М ' «««. ч

Случается видеть, что некоторые звезды отстают от некоторых других; это бывает или потому, что они хотя обходят (описывают) тот же самый круг, но двигаются медленнее; или потому, что они [в действительности] двигаются в противоположном направлении, хотя и увлекаются обратно тем же самым вихрем; или же потому, что они хотя несутся по кругу тем же вихрем, но вращаются — одни по большему пространству, другие — по меньшему. Но давать одно объяснение этим явлениям — это прилично только тем, кто хочет морочить толпу.

То, что называется падающими звездами, может происходить отчасти вследствие трения их между собой и выпадении [обломкои] там, где бывает выдувание их нгфом, как мы гоиорим относительно молнии, или что происходит вследствие соединения атпм< in, < not <>f>iиjx производить огонь, когда бывает скопление родственной материи, пригодной для совершения этого, и вследствие движс! 1ия их в том направлении, куда сначала, при скоплении их, бывает направлен толчок; или это происходит вследствие стсче! шя ветра в некоторых тумановидных уплотнениях и воспламенения его благодаря круговращению, причем он затем прорывается из своего окружения в несется в то место, к которому бывает направлен толчок. Есть также и другие способы для совершения этого, свободные от мифических объяснений.

Приметы [предсказания] погоды по некоторым животным основаны на случайном совпадении обстоятельств. Ведь животные не могут оказывать никакого принуждения на то, чтобы окончилась зима, и не сидит никакая божественная природа, которая следила бы за выходом этих животных и потом приводила бы в исполнение эти приметы. Ведь такая глупость не могла бы напасть ни на одно живое существо, если только оно обладает хоть каким-нибудь развитием, не говоря уже о существе, обладающем полным блаженством.

Все это запомни, Пифокл: благодаря этому во многих случаях ты избегнешь мифической болтов-

ни и будешь в состоянии понимать вещи, однородные с этими. Но больше всего предайся изучению начал, бесконечности и родственных с этим предметов, а также орудий суждения (критериев) и внутренних чувств и цели, ради которой мы ведем эти рассуждения. Тщательное изучение этого даст тебе легко возможность понимать причины частностей. А кто не предается с возможно большей любовью этим предметам, те не могут ни их самих хорошо понять, ни усвоить себе цели, ради которой следует изучать это.

«ЭПИКУР ПРИВЕТСТВУЕТ МЕНЕКЕЯ»

Пусть никто в молодости не откладывает занятия философией, а в старости не устает заниматься философией: ведь никто не бывает ни недозрелым, ни перезрелым для здоровья души. Кто говорит, что еще не наступило или прошло время для занятия философией, тот похож на того, кто говорит, что для счастья или еще нет, или уже нет времени. Поэтому и юноше и старцу следует заниматься философией: первому — для того, чтобы, старея, быть молоду благами «следствие благородного воспоминания о прошедшем, а второму — для того, чтобы быть одновременно и молодым и старым вследствие отсутствия страха перед будущим. Поэтому следует размышлять о том, что создает счастье, если действительно, когда оно есть, у нас все есть, а когда его нет, мы все делаем, чтобы его иметь.

Что я тебе постоянно советовал, это делай и об этом размышляй, имея в виду, что это основные принципы прекрасной жизни. Во-первых, верь, что Бог — существо бессмертное и блаженное, согласно начертанному в уме человека общему представлению о Боге, и не приписывай ему ничего чуждого его бессмертию или несогласного с его блаженством; но представляй себе о Боге все, что может сохранять его блаженство, соединенное с бессмертием. Да, боги существуют: познание их — факт очевидный. Но они

не таковы, какими их представляет себе толпа, потому что толпа не сохраняет о них постоянно своего представления. Нечестив не тот, кто устраняет богов толпы, но тот, кто применяет к богам представления толпы, ибо высказывания толпы о богах являются не естественными понятиями, но лживыми домыслами, согласно которым дурным людям боги посылают величайший вред, а хорошим — пользу. Именно люди, все время близко соприкасаясь со своими собственными добродетелями, к подобным себе относятся хорошо, а на все, что не таково, смотрят, как на чуждое.

Приучай себя к мысли, что смерть не имеет к нам никакого отношения. Ведь все хорошее и дурное заключается «ощущении, и смерть есть лишение ощущении III» пому иранилыюс [шалиетого, что смерть нг имеет н iим никакого oi ношения, делает смертность жшпи усладительной, не потому, чтобы оно прибавляло к ней Пограничное количество времени, но потому, что отнимает жажду бессмертия. И действительно, нет ничего страшного в жизни тому, кто всем сердцем постиг (вполне убежден), что в не-жизни нет ничего страшного. Таким образом, глуп тот, кто говорит, что он боится смерти не потому, что она причинит страдание, когда придет, но потому, что она причиняет страдания тем, что придет: ведь если что не тревожит присутствия, то напрасно печалиться, когда оно только еще ожидается. Таким образом, самое страшное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения, так как, когда мы существуем, смерть еще не присутствует, а когда смерть присутствует, тогда мы не существуем. Таким образом, смерть не имеет отношения ни к живущим, ни к умершим, так как для одних она не существует, а другие уже не существуют.

Люди толпы то избегают смерти, как величайшего из зол, то жаждут ее, как отдохновения от зол жизни. А мудрец не уклоняется от жизни, но и не боится не-жизни, потому что жизнь ему не мешает, а нежизнь не представляется каким-нибудь злом. Как пищу он выбирает вовсе не более обильную, но самую

приятную, так и временем он наслаждается не самым долгим, но самым приятным.

Кто советует юноше прекрасно жить, а старцу прекрасно кончить жизнь, тот глуп — не только вследствие привлекательности жизни, но также и потому, что забота о прекрасной жизни есть та же самая, что и забота о прекрасной смерти. Но еще хуже тот, кто говорит, что хорошо не родиться, «а родившись, как можно скорее пройти врата Аида». Если он говорит так по убеждению, то почему не уходит из жизни? Ведь это в его власти, если это было действительно им твердо решено. А если в шутку, то напрасно он говорит это среди людей, не принимающих его мнения.

Надо помнить, что будущее — не наше, но, с другой стороны, и не вполне не наше, — для того, чтобы мы не ждали непременно, что оно наступит, но и не теряли надежды, будто оно вовсе не наступит.

Надо принять во внимание, что желания бывают одни естественные, другие — пустые (вздорные) и из числа естественных одни — необходимые, а другие — только естественные, а из числа необходимых одни — необходимы для счастья, другие — для спокойствия тела, третьи — для самой жизни. Свободное от ошибок рассмотрение этих фактов при всяком выборе и избегании может содействовать здоровью тела и безмятежности души, так как это есть цель счастливой жизни; ведь ради этого мы все делаем, — именно чтобы не иметь ни страданий, ни тревог. А раз это с нами случилось (нам досталось, произошло), всякая буря души рассеивается, так как живому существу нет надобности идти к чему-то как к недостающему и искать чего-то другого, от чего благо души и тела достигнет полноты. Да, мы имеем надобность в удовольствии тогда, когда страдаем от отсутствия удовольствия; а когда не страдаем, то уже не нуждаемся в удовольствии. Поэтому-то мы и называем удовольствие началом и концом (альфой и омегой) счастливой жизни. Его мы познали как первое благо, прирожденное нам; с него начинаем

мы всякий выбор и избегание; к нему возвращаемся мы, судя внутренним чувством, как мерилом, о всяком благе.

Так как удовольствие есть первое и прирожденное нам благо, то поэтому мы выбираем не всякое удовольствие, но иногда мы обходим многие удовольствия, когда за ними следует для нас большая неприятность; также мы считаем многие страдания лучше удовольствия, когда приходит для нас большее удовольствие, после того как мы вытерпим страдания в течение долгого времени. Таким образом, всякое удовольствие, по естественному родству с нами, есть благо, но не всякое удовольствие следует выбирать, равно как и страдание всякое есть зло, но не всякого страдания следует избегать. Но должно обо всем этом судить но соразмерению и по рассмотрению полезного и неполезного: исдь в некоторых случаях мы смотрим на благо как па плои обратно — на зло как i ia благо.

Да и довольство своим (умеренность) мы считаем великим благом не затем, чтобы всегда пользоваться немногим, но затем, чтобы, если у нас не будет многого, пользоваться (довольствоваться) немногим, в полном убеждении, что с наибольшим удовольствием наслаждаются роскошью те, которые наименее в ней нуждаются, и что все естественное легко добывается, а пустое, [т. е. излишнее], трудно добывается. Простые блюда (кушанья) доставляют такое же удовольствие, как и дорогой стол (пища), когда все страдание от недостатка устранено. Хлеб и вода доставляют величайшее (высшее) удовольствие, когда человек подносит их к устам, чувствуя потребность. Таким образом, привычка к простой, недорогой пище способствует улучшению здоровья, делает человека деятельным по отношению к насущным потребностям жизни, приводит нас в лучшее расположение духа, когда мы после долгого промежутка получаем доступ к предметам роскоши, и делает нас неустрашимыми пред случайностью.

Итак, когда мы говорим, что удовольствие есть конечная цель, то мы разумеем не удовольствия распут-

ников и не удовольствия, заключающиеся в чувственном наслаждении, как думают некоторые, не знающие, или не соглашающиеся, или неправильно понимающие, но мы разумеем свободу от телесных страданий и от душевных тревог. Нет, не попойки и кутежи непрерывные, не наслаждения мальчиками и женщинами, не наслаждения рыбою и всеми прочими яствами, которые доставляет роскошный стол, рождают приятную жизнь, i ю трезвое рассуждс! ше, исследующее причины всякого выбора и избегания и изгоняющее (лживые) mi 1сния, от которых душу объемлет величайшее смятение (которые производят в душе величайшее смятение).

Начало всего этого и величайшее благо есть благоразумие. Поэтому благоразумие дороже даже философии. От благоразумия произошли все остальные добродетели; оно учит, что нельзя жить приятно, не живя разумно, нравственно и справедливо, и, наоборот, нельзя жить разумно, нравственно и справедливо, не живя приятно. Ведь все добродетели по природе соединены с жизнью приятной, и приятная жизнь от них неотделима. В самом деле, кто, по твоему мнению, выше человека, о богах мыслящего благочестиво, к смерти относящегося всегда неустрашимо (от праха перед смертью свободного), путем размышления постигшего (уяснившего себе) конечную цель природы, понимающего, что высшее благо легко исполнимо и достижимо, а высшее зло связано с кратковременным страданием, смеющегося над судьбой, которую некоторые вводят как владычицу всего? Он, напротив, говорит, что одни события происходят в силу необходимости, другие — по случаю, а иные зависят от нас, так как необходимость не подлежит ответственности, а случай непостоянен, как он видит, но то, что зависит от нас, не подчинено никакому господину, и за этим следует как порицание, так и противоположное ему. В самом деле, лучше было бы следовать, мифу о богах, чем быть рабом судьбы физиков (естествоиспытателей); миф дает намек на надежду умилостивления богов посредством почитания их, а судьба заключает в себе

неумолимую необходимость. Что касается случая, то мудрец не признает его ни Богом, как думают люди толпы, — потому что Богом ничто не делается беспорядочно, — ни причиной всего, хотя и шаткой, — потому что он не думает, что случай дает лю-; дям добро или зло для счастливой жизни, но что он доставляет начала великих благ или зол. Поэтому мудрец полагает, что лучше с разумом быть несчаст^ ным, чем без разума быть счастливым. И действитель-» но, в практической жизни лучше, чтобы что-нибудь хорошо выбранное потерпело неудачу, чем чтобы что-нибудь дурно выбранное получило успех благодаря случаю.

Так вот, обдумывай это и тому подобное сам с собою, Д1 icm и ночью и с подоб! 1ым тебе человеком, и ты никогда, ни панну, ни во тс, не придешь в смятение, л будешь жить, кик Бог среди людей. Да, совершенно непохож на смертное существо человек, живущий среди бессмертных благ!

«ГЛАВНЫЕ МЫСЛИ»

1. Блаженное и бессмертное [существо] и само не имеет хлопот (беспокойств) и другому не причиняет их, так что оно не одержимо ни гневом, ни благоволением; все подобное находится в немощном.

2. Смерть не имеет никакого отношения к нам; ибо то, что разложилось, не чувствует, а то, что не чувствует, не имеет никакого отношения к нам.

3- Предел величины удовольствий есть устранение всякого страдания. А где есть удовольствие, там, пока оно есть, нет страдания, или печали, или того и другого вместе.

4. Не долго продолжается непрерывно страдание в плоти; но в высшей степени оно бывает в течение очень короткого времени, а в степени, только превышающей удовольствие в плоти, оно бывает не много дней. А долговременные немощи (болезни) имеют больше удовольствия, чем страдания.

5- Нельзя жить приятно, не живя разумно, нравстч венно и справедливо, и, наоборот, нельзя жить ра-г зумно, нравственно и справедливо, не живя приятно; А у кого этого нет, тот не живет разумно, нравствен-! но и справедливо; а у кого нет последнего, тому нельзя жить приятно.

6. Для того чтобы жить в безопасности от людей, существует благо, согласное с природой, и посредством таких благ человек может себе это доставлять.

7. 11екоторыс хотят сдслат!1ся славными и быть на виду у людей, думая, что таким способом приобретут безопасность от людей. Таким образом, если жизнь таких людей безопасна, то они достигли естественного блага; а если она не безопасна, то они не имеют того, к чему стремились сначала, следуя голосу природы.

8. Никакое удовольствие не есть зло само по себе; но средства, производящие некоторые удовольствия, приносят беспокойства, во много раз превышающие удовольствия.

9- Если бы всякое удовольствие сгущалось (становилось интенсивнее) и с течением времени охватывало весь организм (все собрание атомов организма) или главнейшие части человеческой природы, то удонольстния никогда не отличались бы одно т¹ другого.

/ О. Если бы то, что производит удовольствия распутников, рассеивало страхи ума относительно небесных явлений, смерти и ее страданий, а также научало бы пределу страстей и страданий, то мы никогда не имели бы причины порицать их, так как они отовсюду наполняли бы себя удовольствиями и ниоткуда не имели бы ни страдания, ни печали, что и есть зло.

/ /. Если бы нас нисколько не беспокоили подозрения относительно небесных явлений и подозрения о смерти, что она имеет к нам какое-то отношение, а также непонимание границ страданий и страстей, то мы не имели бы надобности в изучении природы. -«МШД- *-№. --лузо

12. Нельзя разрушать страх относительно самых важных вещей, не зная природы вселенной, но подозревая истину в чем-нибудь из того, что рассказывается в мифах. Поэтому нельзя без изучения природы получать удовольствия без примеси страха.

13- Нет никакой пользы готовить себе безопасность по отношению к людям, если есть подозрения (опасения) относительно того, что в вышине, под землей и в бесконечности вообще.

14- Хотя безопасность от людей достигается до некоторой степени благодаря некоторой силе, удаляющей [беспокоящих людей], и благосостоянию (богатству), но самой настоящей бывает безопасность благодаря тихой жизни и удалению от толпы.

15- Гюгатство, требуемое природой, ограничено и легко добывается; а богатстио, требуемое пустыми (вздорными) мыслями (мечтами), простирается до бесконечности.

16. Случай мало (в редких случаях) мешает мудрецу (вторгается в жизнь мудреца); самые большие и самые важные дела устроил разум, и во все время его жизни он устраивает их и будет устраивать.

17- Справедливый в высшей степени свободен от тревоги, а несправедливый полон очень сильной тревоги.

18. Не увеличивается удовольствие в плоти, когда устранено страдание, происходящее от недостатка, но оно только разнообразится; предел же по отношению к удовольствию разума (высшее удовольствие разума) порождается разумным пониманием этих самых вещей и однородных с ними чувств, которые причиняли разуму величайшие страхи.

19- Безграничное время заключает в себе удовольствие, равное с ограниченным временем, если мерить разумом пределы удовольствия.

20. Плоть воспринимает пределы удовольствия как безграничные и безграничное время доставляет его (требуется для доставления его). А разум, достиг-

нув понимания крайнего блага плоти и его предела и рассеяв страхи относительно вечности будущего времени, доставляет нам совершенную жизнь, и мы уже нисколько не нуждаемся в безграничном времени; но разум не избегает удовольствия, и, с другой стороны, когда обстоятельства готовят нам уход из жизни, он не приближает ее конца, как будто в какой-то мере ему недостает наилучшей жизни.

21. Кто знает пределы жизни, тот знает, что легко добыть то, что устраняет страдания, происходящие от недостатка, и что делает всю жизнь совершенной; поэтому он нисколько не нуждается в действиях, заключающих в себе борьбу (соперничество).

22. Следует иметь в виду действительную цель [жизни] и всю достоверность [непосредственного восприятия], к которой мы сводим наши мнения; в противном случае все будет полно сомнений и беспорядка.

23. Если ты борешься со всеми чувственными восприятиями (считаешь недостоверными все чувственные восприятия), то у тебя не будет ничего, на что можно бы было делать ссылку при суждении о тех из них, которые, по твоим словам, лживы.

24. Кош ты отбросишь какое-нибудь в отдельности чунстнсм п юс восприятие и не будешь делать различия между мнением, касающимся того, что еще ожидает подтверждения, и тем, что уже дано внешним чувственным восприятием и внутренними чувствами и всяким действием ума, то приведешь в беспорядок и остальные чувственные восприятия своим безосновательным мнением, так что отбросишь всякое орудие суждения (всякий критерий). А если среди умственных образов, созданных твоим мнением, ты будешь считать достоверным и все то, что ожидает подтверждения, и то, что не ожидает его, ты не избежишь ошибки, потому что будешь хранить всецело причину сомнения во всяком суждении о том, что правильно и что неправильно.

25- Если ты не будешь при всяком случае сводить каждое действие к конечной цели природы, сообра-

зовать каждое действие с конечной целью природы, но будешь обращаться к чему-нибудь другому, избегая чего-либо или стремясь к чему-либо, то у тебя действия не будут соответствовать логосам (принципам).

26. Все желания, которые, если они не удовлетворяются, не ведут к страданию, не необходимы, но заключают в себе стремление, легко рассеиваемое, когда предмет страсти труднодостижим или когда кажется, что они могут причинить вред.

27- Из всего того, что мудрость доставляет себе для счастья всей жизни, самое важное есть обладание дружбой.

28. То же самое убеждение, которое дает нам безбоязненность относитслы ю того, что ничто страшное не бывает вечным или долговременным, усмотрело и то, что безопасность, даже в нашем ограниченном существовании, благодаря дружбе наиболее полно осуществляется.

29- Желания бывают одни — естественные и необходимые, другие — естественные, но не необходимые, третьи — не естественные и не необходимые, но происходящие от вздорных мыслей (праздного воображения).

30. Естественные желания, но не ведущие к страданию, если они не исполняются, в которых есть напряженное (интенсивное) усилие, происходят вследствие вздорных мыслей (праздного воображения), и они не вследствие своей природы не рассеиваются, но вследствие вздорных мыслей (праздного воображения) человека.

31. Справедливость, происходящая от природы, есть договор о полезном — с целью не вредить друг другу и не терпеть вреда.

32. По отношению ко всем живым существам, которые не могут заключать договоры о том, чтобы не вредить друг другу и не терпеть вреда, нет ничего справедливого и несправедливого; точно также и по отношению ко всем народам, которые не могут или не хотят заключить договоры о том, чтобы не вредить и не терпеть вреда. * зояиэдякг^;,- i

33. Справедливость сама по себе не есть нечто, но в сношениях людей друг с другом в каких бы то ни было местах всегда она есть некоторый договор о том, чтобы не вредить и не терпеть вреда.

34- Несправедливость не есть зло сама по себе, но это зло заключается в страхе от подозрения, что человек не останется скрытым от тех, которые поставлены карателями за такие действия.

35- Кто делает таш ю что-i гибудь из того, что люди уговорились между собою не делать с целью не вредить и не терпеть вреда, тому нельзя быть уверенным, что он останется скрытым, хотя бы он десять тысяч раз оставался скрытым в данное время. Ведь останется ли он скрытым до смерти — неизвестно.

36. В общем справедливость для всех одна и та же, потому что она есть нечто полезное в сношениях людей друг с другом; но в отношении индивидуальных особенностей страны и других каких бы то ни было обстоятельств справедливость оказывается не для всех одной и той же.

3 7. Из числа действий, признанных справедливыми, то, полезность которого в потребностях сношений людей друг с другом (взаимного общения людей) i юдтпсрждается, заключает в себе залог справед-лшюгги, будет ли оно одно и то же для всех или не одно и то же. А если кто издаст закон, но он не окажется идущим на пользу сношений людей друг с другом (взаимного общения людей), то он уже не имеет природы справедливости. Даже если полезность, заключающаяся в справедливости, меняется, [т. е. исчезает], но в течение некоторого времени бывает согласна с естественным представлением о справедливости, то в течение того времени она нисколько не менее бывает справедливой в глазах тех, кто не смущает себя пустыми звуками (словами), а смотрит на факты.

38. Если действия, признанные законом или обычаем справедливыми, при перемене обстоят тельств оказываются на практике не согласными с естественным представлением о справедливости,

то эти действия несправедливы. Но если при перемене обстоятельств те же действия, которые признаются (признаны) справедливыми, более уже не полезны, то они были справедливыми тогда, когда они были полезны для сношения сограждан друг с другом (для взаимного общения сограждан), но впоследствии, они уже несправедливы, когда неполезны.

39. Кто лучше всего справляется со своею боязнью перед внешними обстоятельствами, тот делает то, что может, родственным (дружественным) себе, а чего не может, делает по крайней мере не чуждым (не враждебным); а со всем тем, с чем он не может даже и этого сделать, он прекращает общение и удаляет [из своей жизни] все, в отношении чего полезно делать это.

40. Кто имеет возможность доставить себе полную безболезненность (безопасность) от соседей, те все живут друг с другом самым приятным образом, имея самую надежную гарантию безопасности, и, насладившись самой полной близостью [с друзьями], не оплакивают смерть того, кто скончался раньше их, как будто сожалея о нем.

ИЗ «ВАТИКАНСКОГО СОБРАНИЯ ИЗРЕЧЕНИЙ»

IV. Всякое [телесное] страдание достойно презрения: страдание, заключающее в себе интенсивную боль, продолжается короткое время, а долговременное страдание в теле причиняет боль слабую.

VII. Преступнику остаться скрытым трудно, а получить уверенность в том, что скроется, невозможно.

К. Необходимость есть бедствие — но нет никакой необходимости жить с необходимостью.

[X. Метродор. Помни, что, будучи смертным по природе и получив ограниченное время [жизни], ты восшел, благодаря размышлениям о природе, до бесконечности и вечности и узрел «то, что есть и что будет, и то, что минуло».] отя^гавда.

XI. У большинства людей спокойствие есть оцепенение, а движение (деятельность) — безумие.

XIV. Мы рождаемся один раз, а дважды родиться нельзя, но мы должны уже целую вечность не быть. Ты же, не будучи властен над завтрашним днем, откладываешь радости; а жизнь гибнет в откладывании, и каждый из нас умирает, не имея досуга.

XV. Мы ценим свой характер как спою собственность, хорош ли он и уважается ли людьми или нет: так долж! ю i (енить и характер других, если они к нам расположены.

XVI. Никто, видя зло, не выбирает его, но попадается, прельщенный злом, как будто оно есть добро в сравнении с большим, чем оно, злом.

XVII. Не юношу надо считать счастливым, а старца, прожившего жизнь хорошо: юноша в цвете сил, меняя мысли, носится сильным течением случая, а старец причалил в старость, словно в пристань, замкнув в надежных воспоминаниях благодарности блага, на которые прежде трудно было надеяться.

XVIII. Когда отнимается возможность видеться, разговаривать, общаться, кончается любовная присп >.

X/.Y. Кто не помнит о прежнем счастье, тот — се-годпи уже старик.

XXI. \ 1е следует насиловать природу, следует повиноваться ей; а мы будем повиноваться ей, необходимые желания исполняя, а также естественные, если они не вредят, а вредные сурово подавляя.

XXIII. Всякая дружба желанна ради себя самой, а начало она берет от пользы.

XXIV. Сны не имеют божественной природы и вещей силы; они происходят от впадения [в человека] образов.

XXV. Бедность, измеряемая целью природы, [назначенной природою для жизни], есть великое богатство, а богатство неограниченное есть великая бедность.

XXVI. Следует понять, что как долгий разговор,

так и короткий клонится к одной и той же цели.

XXVII. Во всех занятиях плод с трудом приходит по окончании их, а в философии рядом с познанием бежит удовольствие: не после изучения бывает наслаждение, а одновременно бывает изучение и наслаждение.

XXVIII. He следует испытывать ни тех, кто быстро готов на дружбу, ни тех, кто нерешителен: ради дружбы следует и рискнуть.

XXIX. Я предпочел бы, исследуя природу, откровенно, как оракул, вещать полезное всем людям, хотя бы и никто не понял меня, чем, приспособляясь к людским мнениям, пожинать в обилии уделяемую хвалу от толпы.

[ХХХМетродор. Иные всю жизнь готовят себе средства к жи:«in, i ic «идя, что но всех нас влито при рождении смертное:»ел!>е (смертельный яд).]

XXXI. 11ротив всего мож! к> добыть себе безопасность, а что касается смерти, мы, все люди, живем в неукрепленном городе.

XXXII. Почитание мудреца есть великое благо для почитающих.

XXXIII. Голос плоти — не голодать, не жаждать, не зябнуть. У кого есть это и кто надеется иметь это и в будущем, тот даже с Зевсом может поспорить о счастье.

XXXIV. Мы не столько имеем надобность [в помощи] от друзей, сколько в уверенности относительно помощи.

XXXV. Не следует портить то, что есть, желанием того, чего нет, а надо думать о том, что и это было желанным предметом.

[XXXVI. Жизнь Эпикура по сравнению с жизнью других относительно кротости и довольства своим (умеренности) можно счесть сказкою.]

XXXVII. Природа слаба против зла, но не против блага; удовольствиями она спасается, страданиями разрушается.

XXXVIII. Совсем ничтожен тот, у кого есть много основательных причин для ухода из жизни.

XXXIX. Не друг ни тот, кто постоянно ищет поль-

зы, ни тот, кто никогда не соединяет ее с дружбой: один торгует расположением, чтобы получить обмен, другой отсекает добрую надежду на будущее.

XL Кто говорит, что все происходит в силу необходимости, тот не может сделать никакого упрека тому, кто говорит, что все происходит не в силу необходимости: ибо он утверждает, что это самое происходит в силу i теобходи мости.

XL/. Следует смеяться и философствовать и в то же время заниматься хозяйством и пользоваться всеми остальными способностями и никогда не переставать изрекать глаголы истинной философии.

XJJI. Одно и то же время рождения (начала) величайшего блага и наслаждения [им].

XUII. Любовь к деньгам, приобретенным нечестным путем, нечестива; к деньгам, приобретенным честным путем, позорна: непристойна грязная скаредность даже и при честности.

XLIV. Мудрец, приспособившись к нужде, умеет скорее давать, чем брать: такое великое сокровище нашел он в довольстве своим.

XLV. Изучение природы создает людей не хвастливых и велеречивых и не выставляющих напоказ образование, предмет соперничества в глазах толпы, по людей смелых, довольных своим, гордящихся своими личными благами, а не благами, которые им даны обстоятельствами.

ХШ. Будем совершенно выбрасывать дурные привычки, все равно как скверных людей, долгое время приносивших нам большой вред.

[XLVH.Mempodop. Я предупредил тебя, случайность, и отгородился от всякого твоего тайного проникно-nci 1ия. Ни тебе, ни другому обстоятельству мы не выдадим себя. Но когда необходимость поведет нас, мы, с презрением плюнув на жизнь и на тех, кто за нее попусту цепляется, уйдем из жизни, в прекрасной песне победной восклицая, что жизнь нами хорошо прожита.]

XLVIII. Надо стараться делать последнюю часть пу-

S30

ти лучше первой, пока мы находимся в дороге; а когда дойдем до конца, надо с легким сердцем радоваться.

U. Я узнал от тебя, что у тебя довольно сильно вожделение плоти к любовным наслаждениям. Когда ты не нарушаешь законов, не колеблешь добрых обычаев, не огорчаешь никого из близких людей, не вредишь плоти, не расточаешь необходимого, удовлетворяй свои желания как хочешь. Однако невозможно не вступить в столкновение с каким-нибудь из вышеуказанных явлений: ведь любовные наслаждения никогда не приносят пользы; довольно того, если они не повредят.

Ш. Дружба обходит с пляской вселенную, объявляя нам всем, чтобы мы пробуждались к прославлению счастливой жизни.

ЦП. 11икому 11C следует завидовать: хорошие люди не заслуживают зависти, а дурные, чем счастливее бывают, тем более вредят себе.

JJV. Не следует делать вид, что занимаешься философией, но следует на самом деле заниматься ею: ведь нам нужно не казаться здоровыми, а быть поистине здоровыми.

LV. Должно врачевать несчастия благодарным воспоминанием о том, что погибает, и сознанием, что нельзя сделать несделанным то, что произошло.

LVI—LVJI. Когда мудрец сам подвергается пытке, он страдает не больше, чем когда видит, что друг подвергается пытке. [Но если друг сделает ему зло], то вся его жизнь вследствие недоверия придет в расстройство и перевернется.

LVIII. Надо высвободиться из уз обыденных дел и общественной деятельности.

LDL Не желудок ненасытен, как говорят люди толпы, но лживое представление о желудке как о чем-то, не имеющем предела наполнения.

LX. Всякий уходит из жизни, как будто он только что родился.

LXI. Прекрасно и лицезрение близких людей, когда первое родство живет в согласии (когда близкие

родственники живут в согласии): лицезрение имеет большое (сильное) влияние на это.

1X11. Ведь если гнев у родителей на детей бывает за дело, то, разумеется, глупо противиться, вместо того чтобы просить прощения; если не за дело, а неразум-.но, то совсем смешно еще разжигать это неразумие своим раздражением, вместо того чтобы стараться изменить (утешить) его, [т. е. гнев], другими способами, своим благоразумием.

LX111. Есть и в опрощении предел: человек, нерассудительный по отношению к нему, находится приблизительно в таком же положении, как и человек, выходящий из нормы вследствие чрезмерности.

LXIV. Похвала со стороны других должна следовать сама собою; а мы должны заниматься врачеванием себя.

LXV. Глупо просить у богов то, что человек способен сам себе доставить.

LXVI. Будем выказывать симпатию [умершим] друзьям не оплакиваньем их, а размышлением о них.

LXVII. Свободная жизнь, [т. е. свободный человек], не может приобрести много денег (богатства), потому что это нелегко сделать без раболепства пред толпой или правителями; но она, [т. е. свободная жизнь], имеет псе и непрерывном изобилии. А если как-нибудь она и получит много денег (богатство), то легко может разделить и их для приобретения расположения близких людей. >

LXVIII. Ничего не достаточно тому, кому недостаточное мало (кажется малым).

LXIX. Неприятное сластолюбие души заставляет живое существо желать разнообразия пищи до бесконечности.

LXX. Да не будешь ты делать в жизни ничего, что.может внушать тебе страх, если оно станет известно другому.

| LXXI. Всем желаниям следует предъявлять такой вопрос что со мною будет, если исполнится то, чего я ищу вследствие желания (предмет моего желания), и если не исполнители,»*}

LXXIII. Наличие некоторых телесных страданий полезно для охранения себя от страданий, подобных им.

LXXIV. При философской дискуссии больше выигрывает побежденный, — в том отношении, что он умножает знания.

LXXV. По отношению к прошедшим благам неблагодарны слова: «Взирай на конец долгой жизни».

LXXVI. Старея, ты таков, каким я советую тебе быть, и ты познал, каково заниматься философией для себя и каково — для Эллады (какая разница между занятием философией и распространением ее в Элладе). Я радуюсь вместе с тобой (поздравляю тебя).

LXXVII. Величайший плод довольства своим (ограничения желаний) — свобода.

LXXVIII. Благодарный человек всего более занят мудростью и дружбой (предается мудрости и дружбе): одна из них есть благо смертное, другая — бессмертное.

LXXIX. Человек безмятежный (спокойный духом) и другому недокучлив.

LXXX. Первое дело для спасения (для счастья) — наблюдение над юностью и охранение ее от всего оскверняющего ее пагубными страстями.

LXXXI. Не уничтожает душевной тревоги и не рождает значительной радости ни обладание огромным богатством, ни почет и уважение со стороны толпы, ни другое что-либо, соединенное с причинами неограниченных желаний.,>