Как уже было отмечено в введении данной курсовой работы, богословское осмысление понимания «общения» у Мунье будет рассмотрено через призму христианского осмысления «Любви» и «Молитвы», через призму богословского персонализма. Такое рассмотрение возможно потому, что Э. Мунье в своих работах теме «Любви» отводит существеннейшую роль. Молитва[118] же мыслится им как общение двух личностей: Божественной и человеческой[119]. Можно ли сказать о том, что среди православных богословов имеет место такое понимание молитвы?
Свт. Иоанн Златоуст в своем «Слове о молитве» пишет о «бесчисленных благах», даруемых в «собеседовании с Богом» через «великое благо» – молитву[120]. У прп. Максима Исповедника можно наблюдать осмысление молитвы как сочетания и беседы человека с Богом[121]. Прп. Симеон Новый Богослов пишет: «что лучше и полезнее в настоящей и в будущей жизни, чем быть со Христом? И что более прекрасно и сладко, чем видение Его? Если же кто удостоился и беседы с Ним, то, конечно, черпает из нее жизнь вечную»[122]. Беседование же с Богом есть «молитва и пение божественных псалмов»[123]. Свт. Григорий Палама в труде «О молитве и чистоте сердца» также говорит о соединении с Богом, Который есть «сама благость, само милосердие и бездна благоволения», в «богообщительной молитве и молении»[124]. Свт. Тихон Задонский пишет о разговоре св. Праотца Авраама как о разговоре «в молитве»[125], а св. Иоанн Кронштадский осмысляет молитву как «величайший, бесценный дар Творца твари, человеку, который чрез нее может беседовать с Творцом своим, как чадо с Отцом»[126]. Наконец, стоит вспомнить о прп. Паисие Святогорце, у которого в «Слове о молитве» целый раздел посвящен молитве как общению Богом[127].
Поскольку молитва есть межличностностный диалог человека и Бога, постольку можно оценивать молитву с позиций, которыми оценивалось понятие «Общение» в философии Мунье, Марселя, Шелера и Левинаса. Человек – общительное и общественное существо, и более – религиозное существо[128], поэтому молитва – радость реализации этого общения. Радость реализации «подлинного общения по ту сторону бытия», радость встречи с Богом[129], опыт отношений «лицом к Лицу», личности человеческой и Личности Божественной, и такой опыт необходим, поскольку Лик, по выражению Э. Левинаса, есть «исток, в котором рождаются все смыслы»[130]. Встреча с Ликом в молитве есть та подобная вспышке молнии благотворная встреча, преображающая личность, побеждающая собственный эгоизм и нарциссизм, которую описывает Марсель[131]. В этом заключается дающий реализацию личности характер молитвы, а точнее – Бога, Который дает через молитву прикоснуться с Собой, а человек, поскольку является «микротеосом», прикасаясь с Божественной Личностью в молитве, распознает себя как личность[132].
Место преимущественного служения Богу и возношения молитвословий есть храм Божий, называемый в Писании домом молитвы[133], и, что существенно, являющийся домом общей молитвы, где «люди обменивались своими навыками, идеями и молитвами, словом, своим непосредственным опытом»[134]. Храм – предел для соприкосновения с Беспредельным[135], место единения личностей в устремленности к Богу, где двое или трое, или тысяча личностей собираются во имя Христа, Который среди них (Мф 18:20), Который объединяет их вокруг Себя[136]. Так, можно говорить о Церкви[137] как мистическом сообществе верующих во Христа, главы Церкви, Своего Тела, полноте, наполняющей все во всем (Еф 1:22-23), состоящей «не из одного члена, но из многих» (1Кор 12:14). Церковь – реальность, «трансцендентная по отношению ко всякой природной реальности; реальность эта – Тело Христа, постоянное присутствие Христа[138]. Ее вершиной является сама Троица, в которой она участвует и которой подражает всей жизнью»[139]. Здесь явно можно прослеживать святоотеческую мысль у Мунье о Церковном единстве по образу единства Лиц Святой Троицы, основанную на Первосвященнической молитве Христа[140]. Сщмч. Иларион Троицкий описывает это так: «На земле нет единства, с которым можно было бы сравнить единство церковное. Такое единство нашлось только на небе. На небе несравненная любовь Отца, Сына и Духа Святого соединяет три Лица во едино Существо, так что даже не три Лица, но Единый Бог, живущий триединой жизнью»[141]. То есть, Церковь – осуществление общей молитвенной коммуникации душ с Богом-Троицей, по образу Единства Его Лиц, Объединяющего эти души в подлинном общении духа (Флп 2:1) вокруг Себя в единое Тело Христово.
В связи с таким пониманием Церкви необходимо сказать о том, как Мунье мыслит идеальное общество. Он говорит о построении сообщества личностей, сообщества мистического и духовного, сообщества коллективистского, в котором бытие во всех своих формах пронизано коммуникативными связями, в котором общение осуществляется на периферии человеческого бытия, в котором, супротив индивидуалистической установке на одиночество, «рождается чувство радости бытия. <…> В нас самих и в объективном ходе истории зарождается движение ко все расширяющемуся сообществу, которое тесно связано с процессом персонализации. Можно даже сказать, что главное в судьбе человека — не господство над природой и не наслаждение жизнью, а коммуникация сознаний и взаимопонимание людей. Вот почему мы с самого начала неразрывно связали друг с другом два понятия — «персоналистский» и «общностный». <…> Если для нас «Мы» предшествует «Я», если личностная жизнь не есть погружение в себя, а представляет собой движение к другому и существование совместно с другим <…> то очевидно, что персонализм прямо противоположен нарциссизму, индивидуализму, эгоцентризму. Он со всей свойственной ему силой подчеркивает явно выраженную устремленность современного человека к тому, что называют коллективизмом и общностью судеб»[142]. Это сообщество есть «личность личностей», где каждая личность незаменима, но и пребывает в целостном единстве, которое обусловлено единой трансцендентной целью, и не только ей. В нем воистину осуществляется общение, основанное на любви, где каждая личность непременно самореализуется. Сама же «личность личностей» осуществляется в некой эсхатологической перспективе, при наступлении «эры личностей»», «по ту сторону истории», что даст самой истории ориентир. Построение такого сообщества и есть «персоналистская и общностная революция»[143]. Описанное Мунье сообщество, осуществляемое в эсхатологической перспективе, очень схоже по признакам с описанием Церкви – «незыблемым сообществом в собственном смысле слова»[144]. Так, можно говорить о Церкви как о реализованном и реализующимся Царстве Божием, которое внутри Церковных членов (Лк 17:20-21), которое не похоже не на одно сообщество в мире, так как это Царство не от мира (Ин 14: 27, 15:19, 17:14-16, 18:36). Об этом можно говорить, так как «всякое сообщество, вплоть до всеобъемлющего человеческого сообщества, включается в мистическое Тело воплощенной божественной Личности»[145]. Таким образом, чувство радости бытия, непосредственная коммуникация сознаний, основанная на любви осуществляется в Церкви.
Церковь же «евхаристична по природе своей»[146]. Прп. Максим Исповедник по этому поводу пишет, что Бог – Творец всех вещей, которые находят связь между собой в Боге. Поэтому Церковь (как образ Божий) связывает высших творений Своих в евхаристическом единстве[147]. Иными словами, члены Церковного Тела, вкушая Тело и Кровь Христову под видами хлеба и вина[148], осуществляют подлинное общение со Христом и друг с другом[149]. Поскольку Евхаристия – высочайшая молитва и таинство любви[150], пребывание в любви, и, поскольку Христос – установитель этого таинства[151], постольку можно говорить о Нем как о Подателе любви[152], а о любви как высшем даре[153], который дается Высшей Личностью, от «Другого», как об этом писал Э. Мунье[154] и М. Шелер[155].
О самой Евхаристии можно говорить как о реализации высшей заповеди – любви к Богу (Мф 22:37-38), поскольку требуется определенная подготовка к этому таинству, определенные усилия, чтобы Евхаристия была не «в суд и осуждение» (1Кор 11:29-30). В качестве примера о необходимости такой подготовки можно привести слова Спасителя: «Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой» (Мф 5:23-24). Свт. Иоанн Златоуст также пишет, что никто не должен приступать к Причастию «с небрежением, никто с малодушием, но все с пламенной любовью, все с горячим усердием и бодростью»[156]. Также имеет место говорить о том, что к Причастию должно подходить с «рассуждением о Теле» (1Кор 11:28-29), или, как пишет прп. Симеон Новый Богослов, с «созерцанием»: «Как тот, кто стоит около моря, не только видит его, но и входит в воды его, насколько хочет, так и те духовные люди, которые желают, пребывают в свете Божьем, в причащении, а также и в созерцании его, насколько бывают влекомы этим желанием». И чтобы пребывать соединиться с Богом, «пребывать в созерцании, как на третьем небе, и быть восхищенным в рай» (2Кор 12:2-4), необходимо очистись свое сердце от всего житейского, чтобы вместить в него Бога (Пс 50:9-10), необходим усердный труд, так как «соответственно величию и красоте тварей созерцается Творец» (Рим. 1:20)[157]. Свт. Иоанн Златоуст пишет также о необходимости осознания того, что в Евхаристии принимается само Тело и Кровь Спасителя: «Не полагай, что это хлеб, и не думай, что вино <…> Приступая, не думайте, будто вы принимаете Божественное Тело от человека, а представляйте, что вы принимаете Божественное Тело словно огонь из клещей самих серафимов, которых видел Исаия, спасительную же Кровь станем принимать как бы касаясь устами Божественного и Пречистого ребра»[158]. Таким образом, опыт подготовки к таинству Евхаристии – это акт любви, абсолютная самоотдача[159], безмерная и безвозмездная[160], призванная, по мысли М. Шелера, направлять волю, «устанавливая сопричастность сущего с бытием другого сущего, расширяя границы человеческих устремлений к Богу»[161]; это опыт преодоления своего эгоизма через усилия над собой[162]; это предназначение человека, сущего любящего[163], и смысл его жизни[164] на пути к «совершенному чуду подлинного общения», «великому таинству любви»[165].
Но опыт участия в Евхаристии – это не только опыт самоотдачи, но и опыт самообретения, самореализации, так как «без бескорыстной отдачи себя человек не может достигнуть целостности»[166]. В чем заключается эта целостность? Вкушающий Кровь Завета, являющуюся святыней (Евр 10:29), освящается ей (Евр 13:12); Плоть Христову, являющуюся Хлебом Жизни, вкушая который никто не будет алкать и жаждать никогда (Ин 6:24-51), открывает «путь новый и живой (Евр 10:19-20)».
Вернуться к первому общению Адамову с Богом через Второго Адама – Христа.
Симеон – обожение
Златоуст – новая жизнь
Левинас. Избранное. Тотальность…С. 340-342 (чистая коммуникация – союз)
прп. Ефрем обычно именует просто «Хлебом», но также и «ангельским Хлебом», «непорочным Телом», «Телом жизни»; он многократно употребляет раннехрист. выражение «лекарство» или «лекарство жизни» (Ephraem Syr. De azymis. 14. 16; 18. 15; Idem. Carmina Nisibena. 46. 8 и др.)
Чтобы вы имели общение с нами, а мы имеем общение с Отцем и Сыном Его, Иисусом Христом» (1Ин.1:3),
________________
Молитва – Общение (у святых отцов – Карелин).
Общение – проявление любви (возлюби ближнего), и любовь – подлинное общение. Бог – человеколюбец (а жизнь – уподобление Богу (Посмотреть Реферат свой про мусульман – про богоуподбление+Совершены как(потому что) Отец Совершенен)). Против мизантропии (сартовской).
Любовь –высший дар и совокупность совершенства (Апостол Павел – Плюс Евр и 2Кор – об общении (в рамках разговора об сборе в пользу Иерусалима)).
Бог – Любовь и Источник Любви (Ин). Чтобы любовь отдавать, надо ее стяжать, приобретать, так как любовь – это труд (поэтому просим: сердце чисто созижди). *брак с любым, если научился любить (священник в видео)*
Церковь – идеальное общество (Через Церковные свойства. Златоуст: Заходят разбойники, выходят боги). Евхаристия – Реализуемое таинство любви, высшее общение по подобию внутриТроичного общения. Церковь – самореализация (там таинство обожения, а что может быть луше, чем стать Богом.)
Молитва – личностное обращение к Богу (5) «Молитва – сияние веры, тепло надежды, жизнь самой любви» (22), реализация той люви, которая некогда соединяла человека с Богом (23)
89: Человек ищет истинной любви…И только в некоторые мгновения своей жизни он чувствует, как прикосновение Божественного перста…чистую, Божественную любовь; ее может дать только Бог…Рай – это любовь души к Богу и Бога к душе. Рай – лучи любви от каждого святого ко всем и от всех к каждому, это настоящий сияющий океан любви.
Человек – общительное сущетво…(пэтому сама молитва – радость). Любовь личностна..Любить можно не «что», а «кого». Поэтому молитва – это глубокая внутренняя жизнь души. Приступая к ней, мы должны знать, что говорим с живой личностью (95) – речь об обращении к Святому.
франк я и мы / звезда спаения розанцвайга
Бубер
ПриОБЩЕНИЕ ТАйнам
