Процесс

Посвящается Ждановой Я.В.

Она это знала. Когда поднималась по обшарпанной лестнице подъезда, даже когда только подходила к дому и смотрела на свой балкон, на котором он когда-то целовал ее кожу. Знала, когда поворачивала ключи в замочной скважине, когда открывала дверь и шла по коридору. Она на секунду остановилась перед дверью их комнаты. Дверь была слегка приоткрыта, изнутри в коридор просачивался лучик света, она сняла ботинки, чтобы ее не услышали, а потом направилась босиком на кухню.

Они были там, на ее кровати, с белоснежным постельным бельем, которое она купила однажды. Когда она вошла, девушка вскрикнула. За несколько мгновений она успела рассмотреть ее. Еще молодая, волосы светлые, даже не крашенные, на лице еще не успело появиться морщинок, она выбежала в коридор, крича, но стоявшую в дверях это не волновало. Она крепко сжала то, зачем ходила на кухню.

- Ирочка, любимая, я сейчас… - она подошла и накрыла указательным пальцем его губы. По его телу прошла дрожь, он попытался накрыться одеялом и отполз в дальний угол кровати, лепеча что-то. Каким же слабым он стал в последнее время, эта мысль отчего-то заставила ее улыбнуться своими белоснежными зубами, один из которых, левый верхний клык был повернут под неправильным углом, что придавало ей только больше шарма.

Муж что-то лепетал, пытался оправдаться, но ее лицо оставалось беспристрастным и холодным, в глазах не было ответа. А потом все произошло быстро. Он выпрыгнул из кровати, устремился к двери, пытаясь схватить ее и пробежать мимо. Она же просто подняла руку, а когда он безвольно повис на ней, то она отвела ее назад и с силой вновь выкинула в его сторону. Еще раз и еще. В этом было какое-то глубокое наслаждение.

Она переступила через него, подошла к своему шкафу с одеждой, неторопливо расстегнула пуговицы на своей рубашке, разделась, выбрала свое самое дорогое платье, красный цвет которого был ярче самого дорогого рубинового вина, которое ей когда-либо приходилось пить. Она натянула его на себя, посмотрелась в зеркало, распустила свои каштановые волосы, они легли ей на плечи красивыми волнами, выделяя правильные черты ее лица, на котором остались брызги крови мужа. В коридоре она нашла свои черные туфли на высоком каблуке. На кухне достала из холодильника шампанское, почти нетронутое, которое было приготовлено мужем для той девушке. Сильным жестом сдернула скатерть, с которой посыпались тарелки с нарезкой и двумя почти прогоревшими свечами. Все это с треском шлепнулось на пол, разбиваясь вдребезги. В коридоре взяла из пальто пачку сигарет LM и зажигалку.

Вернувшись в спальню, Ирина запрокинула голову высоко и направила себе в горло струю шампанского, которое добавило ей чувства опьянения, опьянения от алкоголя и крови. По уголкам ее губ, накрашенных ярко красной помадой стекало прозрачное шампанское тоненькой струйкой. Помада оставляла отпечатки на стекле бутылочного горлышка. Она безвольно опустила руку с бутылкой. Потом подошла к распростертому на полу телу мужа, попинала его ногой, проверяя, действительно ли тот больше не изъявит желание ей изменять. Потом она опустилась к нему на грудь, рядом с торчащим из нее широким кухонным ножом, устроилась поудобнее, провела рукой по животу мужа. Тот уже был холодным. А затем она достала из пачки аппетитную белую палочку сигареты, вложила в свой рот и чиркнула колесиком зажигалки. В комнате на мгновение появилась струя пламени, но вскоре она исчезла, оставив лишь оранжевую точку на конце сигареты. Ирина глубоко затянулась и, запрокинув голову, выдохнула сигаретный дым. Она курила и улыбалась, глядя в расширенные глаза своего возлюбленного. Она не обращала внимания на пепел, который падал ей прямо на складки платья. Комнату наполнил дым. Им уже слегка затянуло лампу, которую они вместе выбирали после свадьбы для их собственной спальни, из которой они так мечтали сделать свое уютную гнездышко, на полу которого теперь лежало его бездыханное тело, а на нем, в своем самом красном платье восседала Ирина. Ей было тридцать восемь и теперь она больше не будет слушать его глупые разговоры о футболе, больше не будет постоянно убирать за ним носки, закрывать тюбик от зубной пасты и… Она рассмеялась. Заливисто и громко, о да, теперь в ее голосе меньше сладости, чем тогда, сказывается чрезмерное употребление алкоголя и табакокурение. В ее голове проносились воспоминания, от которых мутило. Их свадебное путешествие в Турцию, где они сыграли повторную свадьбу по турецким обычаям, тогда ей казалось это романтичным, тогда у него еще не вылез живот, он даже не храпел по ночам. Он приносил ей завтрак в постель, да все это ерунда, ведь она любила его и без всего этого, а он…

- Сука, - в слезах произнесла она еле открывая зубы, сбросила остатки пепла на ковер, который они… да, это даже не важно, а потом потушила окурок о его щеку, на которой остался черный след от пепла. Потом она почти залпом осушила бутыль шампанского до половины, отерла рукавом платья губы и подбородок. Руками, которые начали слегка подрагивать, она поднесла бутыль на уровень его глаз и перевернула ее. Шипящая жидкость вылилась из горлышка. Глазницы его наполнились шампанским, и оно потекло вниз по щекам, словно вторая, желтоватая кровь Оно смыло остатки пепла на щеке, обнажив красный ожог, который остался на коже, которая еще только начинала мертветь. На полу под его головой образовалась лужица. Волосы трупа стали мокрыми и липкими. Она поднялась с него и, возвышаясь на своих каблуках, медленно, чуть пошатываясь, направилась в ванную. Она легла туда даже не сняв платье, взяв вторую бутыль шампанского из холодильника, с хлопком открыв ее, проливая на платье пену, а затем включила теплую воду.

Сев в ванной, Ирина откинула назад свои пышные волосы и поставила руку с шампанским на ботик. Она смотрела, как ванная наполняется водой и периодически отхлебывала из бутылки. Вода уже залила подол платья и подбиралась выше, распространяя темное пятно на красном платье. Мокрыми руками она зажгла очередную сигарету, на ней тоже остались мокрые следы. «Похожие на его кровь» - подумалось ей. Голова кружилась – из крови уходил адреналин. Оставалась только черная рана в сердце, которая была страшнее чем та, что она оставила на теле своего возлюбленного. Удивительно, как оказалось легко с ним разделаться. Всю ее жизнь этот человек жил словно квартирант, она ухаживала за ним, он любил ее, но в какой-то момент начал презирать, а может даже бояться. Ей было противно думать, что она делила с ним постель и еду, отдавала ему лучшие момент своей жизни. «Интересно, где он нашел эту шлюху?» - лицо девушки, сбежавшей из спальни было ей незнакомо.

Она тихо говорила сама с собой, вода шептала ей что-то в ответ, слегка окрашиваясь в красный цвет крови, которую смывала с ее рук, платья, кончиков волос… «Я вершительница правосудия. Эта тварь заслужила смерти». Эти слова прокручивались в ее голове и срывались с губ раз за разом. Ирина чувствовала себя по-настоящему красивой, роковой женщиной, ее сила и независимость рвались на волю. «Я должна показать им, что невиновна! Я – длань правосудия! Ненавижу эту тварь…». Снова и снова… правосудие, тварь, ненависть…

Когда она поднялась из ванной, на часах была уже половина второго ночи. Она отправилась в спальню, обливая пол чуть теплой водой, стекавшей с платья, подол которого волочился за ней. Она скинула потяжелевшую от воды одежду и вывесила на балкон. Сев мертвому мужу на грудь, она взяла его за шею и подтянула к себе, прошептав: «Спокойной ночи, милый», а потом поцеловала в губы. А потом она провалилась в безмятежный, крепкий сон на своей кровати.

Когда солнце, проникшее за занавески спальни, коснулось ее щек, Ирина пробудилась ото сна. Она поднялась, буквально подскочила и бросилась на балкон, сняв с веревок красное платье, которое практически не просохло, принялась его яростно гладить, пока оно не приняло вид сухой одежды. На теле мужа появились синие пятна, как она успела заметить, перешагивая через его тело, решив оставить его на сегодня в покое. На этот момент правосудия вполне достаточно.

Причесавшись, накрасив губы красной помадой, обувшись в черные туфли, она подобрала маленький, аккуратный клатч, куда положила документы и пачку сигарет. Собираясь выходить из квартиры, она внезапно вспомнила, что не накрасила глаза. Бросилась к косметичке и долго стояла перед зеркалом в ванной, подкрашивая тушью ресницы и наводя фиолетовые тени на веки. Получилось красиво и она послала воздушный поцелуй своему отражению в зеркале.

На улице была весна и она неторопливо шагала прямо по лужам, не обращая внимания на взгляды людей, которые постоянно падали на нее, а также забыв про прохладу. Сигарета в ее тонкой руке постоянно дымилась, а когда от нее оставался один только бычок, она с щелчком сбрасывала его в очередную лужу, по которой шла, зажигала новую.

Поравнявшись с отделом внутренних дел по району Басманный, она вошла внутрь, потянув за деревянную ручку. Перед тем как сделать шаг за порог, она улыбнулась и прошептала себе напоследок и на удачу:

- Я – длань правосудия.

И она переступила порог.

Мария Никитична яростно скребла шваброй пол перед входом в ОВД. Вокруг сновали совсем юные ребята, которые так раздражали ее своим присутствием и постоянным шмыганьем туда-сюда. Внезапно, в дверь вошло какое-то расписанное пугало в красной тряпке, которая мало походило на платье и было отвратительно выглажено. Мария Никитична просипела себе под нос: «Видели, экая фря!». Когда на полу за вошедшей стали оставаться грязные следы и черточки от черной подошвы туфель, у Марьи Никитичны сорвало всякие тормоза:

- Милочка, ты куда енто прешь! Не видишь, коврик положили для таких вот как ты! А ну давай назад, кому сказала! Вишь, расходились, мой тут после них!

Ирина на секунду опешила, потом бросила на уборщицу взгляд, полный немого презрения, повернулась от нее и направилась к стойке, за которой сидел молодой полицейский, читающий газету. Она оперлась на стойку руками, выставив вперед чуть обнаженную грудь и спросила хриплым голосом:

- Где здесь заявить о правосудии?

Она буравила парня глазами, но тот, даже не подняв от газеты взгляда просто переспросил:

- Че?

- Я спрашиваю, где здесь заявить о правосудии? – она повысила тон, заставив парня оторваться от газеты и уставиться на нее тупым усталым взглядом. Он подпер щеку руками и ответил:

- Пойдите на второй этаж, кабинет 204, может там вам помогут. Лестница налево. Пожалуйста, - закончив он отвернулся от нее на девяносто градусов и снова уткнулся в газету. Она прошла налево, минуя двери в кабинеты на первом этаже, некоторые были без номеров. Откуда-то сверху доносились нечленораздельные крики, а иногда хохот. Лестница была крутая, похожая на ту, что стояла в школе, которую она заканчивала, ступени были гладкие, кое-где выщербленные. Она вступила на первую, в ее поступи была грация, фатальность и какая-то особая царственность. Ирина плавно развернулась на первом пролете, прошла несколько ступенек, когда ее тонкий каблучок соскользнул в выщерблину в лестнице и с глухим треском отломался от туфельки. Она громко вскрикнула:

- Черт возьми! – опустилась на лестницу, чтобы снять туфлю. Каблук оказался сломан безвозвратно. Идти дальше в одной туфле было невозможно, поэтому она стянула вторую, параллельно помассировав себе уставшую от высокого каблука стопу, она утешила себя тем, что и без туфель она есть длань правосудия и, взяв их в одну руку, поправив клатч, двинулась дальше, к кабинету под номером 204.

Коридор уходил от нее вперед и врезался в окно, за которым светило солнце. Справа от нее на стуле сидел полицейский, а рядом с ним была решетка камеры предварительного заключения. Из нее несся запах перегара и мочи. Ирина повела носом. Когда она проходила мимо охранника, то увидела в камере трех мужиков, бритых на лысо. На них были спортивные костюмы, измазанные в грязи. Когда она поравнялась с ними, то один присвистнул:

- Опана, какая цыпочка, а ну-ка ползи к нам, малютка! – в этот момент второй дал говорившему пятерней по шее и тот заткнулся. Когда она прошла, то охранник и трое заключенных проводили ее взглядом. Полицейский поерзал на своем неудобном стуле и сказал:

- Хорошая задница, а мужики?

- Это да – трое за решеткой захихикали ей вслед.

Ирина сделала вид, что не заметила этого выпада. Дверь кабинета 204 оказалась перед ней. Она распахнула дверь. Перед ней предстал кабинет, в котором сидели четыре человека. Один раскладывал пасьянс на компьютере, двое резались за столом в «дурака», а последний курил, раскачиваясь на стуле, закинув ногу на ногу. Она вошла и с внезапной робостью спросила:

- Извините, - окружающие притворились, что не слышат ее, тот, который сидел за компьютером поковырял в носу пальцем, она проговорила уже громко, так, что ее голос прервал общий шум, который стоял в кабинете и внезапный выкрик «Бито!» утонул в ее голосе, - Я пришла заявить о правосудии!!!

Все четверо обернулись на ее голос. Несколько секунд в кабинете повисла тишина, потом один из полицейских громко захохотал, к нему присоединились трое других.

- А чего же босиком пришла, правосудная вы наша?

- Я сломала каблук. А какое вам вообще до этого дело?! – она начинала злиться.

- Ладно, давай сюда, - полицейский свернул в компьютере пасьянс и открыл шаблонный документ для заполнения заявления об обнаружении преступления, - у вас что? Изнасилование? – кабинет снова наполнился смехом. Когда он затих, она ответила:

- Нет, я совершила правосудие над своим ничтожным мужем.

Полицейский вылупил на нее свои глаза, удивленно и как-то зло:

- Достоинство ему что ли отрезала? – он подавил смешок, - или изменить ему собираешься?

- Я его убила. – ее голос не дрогнул, когда произносил эти слова. Она с вызовом взглянула на полицейского, вытянув руки, все ее тело было напряжено, словно в готовности к прыжку. Полицейский скривил рот на правую сторону и промолвил:

- Ну что же это за люди такие пошли? Семеныч, ну ты слыхал, а? Дамочка, вам не к нам нужно, изъясняйтесь в следующий раз точнее, приходят, отрывают от работы, мы здесь заявления принимаем, а вы.. эх, ладно, Антох, проводи ее к Давыдову.

Полицейский, которого звали Антоном поднялся и лениво подошел к Ирине:

- Пойдемте, дорогуша, - когда они оказались в коридоре, он посмотрел на нее с любопытством и спросил: - А чем это вы его, а?

Она посмотрела на него как на ненормального. Парню было не больше двадцати пяти лет, руки, которыми он держал ее за локоть были смуглые и мозолистые, в глазах горел интерес:

- Ножом. Столовым, - ответила Ирина.

- Прикольненько так.

Они вошли в кабинет, в котором на этот раз сидел только один человек, который пил кофе из грязной кружки, которую ставил на кучу бумаг, на верхних уже были видны капли от пролитого напитка. Антон усадил ее за стол и удалился.

- У вас явка с повинной? – Мужчина повел пышным усами, украшавшими его лицо.

- Я совершила правосудие. В очередной раз повторила она.

- Ясно.

- Что вам ясно?! Я – очистила мир от поганца, урода, мерзкой твари! – Ирина кричала, ее лицо побагровело. Ее собеседник смотрел на нее с какой-то грустью и спокойствием, когда она наконец прекратила на него кричать, то он произнес сквозь зубы:

- Успокоились? Давайте теперь по порядку. Имя? – он поднял на нее глаза, повесив пальцы над клавиатурой.

- Дмитрий. – Она поправила волосы властным жестом.

- Тяжелый случай, - вздохнул Давыдов, - ваше имя, не мужа.

Она приосанилась и произнесла торжественно.

- Айрин. От латинского – Гнев.

Полицейский вздохнул еще глубже.

- Ира что ли? Ладно уж, так и запиши «И-ри-на». Хорошо, давайте приступим к допросу. Рассказывайте, как все произошло.

 

Она написала заявление о добровольном отказе от защитника, на суде выступала самостоятельно, не пыталась что-либо отрицать, приводить аргументов в свою защиту или с целью смягчения приговора, на следственном эксперименте, проведенном на предварительном следствии, с улыбкой пронзала манекен, вместо которого представляла своего мужа, которого ненавидела все больше. Айрин была олицетворением справедливости и правосудия, а он был сукой, ничтожной тварью и кабелем, так говорила она с улыбкой на своей последнем слове, уверенная, что судья как ее, можно сказать коллега прочувствует это и поймет силу ее.

Ее бледное лицо отражалось в зеркале. Сзади стоял мужчина. Она сильно осунулась, на ней больше не было ее любимого красного платья, даже сигареты при ней не было. Мужчина поднял руку и дернул пальцем вверх. Комнату, отделанную кафелем наполнило жужжание. Ее глаза наполнились слезами, губы прошептали еле слышно:

- Я – длань правосудия.

Рука мужчины опустилась ей на голову и сделала несколько движений взад-вперед. Ее голова обнажилась, показывая белую, без загара кожу. На кафельный пол упали длинные пряди красивых каштановых волос.

 

Чепелево, 04.07.2014 г.

 

Par hazard [3]

In deathcar we, are alive [4].

Г.Брегович

Из здания аэропорта Домодедово вышел человек. Он ничем не выделялся из пестрой толпы, которая валила из дверей в этот поздний час навстречу этому особенному теплому воздуху лета, который повисает в ночное время суток и так ярко выделяется, когда возвращаешься в этот неспящий город. У него не было пластикового чемодана, который мог бы легко треснуть в зоне погрузки, не было и тряпичного, только аккуратная сумка, перекинутая через плечо. Какие-то секунды он любовался неоновыми огнями, которые переполняли это место, за эти секунды мы и успеем его рассмотреть. Деловой костюм на приталенной рубашке, у которой была небрежно расстегнута верхняя пуговица, выглаженные по стрелочке брюки, чуть рыжеющая на конце аккуратная борода, скорее похожая на ухоженную щетину, пронзительный взгляд карих глаз, всматривающийся в здания и коммуникации аэропорта. И вот, его темные туфли переступили через бордюр, и он оказался на дороге, наполненной шумом, отовсюду слышались оклики с акцентом, сводящиеся к двум словам, которые уже давно слились в одно «таксинедорого», он не обращал на них внимания и уверенно шагал в сторону шлагбаумов, которые несинхронно поднимались и опускались обратно, пропуская пассажирские газели, разваливающиеся на ходу, и маленькие легковые машины, в которых раскрасневшиеся мужчины выслушивали суетливое брюзжание своих жен.

Так, мерно переступая по привычно грязным тротуарам, он выбрался с территории, прилегавшей к аэропорту, оказавшись на шоссе, уходящим прочь, через леса, почти неосвещенном, хотя на нем попадались все те же навязчивые таксисты, которые по тем или иным причинам не получили карточки, по которой можно было бы попасть за шлагбаумы, а значит – ближе к потенциальным клиентам. И, несмотря на свой беспристрастный вид, с которым он проходил мимо водителей, человек в черном костюме все же искал такси. Пройдя мимо очередного желтого форда фокус, окрашенного в желтые и черные цвета, с уютными шашечками на крыше, он увидел в окошке лицо простого русского мужичка, который, облокотившись на руль, слушал джаз, доносившийся из магнитолы. Человек обошел машину спереди и, открыв дверцу заднего сиденья, забрался внутрь, придерживая перед собой сумку, плюхнулся в обивку кресла.

- Здравствуйте, до Госпитального вала подбросите? – на этих словах он повернул голову вправо, увидев, что на другой стороне кресла, в самом уголке сидит девушка, которая удивленно взглянула на него, - а, у вас занято, извините.

Человек уже потянулся к ручке, открывающей дверь, занося ногу, чтобы выйти из такси, когда девушка проговорила спокойным голосом:

- Подождите, прошу вас, - несмотря на учтивость выражений, которые она выбирала, в голосе не чувствовалось тепла, - Госпитальный вал в пяти минутах от места, куда я еду. Вы можете составить мне компанию?

Водитель обернулся на них и сказал:

- И правда, садитесь, цену не подниму, так и быть, а пополам, стало быть выгодней.

«Сразу видно человека» - подумалось ему, еще со школьных лет он хорошо разбирался в людях, даже увидев их впервые.

- Благодарю вас, - он положил руку на сердце, как прежде делал его друг, переходя дорогу.

Машина тронулась с места. Когда ночью едешь из Домодедово, первые километры вокруг – сплошная темнота, лес подступает вплотную к дороге, тянет свои лапы на проезжую часть, лишь фары машин освещают путь, но на них ты почти не смотришь, потому что ты усталый, борешься со сном или тошнотой, если плохо перенес перелет, слушаешь музыку, которая неизменно будет напоминать тебе о доме, друзьях и близких, к которым ты возвращаешься этой ночью. Джаз в колонках закончился, уступив место румынским мотивам, зажигательным, которые прямо-таки наполняли солнечным теплом. Какое-то время мужчина и женщина на заднем сиденье слушали зажигательную музыку, как вдруг она, обращаясь ни к кому, сказала:

- А однажды я танцевала под эту музыку, - на этих словах она на секунду повернулась к мужчине, грустно улыбнулась и отвернулась обратно. Он пытался вновь перехватить ее взгляд, но вместо этого смог лишь лучше разглядеть ее в темноте салона, нарушаемой лишь подсветкой приборной панели. Женщина была высокого роста, имела аккуратные формы и красивые вьющиеся волосы, на лице был слой косметики, приятные, слегка острые очертания ее лица, заставили его улыбнуться в ответ и сказать:

- Знаете, вы, может, и не поверите, но я, можно сказать тоже, - он почесал за ухом, - давно это было.

Она продолжала с отстраненным видом взирать сквозь спинку кресла впереди, при этом произнеся:

- Отчего же, охотно поверю, - она сказала это, вложив нотку иронии, отчего ему стало как-то неуютно находиться рядом, а она протянула через темноту салона руку – Анна.

Мужчина взял ее руку в свою, аккуратно сжав, и, слегка поклонившись, проговорил обыкновенные слова при знакомстве:

- Очень рад познакомится, Анна. Меня … - он не успел договорить, как она перебила его свои прохладным голосом:

- Андрей, я помню, - на этом она демонстративно отвернулась в окно, хотя ему было неясно, что она пытается там углядеть.

- Какого черта? – вырвалось у него, потом, вглядываясь в темноту и очертания ее тела, он на выдохе произнес: - Михайлова…

Женщина пододвинулась к середине кресла, вырвав руку из его ладони, которую та по-прежнему сжимала:

- А я тебя узнала сразу. Ты как всегда – по фамилии, тебя ничто не изменит, правда? – в этот раз в ее улыбке было куда больше тепла, чем прежде, - ну давай, спроси у меня то, что вертится на языке, я прямо-таки жду!

Откуда ей было знать, что первый вопрос, который вертелся на его языке был отнюдь не тот, который она ожидала услышать, а в отношении ее… впрочем, неважно, вместо того, что реально интересовало в различном смысле этого слова, Андрей сказал:

- Прости, Ань, я не хотел тебя задеть, - на этих словах они подъехали к МКАДУ, машин здесь стало больше, они стали чаще останавливаться, появились новые огни, которые теперь лучше освещали салон, и он мог рассмотреть свою неожиданную попутчицу. Удивительно, что он не узнал ее раньше. Тот же высокий рост, те же аккуратные формы, заметить которые он успел и раньше, худощавость, но не хлипкость, на которых прекрасно сидело серое платье, в которое Анна была одета этой ночью, те же волосы, которые всегда были мягкими… Лицо почти не изменилось, появились легкие морщинки, свидетельствующие о переходе женщины через третий десяток лет, косметики на лице было очень немного, она лишь придавала шарм, подведенные глаза казались более выразительными, а не грязными, а раньше-то она этим грешила, Андрей ухмыльнулся этой мысли, как вдруг осознал, что пауза затянулась, тогда он выдал дежурное: - ну как ты?

Она снова холодно улыбнулась и ответила тем самым голосом Ани Михайловой, который Андрей знал:

- Нет, я не стала моделью, - она обнажила зубы и в уголках рта появились маленькие складки, - увы, я адвокатесса, возвращаюсь из командировки, - она замялась, - с судебного слушанья, из Нефтеюганска прилетела. А у тебя что с профессией? – Аня вопросительно вскинула две выразительные брови. Вместо ответа Андрей задал ей новый вопрос:

- Не расскажешь мне, почему не вышло, - а потом, поняв, что ляпнул лишнее, добавил: - если, конечно, тебе не больно об этом говорить.

- Да не важно, это не очень интересная история, Андрюш, - она посмотрела на него испытывающим взглядом.

- Я и забыл, что меня так называют. – он подвинулся к ней ближе, - Ань, я работаю в большой лингвистической фирме, директором по международным связям, сегодня вернулся со встречи с нашим очередным партнером в Рио. Пытаемся наладить обмен студентами с институтом славянской культуры. Всего на пару дней летал, сама видишь, чемодан-то мой не очень…

- Да, вижу, жизнь у тебя интересная… - по ней было видно, что слушать про институт славянской культуры ей совершенно не хочется, поэтому Андрей попытался сменить тему.

- А если бы не заиграла музыка из «Жизни повсюду», я бы может тебя и не узнал, так бы и не узнал, что видел тебя после такого долго промежутка… - Анна резко повернулась на него и буквально выплюнула:

- Вот было бы и хорошо.

Андрей пододвинулся к ней еще ближе, почувствовав приятный запах духов, таких осторожных, спокойных. Этот запах смешивался с его ароматом Givenchi Play, который стал его талисманом еще со школьных лет. Он положил ей руку на плечо, первые секунды оно было напряжено под рукой, а затем расслабилось и опустилось вниз, а его утонченная обладательница, опустив голову, прошептала:

- Черт, какая же я дура, - Анна медленно положила голову ему на руку, которая сначала дернулась, а потом неторопливо потянулась через ее шею к другому плечу. Ее тело затрепетало, и она прижалась к своему спутнику, по ее обнаженной руке побежали мурашки - Андрей, почему тогда все так получилось, скажи мне?

Ему не хотелось отвечать на этот вопрос, но он был задан таким требовательным и нежным тоном, что он ответил так как есть:

- Ань, мы были слишком разными, ты сама это знаешь, нам даже не о чем было говорить друг с другом, а я, ты знаешь, я не… - он осекся, это был не тот момент, чтобы говорить подобные жестокие слова.

- Я все понимаю, даже, несмотря на то, что все считали меня набитой дурочкой, - она тоже осеклась, но продолжала: - зато я тебя любила. По-настоящему, может впервые и единственный раз в жизни. Так то.

Он крепче сжал ее плечо, когда она произнесла:

- В жизни так не хватает тепла, ты бы знал… - он покивал, в знак того, что прекрасно понимает, о чем она говорит.

В такси играла тихая, приятная музыка, он держал ее, она казалась такой маленькой в его объятиях, еще тоньше, чем прежде, мимо проносились фонари и дорожные знаки, водитель невозмутимо ехал вперед, не оглядываясь на них. Ему не было дела до таких встреч, он, как и всегда, просто делал свою работу.

Анна отстранилась от него, потянулась в сумочку, которая лежала рядом и достала пачку Эссе и маленькую зажигалку. Достала дрожащими тонкими пальцами тонкую сигарету и закурила, приоткрыв окошко, через которое в салон ворвался шум улиц и тепло летнего города.

- Будешь? – она протянула пачку Андрею.

- Нет, ты же знаешь, я за здоровый образ жизни, даже сейчас, - он отрицательно покачал головой, выпрямляясь на сиденье, - ты давно начала?

- Очень, почти сразу после школы, когда стала учиться на юридическом факультете. Как же я ненавижу свою профессию, ненавижу, Андрюш, - ему показалось, что сейчас Аня заплачет.

- Знакомая история. Колян говорил то же самое в свое время, - он усмехнулся этой мысли.

- А мы встречались, знаешь, - Аня подавила нервный смешок – мы были по разные стороны баррикад в одном неприятном дельце.

- И кто одержал верх? – он в душе болел за друга, но понимал, что сейчас ему не стоит это показывать.

Она только отмахнулась от него и молча докурила сигарету, с щелчком выбросив ее в окно, которое тут же и закрыла, поежившись, только вот холода не было. Андрей понял ее движение и снова обнял ее за шею, она прильнула к нему и внезапно весело сказала:

- А помнишь, - от нее теперь пахло табаком и под потолком салона такси витали маленькие облачка дыма, его это совсем не смутило, - эту историю про планшет и Великую Отечественную войну, ты говорил…

- Да-да-да, - он деланно засмеялся – я говорил про офицерский планшет для карт, а ты подумала про электронный..

Тут уже они оба рассмеялись, почти что искренне. Какое-то время он молча обнимал ее, а потом они снова стали разговаривать, говорили о разном, смеясь и грустя. О друзьях – первой Наташиной фотовыставке, на которой оба были, но не видели друг друга и о главной роли, доставшейся после стольких усилий Наде в малом театре, о больших деньгах Кати, которая зарегистрировала патент на свое изобретение, говорили о прошлом, будущем, настоящем, только не касались одной темы, о которой говорить не хотелось обоим.

Широкие проспекты тем временем сменились маленькими улицами – они подъезжали к центру города, вот уже и Авиамоторная, ей нужно было выходить, вот-вот. Она Схватила руку Андрея и крепко сжала ее.

- Не хочу, чтобы ты отпускал.

Машина остановилась, и она вышла. Андрей вылез следом.

- Сколько я тебе должна? – Аня потянулась к сумке.

- Я заплачу, прошу тебя.

- Уверен?

- Абсолютно, - на этих словах ее рука бросила сумку и лицо приняло серьезный вид, пока Андрей доставал из багажника ее громоздкий чемодан. Она взяла чемодан за ручку и посмотрела в его глаза своим обыкновенным холодным взглядом.

- Ну, прощай.

- Постой, Ань, мы увидимся еще?

- Зачем, меня дома заждались.

- Ясно. Ну прощай.

Она развернулась на каблуках и потащила за собой тяжелый саквояж. Он стоял и наблюдал за ней, пока дверь подъезда дома около кинотеатра «Спутник» не захлопнулась за девушкой. Он расплатился с водителем, заметил, что из машины снова доносятся звуки композиций Бреговича, которые стали музыкой этой ночи, пожал крепкую руку ему, пожелав на последок удачи, и постаравшись не слушать то, что он говорил про «не сдавайся» и тому подобной, развернулся и направился вниз по улице.

Андрей стоял перед квартирой, на которой когда-то, до его физического вмешательства висел круглый номер 20. Нажал на звонок, внутри раздалась знакомая трель, в коридоре послышались торопливые шаги и дверь отворилась.

- Заходи, мужик – Колян тряхнул головой и закрыл дверь за вошедшим Андреем.

Когда они стояли на балконе, вдыхая ароматы лета, Коля заметил светлую грусть на его лице и спросил:

- Андрюх, что случилось?

- Все нормально, правда, простая случайность.

- Случайность?

- Именно.

Чепелево, 07.07.2014 – 08.07.2014 г.