Различие между тонким и грубым

В Библии есть строка: "Дух оживляет, плоть не приносит пользы". Итак, то, что мы называем живым, является тонким, а то, что мертво, – грубым; другими словами, то, что плотно, – грубо, а то, что является тонким, – неуловимо.

Верно, что, индусы говорят, было время золотого века, затем серебряного, медного и железного веков. Мы, несомненно, живем в железном веке. Никогда раньше, ни в каком историческом периоде не было такой грубости и плотности, которую демонстрирует сегодня человечество. И это произошло вследствие закона гравитации. Когда сознание погружено в грубую материю, тогда человек притягивается к земле. Когда сознание высвобождается из грубой материи, оно возносится к небесам.

Я не имел в виду, что две или три тысячи лет назад люди не были грубыми. Однако при изучении традиций мы обнаруживаем, что их восприятие было также очень ясным и утонченным, гораздо более тонким, чем у нас сегодня. Наше взаимодействие с землей и земными вещами сделало нас более жесткими; они были более пластичны. И если мы хотим доказательств этому, то достаточно лишь изучить такие древние языки, как санскрит, язык Авесты, персидский, древнееврейский, посмотреть древние рукописи и обратить внимание на то, как давалось объяснение вещам. Возможно, что для нашего сегодняшнего интеллекта и восприятия люди того времени покажутся весьма странными, и все же их тонкость выше слов. И такое ощущение, что мы движемся от плохого к худшему и становимся с каждым днем грубее. Если бы мы только осознали, насколько мы отдалены от того, что можно было бы назвать тонким восприятием!

Когда человек пытается понять тонкие вещи с помощью одних только математических вычислений, он входит в плотную область. Он не хочет стать тонким и желает сделать дух, самое наитончайшее, грубым и понятным. Следовательно, для достижения духовности огромную важность представляет развитие тонкого восприятия. Я видел людей, которые входили в транс или в глубокую медитацию и все же не обладали тонким восприятием. И в таком случае это не имеет ценности. Они не являются духовными людьми в действительности. Истинно духовный человек должен обладать интеллектом, подобным воде, а не скале, – интеллектом, пребывающем в движении, не грубым и не плотным.

У этого вопроса существует также метафизическая сторона. В жизни есть две области переживания. Одна область переживания – чувство, другая – экзальтация; и мы пытаемся испытать счастье через эти два переживания. Но то, что испытывается чувством или в форме чувства, не обязательно является счастьем; это удовольствие. Оно может дать на миг видимость счастья, но это лишь намек на него.

Экзальтация – это нечто, испытываемое мистиком. И те, кто не являются мистиками, также переживают подобное, но не знают, что это такое; они не могут отличить чувство от экзальтации. Иногда экзальтация может придти из чувства, это возможно; но в то же время экзальтация, которая опирается на чувство, не является независимой.

У экзальтации есть различные степени. Для суфия душа – канал, соединяющий физическое тело с источником. И искусство отдыха естественным образом облегчает душе вход в переживание свободы, вдохновения, силы, поскольку тогда она освобождается от тисков физического тела. Как говорит Руми в "Маснави": "Человек на земле – пленник. Его тело и ум – его тюремная решетка. А душа бессознательно жаждет вновь испытать ту свободу, которая была у нее вначале". Идея Платона о достижении высшего источника та же самая: душа в экзальтации, так сказать, выше крепкой власти физического тела; возможно, что это случается на очень короткое время, но в эти моменты душа переживает свободу, которую человек никогда прежде не испытывал.

Момент экзальтации бывает различным переживанием на каждом уровне. В Библии есть намек на высочайшую экзальтацию: "...будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный". Многие религиозные люди будут говорить, что для человека нет возможности быть совершенным; но в Библии сказано именно так. Во все времена знающие и видящие понимали, что есть стадия, на которой при соприкосновении с особым аспектом существования человек чувствует, что он выше ограничений жизни и что ему дается та сила, тот покой и та свобода, тот свет и та жизнь, которые принадлежат источнику всего существующего. Другими словами, в этот момент высочайшей экзальтации человек не только един с первопричиной всего существующего, но и растворен в ней; ибо эта первопричина – он сам.

Источник существующего выше того, что можно выразить в словах. Мы можем попытаться постичь его по аналогии с семенем, из которого появляется цветок, листья, стебель, ветки и аромат, однако, если взять одно лишь семечко, мы не увидим в нем всего; и все же это присутствует там постоянно. С другой стороны, мы не можем в действительности сравнить источник даже с семенем, поскольку его произрастание зависит от солнца, воды и земли, тогда как первоисточник не зависит ни от чего. Он – все, что является силой и могуществом; он превыше слов и выше даже нашей ограниченной способности думать о нем, за исключением того, что в моменты великого вдохновения, мира, радости и магнетизма мы понимаем вещи гораздо лучше. Таким образом мы можем немного приблизиться к пониманию того, насколько великим должен быть этот источник. Чем выше мы поднимаемся, тем ближе к нему мы оказываемся. Как говорит великий индийский поэт Хосров: "Когда я становлюсь Тобой и Ты – мной, не можешь Ты сказать ни того, что я отличаюсь от Тебя, ни того, что Ты отличаешься от меня".

Различные степени экзальтации подобны музыкальным нотам. Так же, как мы различаем низкие и высокие тона, обстоит дело и с различными степенями экзальтации. Вызвать ее может даже чтение прекрасной поэмы; хорошая музыка вводит в состояние экзальтации и чувство великой радости также. Все это раскрывает закупорки; тонкие нервные клетки освобождаются, и тело пребывает в расслаблении.

Между чувством и экзальтацией есть разница, но, когда мы переходим к словам, всегда начинается путаница. Можно сказать, что экзальтация – расплавление всех чувств; но, если сказать, что экзальтация переживается через чувство, это будет тоже верно.

Насколько нам необходимо чувство, чтобы сделать наше переживание жизни реальным, настолько же или даже более мы нуждаемся в экзальтации, чтобы наша жизнь была полной. Проблески этого состояния бывают и у более низких созданий, таких, как птицы и звери. Они радуются не только тому, что пасутся и находят семена, устраивают гнезда и порхают в воздухе, поют и резвятся в лесу. Есть моменты, когда птицы и звери испытывают экзальтацию. И если мы глубже войдем в это, мы поймем то, что читаем в самых прекрасных строках традиции ислама: "Есть моменты, когда даже скалы в экзальтации и деревья впадают в экстаз". Если сказанное истинно, то человек, созданный для завершения того опыта, который может иметь любое живое существо, должен испытывать экзальтацию так же, как он испытывает чувство.

Под чувством я подразумеваю то впечатление, которое человек получает от линии и цвета; то предпочтение, которое он оказывает нежности строя; различение ароматов и духов; наслаждение от вкушения сладкого, острого и кислого; радость от слушания поэзии, песни и музыки. Все эти переживания проявляются в царстве чувств. Мир чувств – один мир; мир экзальтации – другой; и оба мира созданы для опыта человека, для того, чтобы его жизнь на земле была полной. И все же, имея такую возможность и благоприятный случай в жизни, человек продолжает жить в чувствах, забывая, что есть и другая жизнь, та, что может быть пережита здесь, на земле, нечто, приносящее полноту жизненному опыту.

У экзальтации есть физический аспект, который приходит как следствие или как реакция на восприятие необъятности пространства, на вид простирающегося до горизонта мира, на чистое небо, на лунную ночь и природу на рассвете. Те переживания, которые мы испытываем, наблюдая за восходом и закатом, за горизонтом с берега моря, те ощущения, которые приходят к нам, когда мы среди природы, когда мы смотрим с вершины горы на окружающий мир, – все это, даже улыбка невинного младенца, возвышает нас и дает нам то ощущение, которое не назовешь чувством. Это – экзальтация.

Более высокий аспект экзальтации – нравственный, когда нам стыдно за то неприятное, что мы сказали или сделали, когда мы просим прощения и смиряем себя перед кем-либо, по отношению к кому мы вели себя необдуманно. Тогда мы смиряем нашу гордость. Переживания в те моменты, когда мы ощущаем глубокую благодарность к кому-то, кто для нас что-то сделал; когда мы чувствуем любовь, сострадание, преданность, которые кажутся бесконечными и столь сильными, что наше сердце не может их вместить; когда мы испытываем такую жалость к человеку, что забываем самих себя; когда мы находим абсолютное счастье в смиренном служении нуждающемуся; когда мы произносим молитву, приходящую из самой глубины сердца; когда мы осознаем свою ограниченность и ничтожество в сравнении с величием Господа, все эти переживания возвышают человека.

В эти моменты мы находимся в ином мире, не на земле. Радость от подобного опыта велика, и все же его можно приобрести бесплатно, в то время как за чувства надо расплачиваться. Когда мы идем в театр или на другие виды развлечений, мы должны что-то заплатить, и заплатить больше, чем это стоит; а экзальтация, которой нет цены, приходит сама, как только мы проявляем к ней склонность. Все дело в изменении нашего отношения.

Однажды я посетил великого мудреца в Бенгалии и сказал ему: "О как благословенна ваша жизнь, дарующая наслаждение и радость столь многим душам". Но он ответил: "Насколько в более привилегированном положении нахожусь я сам, что в тысячу раз большее наслаждение и радость приходят ко мне".

Экзальтация – очищающий процесс. Одно ее мгновение может стереть грехи многих лет, поскольку она подобна омовению в Ганге, как говорят индусы. Это символично: экзальтация – Ганг, и если мы совершаем в ней омовение, то очищаемся от всех грехов. Не так уж много нужно, чтобы ввести нас в состояние экзальтации: достаточно доброго отношения, сочувственного настроя ума, которые уже есть в нас. Если бы мы хотели это заметить, то обнаружили бы, что, когда мы сострадали другому человеку и из наших глаз лились слезы, мы уже были в экзальтации, наша душа совершала омовение в духовном Ганге. Экзальтация приходит, когда мы забываем себя и разрушаем эгоизм. Но помните, что нельзя претендовать на бескорыстие; какими бы бескорыстными мы ни были, мы остаемся точно так же эгоистичными. Однако мы можем быть мудрыми эгоистами; если уж мы вынуждены быть эгоистичными, то просто придется быть мудрыми эгоистами. Это есть то же самое, что мы называем бескорыстием, и полезнее быть мудрым эгоистом, чем глупым, поскольку первое приносит победу, а второе – поражение.

Третий аспект экзальтации приходит при соприкосновении с причиной причин и при осознании сути мудрости, при ощущении глубины, абсолютной глубины своего сердца, при расширении своего взгляда на жизнь, своих понятий, при углублении сострадания, при вознесении в те сферы, в которых проявляется духовная экзальтация. В наши дни здравомыслящий человек, или тот, кого называют практическим человеком, имеет обыкновение смеяться над идеей, что у кого-то бывают видения или переживания экстаза, что кто-то впадает в транс. Но здесь нечему удивляться и не над чем смеяться. Все эти вещи тем не менее смехотворны, когда проделываются недостойными, а это, как правило, те, кто претендует на такие переживания и ищет им одобрения со стороны других людей. Те, у кого на самом деле бывают подобные переживания, не имеют необходимости рассказывать людям, что у них был тот или иной опыт. Их награда – собственная радость. Никто больше не должен этого знать; чем меньше другие знают – тем лучше.

Зачем демонстрировать свое отличие от других людей? Это всего лишь тщеславие. И чем больше тщеславия, тем меньше прогресс на духовном пути. Худшее на духовном пути – пытаться быть непохожим на других и выставлять напоказ свое отличие; те, кто действительно продвинулся в развитии, рады вести себя так же, как и все остальные. Писателям-романистам нравится изображать мастеров, которые живут в пещерах Гималаев или бродят где-то в лесах, куда невозможно проникнуть, которые всегда держатся в стороне от людей и чуждаются их, так что нет никакой возможности найти их и приблизиться к ним. Но в каждой душе заключена божественная искра, и потому если существует какая-то более высокая стадия человеческой эволюции, то она предназначена для людей, а не для тех, кто вне этого мира. Если такие люди находятся за пределами человеческого мира, то между ними и нами нет связи. Великие души жили в мире, в самой гуще этого мира, и были величайшими мастерами.

Представьте себе жизнь Авраама, Моисея, жизнь Иисуса Христа, а также жизнь Мухаммеда в битвах и сражениях, и, несмотря на это, столь особую и уединенную, настолько духовную, насколько вообще может быть таковой человеческая жизнь. А Кришна – вообразите его посреди сражения на поле боя Курукшетра, его, дарующего мировое священное писание. Если бы все они жили в пещерах в горах, нам не было бы от них пользы. Какая польза от тех святых, которые никогда не видели, никогда не переживали с утра до вечера испытания и искушения этого плотного мира, где на каждом шагу тысячи соблазнов и трудностей, тысячи проблем? Что они, люди вне мира, могут сделать для нас, тех, кто в каждый момент находится в затруднительном положении? А трудности все нарастают. С эволюцией мира жизнь становится тяжелее и труднее. Нет, мастерство, святость, эволюция должны быть проявлены здесь, на земле. Слишком просто развиваться на седьмом небе. Но экзальтация, пережитая и переданная другим здесь, на земле, – вещь гораздо более ценная.

Что касается грубости и тонкости человеческой натуры, то те герои, короли, мастера, пророки, которые завоевали сердца людей, проявляли тонкость в восприятии и характере. Они не были вульгарными. Их возвышенность была простой; в ней всегда была простота и в то же время та утонченность, которая делала ее прекрасной. Тот, кто говорит не говоря, и тот, кто может действовать без действия, – тонкий человек, и эта тонкость высоко оценивается. Тот, кто видит и не видит, ведает и не ведает; тот, кто переживает и не переживает в то же самое время кто жив и все же мертв, – это тот, чья душа испытывает жизнь во всей полноте.