Глава 18. Меня не оставляет мысль, что Америка слишком далеко

 

Меня не оставляет мысль, что Америка слишком далеко. Ему будет трудно найти нас, но мое сердце разрывается от боли при мысли о Генри, с которым меня будет разделять океан.

 

Они прибыли в загородное поместье Себастьяна в Гемпшире к концу следующего дня. Усталые, пыльные с дороги. Тем не менее, стоило Лие взглянуть на поместье, как она чуть не задохнулась от восторга.

Она была здесь прежде, но всего один раз. Дело было не в том, что дом оказался куда больше, чем в Линли-Парке. Нет, казалось, они примерно одного размера. Все дело было в окружающем ландшафте, от красоты которого дыхание останавливалось в груди. С главной дорожки она могла видеть садовый лабиринт справа, зелень и кусты, усеянные осенними цветами. Слева большая круглая лужайка. А вокруг, куда ни кинешь взгляд, деревья. Возвышаясь до небес, вторгаясь в пейзаж, повсюду были деревья.

Быть хозяйкой дома, будучи женой Себастьяна, было совсем не так, как если бы она была просто гостьей.

— Прошу, — сказал Себастьян низким голосом, это был тот же вежливый тон, который он использовал во время путешествия, та же краткость.

С предыдущего вечера он сказал всего несколько слов, и только когда это было необходимо.

Он сопроводил ее к главной лестнице и через парадные двери ввел в дом, где выстроились слуги, чтобы приветствовать своего хозяина и его новую жену. Себастьян вел Лию вдоль ряда слуг, представляя каждого и называя его должность в доме. Она кивала и бормотала слова, которые не сможет вспомнить минутой позже.

Когда закончилось знакомство со слугами, Себастьян распорядился, чтобы вещи Лии отнесли в спальню для гостей, расположенную в южной части дома.

— Я так думаю, что вам не хотелось бы пользоваться спальней Анджелы? — спросил он, когда она кинула на него вопросительный взгляд.

— Да, не хотелось бы, — ответила она и быстро отвернулась.

Он сдержал слово. Сегодня ничто ни в его выражении, ни в его комментариях не приоткрыло его желания или что таковое было. Скорее, он обращался к ней с холодной вежливостью, словно она родственница королевы, а он скромный придворный.

— Я могу увидеть Генри? — спросила она таким тоном, словно так же, как и Себастьян, была одним из родителей.

Себастьян кивнул:

— Как пожелаете.

Повернувшись, он начал подниматься по лестнице, Лия была всего на несколько ступеней выше его. Детская Генри находилась на третьем этаже. Вовсе не маленькая комната, как она ожидала. Себастьян ввел ее в комнату, которая была по крайней мере того же размера, как гостевая гостиная в городском доме Райтсли, если не больше. Стены покрашены в ярко-желтый цвет, игрушки по обеим сторонам комнаты. У другой стены стояли детская кроватка, маленький стол и детские стульчики и еще лошадка-качалка.

В центре комнаты сидел Генри, поглощенный игрой с деревянным поездом.

Теперь ее сын.

Лия с трудом отвела от него взгляд, когда Себастьян представлял ее няне Генри, миссис Фаулер.

— Он прекрасно играет сам, — сказала Лия чуть позже, восхищаясь его светлыми, коротко остриженными волосами.

Его ноги поджаты, руки уверенно двигали деревянный поезд по путям; мальчик старательно подражал свисту паровоза. На его лице была написана упорная решимость, и Лия улыбнулась: он представлял миниатюрную копию Себастьяна, за исключением светлых волос.

Лия не хотела мешать, он настолько был увлечен игрой, что даже не поднял глаза, чтобы посмотреть, кто вошел.

Но Себастьян окликнул его.

— Генри! — сказал он, мальчик поднял голову, широко улыбнулся и, подбежав, обнял ноги отца.

Себастьян подхватил его и закружил, затем поставил на пол, а сам присел перед сыном на корточки.

— Ты помнишь, как я учил тебя приветствовать гостей?

Генри кивнул, бросив взгляд на Лию, его голубые глаза расширились.

— И ты помнишь миссис Джордж?

И снова Генри кивнул, но на этот раз после некоторой паузы.

— Пожалуйста, поздоровайся и поклонись, как я тебя учил.

Мальчик повернулся к Лие.

— Как поживаете? — спросил он тонким и не очень уверенным голосом и коротко поклонился.

Затем снова повернулся к отцу, почти спрятавшись за него.

Сердце Лии защемило от боли, но она улыбнулась:

— Очень хорошо, спасибо.

Себастьян погладил мальчика по голове.

— Ты хочешь, чтобы миссис Джордж осталась с нами? Она будет играть с тобой. Петь тебе песни. — Он посмотрел на Лию и подмигнул ей, затем снова обратился к Генри: — Мне также говорили, что она любит лягушек.

Брови Лии поднялись. Любит? Слишком сильно сказано! Она обожала лягушек и всяких подобных существ, в том случае если они находились на приличном расстоянии от нее.

Но когда Генри выглянул и взглянул на нее из-за плеча отца, его голубые глаза округлились, и она решила, что в состоянии полюбить лягушек чуть больше.

Генри взглянул на отца и кивнул.

— Что ж, очень хорошо, — вставая, сказал Себастьян. — Увидимся с тобой после твоего обеда.

Генри обнял отца за шею, затем снова вернулся к своему поезду. Лия смотрела на него минуту-другую, затем улыбнулась миссис Фаулер и вышла следом за Себастьяном из комнаты.

— Я думаю, вы не обиделись, что я не сказал ему, что мы женаты? — спросил он, пока они спускались на второй этаж.

— Нет, вовсе нет. Я думаю, это было бы слишком...

Себастьян ничего не сказал, и они спускались дальше на первый этаж. На лестничной площадке он остановился и посмотрел поверх ее головы.

— Если вы позволите, мне нужно просмотреть деловые бумаги. Вы же можете осмотреть дом. Гонг известит, когда придет время обеда.

Лия колебалась, затем протянула руку и дотронулась до его рукава.

— Себастьян...

Она почувствовала, как напряглась его рука под ее пальцами, и его взгляд ушел в сторону.

— Да?

— Я...

Она не знала, что сказать. Что она хотела, чтобы он не обращался с ней как с важным гостем? Чтобы они вернулись к фамильярности, которая установилась между ними во время приема в ее доме? Что она восхищалась им и хотела...

Она покачала головой и убрала руку:

— Не важно.

Его черты разгладились. Преодолевая последний пролет лестницы, он окликнул ее.

— Ваша комната внизу, рядом с холлом. Четвертая дверь слева.

Она стояла на лестнице, сжимая перила, и наблюдала, как он исчез из виду. А когда повернулась, чтобы найти свою комнату, то вспомнила, что хотела сказать.

Она хотела, чтобы он остался.

В следующие дни Лия почти не видела Себастьяна. Будь то завтрак, ленч или обед, она спускалась в столовую, надеясь, что увидит его там, но только получала информацию от дворецкого, что он поел, пока работал в своем кабинете.

И не получала приглашений от Себастьяна провести время с ним и Генри. Дважды она заходила в детскую днем, когда мальчик обычно играл, но ей сообщали, что Генри ушел на прогулку с отцом.

Похоже, ее новый муж решил дать ей больше свободы и независимости, чем она могла желать.

Решив наслаждаться своей новой жизнью, несмотря на то что Себастьян игнорировал ее, Лия нашла чем заняться. Хотя стояла середина октября, с каждым днем холодало, она уходила на долгие прогулки в лес, слушала, как осенняя листва шуршит под ногами, наблюдала, как белки прячутся при ее приближении.

Она брала чалую лошадь по имени Блубоннет из конюшни и объезжала окрестные луга и рощи, где нашла волшебной красоты озеро. Позже она узнала, что Блубоннет принадлежала Анджеле и была ее любимицей, и в следующий раз выбрала другую лошадь.

Однажды, когда дождь помешал очередной прогулке, она решила обследовать дом. Обходила этаж за этажом, заглядывая в каждую комнату, пропустив только спальни хозяина и хозяйки.

Когда она вернулась на главный этаж, собираясь пойти в музыкальную комнату и поиграть на фортепьяно, то обнаружила, что стоит перед кабинетом хозяина. Была вторая половина дня. Себастьян, должно быть, оставил Генри на попечение няни и уединился в своем кабинете.

Подозревая, что ее могут прогнать, если она постучит, Лия осторожно приоткрыла дверь и вошла. Себастьян не сидел за письменным столом, проверяя бухгалтерские книги или занимаясь какой-то другой работой, как он это делал обычно. Он полулежал на софе, на груди была книга, которую он читал.

Когда он не повернулся к ней, Лия прошла вперед и, скрестив руки на груди, остановилась и посмотрела на него:

— Добрый день, дорогой супруг!

Его веки поднялись, затем снова опустились. Закрыв книгу неспешным расслабленным движением, он сел.

Она опустилась на софу рядом с ним.

— Вы, кажется, говорили, что я не буду чувствовать себя одиноко в этом доме?

Он смотрел куда-то через комнату, не говоря ни слова, затем встал и подошел к столу. Это было похоже на отступление.

Лия последовала за ним, не позволяя ему заставить ее чувствовать себя прокаженной. Обойдя стол, она остановилась рядом с Себастьяном так близко, что ее юбки задевали подлокотник его кресла.

— Как я понимаю, вы решили не разговаривать со мной, пока я не приглашу вас в свою постель?

Он резко выдохнул, его ладони расправились на поверхности стола.

— Нет. — Он посмотрел на нее и улыбнулся. Или, скорее, попытался улыбнуться. Жалкая безнадежная попытка. — Я прошу прощения, если заставил вас так много думать обо мне. Я просто решил, что будет лучше для нас обоих, если я буду сохранять дистанцию.

— Потому что жалеете, что женились на мне?

— Вы хотите честный ответ?

На какую-то долю секунды Лия хотела покачать головой, но вместо этого кивнула.

— Да, я жалею, что женился на вас. — Он вздохнул, поднял руку и пригладил волосы. — Я думал, это верное решение — заставить сплетников сконцентрироваться на нас, а не на Йене и Анджеле. Дать мать Генри, сделать так, чтобы он прекратил спрашивать о ней. Сделать так, чтобы вы хотели меня, не отвергали мое ухаживание, как делали прежде.

Лия проглотила комок в горле и кашлянула. Себастьян спрятал лицо в ладонях, потер глаза, словно мало спал. И когда отнял руки, то она поняла, что так оно и есть, под глазами пролегли темные круги.

— Да, я надеялся, что разговоры о Йене и Анджеле сами собой сойдут на нет. И Генри так нужна мать. Но видимо, мне следовало прислушаться к вашим словам и выбрать кого-то другого. Потому что я устал... как я не пытался, но не могу смотреть на вас и не хотеть вас. Я не прошу вас проводить время со мной и с Генри, потому что как бы я ни желал насладиться вашей компанией, я понимаю, что буду хотеть вас и не смогу это скрыть.

Он откинулся на спинку кресла, взяв ее руку, свободную от перчатки, в свои. Погладил ее ладонь большим пальцем, сплел свои пальцы с ее пальцами. Лия затаила дыхание, стараясь успокоить кровь, которая внезапно взбунтовалась в венах.

Его ресницы опустились, когда он смотрел на их сплетенные пальцы, его голос был низкий и тихий.

— Вы видите? Не прошло и пяти минут, а я уже прикасаюсь к вам. Но это не должна быть ваша рука, это должна быть рука Анджелы.

Лия попыталась отнять руку, но он крепко держал ее.

— Иногда мне кажется, что меня потому так сильно влечет к вам, что мы знаем этот секрет. Если она предала меня с другим мужчиной, тогда и я, в свою очередь, могу изменить ей с вдовой? Или нет? Может быть, в вас есть что-то такое, от чего я не могу отказаться? Вы совсем не похожи на нее. И возможно, поэтому я так хочу... — Он поднял глаза, полные усталости, едва заметные морщинки пролегли в уголках его рта. — Я никогда не ждал вас.

Он отпустил ее руку. Лия отступила от него. Стук сердца отдавался в ушах.

— Но еще не поздно, — продолжал он. — Это занимает мой ум последнюю пару дней, и... так как мы не осуществили на деле супружеские отношения, я могу подать петицию об аннулировании брака.

— Это то, чего вы хотите? — спросила она.

Он сказал, что не может отказаться от нее. Он смотрел на нее так, как будто хотел, чтобы она ушла, но всей душой желал, чтобы она осталась, словно одновременно она была и его проклятием, и бальзамом.

— Нет. Но я не могу заставить себя не хотеть вас, а вы ясно дали понять...

Лия потянулась вперед и, прежде чем успела подумать, почему не следует это делать, наклонилась к нему и поцеловала в губы.

Себастьян не пошевельнулся, когда губы Лии встретились с его губами. Казалось, что это сон. Никак он не мог ожидать, что она сама придет к нему, прикоснется и поцелует.

Но это была она, ее губы на его губах, нежно настойчивые. Она зажала его лицо в своих ладонях. Ее запах и тепло окружили его.

Он приоткрыл рот, чтобы увидеть, что она будет делать. Когда она тихонько укусила его нижнюю губу, он не мог сдержать стон, вырвавшийся из груди. Его руки поднялись и легли на ее талию, привлекая ее ближе.

Почти сразу, стоило ему прикоснуться к ней, она отодвинулась, тяжело дыша. Но ее щеки горели, глаза сверкали — словно она выпила больше, чем надо, и она покачнулась и, вытянув руки позади себя, уперлась в стол.

Они смотрели друг на друга, сердце Себастьяна бешено стучало в груди, единственное, чего он страстно хотел, — это усадить ее на колени и зацеловать до смерти. Господи, что с ним происходит, никогда прежде он так не хотел женщину, словно она была единственная надежда и без нее жизнь не имела смысла. И с Анджелой он не испытывал ничего подобного.

— Прошу прощения, — прерывисто дыша, проговорила Лия. — Я могу дать вам только поцелуй.

— Но почему? Почему только поцелуй?

Она подняла руку, дотронулась до своей шеи, погладила щеку, волосы, как будто хотела убедиться, что цела и невредима. Она боится, что он разрушит ее своей близостью?

— Потому что я... потому что... я тоже хочу...

Грудь Себастьяна резко поднялась.

— Как бы я ни ценил ваш жест, но я не могу принять это. Я не могу сохранять контроль все время, а затем вы внезапно приходите ко мне и говорите о своем желании. Я не тот, кого называют порядочным мужчиной.

Ее руки опустились. Ресницы опустились, затем снова вспорхнули вверх.

— Тогда не избегайте меня, проводите время со мной, — сказала она, — и с Генри. Как и должно быть.

— Если мы будем проводить время вместе с Генри или без него, я все равно не смогу скрывать свое желание.

— И не надо, — отозвалась она, глядя прямо ему в глаза. И через мгновение добавила: — Так долго, как вы позволите и мне насытить мой взгляд.

Несколько секунд Себастьян не дышал. Жар поднимался, охватывая все его тело, напрягая все его члены. Он почти прикоснулся к ней, почти сказал ей, что то, что влечет его к ней, больше чем страсть. Вместо этого он просто назвал ее по имени, и это прозвучало как проклятие, вырванное из глубин его души.

— Лия.

Она отодвинулась, словно понимала, что оставаться рядом с ним опасно.

— Может быть, если мы проводили бы больше времени вместе, то однажды я была бы готова...

Себастьян глубоко вздохнул, стараясь прочистить мозги.

— Мы заключили соглашение. Если вы никогда не захотите прийти в мою постель, я буду уважать ваше желание или нежелание. Но я могу обещать, что буду продолжать желать вас, представлять, как занимаюсь с вами любовью, какое бы решение вы ни приняли.

Ее губы приоткрылись, разгладив черты ее лица.

— Или мне не следует говорить так? — спросил он, понижая голос и придвигаясь к ней.

— Нет... вы можете говорить что хотите.

Его взгляд оставил ее губы и вновь поднялся к ее глазам. Встав с кресла, он вернулся к софе и снова сел.

— Тогда идите сюда. — Когда она не двинулась с места, он добавил: — Я не буду прикасаться к вам.

Она подошла, ее шаги были маленькими и неуверенными. Но она все же подошла к нему.

— Присядьте, — сказал он, подвигаясь так, что теперь был всем телом развернут к ней. — Не важно, что я скажу, но обещайте мне, что вы не отведете и не закроете глаза.

Судорога пробежала по ее шее, когда она проглотила комок, застрявший в горле. И это не ускользнуло от его внимания. Лучше бы он сидел в противоположном конце комнаты. Ему уже не терпелось осыпать ее поцелуями, прижаться губами к местечку у основания ее шеи, где билась голубая жилка.

Затем она подняла подбородок и проговорила полушепотом:

— Хорошо, я обещаю.

— И снова конец лета. Но мы не в Линли-Парке, а здесь. И вышли из дома. Уже поздно, луна и звезды дают свет, который нам нужен. Лампа больше не горит. Я веду вас на поляну, где стоит телескоп, чтобы посмотреть на звезды, показать вам созвездия, которые можно увидеть только в определенное время. Там на земле одеяло и два бокала шампанского. Совсем так, как на вашей вечеринке, но только, кроме нас, больше нет никого, мы совершенно одни. Вы помните?

— Да.

— На вас черное платье, то самое, что вы надели в тот последний вечер, как насмешка над вашим вдовством. В свете луны обнаженная спина сияет, как белый жемчуг. Ваши пальцы скрыты под черными перчатками, и хотя темно и нас только двое, но ваше лицо закрыто вуалью.

Себастьян посмотрел на руки Лии, сжатые вместе на коленях. И снова взглянул ей в глаза.

— Эта вуаль мешает нам видеть друг друга. Я беру вас за руку и усаживаю на одеяло. Сначала снимаю свои перчатки, потом снимаю перчатки с ваших рук, мои пальцы касаются каждого дюйма открывшейся кожи. Теплой от моего прикосновения, мягкой и нежной, как шелк, на внутренней стороне запястий. И я чувствую, как бьется ваш пульс, и, прижав к нему большой палец, впервые впитываю прикосновение моей плоти к вашей.

Лия отвела глаза, глядя куда-то пониже его плеча.

— Не отворачивайтесь, — приказал он.

Она прерывисто вздохнула, затем снова посмотрела на него. Себастьян почти растерялся, пораженный смятением в ее глазах. Но он не остановился... Он не смог бы.

Внутренний голос подсказывал Лие, что надо встать и бежать из комнаты. Каждый мускул напрягся, готовый к движению. Сердце бешено стучало в груди, каждый удар, казалось, требовал: «Беги, беги, беги...»

Но она осталась. Не потому, что обещала, ей случалось и прежде нарушать обещания, а потому, прости Господи, что ей не терпелось узнать, что будет дальше.

— После того как я сниму ваши перчатки, я уложу вас на одеяло, и вы будете наблюдать за мной. Я подниму ваши юбки до середины бедер. На вас не будет больше ничего: ни корсета, ни нижних юбок, ни белья, ни чулок. Я буду смотреть на ваши ноги, желая поднять юбки выше, но не стану спешить. Вместо этого сниму туфли с ваших ног. Мои руки будут гладить каждый пальчик, лодыжки, пятки, икры... Я наклонюсь к вам и, положив руки на внутреннюю сторону ваших бедер, раздвину ваши ноги... широко.

Себастьян замолчал и просто смотрел на нее. Лия должна была сделать усилие, чтобы не закрыть лицо руками, а встретить его взгляд, видеть желание, горевшее в глубине его зеленых глаз. И она начала ощущать и другие вещи. Ее бедра были крепко сжаты вместе, словно она хотела защититься от его рук, которые раздвинули их в его фантазиях. Она не дышала, просто пила воздух. В комнате стало так тихо, что она могла слышать свои собственные вздохи, вдыхая и выдыхая, словно ей не хватало воздуха.

Уголки его губ приподнялись, глаза потемнели.

— Я возбудил вас, Лия?

Лучи послеобеденного солнца проникали в щель штор. Она покачала головой, не отводя взгляда.

— Что ж... Тогда мне следует продолжить с большим рвением.

Она прикусила язык, не уверенная, хочет ли она, чтобы он продолжал или остановился.

— Ваши ноги широко раскрыты. Я между ними. Целую ваши колени, мои губы двигаются вверх... А руки выше поднимают юбки, выше, и я продолжаю целовать вас; губами, языком ласкаю ваши бедра. И замираю, поднятые юбки открывают вашу...

Лия ахнула и сдержалась. Его взгляд наблюдал за ее рукой, которую она поднесла ко рту. Она медленно опустила ее, на секунду задержав на груди, словно хотела привлечь его взгляд туда.

— Я часто думал, как вы выглядите там? — продолжал он. — У вас каштановые волосы. А там, между бедер, они светлее? Темнее? А может быть, черные?

Его голос был как наркотик, гипнотизировал и завораживал, его слова не только подогревали ее воображение, но обдавали жаром и ее тело. Они скользили вдоль ее тела, делая его тяжелым от желания. Они проникали в вены, трогали каждое нервное окончание. Ее соски только от его голоса стали твердыми, словно он касался их языком. Она чувствовала, как его слова проникали в ее святая святых, твердые, как палец. Ласкали, трогали, возбуждали ее плоть.

— Лия? — Он поднял голову. — Вы не хотите сказать мне, какого они цвета?

Она думала, возможно ли покраснеть еще больше, но она покраснела. Щеки пылали огнем, словно она была в лихорадке.

— Нет, — отрезала она.

Его губы сложились в насмешливую гримасу.

— Что ж... представим, что они того же цвета, как и локоны на вашей голове. Мед, цвета темного янтаря.

Он сделал паузу, ожидая ее ответа, но Лия не сказала ни слова, ни утверждая, ни опровергая. Сомневаясь, можно ли сравнивать мед со вкусом ее тела? Или, скорее, не хотела обсуждать это. Но чувствовала жар между ногами, увлажняющий ее плоть.

А тем временем Себастьян продолжал свою пытку.

— Я думал, что будет дальше, когда вы станете ненавязчиво поощрять мои исследования. Итак, я остановился на том, что раздвинул ваши ноги, губами, языком ласкал ваши бедра... Я представляю, как мой палец проникнет внутрь, чувствуя жар и влажность... Мой большой палец ласкал бы вас, а указательный двигался туда и обратно, исследуя нежную глубину, пока вы не зайдетесь в крике, не станете умолять меня, чтобы я прекратил...

— И... — Лия отвернулась, затем одно воспоминание ворвалось в ее сознание, и она посмотрела на него. — И это случится, когда мы будем на поляне?

— О нет, — мягко возразил он, его голос обволакивал ее как бархат. — Я представляю, что мы делаем это прямо сейчас.

Лия резко поднялась на ноги.

Он тоже встал. Хотя не бросился за ней, когда она побежала к дверям.

— Мы можем пойти на поляну, если вы хотите, — проговорил он таким тоном, что она была уверена — он смеется над ней. — Я должен до конца раздеть вас. — Он сделал шаг вперед, потом другой. — Вы не хотите знать, что будет дальше?

Лия прислонилась к двери, ее руки сжимали медную ручку. Он продолжал идти к ней. Ей надо бежать, но она медлила.

Подойдя, он взял ее руку.

— Вы обещали не прикасаться ко мне.

— Не бойтесь, я отпущу вас.

Мягким движением он подвинул ее от двери к стене. И как обещал, отпустил ее руку. Лия распласталась по стене, ее затылок скользнул по обоям, когда он встал перед ней. Его ноги были всего в нескольких дюймах от ее юбок. Он уперся руками в стену по обеим сторонам от ее плеч и, склонившись к ее уху, шепнул:

— Я не прикасаюсь к вам.