Глава 17 Первое ноября. Надпись на стене

(переводчик: Елена ♥Ева♥ Туманова)

 

Утром, я не имел ни малейшего понятия, где я нахожусь. Оглядевшись, я увидел, что стены, старая кованая кровать, окна и зеркала — все было исписано Лениным почерком черным маркером Шарпи. И тогда я вспомнил.

Я приподнял голову и стер с щеки струйку слюны. Лена еще спала. Я видел лишь ее ступню, свисавшую с края кровати. Я заставил себя встать. Спину ломило оттого, что спал на полу. Интересно, кто нас перенес вниз с мансарды, и как.

Включился телефон — мой постоянный будильник, благодаря которому Амме приходится орать по утрам только три раза, чтобы разбудить меня. Но сегодня звучала не «Богемская Рапсодия». Это была та самая песня. Лена села на кровати, испугавшись спросонья.

— Что слу…

— Тссс. Слушай.

Песня изменилась.

 

Шестнадцать лун, шестнадцать лет,

Шестнадцать страхов в снах ты видишь,

Шестнадцать для Защитных чар,

Из криков всех — один услышишь.

 

— Выключи это! — она схватила мой телефон и попыталась отключить, но песня продолжала играть.

— Я думаю, это про тебя. Что это за Защитные чары?

— Я чуть не умерла вчера ночью. Мне уже тошнит от всего, что касается меня. Я устала от всех этих странностей, которые со мной происходят. Может быть, это дурацкая песня о тебе, для разнообразия. В конце концов, на самом деле тут только тебе шестнадцать, — в расстроенных чувствах Лена подняла руку наверх открытой ладонью, сжала кулак и резко бросила руку вниз, будто схватила и убила об пол паука.

Музыка прекратилась. Сегодня с Леной лучше не связываться. Если честно, я не мог ее винить. Вид у нее был больной и измученный, наверное, даже хуже чем у Линка на следующее утро после того, как он назло Саванне выпил бутылку старого мятного шнапса из запасников ее мамы в последний день занятий перед зимними каникулами. Три года прошло с тех пор, а он до сих пор не ест мятные конфеты.

Волосы Лены торчали во все стороны, а глаза опухли и покраснели от слез. Так вот значит, как девушки выглядят с утра. Ни одной раньше не видел, так близко, по крайней мере. Я старался не думать об Амме, и о том кошмаре, который мне предстоит пережить, когда я вернусь.

Я влез на кровать и посадил Лену к себе на колени, приглаживая ладонью ее сумасшедшую прическу:

— Ты в порядке?

Она закрыла глаза и спрятала лицо в мою толстовку. Я подозревал, что, наверное, от меня воняло как от дикого опоссума.

— Да вроде.

— Я слышал твои крики всю дорогу от дома.

— Кто бы знал, что Келтинг спасет меня.

Я как всегда что-то пропустил:

— Что такое Келтинг?

— Так это правильно называется — способ, которым мы общаемся друг с другом независимо от того, где находимся. Некоторые Маги могут так, некоторые нет. Ридли и я раньше в школе могли так общаться, но…

— Ты вроде бы говорила, что раньше с тобой такого не случалось?

— Никогда со смертными. Дядя Мэйкон говорит, что это настоящая редкость.

Хорошо звучит.

Лена легонько меня пихнула:

— Это с кельтской стороны нашего семейства. Таким образом Маги обменивались информацией во время Судов. В Штатах они называли это «Пошепт».

— Но я-то не маг.

— Я знаю, и это на самом деле странно. Со смертными это не должно работать.

Конечно не должно.

— А тебе не кажется, что это немного больше, чем просто странно? Мы можем общаться этим вот Келтингом, Ридли зашла в Равенвуд благодаря мне, да даже дядя твой говорит, что я могу защищать тебя каким-то образом. Как это все вообще возможно? Если я не маг. Мои родители, конечно, отличаются от остальных, но не настолько.

Она положила голову мне на плечо:

— Может совсем и не нужно быть Магом, чтобы иметь силу.

Я заправил локон ее волос ей за ухо:

— Может достаточно просто влюбиться в одного из них.

Я сказал это, как само собой разумеющееся. Без тупых шуток, не переводя тему. И кстати, я нисколько не смутился, потому что это была чистая правда. Я влюбился. Наверное, всегда был в нее влюблен. И она должна это знать, если сама уже не догадалась, потому что пути назад нет. Для меня, по крайней мере.

Она посмотрела на меня, и весь мир вокруг исчез. Как будто были только мы, как будто всегда были только мы, и магия тут была совсем не причем. Как будто радость и грусть слились воедино. Я не мог быть рядом с ней и не испытывать чувств, не чувствовать всего, что было на душе.

О чем ты думаешь?

Она улыбнулась.

Думаю, ты можешь догадаться. По надписи на стене.

И с ее словами, на стене стали появляться слова. Медленно, одно за другим.

Влюбился

не

только

ты.

Надпись появилась сама по себе, таким же черным почерком с завитушками, как и все остальные слова в комнате. Щеки Лены вспыхнули румянцем, и она закрыла лицо руками:

— Я умру от смущения, если все мои мысли будут проявляться надписями на стенах.

— Ты это не специально?

— Нет.

Не надо смущаться, Ли.

Я убрал ее руки с лица.

Я чувствую то же самое.

Глаза у нее были закрыты, и я наклонился, чтобы поцеловать ее. Это был очень легкий поцелуй, его и поцелуем-то назвать сложно. Но даже он заставил мое сердце колотиться с бешеной скоростью.

Она открыла глаза и улыбнулась:

— Расскажи, что было дальше. Хочу услышать, как ты спас мою жизнь.

— Я не помню толком, как добрался сюда, а потом никак не мог тебя найти, в доме было полным-полно этих жутких людей, разодетых будто для маскарада.

— Это был не маскарад.

— Я понял.

— А потом ты нашел меня? — Она легла мне на колени и снизу смотрела на меня с улыбкой. — Въехал в комнату на своем белом жеребце и спас меня от неминуемой смерти от рук Темного Мага?

— Не смешно. Знаешь, как я перепугался. И никакого жеребца не было, скорее уж тогда собака.

— Последнее, что я помню, как дядя Мэйкон говорил о Защите дома, — Лена накрутила на палец локон, задумавшись.

— А что это за Круг такой?

— Круг Sanguinis. Круг Крови.

Я старался не выглядеть испуганным. Я с трудом примирился с сочетанием Аммы и куриных костей. Сомневаюсь, что смог бы вынести вид реальной куриной крови. Надеюсь, речь идет не более, чем о куриной крови.

— Я не видел крови.

— Не настоящая кровь, балда. Имеются в виду родственные связи, семья. Вся моя семья собралась на праздник, помнишь?

— Точно, прости.

— Я говорила тебе, что Хэллоуин для магии самая могущественная ночь.

— Так что вы все делали там? В Круге?

— Мэйкон хотел обновить защиту Равенвуда. Дом всегда под защитой, но дядя проводит этот обряд заново каждый Хэллоуин на новый год.

— Но что-то пошло не так.

— Наверное; потому что мы стояли в круге, и затем я услышала, как дядя Мэйкон говорит с тётей Дель, а потом все закричали, и все говорили про какую-то женщину. Сара… чего-то там.

— Сарафину. Я тоже слышал.

— Сарафина. Это то самое имя? Я его никогда раньше не слышала.

— Она, похоже, Темный Маг. Они все казались, ну я не знаю, напуганными что ли. Никогда раньше не слышал, чтобы твой дядя говорил таким голосом. Ты знаешь, что случилось? Она на самом деле пыталась тебя убить? — я не был уверен, что готов услышать ответ.

— Не знаю. Я мало что помню, кроме того голоса, будто кто-то разговаривает со мной издалека. А что именно этот голос говорил, я тоже не помню, — она повернулась у меня на коленях и неловко прильнула к моей груди. Казалось, что я чувствую, как ее сердце бьется рядом с моим, как маленькая порхающая в клетке птичка. Мы были настолько близко друг к другу, насколько это было возможно, не смотря при этом друг другу в глаза. А этим утром, как мне казалось, именно это нам было необходимо.

— Итан. Время истекает. Все без толку. Что бы это ни было, кем бы она ни была, разве тебе не кажется, что она приходила за мной, потому что через четыре месяца я стану Темной?

— Нет.

— Нет? И это все, что ты можешь мне сказать о самой худшей ночи всей моей жизни, когда я чуть не умерла? — Лена отстранилась.

— Ты только подумай. Стала бы эта Сарафина, кем бы она ни была, охотиться на тебя, если бы ты была одной из плохих? Нет, за тобой бы тогда пришли хорошие. Возьмем Ридли к примеру. Никто особо не приветствовал ее в твоей семье.

— Кроме тебя, дурака, — она игриво толкнула меня в бок.

— Вот именно. Потому что я не маг, а простой смертный. А ты сама сказала, что если она скажет мне прыгнуть с обрыва, я именно так и сделаю.

Лена взъерошила мне волосы:

— Итан Уэйт, а тебя твоя мама никогда не спрашивала, прыгнешь ли ты с обрыва, если твои друзья соберутся сделать это?

Я обнял ее, чувствуя себя куда более счастливым, чем следовало. А может это Лене, наконец, полегчало, и я отозвался на ее ощущения. В последнее время между нами такая сильная связь, что было сложно понять, где были ее чувства, а где мои.

Все, о чем я сейчас думал, так это о том, чтобы поцеловать ее.

Ты будешь Светлой.

И поцеловал.

Точно, Светлой.

Я поцеловал ее снова, подтягивая к себе поближе. Целовать ее было подобно дыханию. Та же жизненная необходимость. Я просто не мог остановиться. Я прижал ее еще теснее. Я слышал ее дыхание, биение ее сердца у своей груди. Вся моя нервная система вспыхнула в один момент. Даже волосы наэлектризовались. А ее черные локоны струились в моих руках, пока она лежала в моих объятиях. Любое прикосновение, даже к ее волосам, посылало электрический импульс по всему моему телу. Я ждал этого момента с того самого дня, как мы только познакомились, с того самого первого сна.

Словно легкие уколы электрических разрядов. Мы были одним целым.

Итан.

Даже в своих мыслях я слышал эту дрожь в ее голосе. Я чувствовал то же самое, хотелось быть ближе, чем это вообще возможно. Ее кожа была нежной и горячей. Я чувствовал, что разряды стали колоться заметно чаще. Остановиться мы не могли. А целоваться еще сильнее было уже просто невозможно. Кровать начала трястись, а потом взлетела в воздух. Я чувствовал, что она качается под нами. Мне казалось, что легкие сейчас взорвутся. Кожа начала леденеть. Лампочки в комнате замигали, а комната завертелась, и стала погружаться во тьму. Одного я не мог сказать точно, то ли я это погружался во тьму, то ли гас свет в комнате.

Итан!

Кровать грохнулась на пол. Я услышал в отдалении звук бьющегося стекла, будто где-то разбилось окно. Потом услышал Ленин плач.

А затем голос ребенка:

— Что случилось, Лена-Длина? Почему ты такая грустная?

Я почувствовал маленькую теплую ручку на своей груди. Тепло от руки растекалось по моему телу, и комната перестала вращаться, я смог снова дышать, и открыл глаза.

Райан.

Я сел, в висках стучало. Лена была рядом, ее голова прижата к моей груди, как час назад. Только на этот раз ее окна было разбито, кровать переломана, и передо мной, держа свою ручку на моей груди, стояла белокурая десятилетняя девчушка. Лена все еще всхлипывая, убирала куски разбитого зеркала с меня и с того, что осталось от ее кровати.

— Похоже, теперь мы знаем, какой дар у Райан.

Лена улыбнулась, вытирая глаза. Она притянула Райан ближе:

— Кудесник. У нас в семье никогда еще не было.

— Как я понимаю, это такое чудаковатое магическое название целителя, — сказал я, почесывая голову.

Лена кивнула и поцеловала Райан в щечку.

— Что-то вроде того.