Часть 6 ДЖУЛИ 12 страница

– Предоставьте это мне, сахиб. Он ничего не почувствует, уверяю вас. Посадите рани-сахибу на моего пони и отойдите немного.

Аш повернул голову и резко сказал:

– В этом нет необходимости. Если я смог застрелить молодую женщину, безусловно, я в силах сделать то же самое для моего коня.

Он вынул револьвер, но Букта протянул руку и серьезно проговорил:

– Нет, сахиб. Будет лучше, если это сделаю я.

Несколько долгих мгновений Аш смотрел на него, а потом глубоко вздохнул.

– Да, ты прав. Но я останусь здесь: если я отойду, он попытается встать и последовать за мной.

Букта кивнул, и Аш отдал револьвер, а потом опустился на колени, чтобы погладить усталую голову Дагобаза и прошептать нежные слова ему на ухо. Дагобаз потерся мордой о плечо хозяина и тихонько заржал в ответ, а когда грохнул выстрел, он только дернулся раз – и все.

– Пойдемте, – коротко сказал Букта. – Пора уходить. Мы возьмем седло и сбрую?

– Нет. Оставь их.

Аш медленно и неловко, точно древний старик, поднялся на ноги и шаткой поступью дошел до озерца. Бессильно рухнув на колени, он опустил лицо в воду и принялся жадно пить огромными глотками, точно умирающее от жажды животное, обильно смачивая голову и плечи, смывая пыль, слезы и любимый, знакомый запах Дагобаза. Утолив жажду, он встал и резко помотал головой, стряхивая воду с волос и лица. Анджули уже сидела на пони, и Букта молча повернулся и зашагал вверх по крутому склону в сгущающихся сумерках.

Наткнувшись ногой на какой-то предмет, Аш опустил глаза и увидел пустую флягу. Он предпочел бы оставить ее здесь, поскольку после всего случившегося никогда уже не сможет пить из нее, не вспоминая с болью в сердце всю стремительность, красоту и силу, которые воплощал собой Дагобаз. Но у них не будет воды, пока они не доберутся до родника среди деревьев, а он находится во многих милях отсюда. Джули начнет мучиться жаждой раньше. Аш поднял флягу, снова наполнил, закинул за плечо и двинулся вслед за спутниками, не оглядываясь на Дагобаза, спавшего вечным сном в тени скал.

К тому времени, когда они достигли гребня горы, в небе высыпали звезды, но Букта продолжал быстро идти вперед и остановился только потому, что Анджули заснула в седле и непременно свалилась бы с лошади, если бы они в тот момент не двигались по горизонтальному участку местности. Но даже тогда он настоял на том, чтобы они расположились на ночь между громадных валунов, стоявших кружком посреди широкого пласта сланцеватой глины, хотя место было труднодосягаемым и не особо удобным.

– Здесь вы сможете спать, ничего не опасаясь, – сказал Букта. – И вам не придется нести дозор: даже змея не приблизится к вам, не задев эти камни, которые сразу покатятся вниз и разбудят вас своим грохотом.

Он с ласковыми уговорами провел пони через предательски скользкий участок и, поставив его на привязь на травянистом склоне за дальней границей глиняного пласта, вернулся, чтобы расчистить пространство между валунами от крупных камней и устроить спальное место для Анджули. Покончив с этим, Букта достал пищу для всех них: чапати, испеченные им сегодня утром, пекору, холодный рис и хулду, которую Сарджи купил в городе и торопливо переложил в переметные сумы к Букте, когда было решено, что они с Гобиндом останутся прикрывать отход товарищей.

Ни Аш, ни Анджули с утра ничего не ели, но оба находились в состоянии тяжелого нервного и физического истощения и не чувствовали никакого аппетита. Букта заставил обоих поесть, сердито сказав, что им понадобятся все силы, коли они надеются завтра преодолеть значительное расстояние. Нет ничего глупее, чем морить себя голодом, потому что они совсем ослабеют и таким образом посодействуют врагу.

– И помимо всего прочего, после легкой закуски вы будете спать крепче и проснетесь освеженными.

Они съели, что смогли, а потом Джули свернулась калачиком на попоне, постеленной для нее Буктой, и мгновенно заснула. Старый шикари одобрительно хмыкнул и, заставив сахиба последовать примеру девушки, повернулся, намереваясь двинуться прочь.

– Ты возвращаешься за ними? – приглушенным голосом спросил Аш.

– А как иначе? Мы условились, что я встречу их в конце каньона и что пойду обратно сразу, как только доведу вас и рани-сахибу до этого места, безопаснее которого нет в этих горах.

– Ты идешь пешком? – спросил Аш, вспомнив, что пони стоит на привязи за дальней границей глиняного пласта.

Букта кивнул.

– Пешком получится быстрее. Если ехать верхом, придется ждать восхода луны: сейчас еще слишком темно для верховой езды. Но луна взойдет только через час, а я к тому времени рассчитываю добраться если не до самого ущелья, то до места, откуда оно уже видно. Кроме того, в этих горах не поведешь в поводу сразу двух лошадей, а может статься, либо сирдар-сахиб, либо хаким ранен или обессилен до крайности, и, коли так, я смогу вести в поводу его лошадь. Если все сложится удачно, мы вернемся до полуночи и двинемся дальше с первым проблеском зари. Так что постарайтесь выспаться, пока у вас есть такая возможность, сахиб.

Он взял на плечо винтовку и пошел, осторожно ступая по сухой глине, которая трещала, расслаиваясь и осыпаясь под босыми мозолистыми ногами. Треск прекратился, когда Букта вышел на травянистый участок склона, а мгновение спустя он растворился в тусклом свете звезд, и в ночи снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь шепотом ветра да тихим хрустом высохшей на солнце травы, которую щипал пони.

У Аша не было сна ни в одном глазу, но он понимал, что Букта прав и надо по возможности выспаться, а потому лег среди огромных валунов, сомкнул веки и попытался расслабить напряженные мышцы и не думать вообще ни о чем. Слишком много мучительных мыслей теснилось у него в уме: Шушила, Манилал, а теперь еще и Дагобаз… Но видимо, он устал гораздо сильнее, чем ему казалось. Сон быстро одолел его, а когда он увидел знакомый кошмар и проснулся, обливаясь холодным потом от ужаса, луна уже стояла высоко в небе и заливала горы серебряным светом.

Джули все еще спала, и спустя какое-то время Аш прекратил обследовать взглядом пустой склон, повернулся и посмотрел на нее. Странно, но он не испытал никаких чувств, которые, казалось бы, должны были переполнять его при виде девушки.

Она находилась здесь, рядом с ним, свободная наконец от уз, связывавших ее с ненавистным мужем и обожаемой сестрой, и по идее он должен был бы сходить с ума от радости и восторга. Но все чувства и ощущения словно угасли в душе, и он мог лишь бесстрастно смотреть на нее, думать: «Бедная Джули» – и испытывать к ней жалость, ибо она претерпела много страданий. Но он жалел и себя тоже. За то, что поневоле убил Шушилу и стал косвенно повинен в смерти Манилала и Дагобаза, чьи бренные останки скоро жестоко изуродуют шакалы, стервятники и прочие пожиратели падали.

Если бы он мог похоронить их!.. Или сжечь, как сожгли Шушилу, чтобы их тела, как ее тело, стали чистым пеплом, а не грудой истерзанной плоти и обглоданных костей…

Как ни странно, именно эта мысль причиняла самую острую муку. Он видел своего рода посмертное предательство в том, что обезглавленное тело толстого, преданного, отважного Манилала оставлено лежать в долине, отданное во власть разложению и коршунам, и что вся сила и грация, которые были Дагобазом, будут растерзаны шакалами и вороньем. Правда, Дагобазу, в общем-то, все равно. Но вот Манилалу…

Если бы судьба позволила Манилалу вернуться в родной дом в Каридкоте и прожить там жизнь в покое, его тело после смерти тоже предали бы огню. А потом пепел бросили бы в горный поток, который отнес бы его в реку Чинаб, а по течению Чинаба прах Манилала достиг бы Инда и, наконец, моря. Плохо, что его тело оставлено гнить под открытым небом, точно труп бездомного пса.

Что же касается Дагобаза… Но о Дагобазе Аш не хотел думать. Оглядываться в прошлое не имеет смысла. Сделанного не воротишь. Надо смотреть вперед и строить планы на будущее. Завтра… завтра они доберутся до маленького зеленого оазиса среди голых скал и остановятся там на ночь. А на следующий день они будут в покрытых джунглями предгорьях, откуда рукой подать до нормальной дороги. Правда, обратный путь займет больше времени, потому что они не смогут все ехать верхом теперь, когда Дагобаз…

Куда подевался Букта? Он ушел еще до восхода луны, а теперь она снова спускалась к горизонту, и ветерок, постоянно дующий от заката до первых часов после полуночи, слабел в преддверии затишья, которое наступает на исходе ночи и кончается, когда поднимается предрассветный ветер. Букта давно должен был вернуться. Если только не… Холодная, неприятная мысль проскользнула в сознании Аша, и по спине у него пробежали мурашки.

Что, если с Буктой произошел несчастный случай по пути к каньону? Что, если он оступился в темноте, поскользнулся и упал, как Дагобаз? Возможно, он лежит сейчас, оглушенный падением и беспомощный, у подножия какого-нибудь крутого склона или со сломанной лодыжкой ползет на четвереньках по каменистому гребню горы. В этих предательских горах с ним могло приключиться все, что угодно, а поскольку Сарджи и Гобинд не решатся двинуться в путь без него, значит, они по-прежнему ждут в каньоне. Но как долго они будут ждать?

Бледное пульсирующее зарево в небе над долиной свидетельствовало, что многочисленный отряд врагов все еще стоит там лагерем, а следовательно, Сарджи и Гобинду придется уйти оттуда до рассвета: как только станет светло, кто-нибудь обнаружит, что вход в каньон больше не охраняется, и через несколько минут сотня солдат снова пустится в погоню за ними. Если с Буктой произошел несчастный случай…

«Я должен отправиться на поиски, – подумал Аш. – Если он пострадал, я смогу вернуться за пони и посадить его в седло. В конце концов, я уже дважды проходил по этой местности, а потому вряд ли собьюсь с пути».

Но, снова взглянув на Анджули, он понял, что уходить нельзя. Он не вправе оставить ее здесь одну, ведь если с ним что-нибудь случится – если он оступится на крутом склоне или заплутает в горах, а Букта вообще никогда не вернется, – что станется с ней? Сколько времени она протянет, покинутая на произвол судьбы в этом лабиринте суровых пустынных гор?

Она даже не знает, в какой стороне находится Гуджарат, и запросто может ненароком вернуться обратно в долину, где ее схватят и почти наверняка убьют. Бросить ее одну здесь слишком рискованно. Ему придется остаться, сохранять спокойствие и молиться, чтобы Букта и остальные вернулись до восхода солнца.

Следующие несколько часов показались вечностью. Луна спускалась все ниже к горизонту, и тени становились длиннее, а когда ночной ветерок улегся, в ночи воцарилась такая тишина, что Аш слышал тихое дыхание Джули и доносившийся откуда-то издалека слабый вой шакальей стаи. Но как он ни напрягал слух в попытке различить стук копыт по твердой земле или приглушенные человеческие голоса, он не слышал больше никаких звуков. Ничто не нарушало ночного безмолвия, покуда не задул предрассветный ветер – сначала едва ощутимый, он постепенно набирал силу и проносился над горами, пригибая траву и сметая со склонов мелкие камешки, со стуком скатывавшиеся в ущелье.

Он стирал с небес ночную мглу, как домохозяйка стирает пыль тряпкой. Когда луна побледнела и звезды исчезли, заря разлилась потоком желтого света над восточной частью горизонта – и Аш увидел крохотную темную фигуру, которая появилась на гребне гряды и ненадолго вырисовалась на фоне шафранного неба, а потом начала медленно и устало спускаться к ущелью.

Аш бросился навстречу, спотыкаясь и поскальзываясь на сланцеватой глине, крича во все горло, испытывая головокружительное чувство облегчения и совершенно не думая о шуме, который производит. И только на полпути вверх по травянистому склону он резко остановился, и сердце у него мучительно сжалось, словно стиснутое безжалостной ледяной рукой. Он осознал, что фигура по-прежнему одна. Букта вернулся один. Он подошел ближе, и Аш увидел, что одежда шикари покрыта ужасными бурыми пятнами.

– Они оба были мертвы, – проговорил Букта бесцветным от изнеможения голосом и, не извиняясь, бессильно опустился на корточки в траву, похожий на старую усталую ворону.

Но одежда у него была испачкана не его кровью: он пришел уже после того, как все закончилось.

– Очевидно, эти песьи отродья поднялись в горы и, спустившись за каньоном, застигли наших товарищей врасплох. Там состоялось сражение, лошадей тоже убили, и врагов, я думаю, полегло немало, ибо земля между камнями покраснела от крови и была усыпана стреляными гильзами – судя по количеству гильз, они израсходовали все патроны до единого. Но к тому времени, когда я пришел, бхитхорские псы уже забрали своих мертвых и раненых. Должно быть, понадобилось много человек, чтобы отвезти всех их в город, потому что они оставили всего четырех солдат охранять вход в каньон.

Слабая улыбка мелькнула на смуглом морщинистом лице Букты, и он угрюмо сказал:

– Этих четырех я убил ножом. Одного за другим, совершенно бесшумно. Дураки спали, уверенные в полной своей безопасности, – оно и понятно. Они убили троих из пятерых и, вероятно, полагали, что оставшиеся двое, одна из которых женщина, спасаются бегством и находятся уже далеко в горах. Я понимал, что должен сразу же уйти из каньона. Но разве мог я оставить тела моего хозяина сирдара-сахиба, хакима и его слуги несожженными, на потребу диким зверям? Нет, никак не мог. А потому я перенес их одно из другим под заброшенный навес на берегу ручья, сделав четыре ходки, поскольку не мог утащить тело и голову Манилала за раз… Когда я перенес туда всех, я снял старый сухой тростник с крыши, сложил в большую кучу, уложил на нее тела рядком и посыпал их порохом из своих патронов, а потом подрубил опорные столбы так, что они упали внутрь. Затем я принес воды из ручья, прочитал надлежащие молитвы, с помощью кремня и трута зажег костер и ушел, оставив огонь гореть…

Он умолк, глубоко вздохнув, и Аш ошеломленно подумал: «Да. Я видел его. Я думал, это бивачные костры. Я понятия не имел…» Его ужаснула мысль, что он своими глазами видел пульсирующее зарево и не знал, что это горит Сарджи… Сарджи, Гобинд и Манилал…

– Пламя полыхало со страшной силой – тростник и дерево были старыми и сухими. И я надеюсь, что, когда костер догорит, ветер унесет пепел сирдара-сахиба и остальных в ручей, протекающий поблизости, и тогда по милости богов их прах в конце концов достигнет моря.

Он взглянул на сокрушенного горем Аша и мягко добавил:

– Не убивайтесь так, сахиб. Для нас, поклоняющихся богам, смерть значит очень мало: всего лишь короткая остановка на долгом пути, на котором за рождением и смертью следуют новые рождение и смерть, и так далее, снова и снова, пока мы не достигнем нирваны. А потому зачем скорбеть о том, что эти трое завершили очередной этап своего пути и, возможно даже, уже начинают следующий?

Аш молчал, и старик снова глубоко вздохнул: он очень любил Сарджевана. А еще он изнемогал от усталости. Выполненная за ночь тяжелая работа изнурила бы и многих мужчин помоложе, и он предпочел бы остаться здесь и малость отдохнуть, но об этом не могло идти и речи.

Если бы все сложилось удачно, он и его спутники сейчас находились бы во многих милях отсюда и уже не опасались бы погони. Но события приняли плохой оборот, и в довершение всего он убил спящих часовых и сжег тела Сарджевана, Гобинда и Манилала, а значит, в самом скором времени погоня неминуемо возобновится, хотя, вероятно, только после рассвета.

Огонь погребального костра был хорошо виден в городе, но Букта не думал, что кого-нибудь отправили в долину выяснять, в чем дело. Все наверняка решили, что оставленные там часовые подожгли заброшенный сарай ради забавы или с целью отпугнуть ночных хищников, привлеченных запахом крови.

Но на рассвете туда, несомненно, вернется множество солдат, на сей раз с опытными следопытами, при содействии которых они продолжат погоню за рани и ее уцелевшими спасителями и от которых было бы мало толку, сложись все удачно, поскольку к этому времени Букта рассчитывал находиться уже далеко отсюда – достаточно далеко, чтобы не опасаться погони. Однако по возвращении в долину бхитхорцы обнаружат, что четверо оставленных там часовых убиты, а тела трех чужеземцев пропали, и сразу поймут, что беглецы не могли уйти далеко.

Букта с трудом поднялся на ноги и хрипло проговорил:

– Пойдемте, сахиб, мы понапрасну тратим время. Путь предстоит неблизкий, и нам необходимо поторопиться. Отныне нам с вами придется идти пешком, ведь у нас осталась всего одна лошадь.

Аш до сих пор не произнес ни единого слова, и сейчас он все так же молча повернулся, и они вдвоем стали спускаться по склону в свете занимающегося утра.

В конечном счете на пони поехал Букта, а не Анджули.

Анджули проснулась от поднятого Ашем шума, и, когда двое мужчин вернулись, она уже бодрствовала и ждала их. Глаза у нее расширились при виде окровавленной одежды шикари. Взглянув на изможденное лицо Аша, она все поняла без всяких слов. Кровь отхлынула от щек девушки, чуть порозовевших после ночного сна, и она побледнела и разом осунулась еще сильнее прежнего. Однако она не задала никаких вопросов и хотела принести для них пищу, но Букта отказался задерживаться здесь даже минутой дольше. Они смогут поесть позже днем, сказал старик, а сейчас они должны немедленно тронуться в путь и двигаться со всей скоростью, на какую способны, потому что скоро бхитхорцы пустятся в погоню за ними.

Он взвалил на плечо переметные сумы, и Анджули пошла следом за ним по глиняному пласту к месту, где пасся пони. Но когда пони оседлали и Аш велел ей сесть в седло, она отказалась, сказав, что шикари валится с ног от усталости и, если сейчас скорость имеет жизненно важное значение, они будут двигаться быстрее, коли он поедет верхом. Сама она хорошо отдохнула и спокойно может идти пешком.

Букта не стал спорить. Он был слишком утомлен и слишком встревожен и не хотел тратить время на разговоры, к тому же Анджули была права. Он просто кивнул и велел своим спутникам следить, чтобы он не заснул: если он заснет, пони, будучи животным самостоятельным, выберет свой собственный путь и может завести их невесть куда. Рани-сахиба должна идти рядом и держаться за стремя при подъеме по склонам.

Аш, все еще оглушенный горем, согласился, хотя он беспокоился меньше Букты. Он считал, что они ушли вперед достаточно далеко и преследователи не сумеют настичь их, поскольку не знают дороги и будут вынуждены двигаться медленно, тщательно осматривая землю в поисках следов, оставленных беглецами.

Но Букта знал, что женщина, последние несколько лет прожившая в строгом затворничестве, и старый шикари, изнуренный усталостью, не смогут соперничать в скорости с разъяренными мужчинами, хорошо отдохнувшими, сытно поевшими и горящими жаждой мести. Он также прекрасно понимал, что, когда взойдет солнце и стервятники начнут слетаться к трупу Дагобаза, преследователи увидят спускающихся с высоты птиц и придут к озерцу, которое находится не очень далеко от каньона, где провели ночь сирдар и хаким.

Поэтому он поторапливал своих спутников, и только после того, как утреннее солнце стало палить в полную силу, а Анджули начала выказывать признаки усталости, он натянул поводья и поменялся с ней местами, заявив, что достаточно хорошо отдохнул и может продолжить путь пешком. Он позволил ненадолго остановиться лишь раз, вскоре после полудня, когда они съели по скудной порции пищи в тени нависающей скалы и он немного поспал.

Пробудившись от короткого сна, Букта сразу повел своих спутников дальше, упорно шагая вперед тяжелой размеренной поступью и оборачиваясь на каждом гребне горы, чтобы посмотреть, не показалась ли позади погоня. Но там не наблюдалось никакого движения, кроме дрожания знойного марева, и далеко позади в медном небе кружили несколько черных точек, которые говорили сами за себя. Стервятники, вспугнутые появлением людей – вероятно, значительного количества людей, – летали кругами, ожидая, когда незваные гости уйдут и они смогут продолжить пиршество.

– Они нашли озерцо, – пробормотал Букта, – и теперь знают, что у нас на троих осталась всего одна лошадь и, значит, мы двигаемся со скоростью пешего хода. Будем надеяться, что они задержатся там, чтобы напиться и поспорить, кому из них достанутся ваши седло и сбруя.

Вероятно, преследователи именно это и сделали. Во всяком случае, они так и не показались в поле видимости, и к тому времени, когда солнце спустилось низко к горизонту и на раскаленных склонах снова пролегли фиолетовые тени, стало ясно, что уже и не покажутся. Поэтому, когда беглецы при свете звезд добрались до старой стоянки Букты в маленькой, заросшей деревьями лощине, шикари счел возможным развести костер, чтобы испечь чапати и отпугнуть леопардов, рыщущих в поисках добычи. А также выстирать свою окровавленную одежду и повесить сушиться над огнем.

Все трое слишком сильно устали, чтобы спать хорошо той ночью, и Букта с Ашем по очереди несли дежурство: они обнаружили звериные следы на влажной земле у воды и опасались за пони. С первым проблеском зари они снова двинулись в путь, и, если не считать того, что нервное напряжение несколько ослабло и беглецы не так часто оглядывались назад, этот день ничем не отличался от предыдущего, хотя был даже жарче и утомительнее. Они останавливались на привал, только когда разрешал Букта, и в результате к вечеру достигли предгорий, изнуренные и умирающие от жажды, со стертыми в кровь ногами.

Той ночью старый шикари спал крепко, как и Анджули, совершенно обессиленная тяготами долгого знойного дня, проведенного в седле. Но Аш, несмотря на страшную усталость, спал плохо и снова мучался кошмарными снами – не о погоне и не о Дагобазе, а о Шушиле. Один и тот же бесконечно повторяющийся сон, от которого он пробуждался в холодном поту и который видел снова, едва лишь смежал веки и погружался в забытье.

Каждый раз, когда он засыпал, перед ним появлялась Шушила в свадебном ало-золотом наряде и со слезами умоляла не убивать ее, но он, не внимая мольбам, поднимал револьвер, спускал курок и видел, как кровь заливает прекрасное, страдальчески искаженное лицо. И снова просыпался…

«Разве я мог поступить иначе?» – гневно думал Аш. Неужели недостаточно того, что он несет ответственность за смерть Сарджи? Неужели его будет преследовать еще и укоризненный призрак Шушилы, которую он просто избавил от мучений, как Букта избавил от мучений Дагобаза? Но ведь Шушила была не животным, а человеческим существом, решившим добровольно принять смерть на костре и таким образом достичь святости, а он, Аш, коварно лишил ее такой возможности.

Более того, он вмешался в нечто предначертанное судьбой и сугубо личное. Он даже не был уверен, что убеждения Шушилы неправильны, – разве христианский календарь не полон имен мужчин и женщин, которых сожгли за веру и провозгласили святыми и мучениками?

«Если я не мог спасти ее, мне не следовало вмешиваться», – подумал Аш. Но поскольку он вмешался и уже ничего нельзя было поправить, он решил раз и навсегда выбросить из головы эту историю, повернулся на другой бок и снова заснул – и опять увидел девушку, которая ломала руки, рыдала и умоляла пощадить ее. Ночь прошла отвратительно.

На рассвете следующего утра они пересекли границу, а через три дня Букта и Аш вернулись в дом Сарджи, откуда выехали в такой спешке менее трех недель назад. Но Анджули с ними не было. Последней ночью в джунглях шикари дал Ашу дельный совет, предварительно дождавшись, когда она уснет, и заговорив приглушенным голосом, чтобы не разбудить девушку.

Он тут подумал о будущем, сказал Букта, и пришел к выводу, что лучше не раскрывать личность рани-сахибы. Она ни у кого не вызовет сочувствия: многие люди в глубине души одобряют старые обычаи и полагают, что каждая вдова должна становиться сати после смерти мужа, но даже те, кто не разделяет такого мнения, склонны видеть в молодой вдове существо проклятое и немногим лучше рабыни.

Он также не считал целесообразным рассказывать кому-либо правду о смерти сир дара Сарджевана. Для всех будет лучше, если родственники и друзья сирдара останутся в неведении относительно того, что случилось в Бхитхоре: там не знают, кто он такой (а также они двое) в действительности, и будет лучше, если никогда не узнают. Нельзя отрицать, что они втроем тайно проникли в княжество с целью похитить жен покойного раны, убили стражника из личной охраны правителя, применили насилие к нескольким дворцовым слугам и, похитив вторую рани, открыли огонь по бхитхорским солдатам (предпринявшим правомерную попытку задержать беглецов) и убили многих из них…

– Не знаю, как вы, – сказал Букта, – но я не имею желания предстать перед судьей-сахибом по обвинению в подобных преступлениях и провести остаток своих дней в тюрьме, если, конечно, меня не повесят за убийства. Бхитхорцы, понятное дело, будут врать напропалую, и, даже если им не поверят, сахибы все равно скажут, что мы не имели права самолично вершить правосудие и убивать этих свиных отродий. За это нас непременно накажут. Вы, возможно, отделаетесь всего лишь суровым выговором начальства, но меня наверняка посадят в тюрьму, а если когда-нибудь выпустят оттуда, то бхитхорцы позаботятся о том, чтобы я наслаждался свободой не долее одного дня. Об этом, кстати, тоже следует подумать, сахиб: мы нанесли им жестокое оскорбление, которого они не забудут и не простят, и, если они узнают имена причастных к делу людей…

– Они знают имя хакима-сахиба, – коротко сказал Аш. – И Манилала.

– Верно. Но эти двое были из Каридкота, и все решат, что их сообщники тоже оттуда. У бхитхорцев нет причин считать иначе, они никогда не свяжут вас, офицера-сахиба из ахмадабадской рисалы, с побегом одной из вдов покойного раны. Не станут они мстить и родственникам рани: те слишком могущественны и слишком далеко находятся. Чего нельзя сказать ни о нас с вами, ни о рани-сахибе, покуда она не вернется в свое родное княжество, а если начнется полицейское следствие, это может произойти лишь через несколько месяцев. Закон медлителен, а когда станет известно, что она находится в Гуджарате и собирается дать показания в нашу пользу, ее жизнь не будет стоить и аны. Как и ваша жизнь, и моя. Если вы подумаете хорошенько, сахиб, вы поймете, что я прав.

– Да… да, я знаю, – медленно проговорил Аш.

Британским властям крайне не понравится вся эта история, хотя они несут значительную долю ответственности за случившееся, так как не потрудились принять никаких мер к предотвращению сати. Но факт оставался фактом: было убито много людей, и все выглядело совсем не так, как если бы группа благородных рыцарей спасла от смерти двух рани. На самом деле Аш собственноручно ускорил конец Шушилы, а Анджули, стараниями своей сестры, в любом случае избежала бы смерти на погребальном костре раны. (Взамен ее ослепили бы, но кто этому поверит, если весь Бхитхор станет категорически отрицать это?)

Визирь и остальные министры заявят также (не без основания), что первая рани настаивала на своем праве сгореть на погребальном костре супруга и никто не мог ни отговорить ее, ни удержать силой, так как она пользовалась поддержкой простого народа, который не потерпел бы вмешательства должностных лиц или стражников. Все это будет звучать очень правдоподобно – гораздо более правдоподобно, чем история самого Аша. В конечном счете суд наложит на Бхитхор штраф, который будет выплачен за счет увеличения поборов с крестьянства; а поскольку новый рана совсем юн и с него не спросишь, политический департамент прочитает визирю и его приспешникам лекцию о недопустимости нарушения закона и о серьезных последствиях любых других проступков, а также, вероятно, порекомендует на короткий срок ввести в княжество подразделение британско-индийской армии в качестве демонстрации силы. Этим Бхитхор и отделается.

Но как насчет лейтенанта Пелам-Мартина и шикари Букты? Как они выпутаются из этой истории? И Джули… что станется с ней, коли правда откроется? Когда станет известно, что она, переодетая дворцовым слугой, сбежала из Бхитхора с группой мужчин, даже не состоящих с ней в родстве, в чьем обществе провела несколько дней и ночей, – назовут ли ее отважной молодой женщиной, заслуживающей сострадания? Или же бесстыдницей, которая, презрев свое звание и репутацию, тайно бежала с сахибом? С тем самым сахибом, который три года назад эскортировал ее с сестрой на бракосочетание! Конечно же, в ближайшем времени и об этом тоже станет известно, и тогда умы возбудятся, языки пойдут болтать, и вскоре все поверят, что сахиб и рани много лет состояли в любовной связи.

Имя Джули станет «мерзостью и скверной» по всей Индии, ибо такая история звучала бы правдоподобно, даже если бы в ней не содержалось ни крупицы правды. Как еще объяснить чрезвычайное беспокойство лейтенанта Пелам-Мартина о судьбе рани? Его разговоры с командиром полка, комиссаром и окружным инспектором полиции? Телеграммы, которые он по собственной инициативе отправил нескольким высокопоставленным должностным лицам, и последующее путешествие в Бхитхор под чужим обличьем, похищение рани и стрельбу по солдатам, пытавшимся задержать беглецов?

А поскольку в данной истории содержится значительная доля правды, Ашу придется тщательно следить за своими словами и лгать насчет своих мотивов, причем лгать убедительно. И даже при этом…

«Наверное, я был не в себе», – подумал Аш, вспомнив, как он собирался вернуться в Ахмадабад и потрясти представителей власти рассказом о смерти Шу-шу и о несчастьях Джули до такой степени, что они незамедлительно примут карательные меры против Бхитхора и возьмут в свои руки бразды правления княжеством до тех пор, пока новый рана не достигнет совершеннолетия.

– Ну что? – спросил Букта.

– Ты прав, – с трудом проговорил Аш. – Мы не можем сказать правду. Нам придется лгать. Завтра я поговорю с рани-сахибой и объясню, что так оно лучше. Что же касается нашей истории, нам надо будет сказать, что ты, я и твой хозяин сирдар поехали в джунгли на охоту, как не раз делали прежде, и, когда мы рискнули углубиться в горы, он на своем коне сорвался с крутой тропы и разбился насмерть. Мы сможем также сказать, вполне правдиво, что из-за невозможности привезти тело обратно мы сожгли его у ручья, который отнесет прах к морю.