Я с разбегу нырнул под вагон и на коленях выбрался с другой стороны, там, где вход. Юрка сидел на штабеле старых полусгнивших шпал (сейчас такие, деревянные, уже не делают).
— Привет,— сказал я и встал с четверенек.— Ну чего ты?.. Я знаешь как бежал!
— Вижу,— усмехнулся он.
Конечно, он всегда все видит… И сам я увидел себя как бы Юркиными глазами — от растрепанной рыжей макушки до заляпанных илом сандалий. Ноги в грязи и царапинах от осоки, шорты скособочились — одна штанина задралась, другая съехала до колена,— полосатая майка вылезла из-под ремешка, висит спереди, как фартук. Хорошая майка, почти настоящая тельняшка, а храброго вида все равно не придает, это уж я знаю точно. И топчусь вот тут перед Юркой, будто опоздавший первоклассник перед завучем.
Дурацкая привычка всегда чувствовать себя виноватым!
Я кулаком запихнул майку в штаны и сердито сказал:
— А чего?.. Я не просто так опоздал! Там Ерема на горке…
Юрка выслушал рассказ про Ерему без удивления, даже рассеянно. Будто думал о своем. Может, о том, что не начать ли снова делать меня человеком? Ну уж фиг тебе, Юрочка…
Он вздохнул, поцарапал под беретиком затылок и глянул на меня странно. Даже виновато.
— Не до рыбалки сейчас. Тут такое дело… Жилец у нас появился.
Я замигал:
— Где? Какой жилец?
— Пойдем, познакомлю.
В вагоне было светло. Солнце шпарило горячими лучами в два оконца под крышей и в щели, которых было множество. Да и двери оказались раздвинуты на всю ширину. Внутри не осталось темных уголков. В том углу, где мы с Юркой устроили наш «кубрик», я и увидел незнакомца.
Это оказался парень с бородкой, похожей на светлый курчавый пух. Худой, белобрысый, в толстых очках. В клетчатой рубашке и узких штанах из рыжего вельвета. Он сидел на пластиковом ящике, который был у нас вместо стола. Когда мы подошли, парень поднялся и оказался очень тощим и длинноруким. Глаза его за стеклами были голубые и нерешительные.
— Вот,— сказал Юрка.— Это мой друг Травушкин. Я говорил…
От этих Юркиных слов я весь потеплел внутри. А парень протянул мне большую лапу и неловко сказал:
— Глеб.
Я тоже сказал:
— Гелька… Гелий. Травушкин.
Глеб кивнул, вздохнул почему-то и опять сел. Растопырил острые колени. Юрка мне объяснил:
— Видишь ли, он тут поселился. Недавно. Думал, что вагон необитаемый… Пускай поживет, раз такое дело.
— Если никто не против,— смущенно сказал Глеб. И опять посмотрел на меня через толстые стекла.
Я пожал плечами. Я не знал, против я или нет. Но это не имело значения, они с Юркой все равно уже договорились.
Я только сказал для порядка:
— Мне не жалко. А вы тут… вы кто?
— Он журналист. В командировке,— торопливо объяснил Юрка.
Я чуть на пол не сел от удивления. Разве журналисты такие? Мало я их, что ли, видел по телевизору! И Юркиного «зампапашу» видел (Юрка так его называл, мужа своей матери). Он недавно приезжал в Старогорск. Тоже журналист, редактор, солидный такой. А этот Глеб… Ему лет двадцать всего, несмотря на бородку. Да и бородка-то так, еле-еле.
Глеб, кажется, понял, про что я думаю. Приподнялся, вытащил из заднего кармана красную книжечку.
— Вот… чтобы, значит, рассеять недоверие.
Это было удостоверение. Фотография (правда, без бородки, но похожая), синяя печать. И слова: «Вяткин Глеб Сергеевич является корреспондентом Колычской районной газеты «Маяк». Главный редактор Д. И. Сомов…» Сверху еще что-то напечатано, а внизу крючковатая подпись.
Ну ладно… Только разве журналисты живут в дырявых вагонах? Может, этот Глеб от кого-то прячется?
А может, он шпион?
Но вроде бы шпионов сейчас уже не бывает, разве что где-нибудь в дальней пограничной зоне.
Или журналист решил нарочно стать бродягой, чтобы написать потом про это книжку, как Джек Лондон? Но Лондон-то когда жил и в каких краях!
— А чего же вы не в гостинице? Здесь разве лучше?
Глеб развел руками, хотел что-то сказать, но Юрка дернул меня за майку:
— Я тебе все объясню. Потом…
— Да я и сам могу,— добродушно сказал Глеб.— Чего уж…
— Тебе, наверно, осточертело,— отозвался Юрка.— Сколько можно одну и ту же историю пересказывать!
— А что делать?.. Главное, что сам разобраться не могу. Даже записывать 
начал все по порядку, чтобы все в систему выстроить, да не получается… Я привык на машинке работать в редакции. В командировках только стенографирую, а потом…— Он пошевелил длинными пальцами, будто застучал по клавишам. И спросил без всякой надежды: — Вы случайно не знаете, где бы раздобыть на пару дней машинку?
Юрка пожал плечами.
Я тоже хотел пожать плечами. И все было бы нормально: откуда у четвероклассника пишущая машинка, это же не калькулятор для уроков математики. Но… а если я все-таки достану?
Тогда Юрка лишний раз увидит, что я не только опаздывать умею. Что Гелька Травушкин — не Копейкин, он кое-чего стоит.
Я небрежно сказал:
— Точно обещать не могу, но попробую…
Глеб обрадовался совсем по-ребячьи:
— Ой, правда? Будь другом! А то я без работы свихнусь окончательно.
А Юрка посмотрел на меня с недоверчивым уважением.
Мы с Глебом распрощались до вечера. Когда шагали через пути, Юрка спросил:
— Где возьмешь машинку?
— Дедушкина.
Юрка сказал без насмешки, даже с сочувствием:
— Вот тогда тетушка твоя точно перейдет от слов к делу.
— Если ненадолго возьму, никто не узнает… Лишь бы этот Глеб вместе с машинкой не сбежал куда-нибудь.
— Он что, похож на жулика? — заступился Юрка.
Я не знал. Настоящих жуликов я видел только в кино. Но ведь и в кино они не настоящие, а артисты.
— А зачем он тогда в вагоне укрывается?
—- Да не укрывается он. Наоборот. По всем начальникам ходил, только они на него как на сумасшедшего смотрят.
— Почему?
— Ты удостоверение видел? Какой там город?
— Колыч какой-то… Или Колыч?
— Колыч. А где такой?
Я сердито дернул плечом: мало ли на свете разных городов?
— И никто не знает,— хмуро сказал Юрка.
— Как это?
— Вот так… И сам он не знает.
— Тогда он сумасшедший. И ты заодно. А я еще машинку хотел ему…
Юрка не разозлился. Он сказал серьезно:
— Тут непонятный случай. Он поехал из своего Колыча очень недалеко. В какую-то Старо-Талицу, писать репортаж про летний лагерь. А вместо этой Старо-Талицы попал сюда.
— Ну и ехал бы обратно, если не туда принесло.
— Куда «обратно»? Нет на линии такой станции— Колыч. Нет нигде…
Я даже остановился.
— Как это нигде?.. Ну, значит, он не из Колыча! Он врет!
— А удостоверение?
— Ну… Юрка! Оно, наверно, фальшивое!
Юрка сказал снисходительно:
— Глупенький-глупенький Геля. Кто будет делать фальшивый документ, от которого у всех глаза на лоб? Да и зачем?
«В самом деле»,— подумал я. А Юрка глянул на меня сбоку и спросил:
— Ты вот скажи: этот Глеб похож на плохого человека?
Я посоображал. Нет, не похож. Скорее, наоборот. Глаза добрые. И какой-то беззащитный он, хотя и большой.
— Он даже ни одного сухарика нашего не тронул, несмотря на то что голодный,— сказал Юрка.
— А почему голодный-то?
— Он же из дома совсем ненадолго уехал, денег с собой почти не взял. И теперь — ни в кафе, ни в гостиницу…
— Хлеб-то мог взять в булочной!
— Он не знал, что можно бесплатно.
Я обалдело заморгал.
— Он совсем какой-то… ну, как Робинзон на диком острове,— сказал Юрка.— Надо ему помочь. Ты вот Ереме помогать взялся, а Глеб — живой человек.
— Ерема тоже живой,— заступился я.
