XII. Что можно сделать?

 

Нас можно научить быть свободными, и это обучение станет гораздо успешнее того, что проводится сейчас. Но угрозы свободе, как я попытался показать, надвигаются из самых различных направлений, и они могут быть самые разнообразные — демографические, социальные, политические, психологические. К нашему общему недугу приводит взаимодействие многих причин, и излечит его лишь сочетание лекарств. Имея дело с любой многоаспектной человеческой ситуацией, мы должны принимать во внимание все релевантные факторы, а не только какой-то один. Нельзя довольствоваться частичными решениями. Свобода находится под угрозой, ощущается острая необходимость в обучении свободе. Но для ее обеспечения необходимо множество факторов помимо обучения — социальная организованность, контроль рождаемости, адекватное законодательство. Начнем с последнего пункта.

С тех пор как была принята Хартия вольностей, английские законодатели стремились защитить физическую свободу индивидов. Человек, которого держали в тюрьме на сомнительных основаниях, мог, согласно законодательному акту от 1679 года, подать апелляцию в один из судов высшей инстанции, требуя приказа о доставлении его в суд для выяснения правомерности содержания под стражей. Судья адресовал этот приказ начальнику тюрьмы и сопровождал требованием доставить заключенного в течение определенного времени в суд для рассмотрения его дела. Заметьте, самого заключенного, а не его письменную жалобу и не его законных представителей. Человека, которого заставляли спать на досках, дышать зловонным тюремным воздухом, есть отвратительную тюремную пищу.

Следить за соблюдением основных условий свободы — то есть обеспечивать отсутствие физических ограничений, — несомненно, необходимо, но недостаточно. Человек может не сидеть в тюрьме и при этом быть несвободным — быть свободным от физических ограничений и при этом чувствовать себя психологическим пленником, которого вынуждают думать и действовать так, как того хотят представители государства или какого-то частного лица. В этом случае не появится никаких приказов, поскольку никакой начальник тюрьмы не сумеет обеспечить, чтобы плененный разум предстал перед судом, и никто из людей, чей разум был захвачен при помощи методов, которые я описал в предыдущих главах, не сможет жаловаться на свое положение. Природа психологического принуждения такова, что тот, кто находится под его влиянием, продолжает считать, будто действует по доброй воле. Человек, ставший жертвой манипуляции, не осознает себя жертвой. Для пего стены его тюрьмы невидимы, и он верит, что свободен. То, что он несвободен, очевидно только окружающим. Его рабство строго объективно.

Нет, повторю, плененный дух не предстанет перед судом. Но может существовать превентивное законодательство — объявление вне закона психологической работорговли, законодательные акты, защищающие разумы от нечистых на руку распространителей отравляющей пропаганды, составленные по образцу актов, защищающих людей от нечистых на руку распространителей некачественной пищи и опасных наркотиков. Например, можно и нужно принять законы, ограничивающее право официальных лиц, гражданских и военных подвергать людей, находящихся у них под командованием или под их опекой, обучению во сне. Необходимо принять законы, запрещающие использование подсознательного проецирования в общественных местах и на телеэкранах. Должно существовать законодательство, не только не позволяющее политическим кандидатам тратить сумму свыше фиксированного максимума на свои предвыборные кампании, но и предотвращающие использование ими иррациональной пропаганды, которая превращает в бессмыслицу демократический процесс.

Подобное превентивное законодательство может принести пользу, но если безличные силы, угрожающие свободе сейчас, продолжат набирать вес, то в долгосрочной перспективе это не поможет. Самые лучшие конституции и превентивные законы окажутся бессильны против постоянно возрастающего давления перенаселенности и заорганизованности, нагнетаемого приростом населения и развитием технологий. Конституции не будут упразднены, а хорошие законы будут зафиксированы на страницах кодексов, но эти либеральные формы станут служить для прикрытия и приукрашивания глубоко нелиберальных явлений. Учитывая неконтролируемую перенаселенность и заорганизованность, мы можем увидеть в демократических странах процесс, обратный тому, что превратил Англию в демократическую страну при сохранении всех внешних форм монархии. Под безжалостным напором перенаселенности и заорганизованности при помощи эффективных методов управления разумом демократия в разных странах изменит свою природу. Ее старомодная форма — выборы, парламенты, Верховные суды и все прочие атрибуты — сохранится. А вот содержание будет новым ненасильственным видом тоталитаризма. Традиционные названия, все священные лозунги останутся такими же, как в старые добрые времена. Демократия и свобода будут основным мотивом каждой трансляции и печатного издания, но исключительно в фигуральном смысле. А тем временем правящая олигархия и ее тщательно обученная элита военных, полицейских и манипуляторов умами станет править бал как сочтет нужным.

* * *

Как контролировать обширные безличные силы, угрожающие нашей с трудом добытой свободе? На словах и в общих понятиях на этот вопрос можно ответить легко. Рассмотрим проблему перенаселенности. Стремительно возрастающая численность человечества оказывает все большее давление на природные ресурсы. Что же следует делать? Разумеется, мы должны как можно быстрее снизить уровень рождаемости, чтобы он не превосходил уровень смертности. В то же время нужно увеличить производство продуктов питания, разработать и воплотить в жизнь всемирную программу по защите земли и лесов, отыскать действенные заменители ныне существующим видам топлива, желательно менее опасные и более долговечные, чем уран. И, экономно расходуя истощающиеся ресурсы из доступных материалов, мы должны разработать новые и незатратные способы извлечения минералов из более бедных руд, самая бедная из которых — морская вода. Но все это, разумеется, легче сказать, чем сделать.

Ежегодный прирост населения необходимо снизить. Но как? У нас есть выбор — голод, болезни и война, с одной стороны, контроль над рождаемостью — с другой. Большинство выбирает контроль над рождаемостью — и тут же мы сталкиваемся с проблемой одновременно из области физиологии, фармакологии, социологии, психологии и даже теологии. Противозачаточные таблетки пока не изобретены. Если их изобретут, то как распространить таблетки среди сотен миллионов потенциальных матерей, которые должны принимать их? И, учитывая существующие социальные обычаи и влияние культурной и психологической инертности, как можно заставить тех, кто должен, но не хочет принимать контрацептивы, изменить свое мнение? А что делать с возражениями Римско-католической церкви против любых форм контрацепции за исключением так называемого календарного метода, который оказался неэффективным для снижения уровня рождаемости в промышленно отсталых странах, где это снижение особенно необходимо? И все эти вопросы, которые можно задать о будущих, гипотетических противозачаточных таблетках, следует задать и о ныне существующих химических и механических средствах контрацепции, причем вероятность получить на них удовлетворительный ответ невысока.

Когда мы переходим от вопросов о контроле над рождаемостью к проблемам, связанным с необходимостью увеличить доступные пищевые запасы и сберечь наши природные ресурсы, то сталкиваемся с трудностями, вероятно, не столь масштабными, но все равно огромными. Прежде всего существует проблема образования. Как скоро получится научить крестьян и фермеров, которые отвечают за производство продуктов, модернизировать методы производства? А если их обучить, то когда и как они найдут капитал, чтобы обеспечить себя машинами, топливом, смазочными материалами, электрической силой, удобрениями и улучшенными сортами растений и породами домашних животных, без которых даже сельскохозяйственное образование бесполезно? Также можно спросить, кто станет учить человечество теории и практике экономии природных ресурсов? И как заставить голодных крестьян — граждан страны, чье население возрастает с каждым днем, — не разорять свои земли? И кто будет платить за то, чтобы постепенно вернуть израненной, иссушенной земле здоровье и плодородие? А подумайте об отсталых сообществах, которые пытаются встать на путь индустриализации. Если это удастся, кто помешает им, отчаянно стремящимся догнать развитые страны, растрачивать невосполнимые ресурсы нашей планеты, как это делали и делают те, кого они пытаются догнать? А когда настанет час расплаты, где жители бедных стран найдут научных работников и огромные капиталы, чтобы извлекать минералы из бедных руд, разработка которых сейчас технически невозможна или экономически неоправданна? Наверное, на все эти вопросы будут даны ответы. Но как скоро? В любой гонке, где соревнуются человеческая раса и истощение природных ресурсов, время играет против нас. Если мы очень постараемся, к концу нынешнего века на мировых рынках может оказаться вдвое больше продуктов, чем сейчас. Но и людей станет вдвое больше, а несколько миллиардов будут жить в частично индустриализованных странах и потреблять в десять раз больше воды, древесины и минералов, чем сейчас. В общем, ситуация с продуктами будет не лучше, а с сырьем — намного хуже.

Решить проблемы заорганизованности едва ли легче, чем проблему увеличения численности населения и истощения природных ресурсов. На словах и в общих чертах ответ очень прост. Например, власть следует за собственностью — это политическая аксиома. Однако то, что большой бизнес и правительство монополизируют средства производства, уже стало историческим фактом. Соответственно, если вы верите в демократию, распределите собственность среди как можно большего числа людей.

Или возьмем избирательное право. В принципе возможность голосовать — огромная привилегия. На практике же, как неоднократно показывала новейшая история, право голоса само по себе не гарантирует свободу. Соответственно, если хотите избежать диктатуры всеобщего голосования, разбейте сугубо функциональные коллективы современного общества на самоуправляемые группы, способные взаимодействовать между собой и функционировать вне бюрократических систем большого бизнеса и правительства.

Перенаселенность и заорганизованность породили современные мегаполисы, в них стало практически невозможно вести полноценную жизнь и устанавливать многочисленные личные контакты. Соответственно, чтобы избежать духовного обнищания людей и целых сообществ, оставьте мегаполисы и возродите жизнь в деревнях или каким-то образом очеловечьте города, создав внутри системы механической организованности городские эквиваленты сельских сообществ. В них люди могут свободно встречаться и взаимодействовать как полноценные личности, а не как исполнители четко обозначенных функций.

Все это очевидно сегодня и, несомненно, было очевидно пятьдесят лет назад. От Хилэри Беллока до Мортимера Адлера, от первых активистов кооперативных кредитных союзов до земельных реформаторов современной Италии и Японии люди из лучших побуждений отстаивали децентрализацию экономики и широкое распределение собственности. А как много хитроумных схем предлагалось для распределения товаров, для возвращения к мелкой «деревенской индустрии»! А еще сочинялись подробные планы Дюбрея по передаче определенной автономии и инициативы различным подразделениям одной крупной организации. Были синдикалисты и их схемы безгосударственного общества, организованного как федерация производственных групп, объединенных под началом профсоюзов. В Америке Артур Морган и Беккер Браунелл выдвинули теорию нового типа общественного проживания на уровне деревень и маленьких городов, описав ее практическое воплощение.

* * *

Профессор Скиннер из Гарварда осветил данную проблему с психологической точки зрения в книге «Уолден. Часть вторая» — утопическом романе о самообеспечиваемом автономном обществе, научно организованном таким образом, что ни у кого никогда не возникало антиобщественных искушений и все выполняли то, что должны, без принуждения или нежелательной пропаганды, все были счастливы и настроены на творчество. Во Франции во время Второй мировой войны и после нее Марсель Барбю и его последователи создали несколько самоуправляемых безыерархичных производственных сообществ, обеспечивающих взаимовыручку и полноценную жизнь. А в Лондоне Пекхэмский эксперимент показал, что, скоординировав деятельность служб здравоохранения с немедицинскими интересами людей, можно создать подлинное сообщество даже в мегаполисе.

Мы видим, что такой общественный недуг, как заорганизованность, четко осознавался, от него выписывались различные снадобья широкого действия, предпринимались попытки экспериментального симптоматического лечения, и часто они имели успех. Несмотря на все эти нравоучения и достойную подражания практику, недуг разрастается. Мы знаем, что небезопасно позволять правящей олигархии сосредоточивать всю власть в своих руках, однако власть передается все меньшей группе людей. Для большинства людей современные крупные города анонимны, анемичны, не обеспечивают полноценного человеческого существования — и все же крупные города разрастаются и общая схема жизни в индустриальном городе остается неизменной. В большом и сложно организованном сообществе демократия практически бессмысленна, если не практиковать ее в автономных группах приемлемого размера, но все больше и больше вопросов в каждой стране решается бюрократами из правительства и бизнеса. Очевидно, что на практике проблему заорганизованности решить не намного проще, чем проблему перенаселенности. В обоих случаях мы знали, что нужно делать, но ни в одном из них не сумели успешно применить эти знания на практике.

Перед нами встает тревожный вопрос: а действительно ли мы хотим применить свои знания на практике? Верит ли большинство населения, что ему следует потратить время и значительные усилия на то, чтобы остановить, а может, и обратить вспять наше нынешнее движение к миру тотального контроля? В Соединенных Штатах — а Америка представляет собой пророческий образ всего урбанизированного индустриального мира, каким он станет через несколько лет, — недавние опросы общественного мнения показали, что большинство молодых людей до двадцати лег, то есть избиратели завтрашнего дня, не верят в демократические институты, не отрицают цензуру, сомневаются, что народное управление возможно, и не возражают против того, чтобы жить так, как диктует современная жизнь на экономическом подъеме, — под олигархическим управлением. То, что так много сытых юных телезрителей, живущих в стране с самой мощной в мире демократией, полностью равнодушны к идее самоуправления и абсолютно не заинтересованы в свободе мысли и праве иметь мнение, отличное от других, огорчает, но не удивляет.

«Волен как птица», — говорим мы, завидуя крылатым существам, которые могут свободно перемещаться. Но, увы, забываем о дронтах. Любая птица, которая научилась обеспечивать себе жизнь, не прибегая к использованию крыльев, скоро откажется от полета и навсегда останется на земле. Отчасти эта аналогия верна и для людей. Если хлеб предоставляют регулярно и в изобилии три раза в день, многим людям вполне хватит одного только хлеба или, на худой конец, хлеба и зрелищ. «Кончится тем, — говорит Великий Инквизитор в «Братьях Карамазовых» Достоевского, — что они принесут свою свободу к ногам нашим и скажут нам: «Лучше поработите нас, но накормите нас». И когда Алеша Карамазов спрашивает брата, который рассказывает эту историю, не иронизирует ли Великий Инквизитор, Иван отвечает: «Нимало. Он именно ставит в заслугу себе и своим, что наконец-то они побороли свободу и сделали так для того, чтобы сделать людей счастливыми». Да, сделать людей счастливыми, «ибо ничего и никогда, — настаивает Инквизитор, — не было для человека и человеческого общества невыносимее свободы». Ничто, кроме отсутствия свободы, ведь когда пищи станет меньше, оставшиеся на земле додо снова потребуют свои крылья — только чтобы вновь отказаться от них, когда наступят лучшие времена и фермеры, ухаживающие за ними, станут мягче и щедрее.

Из молодежи, которая сейчас дурно отзывается о демократии, могут вырасти борцы за свободу. «Дайте мне телевизор и гамбургеры, но не беспокойте меня свободой и ответственностью» может в определенных обстоятельствах смениться призывом «Дайте мне волю иль дайте мне смерть». Если подобное случится, отчасти это произойдет из-за сил, почти неподвластных даже самым могущественным правителям, а также из-за некомпетентности самих правителей, их неспособности эффективно использовать средства управления умами, которыми наука снабжает и будет продолжать снабжать будущих тиранов. Принимая во внимание, как мало они знали и как беден был их арсенал, Великие Инквизиторы прошлого справлялись удивительно хорошо. Но их преемники, прекрасно осведомленные, во всем опирающиеся на науку диктаторы будущего, несомненно, справятся намного лучше.

Великий Инквизитор упрекает Христа за то, что тот повелел людям быть свободными, и говорит ему: «Мы исправили подвиг Твой и основали его на чуде, тайне и авторитете». Но чуда, тайны и авторитета недостаточно для обеспечения вечной диктатуры. В моем Дивном Новом Мире диктаторы добавили в этот список науку и таким образом сумели укрепить свою власть, проводя манипуляции над эмбрионами, рефлексами младенцев и умами детей и взрослых. И вместо того чтобы говорить о чудесах и символически намекать на тайны, они смогли при помощи наркотиков позволить своим подданным испытать эти тайны и чудеса на себе — преобразовать их веру в экстатическое знание.

Диктаторы прошлого пали, потому что им никогда не удавалось дать своему народу достаточно хлеба, зрелищ, тайн и чудес. Не было у них и по-настоящему действенной системы управления умами. В прошлом свободомыслящие люди и революционеры являлись заложниками чрезвычайно набожного ортодоксального образования. Неудивительно. Методы, применяемые ортодоксальными педагогами, были крайне неэффективными. А вот при научно подкованном диктаторе обучение станет эффективным, и в результате множество людей научатся любить свое рабское положение и даже мечтать не станут о переменах. Кажется, невозможно найти причину, по которой изощренная, научно обусловленная диктатура могла бы быть свергнута.

А пока в мире остается свобода. Очень часто молодежь не ценит ее — это правда. Но некоторые верят, что без свободы нельзя стать настоящим человеком, и потому она чрезвычайно важна. Вероятно, мы не сумеем долго сдерживать факторы, угрожающие свободе. И все же наш долг — делать все, чтобы не допустить этого.

 

 

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора

[1]В названии произведения используется вариант «Дивный новый мир»; когда же так называют вымышленное государство, описанное в романе, то, в соответствии с правилами русского языка, с прописной буквы пишутся все три слова — Дивный Новый Мир. — Здесь и далее примеч. пер.

 

[2]Название поселка в романе Ч. Диккенса «Посмертные записки Пиквикского клуба»

 

[3]Таверна в лондонском районе Чипсайд, где собирались литературные деятели Елизаветинской эпохи

 

[4]«Ода к греческой вазе»

 

[5]Детская песенка из цикла «Песни Матушки Гусыни»

 

[6]Религиозный гимн, написанный шотландским англиканским священником Генри Фрэнсисом Лайтом

 

[7]В корейской войне Соединенные Штаты выступали па стороне Корейской Республики, Китай же поддерживал КНДР. Таким образом, в ходе войны неоднократно случались столкновения между американскими и китайскими войсками.

 

[8]Псалом 103:15

 

[9]Английский поэт Уильям Купер о чае

 

[10]Исход, 22:18