Моя дорогая Сесиль,
Одно слово из ваших губ, и я никогда не покину пределы вашей досягаемости…
По многолюдным улицам Лондона шел незнакомец, его лицо казалось настолько неприступным, а широкие шаги настолько решительными, что даже нищие и воры-карманники торопились убраться с его пути. Казалось, он не обращал никакого внимания ни на пронизывающий октябрьский ветер, который бил по висячему воротнику его шерстяного пальто, ни на холодные капли дождя, стекающие с полей его высокой бобровой шляпы.
И дело было не в рваном шраме, который искажал его лицо так, что прохожие покрепче обнимали детей и украдкой уводили их от греха подальше. Дело было в выражении его глаз. Его насквозь прожигающий взгляд вглядывался в каждое лицо, проплывающее мимо него, и вызывал содрогание у всех, кого касался.
Ироничность ситуации не укрылась от Габриэля. Он наконец-то обрел зрение, но ему отказали в возможности увидеть то, что он больше всего желал увидеть. Каждый восход солнца, независимо от того, насколько красивыми были его переливы, только лишь освещал скрытую в сумраке дорогу, простиравшуюся перед ним. Каждый закат предсказывал ему долгую и одинокую ночь.
Он встречал опускающиеся сумерки, остро чувствуя, что каждый день это происходит все раньше и раньше. Год перевалил через первую половину, как и он сам. Скоро его щеки будут мокры не от дождя, а от падающего снега.
Несмотря на щедрый аванс, предложенный Габриэлем за продолжение поисков Саманты, Стирфорт и его сыщики были вынуждены признать свое поражение. Поэтому Габриэль решил сам искать ее по улицам, каждый вечер возвращаясь в свой городской дом на Гросвенор-Сквер только после того, как начинал чувствовать, что не может больше сделать ни шага из-за холода и усталости. Он обошел все больницы Лондона, но никто не вспомнил бывшую гувернантку по фамилии Викершем, которая бы ухаживала за ранеными солдатами и моряками.
Одного только он боялся больше, чем того, что не найдет Саманту - что, если он не узнает ее при встрече?
Первый месяц поисков он таскал с собой Беквита. Стеснительный дворецкий выглядел одинаково несчастно, и топчась в уголке жалкой таверны, и опрашивая уличных торговцев на Ковент-Гарден. В конце концов Габриэль сжалился над ним и отослал обратно в Ферчайлд-Парк.
Теперь, точно так же, как сыщикам, которых он нанимал, Габриэлю приходилось полагаться на описания, которые варьировались в зависимости от того, кого он расспрашивал. В целом, он мог сказать, что ищет стройную женщину среднего роста с тяжелыми золотисто-каштановыми волосами, тонкими чертами лица и глазами, слишком часто скрывавшимися за ее домашними очками. Кое-кто из слуг настаивал, что у нее были зеленые глаза, а другие клялись, что карие. И только Гонория считала, что голубые.
Габриэль знал, что это безумие, но верил, что столкнувшись лицом к лицу с Самантой, что-то в его душе узнало бы ее.
Он свернул на плохо освещенную улицу, которая вела к докам. Народу здесь было меньше, а сумрак гуще. Всякий раз, когда Габриэль обследовал зловонные нищенские кварталы Уайтчепел или Биллингейт, он не так сильно боялся, что не найдет Саманту, чем, что найдет ее в одном из них. Мысль о том, что она бродит по этим темным переулкам, с его ребенком в чреве, сводила его с ума. От этого ему хотелось врываться во все дома подряд и хватать за горло тех, кто попадется ему под руку, пока не найдет человека, который сможет доказать, что Саманта не была плодом его воображения.
Его решимость найти ее не пошатнулась, но сомнения, которые зародились в нем после визита в дом Карстейрсов, все еще посещали его. Он помнил тот дождливый день, когда она читала ему - Пусть идет быстрее плуг. Она так убедительно читала за каждого из персонажей. Что, если она только играла роль влюбленной в него женщины? Но если бы это было так, как она могла позволить себе отдаться ему? Как она могла отдать ему свою невинность, не прося ничего взамен?
Пересекая какою-то узкую улочку, он почувствовал, что до него доносится почти неуловимый аромат. Он замер на месте, закрыл глаза и глубоко вдохнул, отдаваясь тьме, вместо того чтобы бежать от нее. Он снова был там - безошибочный запах лимонной вербены, возвышающейся над запахом горелых сосисок и разлитого пива.
Открыв глаза, он оглядел темные фигуры поблизости. Закутанная в плащ женщина только прошла мимо него на другую сторону улицы. Он мог поклясться, что сквозь туман дождя видел пряди золотисто-каштановых волос, высовывающихся из-под ее капюшона.
Габриэль ринулся за ней, схватил за локоть и дернул, поворачивая к себе лицом. С ее головы свалился капюшон, открывая почти полное отсутствие зубов под затянутыми в улыбку губами и отвисшие груди, которые едва не вываливались из ее рваного лифа. Габриэль отшатнулся от ее насыщенного джином зловонного дыхания.
- Эй, папаша, тпру. Не надо грубостей с леди. Если, конечно, тебе не нравятся грубости. - Она замахала редкими ресницами, выглядя скорее гротескно, чем застенчиво. - За несколько лишних шиллингов я бы с удовольствием это выяснила.
Габриэль опустил руку, с трудом удерживаясь, чтобы не вытереть ее об пальто.
- Простите, мадам. Я принял вас за другую.
- Не спеши так! - прокричала она ему вслед, когда он повернулся и быстрыми шагами пошел прочь, чуть не затоптав по дороге трубочиста, который сыпал проклятиями и спешил поскорее убраться. - Такому симпатяшке, как ты, я даже могла бы дать попробовать бесплатно. Я знаю, что у меня осталось не так много зубов, но некоторые джентльмены говорят, что так даже лучше!
Измотанный до глубины души, Габриэль выбежал из темноты улицы с твердым намерением найти прибежище в своем экипаже, который он оставил за углом.
Подняв воротник пальто, чтобы защититься от ледяных порывов ветра и дождя, он пересек оживленную улицу, с трудом лавируя между коляской с хихикающими симпатичными девушками и румяным фонарщиком. Мальчишка носился от фонаря к фонарю, поджигая в них масло кратким поцелуем своего трепещущего факела.
Габриэль, скорее всего, даже не заметил бы жалкую фигуру, скорчившуюся на тротуаре под одним из фонарей, если бы он не услышал мужской голос:
- Подайте на пропитание! Не пожалейте полпенса, чтобы помочь тем, кто не может помочь себе!
- А почему бы тебе самому не уползти в работный дом и не помочь этим всем нам? - проворчал проходящий мимо джентльмен и переступил через него.
С веселой и неустрашимой улыбкой мужчина стал пихать свою оловянную чашку женщине с огромным носом, за которой тащились служанка, лакей и слуга-негр, изо всех сил пытающиеся справиться с огромной охапкой пакетов.
- Не пожалейте полпенса на чашку горячего супа, мэм!
- Вам нужна не чашка теплого супа. Вам нужна работа, - сообщила та, отдергивая свои юбки из пределов его досягаемости. - Возможно, тогда у вас уже не было бы времени на то, чтобы беспокоить добропорядочных христиан.
Покачав головой, Габриэль вытащил из кармана соверен и, бросив его в кружку мужчины, пошел дальше.
- Спасибо, лейтенант.
Мягкий и культурный тон, которым были сказаны эти слова, заставили Габриэля застыть на месте. Он медленно повернулся.
Когда мужчина поднял руку, отдавая честь, было невозможно не заметить, что он дрожит всем телом, а в его светло-карих глазах мелькает разум.
- Мартин Уорт, мой лорд. Мы вместе с вами служили на борту "Виктории". Вероятно, вы не помните меня. Я был всего лишь мичманом, курсантом.
Приглядевшись поближе, Габриэль осознал, что то, что он принял за тряпки, на самом деле было изодранной военно-морской униформой. Поблекший синий мундир свободно болтался на теле, которое казалось почти скелетом. Бывшие когда-то белыми бриджи были закреплены булавками на ногах Уорта - или точнее, на том, что от них осталось. Ему больше никогда не понадобятся чулки или ботинки.
Когда Габриэль медленно поднял руку, также отдавая честь, из груди Уорта вырвался грохочущий кашель, от которого тот согнулся почти вдвое. Было ясно, что влага уже глубоко обосновалась в его легких. Он может не пережить начинающуюся зиму.
- Некоторые мужчины все еще не вернулись с войны домой. А некоторые никогда и не вернутся. Другие потеряли и руки и ноги. Они просят милостыню в сточных канавах, их форма и гордость стали лохмотьями. Над ними смеются, на них наступают, и единственная надежда, которая у них есть - что какой-нибудь незнакомец с унцией христианского милосердия в душе бросит полпенса в их оловянную плошку.
Когда этот осуждающий голос снова зазвучал в его голове, Габриэль ошеломленно и недоверчиво покачал головой. Он искал Саманту много месяцев, и здесь на этом незнакомом углу лондонской улицы, он наконец нашел ее, глядя в глаза незнакомца.
- Вы правы, мичман Уорт. Я не помнил вас вначале, - признался он, стаскивая с себя пальто и опускаясь на колени, чтобы набросить его на плечи изможденного мужчины. - Но теперь вспомнил.
Уорт уставился на него в откровенном замешательстве, когда Габриэль сделал знак кому-то на другой стороне улицы, и пронзительно свистнул, подзывая свой экипаж.
- Не могу поверить, что позволила тебе втравить меня в это, - прошептала Сесиль, когда они с Эстель спускались по полированным паркетным ступенькам к переполненному залу для танцев в особняке леди Эпсли Майфейр. - Я бы вообще не позволила тебе притащить меня в Лондон, если бы нашему приходу не был необходим новый викарий.
- Неженатый викарий? - поинтересовалась Эстель.
- Я боюсь, что да. Хотя, если бы это зависело от моей матери, то ненадолго.
- По твоему мрачному тону я могу заключить, что ты не считаешь его подходящим кандидатом для брака.
- Напротив. Он олицетворяет все, что, моя семья считает, я должна хотеть от мужа. Унылый. Бесстрастный. Склонный к длинным бессвязным речам о прелести выращивания черномордых овец и лечении с помощью кровяной колбасы. Они были бы полностью удовлетворены, если бы я провела всю оставшуюся жизнь, штопая его чулки и воспитывая его пухленьких и невозмутимых детей. - Она вздохнула. - Вероятно, я должна позволить ему поухаживать за мной. Вряд ли я заслуживаю большего.
Даже длинные перчатки до локтя не смогли защитить Сесиль от чувствительного щипка Эстель.
- Даже не думай о таких ужасных вещах!
- А почему нет? Как еще, ты считаешь, я должна провести остаток своей жизни? Рыдая на твоем плече? Мечтая о мужчине, который никогда не станет моим?
- Я не могу предсказывать, как ты проведешь остаток своей жизни, - сказала Эстель, когда они спустились по лестнице до самого конца и стали проталкиваться через галдящую толпу гостей, - но я знаю, как ты проведешь сегодняшний вечер. Улыбаясь. Кивая. Танцуя. Наслаждаясь искрометным разговором с молодыми людьми в подпитии, которых совершенно не волнуют овцы или лечение кровяной колбасой.
- А что мы сегодня здесь празднуем? Лошадь лорда Эпсли выиграла еще один забег в Ньюмаркете? - Сесиль, как и Эстель, знала, что известные лондонские устроительницы приемов легко ухватывались за любой повод, чтобы скрасить долгие, унылые месяцы между светскими сезонами.
Эстель пожала плечами.
- Я только знаю, что это имеет отношение к Наполеону и его угрозе устроить нам блокаду. Леди Эпсли решила устроить бал в честь офицеров, которые завтра уплывают спасти нас от ужасной жизни без бельгийских кружев и турецкого инжира. Почему бы тебе не считать этот вечер жертвой ради благородного дела?
- Ты забыла, - легкомысленно сказала Сесиль, скрывая внезапно возникшую в сердце боль, - что я уже отдала свой долг королю и стране.
- Пожалуй, что так. - Эстель задумчиво вздохнула.
- Счастливица. О, посмотри! - воскликнула она, привлеченная видом лакея в ливрее, пробирающегося через толпу с серебряным подносом, на котором стояли бокалы с пуншем. - Раз уж мы пока не попались на глаза ни одному праздношатающемуся джентльмену, думаю, мы можем взять себе пунша. Жди меня здесь. Я сейчас вернусь.
Сесиль с трудом удержалась, чтобы не запротестовать, а Эстель уже растворилась в толпе, только белый муслиновый шлейф ее платья вспорхнул за ее спиной.
Она оглядела переполненный зал с неловкой улыбкой на губах. Эстель настояла, чтобы она заплела в свои шелковистые волосы красивую ленту в цвет своего персикового платья.
Хотя танцы еще не начались, струнный квартет уже разогревался на балконе в дальнем конце зала. Сесиль как раз поймала на себе многообещающий взгляд одного молодого ополченца, когда одинокий скрипач начал подбирать горестные ноты Барбары Аллен.
Сесиль закрыла глаза, ярко вспомнив другой зал для балов и другого мужчину.
Когда она открыла их, молодой солдат уже проталкивался через толпу к ней. Она отвернулась, думая только о том, как сбежать.
С ее стороны было ошибкой позволить Эстель уговорить ее придти на этот прием. Она оглядела толпу, но подруги не оказалось в поле зрения. Ей надо просто найти их коляску и потребовать, чтобы кучер немедленно отвез ее в городской дом Карстейрсов. Он позже сможет вернуться за Эстель.
Глянув через плечо и обнаружив, что солдат все еще пытается к ней подойти, она заспешила к лестнице, с силой припечатывая спадающие туфли.
- Девочка, осторожней! - возмутилась недовольная матрона.
- Пожалуйста, простите, - пробормотала Сесиль, протискиваясь мимо приземистого мужчины с красным носом-картошкой.
Наконец она выбралась из толпы, едва не дрожа от облегчения, что оказалась около лестницы. Всего несколько шагов, и она будет свободна.
Уже ощущая, как огромный камень падает с ее плеч, она посмотрела на вершину лестницы и поняла, что смотрит прямо в насмешливые зеленые глаза цвета морской волны.
