьми, происходит, можете вы мне это сказать?
Том Кристи молча посмотрел на меня долгим взглядом, затем коротко облизнул свои губы и отвернулся, чтобы взглянуть поверх поручней на гладкие серые волны. Он снова повернулся ко мне и глубоко вздохнул, как будто приготавливая себя к чему-то.
- Я пришел признаться в убийстве моей дочери.
Я просто уставилась на него, не в состоянии вникнуть в смысл его слов. Потом я собрала их в предложение, прочла их, написанные на табло в моем сознании, и, наконец, поняла его.
- Ничего подобного, – сказала я.
Мельчайшая тень улыбки, кажется, двинулась в его бороде, и тут же исчезла, почти до того, как я успела ее заметить.
- Как я вижу, вы, по-прежнему, говорите наперекор, – сказал он сухо.
- Не имеет значения, какая я по-прежнему, - сказала я довольно грубо. – Вы с ума сошли? Или это Джейми только что придумал этот план? Потому что, если так…
Он остановил меня, положив руку на мое запястье, и я вздрогнула от прикосновения, не ожидая его.
- Это правда, - сказал он очень тихо. – И я поклянусь в этом на Святом Писании.
Я стояла, не двигаясь, глядя на него. Том Кристи тоже смотрел прямо на меня, и, внезапно, я осознала, как редко он вообще глядел мне в глаза: все время нашего знакомства он отводил взгляд в сторону, уклоняясь от моего, будто пытался избежать признания реальности моего существования, даже когда вынужден был говорить со мной.
Теперь это ушло, и выражение его глаз было таким, каким я никогда до этого у него не видела. Линии боли и страданий прорезали кожу вокруг них, и веки были тяжелыми от печали… но сами глаза были глубокими и спокойными, как море позади нас. То, что он чувствовал во время нашего кошмарного путешествия на юг, та атмосфера молчаливого ужаса, онемелой боли покинули его, уступив место решительности и чему-то еще… чему-то, что горело глубоко внутри него.
- Почему? – спросила я, наконец, и он ослабил хватку на моей руке, сделав шаг назад.
- Вы помните, как-то… - по ностальгическому тону его голоса, казалось, что это произошло десятилетия назад, – вы спросили меня, считаю ли я вас ведьмой?
- Я помню, - ответила я осторожно. – Вы сказали… - теперь я вспомнила тот разговор, и что-то маленькое и ледяное затрепыхалось у основания моей спины, – вы сказали, что верите в ведьм, но не думаете, что я одна из них.
Он кивнул, темные серые глаза неотрывно смотрели в мои. Я подумала, неужели он собирается изменить свое мнение, но, очевидно, нет.
- Я верю в ведьм, - сказал он с полным самообладанием и серьезностью, – потому, что я знавал их. Девочка была такой, и ее мать до нее – тоже, – ледяная дрожь внутри усилилась.
- Девочка, - сказала я. – Вы имеете в виду вашу дочь? Мальву?
Он слегка покачал головой, и его глаза еще больше потемнели.
- Не моя дочь, - сказал он.
- Не… не ваша? Но… ее глаза. У нее были ваши глаза, – я слышала, как произнесла эти слова и хотела бы прикусить язык. Он только улыбнулся, хотя и хмуро.
- И моего брата, – он повернулся к поручням, положив на них руки, и посмотрел вдоль раскинувшегося моря в сторону берега. – Его звали Эдгар. Когда началось Восстание, и я поддержал Стюартов, ему все это не нравилось, он сказал, что это было глупостью и безрассудством. И умолял меня не делать этого, – Кристи медленно покачал головой, как будто видел что-то мысленным взором, и я знала, это был не лесистый берег.
- Я думал… ладно, неважно, что я тогда думал, но я ушел. И попросил его, чтобы он приглядывал за моей женой и маленьким сыном, – он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. – И он присмотрел.
- Понимаю, – сказала я очень тихо. Он резко повернул голову, услышав тон моего голоса, пронизывающе глядя серыми глазами.
- Это не было его виной. Мона была ведьмой… чаровницей, колдуньей, – его губы сжались, когда он увидел выражение моего лица. – Вы мне не верите, я вижу. Но это правда. Много раз я ловил ее за этим – произносящей заклинания, колдующей в определенные часы… Я пошел как-то в полночь на крышу дома, в поисках ее. Я увидел ее там, голую и смотрящую на звезды. Она стояла в центре пятиконечной звезды, которую нарисовала кровью задушенного голубя, ее волосы развевались на ветру.
- Ее волосы, - сказала я, ища хоть какую-нибудь зацепку, чтобы понять его, и внезапно догадалась. – У нее волосы были, как мои, так ведь?
Он кивнул, отведя взгляд, и я увидела, как он сглотнул.
- Она была… такой, какой была, – сказал он тихо. – Я пробовал ее спасти… молитвами, любовью. Я не смог.
- Что с ней случилось? – спросила я, стараясь говорить так же тихо, как и он. С таким ветром, было мало шансов, что нас кто-нибудь услышит, и все же, это были не те признания, которые хотелось бы сообщать другим.
Он вздохнул и снова сглотнул.
- Ее повесили, - сказал он почти равнодушно. – За убийство моего брата.
Это, как оказалось, произошло, когда Том был заключен в тюрьму в Ардсмуире: она послала ему весть, перед тем, как ее казнили, рассказав о рождении Мальвы и о том, что поручила жене Эдгара заботиться о детях.
- Я полагаю, она считала это забавным, - сказал он задумчиво. – У Моны было самое странное чувство юмора, какое я только встречал.
Мороз пробежал по моей коже, вдобавок к холоду раннего утра, и я обняла себя за локти.
- Но вы вернули их… Аллана и Мальву.
Он кивнул. Его транспортировали в Америку, но ему повезло, его контракт был куплен добрым и состоятельным человеком, который дал ему денег, чтобы привезти детей в Колонии. Но потом, и его работодатель, и его жена, которая появилась у него здесь, умерли во время эпидемии желтой лихорадки. И он, находясь в поисках нового места, услышал, что Джейми Фрейзер обосновался в Северной Каролине, и, что он на своей земле помогает людям, которые были с ним в Ардсмуире.
- Господи, лучше я бы перерезал себе горло, до того, как пришел, – сказал он, внезапно поворачиваясь ко мне. – Поверьте мне…
Он казался абсолютно искренним. Я не знала, что сказать в ответ, но ему, казалось, и не нужен был ответ, и он продолжил.
- Девочка… ей было не больше пяти лет, когда я впервые ее увидел, но уже тогда в ней было это… та же хитрость, очарование… та же темная душа.
Он изо всех своих возможностей пытался спасти Мальву, так же, как и жену… выбить из нее всю дурь, обуздать ее дикость, и больше всего, уберечь ее от применения своих чар к мужчинам.
- Ее мать тоже умела такое, – его губы сжались при мысли. – Срабатывало на любом мужчине. Это было проклятьем Лилит (первая жена Адама, которая стала демоном, убивающим младенцев и мучающим мужчин – прим.пер.), то, что имели они обе.
Я почувствовала пустоту в животе, когда он вернулся к теме Мальвы.
- Но она была беременной… - сказала я.
Он еще больше побледнел, но голос оставался твердым.
- Да, была. Я не думаю, что было неправильным предотвратить появление на свет еще одной ведьмы.
Увидев мое лицо, он продолжил, пока я не смогла его перебить.
- Вы знаете, что она пыталась вас убить? Вас и меня, нас обоих.
- Что вы имеете в виду? Пыталась меня убить? Как?
- Когда вы рассказали ей про невидимых существ, этих… микробов. Она этим очень заинтересовалась. Она сама сказала мне, когда я поймал ее с костями.
- Какие кости? – спросила я, чувствуя, как лед серебром пробежал вниз по спине.
- Кости, которые она взяла из могилы Эфраима, чтобы приворожить вашего мужа. Она не использовала их все, и позже я нашел их в ее рабочей корзинке. Я страшно избил ее, и тогда она рассказала мне.
Привыкшая, в поисках съедобных растений и трав, бродить по лесам в одиночестве, она продолжала делать это и во время пика эпидемии дизентерии. И однажды, она наткнулась на уединенную хижину пожирателя грехов, того странного, больного человека. Она обнаружила его почти мертвым, горящим в лихорадке, он находился в коме. Пока она стояла там и решала, бежать ли ей за помощью, или просто убежать, он, на самом деле, умер.
Тогда, по наитию и вдохновению, аккуратно держа мои подробные наставления в голове, она взяла слизь и кровь из тела и поместила их в маленькую бутылочку вместе с капелькой бульона, что был в котелке, висевшем над очагом, сохранив внутри корсета, в тепле ее собственного тела.
А потом капнула несколько капель этой мертвящей смеси в мою пищу и в пищу своего отца, в надежде, что если мы оба заболеем, то наши смерти будут восприняты не более, чем часть общей эпидемии, бушующей в Ридже.
Я чувствовала, как кровь отлила от моих губ, и они онемели.
- Вы в этом уверены? – прошептала я. Он кивнул, не стараясь меня убедить, и, как раз, именно это и убедило меня, что он говорит правду.
- Она хотела… Джейми? – спросила я.
Он закрыл глаза на секунду: солнце начало восходить, и пока его блеск был позади нас, сияние воды было ярким, как серебряная тарелка.
- Она… хотела, - сказал он, наконец. – Она жаждала. Жаждала благосостояния, положения в обществе, желала того, что считала собственной свободой, не рассматривая это, как привилегию – никогда! – он заговорил с внезапной злостью, и я подумала, что это была не только Мальва, кто смотрел на вещи не так, как он.
Но она хотела Джейми, или ради него самого, или только из-за его собственности. А когда ее любовный приворот не подействовал, и пришла эпидемия, то попробовала более прямой путь к тому, чего желала. Я пока еще не могла до конца понять всего этого, но уже точно понимала, что это была правда.
И потом, когда она обнаружила себя неудобно беременной, то придумала новый план.
- Вы знаете, кто настоящий отец ее ребенка? – спросила я, снова почувствовав, как сдавило горло… Я подумала, что так будет всегда… при воспоминании о залитом солнцем садике и двух маленьких аккуратных телах, разрушенных и погибших. Такая потеря.
Он покачал головой, но не смог посмотреть мне в глаза, и я знала, что у него были кое-какие идеи на этот счет, по крайней мере. Он бы мне все равно не сказал, и я полагала, что это не имеет значения теперь. Губернатор скоро проснется и будет готов принять его.
Кристи, тоже, слышал движения внизу, и глубоко вдохнул.
- Я не мог ей позволить разрушить так много жизней, не мог ей позволить продолжать. Потому что она была ведьмой, это точно. То, что ей не удалось убить меня и вас, было не более чем неудача. Она бы все равно убила кого-нибудь, перед тем, как все закончила. Возможно, вас, если уж ваш муж так к вам прилепился. Возможно, его, в надежде унаследовать его состояние для ребенка, – он тяжело, с болью вдохнул.
- Она родилась не от меня, и все же… она была моей дочерью, моей кровью. Я не мог… не мог позволить… Я нес ответственность, – он замолчал, не в состоянии завершить. Тут, я подумала, он говорил искренне. И все же…
- Томас, - сказала я твердо, - это чепуха, и вы знаете это.
Он посмотрел на меня, удивленный, и я видела, что в его глазах стояли слезы. Он сморгнул их и яростно ответил.
- Вы так это называете? Вы ничего не знаете, ничего!
Он увидел, как я отшатнулась, и посмотрел вниз. Потом, он неловко потянулся и взял меня за руку. Я чувствовала шрамы той операции, которую сама сделала, и гибкую силу его сжимающих пальцев.
- Я ждал всю свою жизнь, и искал… - он слегка махнул своей свободной рукой, затем сжал пальцы, как будто хватая мысль, и продолжил более уверенно. – Нет. Надеялся. Надеялся найти что-то, чему не могу подобрать имя, но что-то, что я знал, должно существовать.
Его глаза искательно смотрели в мое лицо, напряженно, будто запоминая мои черты. Чувствуя неловкость от этого испытывающего взгляда, я подняла руку, чтобы поправить растрепавшиеся волосы, но он поймал ее и держал, удивив меня.
- Оставьте их, - сказал он.
Стоя с обеими руками в его руках, я не имела выбора.
- Томас, - сказала я неуверенно, - мистер Кристи…
- Я пришел к убеждению, что это был Бог, тот, кого я искал. Возможно, так и было. Но Бог – это не плоть и кровь, и одна Божья любовь не могла поддержать меня.
- Я написал мое признание, – он отпустил мои руки и, слегка покачнувшись, засунул руку в карман и вытянул сложенную бумагу, которую сжимал своими короткими сильными пальцами.
- Я поклялся тут, что это был я, тот, кто убил мою дочь, за тот позор, который она принесла мне своим распутством, – он говорил довольно твердо, но я видела, как двигалось его горло поверх поношенного шейного платка.
- Вы не убивали, - сказала я уверенно. – Я знаю, вы не убивали.
Он моргнул, смотря на меня.
- Нет, - сказал он, почти буднично, – но, наверное, я должен был.
- Я написал копию этого признания, - сказал он, пряча документ обратно в свой сюртук, - и оставил ее в газетах в Нью Берне. Они опубликуют его. Губернатор его примет – как может быть иначе? – и вы будете свободны.
Эти последние четыре слова вогнали меня в ступор. Том Кристи все еще держал мою правую руку, его большой палец нежно поглаживал мои пальцы. Я хотела убрать руку, но заставила себя оставить все, как есть, подчиняясь выражению его серых глаз, ясному и открытому сейчас, и без всяких заграждений.
- Я всегда тосковал, - сказал он тихо, - по любви, отданной и полученной взамен: провел свою жизнь в попытке отдать мою любовь тем, кто ее не стоил. Позвольте мне это: отдать свою жизнь ради того, кто стóит.
Я чувствовала себя так, словно из меня вышибли дух. Я не могла дышать, но пыталась сформулировать слова.
- Мистер Кр… Том, - сказала я. – Вы не должны. Ваша жизнь… ценна. Вы не можете выбросить ее вот так!
Он кивнул, терпеливо.
- Я знаю это. Если бы она не была ценной, все это ничего бы не значило.
Звуки шагов приближались по сходному трапу, и я слышала внизу голос губернатора, который весело разговаривал с капитаном корабля.
- Томас! Не делайте этого!
Он только посмотрел на меня и улыбнулся… когда-нибудь, видела ли я его улыбку?.. но ничего не сказал. Он поднял мою руку и склонился над ней: я почувствовала покалывание его бороды и тепло его дыхания, мягкость его губ.
- Ваш покорный слуга, мадам, – сказал он очень тихо, сжал руку и отпустил ее, потом повернулся и взглянул в сторону берега. Маленькая лодка приближалась, темная против блеска серебряного моря. – Ваш муж плывет за вами. Прощайте, миссис Фрейзер.
Он повернулся и ушел, твердо держа спину, несмотря на волны, которые поднимались и опускались под нами.
Часть одиннадцатая.
В день возмездия.
