Бедное братство — Христово воинство 7 страница

Обращение Урбана было воспринято с энтузиазмом, и в толпе раздались восторженные крики «Deus le volt!» — «Так хочет Бог!» А затем епископ Адемар Монтейльский, епископ Ле-Пюи, с двумя другими стоявшими рядом церковными иерархами рухнули перед папой на колени, испросив благо­словения принять участие в священной войне. Вставший ря­дом с ними на колени кардинал из папской свиты призвал всех присутствующих публично покаяться в грехах, и вер­ховный понтифик милостиво даровал всем прощение.

Писатель двадцатого столетия отмечал, что в знаменитом воззвании папы Урбана «соединились христианская набожность, ксенофобия и имперское высокомерие». Другие считали, что, провозгласив целью крестового похода именно Иерусалим — в то время как Алексей Комнин просил лишь оказать военную помощь в освобождении из-под власти турок Антиохии, — папа воспользовался невежеством и доверчивостью своей паствы. Однако ясно, что подобные уловки были изобретены значи­тельно раньше: еще на Соборе в Пьяченце послы императора Алексея умело использовали тяжелое состояние Иерусалима, пытаясь «более ярко и доходчиво воздействовать на умы и серди-западноевропейских слушателей». Кроме того, задача папы со­стояла в «обеспечении защиты христиан, где бы они ни нахо­дились, ибо не имеет смысла освобождать христиан из сара­цинского плена в одном месте и снова обрекать их на сарацин­скую тиранию и притеснения».

Оставались ли у папы сомнения по поводу необходимости применения насилия? В ранней христианской церкви заве: Христа о том, что, когда тебя ударили по лицу, следует подста­вить другую щеку, воспринимался буквально, и поэтому в лю­бых обстоятельствах насилие считалось грехом. Пожалуй, пер­вым тезис о справедливости ответного силового отпора выдви­нул преподобный Августин из Гиппона, различные высказыва­ния которого по этому поводу обобщил в XI веке другой проповедник — Ансельм Луккский. Эти идеи папа Григорий VII использовал для обоснования христианской Реконкисты в Ис­пании и Сицилии, а также при известии о поражении визан­тийцев в битве при Манцикерте, когда он именем святого Пет­ра дважды призвал католиков пожертвовать жизнью для «осво­бождения своих братьев на Востоке».

Учение Блаженного Августина легло в основу идеи иску­пительного паломничества, вызвав в XI веке настоящий при­лив огромных масс богомольцев в Святую землю, особенно к иерусалимскому Гробу Господню. Паломникам рекомен­довалось вооружаться, чтобы, говоря словами папы Урбана, «сарацины не могли больше безнаказанно попирать нашу веру в Господа». Крестоносцам были обещаны такие же индуль­генции и привилегии, как и паломникам: «С начала похода... на вас распространяются права иерусалимских пилигримов».

Подобным актом папа, в полном соответствии со своими кяйонийскими принципами, ясно показал, что стремится к тому. чтобы крестовый поход принес пользу не только «азиатской церкви», но и самим крестоносцам. Он часто ссылался на изве­стный завет Христа отказаться ради него от жен, родственни­ков, имущества и нести свой крест, послушно следуя за Спаси­телем. Дабы придать этому символу реальность, всем собрав­шимся в крестовый поход раздали матерчатые красные кресты (отсюда и произошло название «крестоносцы»). Этот крест, нашитый на плечо накидки или плаща, не просто являлся символом священной миссии, но также демонстрировал, что на крестоносца распространяются определенные привилегии и что он имеет дополнительные права. Церковь принимала под свое покровительство и крестоносцев, и их семейства, и имущество; они освобождались от податей и налогов и от преследования.кредиторами в течение всего похода. В свою очередь, кресто­носец обязался выполнить свою клятву, а нарушивший ее от­лучался от церкви.

Хотя, как мы знаем, и раньше были прецеденты священ­ных войн христиан с мусульманами — например, на Сици­лии и в Испании, — однако очевидно, что обращение папы Урбана на Клермонском соборе было воспринято как значи­тельное событие, которое произвело настоящий переворот в общественной системе и значительно отличалось от всего того, что было раньше. Но к ужасу самого Урбана, наибольший отклик его призыв вызвал не у рыцарей — именно их он прежде всего имел в виду, — а у бедноты. Пока Урбан после­довательно объезжал с проповедями французские владения того самого короля Филиппа, который был осужден на пос­леднем церковном Соборе, некоторые рьяные священники разожгли азарт и неуемные страсти у маргинальной части западноевропейского общества — воров, насильников и гра­бителей, спешно сколотив плохо вооруженные и недисцип­линированные отряды. Те не мешкая выступили на борьбу с сарацинами и освобождение Иерусалима.

Возглавлял это отребье харизматический нищий пропо­ведник по имени Петр Пустынник, объявивший, что им по­лучено небесное послание, в котором крестовый поход бла­гословляется Всевышним. Епископы делали все, чтобы удер­жать от похода стариков и больных, но особенно стремились воспрепятствовать монахам и духовенству, не получившим дозволения от своих иерархов. Однако движение быстро выш­ло из-под контроля — жажда приключений и обещание ду­ховного вознаграждения пересиливали любые доводы. Как легко убедиться, рассматривая многочисленные средневековые изображения со сценами Страшного суда и адских мучений, люди в то время страшно боялись преисподней. А тут им предоставлялся счастливый случай очистить свою грешную душу. Женатым мужчинам запрещалось уходить в поход без разрешения жен, но большинство игнорировало этот запрет. Одна супруга заперла своего благоверного дома, чтобы тот не слышал страстных призывов проповедника, однако когда с улицы донеслись слова о крестовом походе, он тут же выпрыгнул в окно и нацепил красный крест.

Поход начался с погромов. Полунищее воинство под предводительством Петра Пустынника и бедного рыцаря по имени Вальтер Санс-Авуар (по-французски — Голяк) прошло через Германию и Венгрию в относительном порядке; зато двигав­шийся вдоль Рейна германский отряд — во главе с католиче­ским священником Готшальком и графом Эмихом фон Лейнигеном — по пути разгромил и ограбил еврейские общины ь городах Трир и Кельн. Это сделала не просто, как иногда пола­гали, недисциплинированная толпа бродяг — в отряде, возглав­ляемом весьма опытными полководцами, были собраны крес­тоносцы из всех частей Западной Европы. Однако зачастую пс невежеству они не видели особых различий между мусульмана­ми и евреями. Кроме того, они были не прочь возместить рас­ходы на далекое путешествие в Палестину, а главной своей це­лью считали привычную месть — на этот раз за страдания вос­точных братьев-христиан. Потому и происходили погромы, со­пряженные с резней, насильным крещением и коллективными самоубийствами евреев, — так уже было двенадцать столетии назад с зелотами, осажденными в крепости Масада.

Еще за столетие до этих печальных событий католиче­ская церковь отчетливо осознавала опасность, грозившую ев­рейским общинам в подобных обстоятельствах. Папа Алек­сандр II настоятельно предписывал испанским епископам защищать в своих приходах евреев, «дабы предотвратить их истребление в ходе борьбы с испанскими сарацинами». Те­перь же в германских городах евреев попытались взять под защиту местная знать и владетельные епископы, пригрозив­шие негодяям с красными крестами на плечах немедленным отлучением, но от этого оказалось немного пользы. Монах-летописец Альберт из Экса так описывает «подвиги» крестоносцев в Майнце:

«...Срывая засовы и выбивая двери, они... врывались в дома, гле убили до семисот человек, которые не могли оказать никакого сопротивления; кровавой резне подверглись женщины и малые дети, независимо от пола, все были изрублены мечами. Евреи, видевшие, как вооруженные христиане безжалостно ис­требляют их беззащитных близких и детей, тоже взяли оружие и в отчаянии стали избивать своих единоверцев, вместе с жена­ми, детьми, матерями и сестрами. Рассказывают страшные вещи — матери, взяв меч, сначала перерезали горло ребенку, а затем пронзали свою грудь, предпочитая погибнуть от собственной руки, чем от удара необрезанного».

 

Зверства крестоносцев не ограничивались прирейнскими областями: такие же еврейские погромы происходили в Шпейере, Вормсе, вплоть до Руана на западе и Праги на востоке. Нет сомнений, что фанатичная ярость вооруженной толпы была всего лишь неумелой попыткой скрыть истинную при­чину погромов — тривиальную жадность. Надо полагать, многие крестоносцы рассматривали отнятую у евреев добы­чу в качестве единственного способа оправдать расходы на дорогостоящее заморское путешествие.

Но жертвами их преступлений оказались не только ев­реи: хищническим грабежам подверглось население Венгрии, однако местные жители оказали мощный вооруженный от­пор, истребив сотни и тысячи недостойных «воинов Христо­вых». Как писал тот же Альберт из Экса, многие христиане свято верили, что Господь обязательно накажет тех, «кто в Его глазах погряз в смертных грехах, прелюбодействовал с проститутками или поднял руку на странствующего еврея... больше из-за денег, чем во имя христианской веры».

Тем временем войско под командованием Петра Пустын­ника и Вальтера Голяка достигло Константинополя, сопро­вождаемое конницей печенегов — это племя недавно поко­рил император Алексей и использовал его в качестве воен­ной полиции. Дожидаясь отставшей части армии крестоносцев, Петр и его неуемные приспешники принялись опусто­шать окрестности имперской столицы. Тогда Алексей пото­ропился переправить их через Босфорский пролив, органи­зовав размещение в лагере на территории, подконтрольной туркам-сельджукам. Вслед за ними переправился и герман­ский отряд, неподалеку от Никеи попавший в турецкую ло­вушку. На помощь им пришли главные силы во главе с Пет­ром Пустынником, но почти вся армия крестоносцев была разгромлена. Произошло это 21 октября 1096 года — так бес­славно закончился «народный» крестовый поход.

 

Через два месяца после прибытия этого незадачливого «авангарда» к Константинополю стали подтягиваться более регулярные части крестоносцев, на которые в первую оче­редь и рассчитывал Урбан II. Первым появился отряд графа Гуго Вермандуа, двоюродного брата короля Франции, кото­рый добрался до Византии на кораблях с небольшой группой рыцарей и тяжеловооруженных всадников. А 23 декабря при­были главные силы под предводительством Готфрида Бульонского, герцога Лотарингского, в сопровождении братьев Евстафия Булонского и Балдуина (Бодуэна) Булонского, а также двоюродного брата Балдуина Буржского.

Происходя по мужской и женской линиям от Карла Ве­ликого (согласно более поздней легенде — еще и от лебедя), все четверо являли собой классический образец франкского боевого вождя, призванного защитить католическую церковь. Их свита состояла из представителей самых знатных родов франкской империи, а также рыцарей-дворян из Германии и Англии. Герцогом Нижней Лотарингии Готфрид стал при императоре Генрихе IV и успел еще в молодости отличиться на войне между папой и германским императором на сторо­не последнего; его служба Генриху была признана святотат­ственной, и он должен был искупить свои преступные под­виги путешествием в Иерусалим. Тот факт, что, отправляясь в поход, он продал все свое имущество и даже родовой замок (вырученные средства пошли на оплату воинского снаряже­ния и дорожных расходов), свидетельствовал, что он не планировал возвращаться домой. Однако так и не ясно, рассчитывал ли он обрести новые владения на востоке или же его привлекал ореол мученика за дело Христа.

Вскоре появился и отряд норманнов из Южной Италии, который привел сорокалетний князь Боэмунд Тарентский, старший сын Роберта Гвискара. Что касается вспыльчивых и неуправляемых норманнов, тут византийскому императору все было ясно с самого начала: перечень предыдущих «под­вигов» этих знатных разбойников однозначно говорил об их хищных намерениях, и это доставляло Алексею немало поводов для беспокойства. Крест на свой плащ Боэмунд нашил зо время осады Амальфи, твердо поклявшись добраться до Иерусалима, и тут же раздал такие же кресты всем, кто пожелал к нему присоединиться. Среди них был и знаменитый Танкред — его порывистый юный племянник. Отряд Боэмунда организованно переправился из Италии в Грецию и строгим маршем дошел до Константинополя.

Аналогичный путь проделала еще одна группа знатных дворян из Северной Европы: Роберт II, граф Фландрский, чей отец в свое время уже воевал на стороне императора Алексея; Роберт, герцог Нормандский, брат английского короля Вильгельма Руфуса; Стефан, граф Блуа, зять Вильгель­ма Завоевателя. Почти сразу за ними в Грецию прибыл са­мый крупный контингент крестоносцев из Прованса и Бур­гундии во главе с графом Раймундом Тулузским, который избрал промежуточный маршрут: через Северную Италию, вдоль адриатического побережья, через Эпирские горы в Фессалоники — и далее в Константинополь. С этой армией прибыл и Адемар Монтейльский, которого папа Урбан II назначил своим легатом и духовным предводителем всех кре­стоносцев.

Авторитет Адемара имел неоценимое значение при ула­живании раздоров между франкскими князьями и обсужде­нии дальнейшего направления похода. Императора Алексея весьма тревожила огромная численность армии крестонос­цев, поэтому он запретил ее вождям появляться в столице в сопровождении своих отрядов. Однако же он не успокоился, пока пришедшие с Запада не переправились на ту сторону Босфора.

Когда в апреле 1097 году армия крестоносцев преодолела пролив, неподалеку от Никеи на них напал турецкий султан Кылыч-Арслан (Львиная Сабля). Он был уверен, что легко справится с этими незваными гостями, как до того разгромил плохо вооруженную и неуправляемую орду под командованием Петра Пустынника. Султан слишком поздно понял, что столкнулся с куда более грозной и организованной силой — тяжеловооруженной кавалерией прекрасно обученных европейских рыцарей. Анна Комнин, дочь императора Алексея, в воспоминаниях об отце писала, что «первый сокрушительный удар» франкской кавалерии «проделал ог­ромный пролом в вавилонских стенах» турецких порядков

После разгрома армии султана началась осада Никеи, в которой участвовали не только крестоносцы, но и флот под командованием адмирала Бутимитеса — византийские воен­ные корабли волоком перетащили по суше в соседнее озеро. В результате город был окружен со всех сторон. Хотя чис­ленное преимущество крестоносцев среди нападавших был: подавляющим, они выполнили обещание, данное императо­ру Алексею, и остались за пределами города, в который пос­ле сдачи турок вошли войска под командованием византий­ских воевод. Вожди крестоносцев получили весьма щедрые дары, но лишились традиционной добычи, которая обычно достается победителям после взятия крепости.

Тем не менее их воинский дух по-прежнему оставался высок. «Если не споткнемся на Антиохии, — писал в письме к жене Стефан Блуа, — то надеюсь, недель через пять мы уже будем в Иерусалиме». Однако путь к Священному граду оказался намного тяжелее, чем он рассчитывал. Непривычные к местной жаре, крестоносцы постоянно испытывал и недостаток воды, а поскольку отступающие турки разоряли все населенные места — то и голод. Когда авангард кресто­носцев, состоявший из итальянских и французских норман­нов, а также фламандцев и византийцев, добрался до города Дорилея (теперь на его месте стоит турецкий Эскишехир), то был атакован войсками султана Кылыч-Арслана. Помня горький опыт поражения под Никеей, турки постарались избежать фронтального столкновения с рыцарской кавалерией и выставили против армии крестоносцев широкий полукруг лучников. Тогда пехотинцы из отряда Боэмунда разбили палаточный лагерь на берегу ближайшей реки, а затем под защитой конных рыцарей, дождавшись арьергарда под коман­дованием Готфрида Бульонского, Раймунда Тулузского и Адемара Монтейльского, мощным ударом контратаковали турок. Не выдержав натиска, те обратились в бегство. На этот раз вся добыча в оставленном ими лагере досталась победителям.

После этого, второго по счету, триумфального сражения армия крестоносцев продолжила свой марш на Антиохию. Изнемогавшим от голода и жажды воинам пришлось выдержать еще два сражения, пока они наконец добрались до Киликийской Армении, где получили кров, еду и питье. В этом необычным государстве, расположенном в Анатолии (юго-восточная окраина современной Турции), по распоряжению византийских монархов когда-то поселились армяне, нахо­дившиеся на воинской службе; позднее к ним присоедини­лись их соплеменники, изгнанные турками со своих земель на севере, в окрестностях озера Ван.

Отдохнув и восстановив силы в столице гостеприимных армян Марезии, воинство Христово по предводительством Адемара Монтейльского продолжило свой путь по холмис­той местности, копьем и мечом прокладывая дорогу к реке Оронт — на берегу ее стояла вожделенная Антиохия. Город­ские стены они увидели 21 октября 1097 года. Защищенный стенами на пространстве шести километров в окружности, город выглядел весьма грозно — с юга возвышались четыре отвесных холма, а с севера, вблизи от укреплений, протекала река Оронт. Дополнительно городские стены были усилены четырьмя сотнями башен, возведенных еще по приказу им­ператора Юстиниана и на протяжении столетий укрепляе­мых другими императорами. В отдельных местах верхний край зубчатой крепостной стены, проходившей по вершинам хол- мов, возвышался над остальным городом более чем на трис­та метров. Это была одна из главных метрополий Римской империи, которая издавна являлась не только стратегическим ключом ко всей Северной Сирии, но богатым и могучим го­родом-государством. Несмотря на многочисленное христи­анское население, теперь город целиком находился во влас­ти турок, отнявших его у Византии двенадцать лет назад.

Вожди латинян никак не могли прийти к единому реше­нию: штурмовать город или же дождаться подкреплений? Вос­пользовавшись колебаниями крестоносцев, турки предприня­ли серию дерзких вылазок, нападая на отдельные отряды, за­нимавшиеся сбором и доставкой продовольствия. Осада затя­нулась. Холод, изматывающие дожди и начавшийся голод деморализовали христианское войско, и крестоносцы начали подумывать, не отвернулся ли от них Всевышний в наказание за их прегрешения. Потеряв большую часть своих лошадей и мулов во время трудного перехода через Анатолию — в резуль­тате три четверти рыцарей были вынуждены спешиться, — они теперь доедали уцелевших лошадей, чтобы выжить. Высокая цена продовольствия, изредка доставляемого из Армении, де­лала его доступным только для очень богатых дворян; некото­рые обедневшие фламандцы, которых привел Петр Пустын­ник, даже поедали убитых ими турок. «Взрослых язычников, — писал Радульф Каенский, — наши воины варили в котлах, а детей насаживали на вертел и жарили на костре». В январе 1098 года Танкред поймал Петра Пустынника, пытавшегося бежать, и заставил вернуться. В феврале византийские войска покину­ли осаждавших город крестоносцев. Положение усугубило из­вестие, что с юго-востока на помощь запертым в городе туркам приближается большая армия под предводительством эмира Кирбоги, правителя Мосула (Месопотамия).

В этот критический момент инициативу взял на себя Боэмунд Тарентский. Среди осажденных в Антиохии мусульман он нашел предателя-армянина, предложившего ему свои услу­ги. Однако хитрый норманн вначале хотел получить от других вождей гарантию: если город удастся захватить, то его отдадут под его власть. Княжеский совет в полном составе, за исключе- ием Раймунда Тулузского — давнего недоброжелателя Боэмунда, согласился с его притязаниями. Стоит отметить, что Стефан Блуа, чувствуя, что падение Антиохии неизбежно, от­правился со своей свитой в Европу. В ту же ночь крестоносцы, сделав вид, что снимают осаду, под покровом темноты верну­лись к городским стенам и проникли в одну из башен, вход в которую открыл Боэмунду предатель. Вскоре город пал; но, когда Кирбога наконец добрался до Антиохии, уже сами крестоносцы оказались в осаде. Однако, найдя под полом одного из городских храмов «святое копье», которым легионер когда-то пронзил распятого Христа, они воодушевились и совершили смелую вылазку. В результате сарацины ретировались.

Поскольку продолжение похода на Иерусалим в услови­ях начавшегося жаркого лета было признано невозможным, армия крестоносцев осталась в Антиохии. Выход был назна­чен на 1 ноября — День всех святых. Тем временем между рыцарской знатью началось своего рода состязание в захвате земельных владений. Первым такой рискованный, но успеш­ный шаг предпринял Балдуин Булонский, основавший пер­вое латинское государство, графство Эдесское, в Месопота­мии (северо-восточнее Антиохии). Прибыв в Эдессу всего с восьмьюдесятью рыцарями, он был благожелательно принят местным армянским властелином Форосом, который усыно­вил графа, чтобы сделать наследником. Форос с его монофизитскими взглядами не был популярен среди горожан, и уже месяц спустя — возможно, не без участия Балдуина — он был смещен и убит, а его место занял приемный сын.

В июле в Антиохии вспыхнула эпидемия чумы, а в авгус­те от нее погиб преподобный Адемар Монтейльский. Будучи папским легатом и духовным вождем похода, он обладал мудростью и талантом примирять врагов, потому успешно улаживал конфликты между задиристыми и тщеславными вельможами. Спасаясь от чумы, многие из них бежали из Антиохии, в результате нравы среди оставшихся в городе крестоносцев заметно упали. Давняя вражда между герцога­ми Боэмундом и Раймундом привела к открытому противо­стоянию между провансальцами и норманнами; излюбленной насмешкой последних стало заявление, будто «святое копье» — всего лишь грубая подделка.

Вернувшись в сентябре в Антиохию, герцоги написали пись­мо папе Урбану II с просьбой лично возглавить продолжение крестового похода. Тем временем прошел контрольный срок — праздник Всех Святых, — но дело с места не двигалось. Нако­нец Раймунд согласился уступить Антиохию Боэмунду при ус­ловии, что тот примет участие в захвате Иерусалима.

Боэмунда это устроило, но, похоже, остальных вождей ох­ватила настоящая апатия. Продолжение похода изо дня в день откладывалось. Завоевательные авантюры вождей в соседних странах только поднимали боевой дух христианского ополче­ния, стремившегося исполнить свой обет. Когда же наступила осень, то поход был снова отложен под предлогом позднего времени и зимних дождей. И только ропот и недовольство ря­довых участников заставили вождей избрать Раймунда Тулузского своим командующим и возобновить военные действия.

Армия крестоносцев вышла из Антиохии 13 января 1099 года и направилась на юг — по узкому коридору между горной грядой и Средиземноморским побережьем. Большинство мест­ных эмиров, предпочитая не связываться с ордами «ужасных франков», не оказывали им особого сопротивления. Наиболее могущественные из мусульманских правителей — в Дамаске, Алеппо и Мосуле — лишь выжидали и внимательно наблюдали за пришедшими: они не испытывали желания помогать египет­ским халифам из рода Фатимидов, чьи войска годом раньше в очередной раз оккупировали Иерусалим.

Наконец 7 июня 1099 года войско крестоносцев разбило лагерь под стенами Священного града. Хотя Иерусалим ус­тупал по размерам Антиохии и почти не играл политической роли, тем не менее он являлся хорошо укрепленным бастио­ном чаце со времен императора Адриана, заново отстроивше­го все крепостные сооружения. Правившие здесь византий­цы, Омейяды и Фатимиды, постоянно усиливали его оборо­нительную мощь, а Ифтихар, мусульманский правитель из династии Фатимидов, неплохо подготовился к нашествию крестоносцев. Все христиане — но не евреи — были изгнаны из города. Все цистерны были заполнены водой, созданы огромные запасы еды. Вместе с тем все источники вне города либо засыпали, либо отравили. Около оборонительных укреплений разместили арабские или суданские войска, и из Египта ожидалось подкрепление.

Осознавая угрозу со стороны направленной к городу вооруженной подмоги, ощущая явный недостаток продовольствия и воды и не располагая тяжелой осадной техникой для взятия крепости — передвижными башнями и стенобитными машинами, крестоносцы не без оснований решили, что долгая осада обречена на неудачу. Только треть из тех, кто двумя годами раньше покинул Европу, осталась в живых. Не считая невооруженных богомольцев, женщин и детей, в строй могли встать лишь около двенадцати тысяч пехотинцев и менее полутора тысяч конных рыцарей. Крестоносцы знали, что не могут рассчитывать на помощь византийцев: на самом деле император Алексей, вместо того чтобы послать войска, затеял за их спиной переговоры с египетским халифом.

В это время, будто посланные Божественным провидением, в покинутый мусульманами порт Яффа прибыли корабли из Англии и две генуэзские галеры. Они доставили продовольствие и необходимые для осадных машин и штурмовых башен гвозди, гайки, болты и другие приспособления. Танкред и Боэмунд с частью крестоносцев выдвинулись дальше в Самарию, надеясь отыскать там деревья для сооружения стенобитных устройств. Заготовленные бревна они доставили в лагерь на верблюдах. Генуэзские плотники тут же приступили к изготовлению передвижных башен, катапульт и штурмовых лестниц. Особенно впечатляли три огромные башни новой конструкции; в каждой из них было по три этажа: первый предназначался для рабочих, которые руководили движением, второй и третий — для воинов, которые должны были вести осаду. Эти перекатные крепости были выше стен осаждаемого города. На вершине каждой башни был подъемный мост, по которому можно было проникнуть в саму крепость.

Штурм Иерусалима начался 13 июля 1099 года. Первым под прикрытием штурмовой башни крепостных стен достиготряд под командованием Раймунда Тулузского. Однако в этой месте обороной руководил сам комендант гарнизона Ифтихар, и провансальцам не удалось с ходу преодолеть крепостной вал На следующее утро Готфрид Бульонский на такой же пере­движной башне приступил к штурму северных укреплений, и уже к полудню его воинам удалось перекинуть мост с верхушки башни на городскую стену, откуда Готфрид вместе с братом Евстафием Булонским организовали решительную атаку. Пер­выми по мосту ворвались два фламандских рыцаря — Литольд и Гильберт Турнейские. Вслед за ними в пролом двинулись знатные крестоносцы из Лотарингии и Танкред со своими нор­маннами. Часть воинов Готфрид направил открыть городские ворота, тем временем Танкред мечом пробивал дорогу к Хра­мовой горе, которую мусульмане собирались превратить в ук­репленный редут. Но своим стремительным натиском Танкред их опередил. Ворвавшись в мусульманский храм на горе, он захватил хранившиеся там сокровища, а в обмен на крупный выкуп разрешил сдавшимся туркам укрыться в мечети аль-Акса, на которой укрепил свой штандарт — в знак того, что пленни­ки находятся под его защитой.

Вскоре Ифтихар, укрывшийся с небольшим отрядом в башне Давида, сдался на милость Раймунда Тулузского, по­обещавшего выпустить его со свитой из Иерусалима в обмен на городскую казну. Это были те немногие мусульмане, кто остался в живых после ужасной резни, учиненной победите­лями. Опьяненные победой и еще не остывшие после жесто­кой схватки, крестоносцы ворвались в город и стали истреб­лять городских жителей, независимо от возраста и пола, — так уже было тысячу лет назад, при взятии Иерусалима рим­скими легионерами императора Тита. Даже знамя Танкреда над мечетью аль-Акса не смогло защитить укрывшихся там беженцев — все они были убиты. Иерусалимские евреи тоже попытались спастись в своих храмах, но крестоносцы подо­жгли синагоги, и все евреи сгорели заживо.

В своих мемуарных хрониках духовник Раймунда Тулуз­ского, Раймунд Агильерский, даже не пытается преумень­шить жестокость тех ужасных событий, свидетелем которых был. На Храмовой горе он оказался по щиколотку в крови — то была кровь убитых мусульман. «По всем... улицам и пло­щадям, куда ни оберни взор, валялись груды отрубленных голов, рук и ног. Среди человеческих и лошадиных трупов как ни в чем не бывало разгуливали люди». Однако на взгляд самого священника, мусульмане получили по заслугам: «Какое заслуженное наказание! И то место, где долгие годы они предавались святотатству и оскверняли имя Бога, теперь покрыто кровью самих богохульников».

Апологеты мусульманства не преминули противопоставить зверства, учиненные франкскими рыцарями, милости­вому и гуманному отношению к жителям Иерусалима со стороны халифа Омара, который захватил город в 638 году, — ведь благодаря христианам византийцы сдали город без со­противления. Однако особенно горячие споры на эту тему возникли позднее. Теперь же всем христианам оставалось только ликовать, что цель, поставленная папой Урбаном II, достигнута, что крестоносцы выполнили свой обет. После трех лет тягот, мучений и далекого трехтысячекилометрового путешествия в край с ужасным климатом и через земли врагов паломники-крестоносцы наконец достигли своей цели. 17 июля все оставшиеся в живых принцы, бароны, еписко­пы, священники, проповедники, богомольцы, воины и просто попутчики прошли по улицам разграбленного Иерусали­ма к храму Гроба Господня. Там они возблагодарили Все­вышнего за свою выдающуюся победу и отслужили торжественную мессу в этом священном для всех христиан месте.

 

 

Часть вторая

ТАМПЛИЕРЫ

 

Бедное братство — Христово воинство

 

За годы, последовавшие после взятия Иерусалима, на отво­еванных крестоносцами территориях («заморских», как их на­зывали в Западной Европе) образовалось четыре франкских государства. На севере возникло княжество Антиохия под уп­равлением южноитальянского норманна Боэмунда Тарентского. На восток от него, по другую сторону Евфрата, было упомя­нутое выше графство Эдесса во главе с Балдуином Булонским. Южнее Антиохии находилось графство Триполи, которое при­брал к рукам Раймунд Сен-Жиль, граф Тулузский (он умер при осаде города турками в 1105 году). Еще дальше на юг — на территории от Бейрута на севере до Газы на юге — располага­лось Иерусалимское королевство, которым управлял Готфрид Бульонский, не желавший принять официальный королевский сан в городе, где когда-то Христос нес свой терновый венец, и потому взявший титул защитника Гроба Господня.