Тем временем анжуйские дворяне, один за другим, возвратились в Париж.
Если бы мы сказали, что они приехали исполненные доверия, вы усомнились бы в этом. Слишком хорошо знали они короля, его брата и мать, чтобы думать, будто все может обойтись родственными объятиями.
У анжуйцев еще свежа была в памяти охота, которую устроили на них друзья короля, и после той мало приятной процедуры они не могли тешить себя надеждой на триумфальную встречу.
Поэтому они возвращались с опаской, пробирались в город незаметно, вооруженные до зубов, готовые стрелять при первом подозрительном движении; и по пути к Анжуйскому дворцу с полсотни раз обнажали шпагу против горожан, единственное преступление которых состояло лишь в том, что те позволяли себе глазеть на проезжающих мимо анжуйцев. Особенно лютовал Антрагэ, он винил во всех своих невзгодах господ королевских миньонов и дал себе клятву сказать им при случае пару теплых слов.
Антрагэ поделился своим планом с Рибейраком, человеком очень разумным, и тот заявил ему, что, прежде чем доставить себе подобное удовольствие, надо иметь поблизости границу, а то и все две.
– Это можно устроить, – ответил Антрагэ.
Герцог принял их очень хорошо.
Они были его людьми так же, как господа де Можирон, де Келюс, де Шомберг и д’Эпернон были людьми короля.
Для начала он сказал им:
– Друзья мои, здесь, кажется, собираются вас прикончить. Все идет к тому. Будьте очень осторожны.
– Мы уже осторожны, монсеньор, – ответил Антрагэ. – Но не подобает ли нам отправиться в Лувр засвидетельствовать его величеству наше нижайшее почтение? Ведь, в конце концов, если мы будем прятаться, это не сделает чести Анжу. Как вы полагаете?
– Вы правы, – сказал герцог. – Отправляйтесь, и, если хотите, я составлю вам компанию.
Молодые люди обменялись вопросительными взглядами. В эту минуту в зал вошел Бюсси и принялся обнимать друзей.
– Э! – сказал он. – Долго же вы добирались! Но что я слышу? Монсеньор хочет отправиться в Лувр, чтобы его там закололи, как Цезаря в римском сенате? Подумайте о том, что каждый из миньонов охотно унес бы кусочек вашего высочества под полой своего плаща.
– Но, дорогой друг, мы хотим слегка приласкать этих господ.
Бюсси расхохотался.
– Э! – сказал он. – Там будет видно, там будет видно.
Герцог пристально посмотрел на него.
– Пойдемте в Лувр, – заявил Бюсси, – но только одни; монсеньор останется у себя в саду срубать головы макам.
Франсуа засмеялся с притворной веселостью. По правде говоря, в глубине души он был рад, что избавился от неприятной обязанности.
Анжуйцы нарядились в великолепные одежды.
Все они были знатными вельможами и охотно проматывали на шелках, бархате и позументах доходы от родовых земель.
Они шли, сверкая золотом, драгоценными камнями, парчой, встречаемые приветственными возгласами простонародья, чей безошибочный нюх угадывал за пышными нарядами сердца, пылающие ненавистью к королевским миньонам.
Но Генрих III не пожелал принять господ из Анжу, и они напрасно прождали в галерее.
И не кто иные, как господа де Келюс, де Можирон, де Шомберг и д’Эпернон, с вежливыми поклонами и с изъявлениями глубочайшего сожаления, явились сообщить анжуйцам решение короля.
– Ах, господа, – сказал Антрагэ, потому что Бюсси старался держаться как можно незаметней, – это печальное известие, но в ваших устах оно становится значительно менее неприятным.
– Господа, – ответствовал Шомберг, – вы сама обходительность, сама любезность. Не угодно ли вам, чтобы мы заменили неудавшийся прием небольшой прогулкой?
– О! Господа, мы собирались вас просить об этом, – с живостью ответил Антрагэ, но Бюсси незаметно тронул его за руку и шепнул:
– Помолчи, пусть они сами.
– Куда бы нам пойти? – сказал Келюс в раздумии.
– Я знаю чудестный уголок возле Бастилии, – откликнулся Шомберг.
– Господа, мы следуем за вами, – сказал Рибейрак. – Идите вперед.
И четверо миньонов, в сопровождении четырех анжуйцев, вышли из Лувра и зашагали по набережным к бывшему турнельскому загону для скота, а в те времена – Конскому рынку, подобию ровной площади, где росло несколько чахлых деревьев и там и сям были расставлены загородки, предназначенные для того, чтобы отгораживать лошадей или привязывать их.
По пути наши восемь дворян взялись под руки и, обмениваясь бесчисленными любезностями, болтали о веселых и легкомысленных вещах, к величайшему удивлению горожан, которые уже сожалели о своих недавних здравицах анжуйцам и говорили теперь, что те приехали, чтобы заключить сделку с поросятами Ирода.
Когда пришли на место, Келюс взял слово:
– Посмотрите, что за прекрасный, уединенный уголок и как твердо стоит нога на этой пропитанной селитрой земле.
– По чести, так, – откликнулся Антрагэ, отбив ногой несколько вызовов.
– Ну и вот, – продолжал Келюс, – мы и подумали, эти господа и я, что вы охотно изъявите желание прийти сюда с нами в один из ближайших дней, чтобы составить компанию вашему другу, господину де Бюсси, который оказал нам честь вызвать нас всех четверых разом.
– Это верно, – подтвердил Бюсси ошеломленным друзьям.
– Он нам ничего не сказал! – воскликнул Антрагэ.
– О! Господин де Бюсси знает все тонкости дела, – ответил Можирон. – Ну как? Вы согласны, господа анжуйцы?
– Разумеется, согласны, – ответили трое анжуйцев в один голос, – мы польщены столь высокой честью.
– Вот и чудесно, – сказал Шомберг, потирая руки. – А теперь, если вам будет угодно, давайте выберем себе противников.
– Меня это вполне устраивает, – сказал Рибейрак с горящими глазами. – И в таком случае…
– Нет, – прервал его Бюсси, – так было бы несправедливо. Мы все охвачены одним и тем же чувством, значит, нас вдохновляет всевышний. Мыслями человеческими управляет бог, господа, уверяю вас. Предоставим же богу разделить нас на пары. К тому же вам известно, как мало это будет иметь значения, если мы решим, что первый освободившийся приходит на помощь остальным.
– Обязательно, обязательно! – вскричали миньоны.
– Тогда тем более поступим, как братья Горации: бросим жребий.
– Разве они бросали жребий? – спросил задумчиво Келюс.
– Я в этом совершенно уверен, – ответил Бюсси.
– Что ж, последуем их примеру…
– Минутку, – сказал Бюсси. – Прежде чем определить наших противников, договоримся о правилах боя. Не подобает, чтобы об условиях боя договаривались после выбора противников.
– Все очень просто, – сказал Шомберг. – Мы будем сражаться насмерть, как сказал господин де Сен-Люк.
– Разумеется, но каким оружием мы будем сражаться?
– Шпагой и кинжалом, – сказал Бюсси. – Мы все владеем этим оружием.
– Пешие? – спросил Келюс.
– А зачем вам конь? Он только связывает движения.
– Пусть будет так, пешие.
– В какой день?
– Чем скорее, тем лучше.
– Нет, – сказал д’Эпернон. – Мне нужно еще уладить тысячу дел, написать завещание. Простите, но я предпочитаю подождать… Лишние три дня или шесть только обострят наш аппетит.
– Вот речь храбреца, – с нескрываемой иронией сказал Бюсси.
– Договорились?
– Да. Мы по-прежнему прекрасно понимаем друг друга.
– Тогда бросим жребий, – сказал Бюсси.
– Еще минуту, – вступил в разговор Антрагэ. – Я вот что предлагаю: давайте разделим беспристрастно и поле боя. По жребию мы разделимся на пары. Разделим же и землю на четыре участка – по участку для каждой пары.
– Хорошо придумано.
– Для первой пары я предлагаю тот прямоугольник между двумя липами… там отличное место.
– Принято.
– А солнце?
– Тем хуже для второго номера, он будет стоять лицом на восток.
– Нет, господа, это несправедливо, – сказал Бюсси. – У нас будет честный бой, а не убийство. Давайте опишем полукруг и расположимся на нем. Пусть солнце светит всем нам сбоку.
Бюсси показал эту позицию, и она была принята; затем стали тянуть жребий.
Первый выпал Шомбергу, второй Рибейраку. Они составили первую пару.
Келюс и Антрагэ вошли во вторую.
Ливаро и Можирон – в третью.
Когда прозвучало имя Келюса, Бюсси, рассчитывавший получить его в противники, нахмурился.
Д’Эпернон, видя, что он попал в одну пару с Бюсси, побледнел и был вынужден подергать себя за усы, чтобы вызвать хоть немного краски на щеки.
– Теперь, господа, – сказал Бюсси, – до дня сражения мы принадлежим друг другу. Мы друзья на жизнь и на смерть. Не соблаговолите ли вы пожаловать на обед в мой дворец?
Все поклонились в знак согласия и отправились к Бюсси, где пышное празднество объединило их до утра.
Глава ХLIV,
