I. Начало карьеры чиновника перхотина

Петр Ильич Перхотин, которого мы оставили стучащимся изо всей силы вкрепкие запертые ворота дома купчихи Морозовой, кончил разумеется тем, чтонаконец достучался. Заслышав такой неистовый стук в ворота, Феня, стольнапуганная часа два назад и все еще от волнения и "думы" не решавшаяся лечьспать, была испугана теперь вновь почти до истерики: ей вообразилось, чтостучится опять Дмитрий Федорович (несмотря на то, что сама же видела, как онуехал), потому что стучаться так "дерзко" никто не мог кроме его. Онабросилась к проснувшемуся дворнику, уже шедшему на стук к воротам, и сталабыло молить его, чтобы не впускал. Но дворник опросил стучавшегося и, узнав,кто он и что хочет он видеть Феодосью Марковну по весьма важному делу,отпереть ему наконец решился. Войдя к Федосье Марковне все в ту же кухню,при чем "для сумления" она упросила Петра Ильича, чтобы позволил войти идворнику, Петр Ильич начал ее расспрашивать и вмиг попал на самое главное:то есть что Дмитрий Федорович, убегая искать Грушеньку, захватил из ступкипестик, а воротился уже без пестика, но с руками окровавленными: "И кровьеще капала, так и каплет с них, так и каплет!" восклицала Феня, очевидно,сама создавшая этот ужасный факт в своем расстроенном воображении. Ноокровавленные руки видел и сам Петр Ильич, хотя с них и не капало, и сам ихпомогал отмывать, да и не в том был вопрос, скоро ль они высохли, а в том,куда именно бегал с пестиком Дмитрий Федорович, то есть наверно ли к ФедоруПавловичу, и из чего это можно столь решительно заключить? На этом пунктеПетр Ильич настаивал обстоятельно и хотя в результате твердо ничего неузнал, но все же вынес почти убеждение, что никуда Дмитрий Федорович ибегать не мог, как в дом родителя, и что стало быть там непременно должнобыло нечто произойти. "А когда он воротился, - с волнением прибавила Феня, -и я призналась ему во всем, то стала я его расспрашивать: отчего у вас,голубчик, Дмитрий Федорович, в крови обе руки, то он будто бы ей так иответил: что это кровь человеческая и что он только что сейчас человекаубил, - так и признался, так мне во всем тут и покаялся, да вдруг и выбежалкак сумасшедший. Я села да и стала думать: куда это он теперь каксумасшедший побежал? Поедет в Мокрое, думаю, и убьет там барыню. Выбежала яэтта его молить, чтобы барыню не убивал, к нему на квартиру, да уПлотниковых лавки смотрю и вижу, что он уж отъезжает и что руки уж у него нев крови" (Феня это заметила и запомнила.) Старуха, бабушка Фени, сколькомогла, подтвердила все показания своей внучки. Расспросив еще кой-о-чем,Петр Ильич вышел из дома еще в большем волнении и беспокойстве, чем каквошел в него. Казалось бы, что всего прямее и ближе было бы ему теперь отправиться вдом Федора Павловича, узнать, не случилось ли там чего, а если случилось, точто именно, и, уже убедившись неоспоримо, тогда только идти к исправнику,как твердо уже положил Петр Ильич. Но ночь была темная, ворота у ФедораПавловича крепкие, надо опять стучать, с Федором же Павловичем знаком он былотдаленно - и вот он достучится, ему отворят, и вдруг там ничего неслучилось, а насмешливый Федор Павлович пойдет завтра рассказывать по городуанекдот, как в полночь ломился к нему незнакомый чиновник Перхотин, чтобузнать, не убил ли его кто-нибудь. Скандал! Скандала же Петр Ильич боялсяпуще всего на свете. Тем не менее чувство, увлекавшее его, было стольсильно, что он, злобно топнув ногой в землю и опять себя выбранив,немедленно бросился в новый путь, но уже не к Федору Павловичу, а к госпожеХохлаковой. Если та, думал он, ответит на вопрос: она ли дала три тысячидавеча, в таком-то часу, Дмитрию Федоровичу, то в случае отрицательногоответа он тут же и пойдет к исправнику, не заходя к Федору Павловичу; впротивном же случае отложит все до завтра и воротится к себе домой. Тутконечно прямо представляется, что в решении молодого человека идти ночью,почти в одиннадцать часов в дом к совершенно незнакомой ему светской барыне,поднять ее может быть с постели с тем, чтобы задать ей удивительный по своейобстановке вопрос заключалось, может быть, гораздо еще больше шансовпроизвести скандал, чем идти к Федору Павловичу. Но так случается иногда,особенно в подобных настоящему случаях, с решениями самых точнейших ифлегматических людей. Петр же Ильич, в ту минуту, был уже совсем нефлегматиком! Он всю жизнь потом вспоминал, как непреоборимое беспокойство,овладевшее им постепенно, дошло наконец в нем до муки и увлекало его дажепротив воли. Разумеется, он все-таки ругал себя всю дорогу за то, что идет кэтой даме, но "доведу, доведу до конца!" повторял он в десятый раз, скрежещазубами, и исполнил свое намерение - довел. Было ровно одиннадцать часов, когда он вступил в дом госпожиХохлаковой. Впустили его во двор довольно скоро, но на вопрос: почивает лиуже барыня, или еще не ложилась - дворник не мог ответить в точности, крометого, что в эту пору обыкновенно ложатся. - "Там, наверху, доложитесь;захотят вас принять, то примут, а не захотят - не примут". Петр Ильичподнялся на верх, но тут пошло потруднее. Лакей докладывать не захотел,вызвал наконец девушку. Петр Ильич вежливо, но настоятельно попросил еедоложить барыне, что вот дескать пришел здешний один чиновник Перхотин, поособому делу, и если б не важное такое дело, то и не посмел бы придти -"именно, именно в этих словах доложите", попросил он девушку. Та ушла. Оностался ждать в передней. Сама госпожа Хохлакова, хотя еще не започивала, нобыла уже в своей спальне. Была она расстроена с самого давешнего посещенияМити и уже предчувствовала, что в ночь ей не миновать обыкновенного в такихслучаях с нею мигреня. Выслушав доклад девушки и удивившись, она однакораздражительно велела отказать, несмотря на то, что неожиданное посещение втакой час незнакомого ей "здешнего чиновника" чрезвычайно заинтересовало еедамское любопытство. Но Петр Ильич на этот раз уперся как мул: выслушавотказ, он чрезвычайно настойчиво попросил еще раз доложить и передать именно"в этих самых словах", что он "по чрезвычайно важному делу, и они может бытьсами будут потом сожалеть, если теперь не примут его". "Я точно с горы тогдалетел", рассказывал он потом сам. Горничная, удивленно оглядев его, пошладругой раз докладывать. Госпожа Хохлакова была поражена, подумала,расспросила каков он с виду и узнала, что "очень прилично одеты-с, молодые итакие вежливые". Заметим в скобках и мельком, что Петр Ильич былдовольно-таки красивый молодой человек и сам это знал о себе. ГоспожаХохлакова решилась выйти. Была она уже в своем домашнем шлафроке и в туфлях,но на плечи она накинула черную шаль. "Чиновника" попросили войти вгостиную, в ту самую, в которой давеча принимали Митю. Хозяйка вышла к гостюсо строго вопросительным видом и, не пригласив сесть, прямо начала свопроса: "что угодно?" - Я решился обеспокоить вас, сударыня, по поводу общего знакомогонашего Дмитрия Федоровича Карамазова, - начал было Перхотин, но только чтопроизнес это имя, как вдруг в лице хозяйки изобразилось сильнейшеераздражение. Она чуть не взвизгнула и с яростью прервала его. - Долго ли, долго ли будут меня мучить этим ужасным человеком? -вскричала она исступленно. - Как вы смели, милостивый государь, как вырешились обеспокоить незнакомую вам даму в ее доме и в такой час... иявиться к ней говорить о человеке, который здесь же, в этой самой гостиной,всего три часа тому, приходил убить меня, стучал ногами и вышел как никто невыходит из порядочного дома. Знайте, милостивый государь, что я на вас будужаловаться, что я не спущу вам, извольте сей же час оставить меня... Я мать,я сейчас же... я... я... - Убить! Так он и вас хотел убить? - А разве он кого-нибудь уже убил? - стремительно спросила госпожаХохлакова. - Соблаговолите выслушать, сударыня, только полминуты, и я в двухсловах разъясню вам все, - с твердостью ответил Перхотин. - Сегодня, в пятьчасов пополудни, господин Карамазов занял у меня, по-товарищески, десятьрублей, и я положительно знаю, что у него денег не было, а сегодня же вдевять часов он вошел ко мне, неся в руках на виду пачку сторублевыхбумажек, примерно в две или даже в три тысячи рублей. Руки же у него и лицобыли все окровавлены, сам же казался как бы помешанным. На вопрос мой,откуда взял столько денег, он с точностью ответил, что взял их сейчас предтем от вас и что вы ссудили его суммою в три тысячи, чтоб ехать будто бы назолотые прииски... В лице госпожи Хохлаковой вдруг выразилось необычайное и болезненноеволнение. - Боже! Это он старика-отца своего убил! - вскричала она, всплеснувруками. - Никаких я ему денег не давала, никаких! О, бегите, бегите!.. Неговорите больше ни слова! Спасайте старика, бегите к отцу его, бегите! - Позвольте, сударыня, итак вы не давали ему денег? Вы твердо помните,что не давали ему никакой суммы? - Не давала, не давала! Я ему отказала, потому что он не умел оценить.Он вышел в бешенстве и затопал ногами. Он на меня бросился, а я отскочила...И я вам скажу еще, как человеку, от которого теперь уж ничего скрывать ненамерена, что он даже в меня плюнул, можете это себе представить? Но что жемы стоим? Ах сядьте... Извините, я... Или лучше бегите, бегите, вам надобежать и спасти несчастного старика от ужасной смерти! - Но если уж он убил его? - Ах, боже мой, в самом деле! Так что же мы теперь будем делать? Как выдумаете, что теперь надо делать? Между тем она усадила Петра Ильича и села сама против него. Петр Ильичвкратце, но довольно ясно изложил ей историю дела, по крайней мере, ту частьистории, которой сам сегодня был свидетелем, рассказал и о сейчашнем своемпосещении Фени, и сообщил известие о пестике. Все эти подробности до-нельзяпотрясли возбужденную даму, которая вскрикивала и закрывала глаза руками... - Представьте, я все это предчувствовала! Я одарена этим свойством,все, что я себе ни представлю, то и случится. И сколько, сколько раз ясмотрела на этого ужасного человека и всегда думала: вот человек, которыйкончит тем, что убьет меня. И вот так и случилось... То-есть, если он убилтеперь не меня, а только отца своего, то наверное потому что тут видимыйперст божий, меня охранявший, да и сверх того сам он постыдился убить,потому что я ему сама, здесь, на этом месте, надела на шею образок с мощейВарвары великомученицы... И как же я была близка в ту минуту от смерти, яведь совсем подошла к нему, вплоть, и он всю свою шею мне вытянул! Знаете,Петр Ильич... (извините, вас, кажется, вы сказали, зовут Петром Ильичем),знаете, я не верю в чудеса, но этот образок и это явное чудо со мною теперь- это меня потрясает, и я начинаю опять верить во все, что угодно. Слыхаливы о старце Зосиме?.. "А впрочем я не знаю, что говорю... И представьте,ведь он и с образком на шее в меня плюнул... Конечно только плюнул, а неубил, и... и вон куда поскакал! Но куда ж мы-то, нам-то теперь куда, как выдумаете? Петр Ильич встал и объявил, что пойдет теперь прямо к исправнику и всеему расскажет, а там уж как тот сам знает. - Ах, это прекрасный, прекрасный человек, я знакома с МихаиломМакаровичем. Непременно, именно к нему. Как вы находчивы, Петр Ильич, и какхорошо это вы все придумали; знаете, я бы никак на вашем месте этого непридумала! - Тем более, что я и сам хороший знакомый исправнику, - заметил ПетрИльич, все еще стоя и видимо желая как-нибудь поскорее вырваться отстремительной дамы, которая никак не давала ему проститься с ней иотправиться. - И знаете, знаете, - лепетала она, - придите сказать мне, что тамувидите и узнаете... и что обнаружится... и как его решат и куда осудят.Скажите, ведь у нас нет смертной казни? Но непременно придите, хоть в тричаса ночи, хоть в четыре, даже в половине пятого... Велите меня разбудить,растолкать, если вставать не буду... О боже, да я и не засну даже. Знаете,не поехать ли мне самой с вами?.. - Н-нет-с, а вот если бы вы написали вашею рукой сейчас три строки, навсякий случай, о том, что денег Дмитрию Федоровичу никаких не давали, тобыло бы может быть не лишне... на всякий случай... - Непременно! - восторженно прыгнула к своему бюро госпожа Хохлакова. -И знаете, вы меня поражаете, вы меня просто потрясаете вашею находчивостью ивашим умением в этих делах... Вы здесь служите? Как это приятно услышать,что вы здесь служите... И еще говоря это, она быстро начертала на полулисте почтовой бумаги трикрупные следующие строчки: "Никогда в жизни моей я не давала взаймы несчастному Дмитрию ФедоровичуКарамазову (так как он все же теперь несчастен) трех тысяч рублей сегодня,да и никаких других денег никогда, никогда! В том клянусь всем, что естьсвятого в нашем мире. Хохлакова". - Вот эта записка! - быстро обернулась она к Петру Ильичу. - Идите же,спасайте. Это великий подвиг с вашей стороны. И она три раза его перекрестила. Она выбежала провожать его даже допередней. - Как я вам благодарна! Вы не поверите, как я вам теперь благодарна зато, что вы зашли ко мне к первой. Как это мы с вами не встречались? Мнеочень лестно бы было вас принимать и впредь в моем доме. И как это приятнослышать, что вы здесь служите... и с такою точностью, с такойнаходчивостью... Но вас они должны ценить, вас должны наконец понять, и все,что я бы могла для вас сделать, то поверьте... О, я так люблю молодежь! Явлюблена в молодежь. Молодые люди это - основание всей теперешней страждущейнашей России, вся надежда ее... О, идите, идите!.. Но Петр Ильич уже выбежал, а то бы она его так скоро не выпустила.Впрочем госпожа Хохлакова произвела на него довольно приятное впечатление,даже несколько смягчившее тревогу его о том, что он втянулся в такоескверное дело. Вкусы бывают чрезвычайно многоразличны, это известно. "Ивовсе она не такая пожилая", подумал он с приятностью, - "напротив, я быпринял ее за ее дочь". Что же до самой госпожи Хохлаковой, то она была просто очарованамолодым человеком. "Столько уменья, столько аккуратности ив таком молодомчеловеке в наше время, и все это при таких манерах и наружности. Вот говорятпро современных молодых людей, что они ничего не умеют, вот вам пример и т.д. и т. д." Так что об "ужасном происшествии" она просто даже позабыла итолько уж ложась в постель и вдруг вновь вспомнив о том, "как близка была отсмерти", она проговорила: "Ах, это ужасно, ужасно!" Но тотчас же заснуласамым крепким и сладким сном. Я бы впрочем и не стал распространяться отаких мелочных и эпизодных подробностях, если б эта сейчас лишь описаннаямною эксцентрическая встреча молодого чиновника с вовсе не старою ещевдовицей не послужила впоследствии основанием всей жизненной карьеры этоготочного и аккуратного молодого человека, о чем с изумлением вспоминают досих пор в нашем городке и о чем может быть и мы скажем особое словечко,когда заключим наш длинный рассказ о братьях Карамазовых.