Бертран Рассел: знание вещей и знание истин

В теории познания Рассела важную роль играет различие между двумя видами знания: знанием вещей и знанием истин. Эти виды соответствуют двум разным смыслам, в которых вообще может использоваться слово "знать". Прежде всего оно применяется в том смысле, в котором мы знаем "данные, поставляемые нашими органами чувств". Другой возможный смысл относится к нашим мнениям или убеждениям, к тому, что согласно Расселу, называется суждениями.

Прежде всего, Рассел подробно останавливается на знании вещей, выделяя в нем два типа: знание по знакомству и знание по описанию. Выше уже шла речь об этих видах знания (см. § 2.2.6). Рассел подчеркивает, что знание вещей по знакомству значительно проще любого знания истины и логически независимо от него. Знание же вещей по описанию, наоборот, всегда включает в качестве источника и основы определенное знание истины. С какого же рода "вещами" возможно непосредственное знакомство, не нуждающееся ни в каком логическом выводе или предварительном суждении? Согласно Расселу, прежде всего, это – данные наших органов чувств. Например, сидя за письменным столом, мы непосредственно воспринимаем его цвет, форму, твердость, гладкость и т.п., и именно эти чувственные данные, составляющие в совокупности воспринимаемый нами образ стола, и суть те "вещи", с которыми мы непосредственно знакомы. Это, однако, вовсе не означает, что тем самым мы получаем непосредственное знакомство со столом как с физическим объектом! Наоборот, знание стола как физического объекта Рассел характеризует как типичный случай знания по описанию. Описание имеет тут примерно следующий вид: "Стол есть физический объект, который вызывает такие-то и такие-то ощущения", то есть мы имеем описание стола посредством чувственных данных. Здесь мысль Рассела движется вполне в русле классической феноменалистской традиции британского эмпиризма. Впрочем, Рассел не останавливается на этом, считая, что адекватный анализ нашего знания невозможен, если наряду с чувственными данными не учитывать некоторые другие виды вещей, с которыми также возможно непосредственное знакомство.

Первое, что необходимо добавить к знакомству с нашими непосредственными чувственными данными – это знакомство по памяти, то есть, знакомство с теми данными наших органов чувств, которые мы в настоящее время непосредственно не воспринимаем, но которые сохранились в нашей памяти. Этот вид знакомства делает возможным наше знание о прошлом. В качестве следующего добавления Рассел рассматривает так называемое знакомство по интроспекции, или самосознание, являющееся источником знания об отдельных состояниях нашего сознания. Мы не только видим солнце, мы осознаем наше "видение солнца", мы не только хотим есть, мы осознаем наше "желание есть". По Расселу, это "видение солнца" и "желание есть" выступают в качестве особых объектов, с которыми мы также оказываемся непосредственно знакомы. Здесь важно иметь ввиду, что самосознание вовсе не тождественно сознанию себя в целом, то есть сознанию собственного Я. Иными словами, знакомство с содержанием нашего сознания еще не означает непосредственного знакомства с собственной личностью.

"Когда мы пытаемся всмотреться в самих себя, мы по-видимому, всегда наталкиваемся на некоторые отдельные мысли и чувства, а не на "Я", которое имеет мысли и чувства".[417]

В этой связи Рассел ставит следующий вопрос: можно ли утверждать, что кроме отдельных состояний нашего сознания, мы непосредственно знакомы также и с нашим Я? Ответ самого Рассела на этот вопрос звучит достаточно осторожно: хотя возможность непосредственного знакомства с нашим Я кажется весьма правдоподобной, все же нельзя однозначно утверждать, что такое знакомство несомненно имеет место. Колебания Рассела станут понятны, если ознакомиться с возможными доводами, которые он выдвигает в пользу такого рода знакомства. По существу, эти доводы выглядят не слишком убедительно. Рассел пишет:

"Мы знаем истину 'Я знаком с такими-то чувственными данными'. Трудно видеть, как бы мы могли знать эту истину, или даже понимать, что здесь имеется ввиду, если бы мы не были знакомы с чем-то, что мы зовем 'Я'".[418]

Возражение, которое здесь можно выдвинуть, заключается в следующем. Не вполне ясно, почему суждение о собственном знакомстве с чем-то обязательно должно включать в качестве непосредственных конституент только "вещи" с которыми мы также должны быть непосредственно знакомы. К примеру, мы знаем истину "Юлий Цезарь был знаком с Марком Антонием". Однако, как Юлия Цезаря, так и Марка Антония мы знаем только по описанию. Так что, вполне можно себе представить, что и в суждениях о том, что Я знаком с тем-то и тем-то, некоторые из таких конституент (например, "Я") известны нам именно по описанию (примерно того же типа, который мы имели выше, в случае со столом): "Я – это духовный объект, которые обладает сознанием таких-то и таких-то чувственных данных".

Примечательно, что Рассел не ограничивает область предметов, о которых возможно знание по знакомству, только "конкретными существующими вещами". Он утверждает, что кроме таких вещей мы также можем иметь непосредственное знакомство с универсалиями, то есть, общими идеями, такими как "белизна", "различие", "братство" и т.д. Здесь проявляется своебразный платонизм Рассела, достаточно последовательно проводимый им в книге "Проблемы философии". Правда расселовское обоснование самой возможности знания-знакомства универсалий вызывает определенные вопросы. Рассел, прежде всего, рассматривает универсалии, которые представляют так называемые "ощущаемые качества", такие как цвет, вкус и т.п. и говорит, что эти качества "проявляются" (are exemplified) в чувственных данных, с которыми мы – согласно его теории – как раз и находимся в отношении непосредственного знакомства. Здесь, конечно, легко возразить, что чувственные данные знакомят нас каждый раз с каким нибудь конкретным проявлением того или иного "качества" (цвета, вкуса и т.п.) а не с универсалией самой по себе. Рассел и сам отмечает, что, например, когда мы видим какое-нибудь белое пятно, мы всегда знакомимся с конкретным пятном. Но – продолжает он – после многократного наблюдения различных белых пятен, мы легко научаемся выделять посредством абстракции ("абстрагировать") общую им всем белизну и, тем самым, знакомимся с белизной самой по себе.[419] К сожалению, Рассел не останавливается на вопросе о природе этого абстрагирования, и это существенно ослабляет его аргументацию. Ведь если предположить, что такое абстрагирование представляет собой особого рода логическую процедуру, то очевидным становится опосредованный характер полученного таким образом знания белизны. А значит, перед нами – типичный случай знания по описанию ("белизна – это понятие, являющееся результатом такой-то и такой-то операции абстрагирования"). То же самое возражение можно выдвинуть и против расселовского обоснования знания-знакомства пространственно-временных отношений и отношения сходства.

Согласно Расселу, физические объекты как таковые, равно как и сознание других людей не принадлеждат к тем предметам, которые могут быть известны нам через непосредственное знакомство.[420] Знание о такого рода предметах возможно только по описанию. Под описанием (дескрипцией) Рассел подразумевает фразу вида "такой-то и такой-то", различая при этом определенную и неопределенную дескрипции (выражаемые в английском языке при помощи неопределенного и определенного артиклей соответственно). Подробно свою теорию дескрипций Рассел развил в классической статье "Об обозначении" (1905), где, в частности, рассмотрел, каким образом могут быть осмысленно эксплицированы выражения, у которых отсутствует предметное значение (такие как "нынешний король Франции"). Расселовская теория дескрипций была изложена выше в § 2.2.6. Здесь мы лишь отметим, что важность знания по описанию обусловлена тем, что оно открывает возможность выхода за пределы личного опыта. Впрочем, любое описание должно быть в принципе устранимо, что находит выражение в следующем фундаментальном принципе, принимаемом Расселом:

"Каждое высказывание, которое мы можем понять, должно состоять полностью из конституент, с которыми мы знакомы".[421]

Этот редукционистский принцип, утверждающий сводимость любого знания в конечном счете к знанию по знакомству, объясняет, между прочим, почему Рассел должен был допустить возможность непосредственного знакомства с универсалиями – ведь любое высказывание обязательно содержит хотя бы один термин, представляющий общее понятие. Следовательно, без возможности знакомства с универсалиями полная сводимость к знанию по знакомству оказалась бы просто невозможной.

Переходя теперь к знанию истин, прежде всего следует отметить, что в отличие от знания вещей, здесь мы сталкиваемся с совершенно новой проблемой – проблемой возможной ошибочности того, что мы можем принимать за знание. Как уже отмечалось в § 2.2.7, теория истины Рассела, являясь по существу корреспондентной,

"(1) допускает, что истина имеет свою противоположность, а именно, ложь, (2) делает истину свойством убеждений, но (3) делает это свойство полностью зависимым от отношения убеждений к внешним вещам".[422]

Развивая свою теорию истины, Рассел задействует понятие факта (превратившееся затем в центральное понятие его философии логического атомизма). Убеждение истинно, если ему соответствует некоторый факт, и ложно, если соответствующего факта нет. Вообще, с точки зрения позднейшей терминологии, более адекватным было бы называть этот вид знания именно "знанием фактов". Ведь знание, как правило, истолковывается как нечто, относящееся ко внеязыковой действительности (или действительности, выходящей за пределы сознания). В свою очередь, действительность ("мир") – согласно философии логического атомизма – есть не что иное, как совокупность фактов, каждый из которых представляет собой особую конфигурацию предметов ("вещей"). Таким образом, если наше убеждение истинно, то это как раз означает, что мы знаем соответствующий факт. Однако в "Проблемах философии" Рассел предпочитает вести речь именно о знании истин, так что вопрос о взаимоотношении терминов "истина", "факт", "пропозиция", "суждение" в их отношении к знанию, оставляет здесь впечатление некоторой непроясненности.

Подводя итоги своему исследованию видов знания, Рассел пишет:

"Мы можем теперь осуществить обзор источников нашего знания, в том порядке, как они появлялись в ходе нашего анализа. Прежде всего мы должны различать знание вещей и знание истин. Каждое из них имеет два вида, один непосредственный, а другой производный. Наше непосредственное знание вещей, которое мы назвали знакомством, бывает двух типов, в зависимости от того, является ли известная вещь конкретным предметом или универсалией. Среди конкретных предметов мы имеем знакомство с чувственными данными и (вероятно) с самими собой. Для универсалий, по-видимому, не существует принципа, по которому мы можем решить, какие из них могут быть известны по знакомству, однако ясно, что к числу тех, которые могут быть известны таким образом, относятся ощущаемые качества, пространственно-временные отношения, отношение сходства и определенные абстрактные логические универсалии. Наше производное знание вещей, которое мы называем знанием по описанию, всегда включает как знакомство с чем-то, так и знание истины. Наше непосредственное знание истины может быть названо интуитивным знанием, и известные таким образом истины могут быть названы самоочевидными истинами. Такие истины включают те, которые только утверждают, что дано в ощущениях, а также определенные абстрактные логические и арифметические принципы и (хотя и с меньшей долей уверенности) некоторые этические высказывания. Наше производное знание истины состоит из всего того, что мы можем вывести из самоочевидных истин, используя самоочевидные принципы дедукции".[423]

Осуществленное Расселом различие между знанием вещей и знанием истин (знанием фактов) является в настоящее время общепринятым и соответствует характерному для многих аналитических эпистемологических концепций делению знания на предметное (предикативное) и пропозициональное знание. Кроме того, иногда еще выделяют и так называемое практическое знание, как практическое умение что-либо делать. Следует, однако, отметить, что предикативное и практическое знание обычно трактуются в аналитической философии как подчиненные или вспомогательные его виды. В качестве основного вида знания, знания в собственном смысле, рассматривается именно пропозициональное знание, то есть знание о том, что имеет место тот или иной факт. К анализу пропозиционального знания мы сейчас и переходим.