О воздержании в повседневной жизни

ка, чтобы вся семья жила вместе. Однако сына приве­ла в умиление аскетическая жизнь монахов, и он, пом­ня о мирской жизни с её душевной тревогой, возвра­щаться не захотел. «Ведь у тебя, отец, — говорил он, — есть и другие дети. Оставь одного в Саду Пресвятой Богородицы». Он не поддался на уговоры отца, и тот был вынужден оставить его на Святой Горе. Этот па­рень был неграмотным, но очень чутким, он имел мно­гое любочестие и простоту. Он чувствовал себя совсем недостойным монашеского пострига, поскольку считал, что исполнять монашеское правило и тому подобное ему будет не по силам. И вот он нашел одну крохот­ную каливу, которую раньше использовали как стойло для вьючных животных, завалил дверь и окно камнями и ветками папоротника и оставил только маленькую круглую щель — нору, для того чтобы вползать в своё жилище и выползать из него. Изнутри он закрывал но­ру старым разорванным пальто, которое где-то подоб­рал. Он не зажигал даже огня. Гнёзда птиц были луч­шими жилищами, чем его гнездо, берлоги зверей были лучшими домами, чем тот дом, в котором жил он. Од­нако радости, которую испытывала эта душа, не име­ют и те, кто живет в богатых дворцах. Ведь этот чело­век подвизался ради Христа, и Христос был рядом с ним — не только в его каливе, но и внутри его духов­ного дома — в его теле, в его сердце. Поэтому он жил в Раю. Изредка он вылезал из своей берлоги и шёл в какую-нибудь Келью, где братья занимались работами в огородах. Он помогал братии в трудах, и за это ему давали немного сухарей и маслин. Если ему не давали работать, то сухари и маслины он не брал. За те бла­гословения, которые он принимал, он считал необходи­мым заплатить своим трудом вдвойне. Конечно, о его

духовной жизни знал Один Бог, потому что он жил в безвестности, просто и без шума. Но по одному случаю, который стал потом известен, можно понять многое. Как-то он зашел в один монастырь и спросил, когда начинается Великий Пост, хотя Великий Пост был для этого человека почти круглый год. Потом он ушёл к се­бе в «берлогу» и закрылся изнутри. Прошло почти три месяца, а он даже этого не заметил. Однажды он вы­шел из своей каливы и пошел в один из монастырей, чтобы спросить, скоро ли Пасха. Он постоял на служ­бе, причастился за Божественной литургией и потом вместе с отцами пошел на трапезу. На трапезе он уви­дел красные яйца. В тот день было Отдание Пасхи³. Он удивился и спросил одного брата: «Слушай, неужели уже Пасха?» — «Какая там Пасха, — ответил тот. — Ведь завтра уже Вознесение!» То есть этот человек пос­тился весь Великий Пост и плюс еще сорок дней до Вознесения! Таким вот образом он подвизался до само­го смертного часа. Охотник нашёл его спустя два меся­ца после его смерти и сообщил о происшедшем в по­лицию и врачу. «От него не только не было трупного запаха, — рассказывал мне врач, — но, напротив — его тело издавало благоухание».