Раздел 5. Личность и политика 6 страница

Там, где становление парламентской демократии происходило без революционных потрясений, оно отличалось, как правило, плавностью и постепенностью. Примером могут служить наиболее стабильные демократические государства современности – страны Северной Европы. В каждой из них на утверждение принципов парламентаризма и формирование демократических избирательных систем ушло около ста лет. Так, в Норвегии парламент (стортинг) был создан в 1814 г., принципы парламентаризма в политической системе утвердились в 1884 г., избирательное право для мужчин было введено в 1898 г., а для женщин – в 1913 г. В Швеции риксдаг в своем нынешнем виде появился в 1809 г., дважды – в 1866 и в 1974 гг. – существенно реорганизовывался, избирательное право стало всеобщим для мужчин в 1909 г., для женщин – в 1921 г. Несколько иначе складывалась ситуация в Дании, где парламент впервые появился в 1834 г. Там очень быстро утвердилось всеобщее избирательное право для мужской части населения – в 1849 г., а вот женщины получили его только в 1915 г. Похожие тенденции обнаруживает политическое развитие Исландии.

Для всех вышеперечисленных стран постепенность и последовательность демократических изменений обеспечила в дальнейшем их политическую стабильность.

Во-вторых, циклическая модель. Выделение этой модели первоначально было основано на обобщении опыта стран Латинской Америки. Во многих из этих государств были сделаны первые попытки перехода к демократии еще в XIX веке, сразу же после освобождения от испанского колониального господства. Однако в большинстве латиноамериканских стран стабильных демократических режимов так и не сложилось. Часто демократическое правление прерывалось военными переворотами и установлением военных диктатур, но нередки были и случаи авторитарного перерождения гражданских режимов. Периоды авторитаризма сменялись периодами демократизации и наоборот. Такое циклическое развитие было следствием того, что переход к демократии в странах Латинской Америки не подкреплялся адекватными социально-экономическими и социокультурными факторами. Начиная с 60-х годов XX века печальный латиноамериканский опыт повторяли многие вновь возникающие государства Азии и Африки, в которых периоды демократического и авторитарного правления постоянно сменяли друг друга.

В-третьих, диалектическая модель, имевшая место в Германии и Италии, а также в Испании, Португалии и Греции. Всем этим странам удалось в свое время довольно далеко продвинуться по пути политической модернизации. Однако демократические изменения не стали необратимыми. Победившие в этих странах тоталитарные и авторитарные политические режимы перечеркнули развитие демократических институтов. Происшедшее впоследствии возвращение к демократии можно рассматривать как «отрицание отрицания», поэтому подобный путь демократического развития и получил название «диалектического».

Обобщение опыта перехода к демократии многих стран мира позволяет сделать вывод о существовании трех основных этапов такого перехода: 1) кризис авторитарного режима и его либерализация; 2) установление демократии; 3) консолидация демократии. Кризис авторитарного или тоталитарного режима может наступить вследствие резкого снижения уровня его легитимности. Причинами такой делегитимации, как показывает историческая практика, являются потеря по какой-либо причине харизматического лидера, массовое разочарование населения в господствующей идеологии, что часто связано с неэффективностью авторитарной или тоталитарной власти. В ситуации кризиса режима разворачивается борьба между представителями «жесткой» и «мягкой» линий. Первые стремятся сохранить существующий режим, в том числе и с помощью репрессий, вторые считают необходимым снимать напряжение путем уступок и частичных реформ. Победа сторонников «мягкой» линии открывает дорогу либерализации режима. В данном случае под либерализацией понимается предоставление гражданам некоторых прав и свобод, введение элементов так называемой «ограниченной демократии». Желая сохранить свою власть, правящая элита старается придать политическому режиму внешнюю респектабельность. В результате либерализации возникают условия для усиления активности и повышения роли гражданского общества (если оно уже сформировалось). Либерализация означает также дальнейшую эрозию и разложение авторитарного (тоталитарного) режима и постепенный переход к следующему этапу – установлению демократии.

Основными составляющими процесса установления демократии являются формирование конкурентной партийной системы, с одной стороны, и демократическая институализация механизмов государственной власти, с другой стороны. На этапе установления демократии закладываются конституционные основы новой политической системы. Однако для того, чтобы происшедшие перемены стали необратимыми, необходим следующий, третий этап – этап консолидации демократии. На этом этапе осуществляется окончательная легитимация демократических институтов, происходит адаптация общества к новым механизмам политической власти.

На основе обобщения опыта перехода к демократии в различных странах и регионах политологи сделали следующие выводы о закономерностях такого перехода: существует ор­ганическая и неразрывная связь между рыночной экономикой и политической демократией; для перехода к демократии необходим определенный уровень технологического, социокультурного и социально-экономического развития; социальной базой демократизации является занимающий ведущее положение в обществе средний класс; становление демократии невозможно без формирования гражданского общества.

 

 

4. «Третья волна демократизации» и теории демократического транзита. С середины 70-х годов стал набирать силу глобальный процесс круше­ния антидемократических режимов, охвативший практически все континенты и регионы земного шара. Этот процесс С. Хантингтон назвал «третьей волной демократизации». «Первая волна демократизации», по его мнению, охватывала период более чем в сто лет с 1820 по 1926 годы и коснулась многих стран европейского и американского континентов. С 1926 года – года окончательного утверждения фашистской диктатуры Муссолини в Италии, начинается возвратная или «реверсивная» волна, характеризующаяся сокращением числа демократий и увеличением числа тоталитарных и авторитарных политических режимов. С 1942 года, то есть с переломного момента второй мировой войны, начинается «вторая волна демократизации», продолжавшаяся, по мнению Хантингтона, до 1962 года. Затем вновь следует откат, ознаменованный длинной цепью военных переворотов в латиноамериканских, азиатских, африканских и даже европейских (Греция, 1967 год) странах. «Третья волна демократизации» начинается с демократических перемен сначала в странах Южной Европы (Испания, Португалия, Греция), а затем в странах Латинской Америки и Восточной Азии.

Кульминацией «третьей волны демократизации» стало крушение на рубеже 80-90 годов казавшихся незыблемыми коммунистических режимов в Советском Союзе и странах Центральной и Восточной Европы. С этого момента процес­сы посткоммунистического развития становятся основным объектом изуче­ния оформившейся в относительно самостоятельную научную дисциплину транзитологии.

Первоначально проблемы становления демократических режимов в бывших социалистических странах исследовались на основе традиционных для теории политической модернизации и транзитологических концепций подходов. Перспективы утверждения в посткоммунис­тических странах новых экономических и политических институтов оценива­лись исходя из опыта посттоталитарного и поставторитарного развития Германии, Италии, стран Южной Европы, Латинской Америки.

Со временем мнения западных политологов, изучающих посткоммунисти­ческие переходные процессы, разделились. Одни, в их числе, например, такие известные ученые как А. Лейпхарт, А. Степан и Ф.Шмиттер, считают, что процес­сы, происходящие сегодня в странах Восточной Европы и на постсоветском пространстве, при всей их специфике, являются все же аналогом процессов и событий, имевших место в других регионах, затронутых "третьей волной демократизации". Сформировалась и иная точка зрения. Американский по­литолог С. Терри считает, что проблемы, стоящие перед посткоммунистиче­скими странами, имеют, как минимум, пять отличий от проблем в странах, ранее осуществивших переход от тоталитаризма и авторитаризма к демокра­тии. Первое отличие связано с тем, что в посткоммунистических странах пытаются одновременно создать рыночную экономику и плюралистическую де­мократию. До сих пор ни одна авторитарная или тоталитарная система не знала такой степени огосударствления экономики, как в коммунистических государствах. Стремление одновременно сформировать рыночное хозяйство и стабильную демократическую систему порождает внутреннюю противоречи­вость посткоммунистического перехода. Хотя в длительной исторической перспективе демократия и рынок взаимодополняются и укрепляют друг дру­га, на нынешнем этапе реформирования бывших социалистических государств они вступают между собой в конфликт. Он происходит по следующей схеме: радикальные экономические реформы приводят к серьезному снижению жиз­ненного уровня населения, тяготы начального этапа перехода, к рынку порождают политическую нестабильность, которая затрудняет создание право­вых и институциональных основ дальнейших экономических реформ, мешает привлечению иностранных инвестиций, способствует продолжению экономиче­ского спада, а экономический спад, в свою очередь, усиливает политическую напряженность в обществе. Второе отличие также касается социально-экономической сферы, В странах, находившихся на более низком уровне экономического и индустриального развития, при переходе к демократии стояла задача создания новых отраслей народного хозяйства. А посткомму­нистические государства столкнулись с необходимостью полного демонтажа значительной части уже существовавших секторов промышленности при одно­временной радикальной перестройке и модификации многих производств.

Третье отличие связано с высокой этнической неоднородностью посткоммунистических стран. Это приводит к распространению националистиче­ских настроений. Национализм в любых его формах, как правило, плохо совместим с демократией, поскольку подчеркивает превосходство одних на­ций над другими, тем самым раскалывая социум по этнонациональному приз­наку и препятствуя возникновению подлинного гражданского общества.

Четвертое различие между посткоммунистическими и поставторитарными переходными процессами С. Терри связывает с проблематикой гражданско­го общества. С ее точки зрения, применение этого понятия к сегодняшним реальностям Восточной Европы и бывшего СССР вообще весьма сомнительно. Гражданское общество предполагает не только существование автономных от государства политических и общественных организаций, но и их способность взаимодействовать в определенных границах. Без наличия таких институци­онально оформленных границ, без готовности общественных групп и лидеров следовать общепринятым правилам игры возможен паралич политической сис­темы. В посткоммунистических странах существуют серьезные препятствия на пути формирования реального гражданского общества. С одной стороны, в большинстве этих стран до установления коммунистических режимов су­ществовали лишь элементы гражданского общества, весьма далекие от его зрелых форм. С другой стороны, реальная политическая практика, оппозици­онных групп и политический опыт последних лет коммунистической власти не способствовали формированию представлений о политике как "искусстве возможного". Политическая жизнь фрагментарна и излишне персонализирована, конфронтация здесь по-прежнему преобладает над компромиссом, а электорат пребывает в состоянии отчуждения и замешательства.

Пятое отличие посткоммунистического развития С. Терри видит в меж­дународных условиях. Они менее благоприятны, чем были для Германии и Италии в послевоенные годы, или для южноевропейских стран в 70-е. Се­годня посткоммунистические страны не получают должной помощи и поддер­жки.

С точки зрения другой американской исследовательницы В. Барнс, в Восточной Европе, в отличие, например, от Латинской Америки, речь идет не о возвращении к демократии. На Востоке правовое государство и другие демократические институты не восстанавливаются, как это было в других странах, а создаются практически заново. Аналогичная ситуация и в сфере экономики, где рождается новая система, а не модифици­руется уже существовавшая.

Первоначальные представления о сроках и этапах переходного про­цесса в посткоммунистических странах базировались на опыте предшеству­ющих поставторитарных переходов, для таких относительно развитых в промышленном отношении стран, какими были государства Восточной Европы и СССР, предсказывалась возможность достаточно быстрого перехода к рыночной экономике к стабильной демократии. С позиций прежних транзитологических концепций, этот переход должен был состоять из двух основных эта­пов – перехода, к демократии" и "консолидации демократии". На основе накопленного практического опыта экономических и политических реформ в бывших социалистических странах прежние выводы в последнее время уточняются. Американский политолог Л. Шин называет четыре этапа транс­формации посткоммунистического общества:

1. разрушение тоталитарной системы;

2. переход к демократической системе;

3. утверждение демокра­тической системы;

4. окончательное совершенствование демократических институтов.

З. Зб.Бжезинский, предлагая свою периодизацию посткоммунистического перехода, учитывает его политические и экономические аспекты. Он выде­ляет три фазы процесса демократизации и создания рыночной экономики. Первая фаза начинается сразу же после паления коммунистического режима. Ее задачами являются трансформация высших структур политической власти и первичная стабилизация экономики. Эта фаза может длиться от одного до пяти лет. Вторая фаза институционально обеспечивает функционирование демократической системы. Задачи этой фазы включают в себя принятие но­вой конституции, утверждение новой избирательной системы, внедрение в общественную практику демократических процедур. Политическим изменени­ям сопутствуют серьезные сдвиги в экономической сфере. На этом этапе формируется банковский сектор, осуществляются демонополизация и малая и средняя приватизация, основанная на законодательном обеспечении прав собственника. Устойчивое функционирование демократических институтов на основе утверждения в обществе соответствующей политической культуры и стабильный рост экономики означает начало третьей фазы. Длительность второй фазы - от трех до десяти лет, а третьей - от пяти до пятнадцати и более лет. Та­ким образом, сроки посткоммунистического перехода оказываются весьма длительными, не менее десяти лет в самых благополучных государствах Центральной Европы, а в наименее подготовленных для такого перехода странах - больше двух десятилетий.

Проблемы соотношения экономики и политики в процессе трансформации постсоциалистического общества привлекают внимание многих западных транзитологов. дискуссии ведутся вокруг отмеченной выше противоречивости "двойного перехода" и к рыночной экономике и к демократии. Ряд исследо­вателей отмечает, что основная масса людей, отвергая коммунистические режимы, руководствовалась мотивами социально-экономического, а не идей­ного или политического характера. Поэтому падение жизненного уровня, нестабильность материального положения широких слоев населения вызвало в посткоммунистических обществах разочарование в демократии как полити­ческой системе. Это разочарование опасно, во-первых, резким усилением антисистемной оппозиция правого и левого толка, во-вторых, ограничени­ем демократических свобод со стороны правящего режима из-за возможнос­ти массовых народных выступлений, в-третьих, приходом к власти нового авторитарного режима. Чтобы избежать этого, предлагается использовать метод шоковой терапии для ускорения периода экономических неурядиц либо, наоборот, отложить экономические реформы до того момента, когда произ­водство достигнет низшей точки падения. Другой подход вообще рекоменду­ет избегать одновременного проведения политических и экономических ре­форм. Сделать это можно, выбрав один из следующих сценариев:

3. эконо­мические реформы предшествуют демократизации;

4. сначала предпринимают­ся комплексные политические реформы и только после их институционального закрепления начинаются рыночные преобразования.

Приверженцы первого сценария исходят из того, что экономические реформы требуют последовательных, решительных и непопулярных действий сильной авторитарной власти. Подобный тезис отражает представления кон­сервативного направления теории политической модернизации 70-х годов. Но сегодня он подвергается серьезной научной критике. Основные возраже­ния против стратегии либерализации экономики авторитарными методами сводятся к следующему: во-первых, многие авторитарные правительства на практике не способны осуществить либерализацию экономики; во-вторых, способные к проведению либерализации правительства утрачивают, по край­ней мере, в краткосрочной перспективе, импульсы к демократизации.

Сравнительные исследования опыта различных стран Европы, Латинской Америки и Азии не дают однозначного ответа, на вопрос о том, эффективен ли авторитарный путь экономической модернизации. Нельзя исключать воз­можности успешного последовательного проведения рыночных преобразований при авторитарном режиме, а затем либерализации и демократизации этого режима. Некоторые авторитетные ученые полагают, что в долгосрочной пер­спективе коммунистический Китай, демонстрирующий успехи в создании ры­ночной экономики, имеет не меньшие, а большие шансы создать демократическую политическую систему, чем государства, отвергнувшие коммунисти­ческий режим, но не сумевшие пока. Добиться серьезных экономических успе­хов. На этом фоне деятельность М. Горбачева, инициировавшего либерализа­цию коммунистического режима в условиях начавшегося спада в экономиче­ской сфере и в отсутствии сколько-нибудь продуманного плана рыночных реформ, выглядит недостаточно обоснованной.

Многие видные западные политологи и экономисты полагают, что поли­тические преобразования должны быть важнейшим условием для перехода от плановой экономики к рыночной. По их мнению, Б. Ельцин и его сторонники сделали ошибку осенью 1991 года, упустив время для серьезных политиче­ских изменений. Вместо того чтобы создать собственную политическую партию, скорректировать действовавшую советскую конституцию и провести новые парламентские выборы, российское руководство без необходимой по­литической и идеологической подготовки приступило к радикальной эконо­мической реформе. Отдав приоритет экономическим изменениям перед, измене­ниями политического характера, Б. Ельцин, по мнению известных специалис­тов в области транзитологии Х. Линца и А. Штепана, совершил крупный про­счет. В результате своими действиями он ослабил и государство, и демо­кратию, и экономику. Многие последующие кризисы посткоммунистического развития современной России проистекали из того, что долгосрочные цели были принесены в жертву краткосрочным расчетам молодых экономистов, не имевших достаточного политического опыта и знаний.

Транзитология, в отличие от прежних концепций политической модерни­зации, не рассматривает демократизацию как процесс с однолинейной на­правленностью, а предусматривает самые различные, в том числе и песси­мистические, сценарии ее осуществления. Сегодня пессимизм в оценках де­мократического будущего большей части посткоммунистических государств начинает преобладать. Меньше всего опасность отказа от демократической ориентации развития связывают с перспективой восстановления коммунисти­ческих режимов. Более вероятно установление националистической диктатуры или утверждение на длительное время политических режимов, содер­жащих в себе элементы авторитаризма. Как утверждает Ф. Шмиттер, перед странами, находящимися на этапе поставторитарного перехода, кроме аль­тернативы автократии или демократии существует и еще одна: либо возник­новение гибридных режимов, сочетающих в себе элементы автократии и де­мократии, либо существование "стойких, но не утвердившихся демократий".

Для обозначения политических режимов первой группы в транзитологии используются специальные термины - диктабланда ("опекаемая демокра­тия") и демокрадура ("ограниченная демократия"). По мнению того же Ф. Шмиттера, в посткоммунистических странах наиболее реальной перспекти­вой является все же не существование гибридных режимов,.а установление "неутвердившейся демократии". Не менее реальна и перспектива консервации нынешнего переходного состояния. Она также не выглядит привлекате­льно, так как постсоциалистическое общество совмещает в себе негативные черты, доставшиеся в наследство от тоталитарного прошлого, с не менее отрицательными чертами первоначального периода становления рыночной капиталистической экономики.

После крушения коммунизма бывшие социалистические страны развива­лись по-разному, и сегодня их уже нельзя рассматривать как некую недифференцированную группу. По мнению политолога Ч. Гати, лишь в небольшой группе бывших коммунистических государств Центральной Европы и постсо­ветских республиках Балтии есть возможность успешного завершения демо­кратических преобразований и экономических реформ. Ч. Гати считает, что гибридные режимы могут существовать в посткоммунистических условиях. Все, не вошедшие в вышеназванную группу, восточноевропейские государства, а также Россию, Украину, Белоруссию и Молдавию американский полито­лог причисляет к группе стран с полуавторитарными режимами. В этих странах осуществляются умеренные рыночные реформы, власти здесь допус­кают существование свободной прессы, проводятся внешне свободные, но на деле манипулированные выборы, для некоторых государств данной группы подходит утвердившееся в транзитологии понятие "делегированная демокра­тия" или, иначе говоря, демократическая система., в которой реальная власть сосредоточена в единственном центре, например, в руках у прези­дента.

К третьей группе относятся восемь бывших советских республик За­кавказья и Центральной Азии. Эти страны Ч. Гати называет "проигравшими", считая, что в них на смену тоталитаризму пришли авторитарные режимы, а шансов на формирование демократической системы и на создание современ­ной рыночной экономики в обозримой перспективе нет.

Следует отметить, что в подобного рода классификациях присутству­ет значительная доля субъективизма. Этим можно объяснить причисление к группе наиболее преуспевших в демократизации стран государств Балтии, где не реше­на проблема прав некоренного населения.

В целом транзитологические концепции постсоциалистического разви­тия еще далеки от совершенства, также как далек от завершения переход большинства восточноевропейских стран и бывших советских республик к новой политико-экономической системе.

 

 

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

 

1. В чем вы видите достоинства и недостатки марксистской теории революции?

2. Можно ли говорить о «законе Токвиля» как универсальном законе всех революций и почему?

3. Попытайтесь применить известные вам концепции революции к опыту политического развития России в XX столетии.

4. Охарактеризуйте основные черты традиционного и современного общества.

5. Как взаимосвязаны между собой процессы модернизации общества в политической и неполитической сферах?

6. Каковы предпосылки и основные пути перехода к демократии?

7. Дайте сравнительную характеристику трех волн демократизации.

8. В чем состоит специфика посткоммунистического развития по сравнению с предшествующим историческим опытом перехода к демократии?

9. Каково соотношение политических и экономических реформ в условиях демократического транзита?

10. Каковы основные итоги и уроки посткоммунистического развития России?

 

Литература:

 

1. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. М., 2000.

2. Бергер П. Капиталистическая революция. 50 тезисов о процветании, равенстве и свободе. М., 1994.

3. Гельман В. Трансформация в России: политический режим и демократическая оппозиция. - М.,1999.

4. Доган М., Пеласи Д. Сравнительная политическая социология. М., 1994.

5. Ильин М.В. Идеальная модель политической модернизации и пределы ее применимости. М.,2000.

6. Козловский В.В., Уткин А.И. Федотова В.Г. Модернизация: от равенства к свободе. СПб., 1995.

7. Красильщиков В.А., Гутник В.П. и др. Модернизация: зарубежный опыт и Россия. М., 1994.

8. Купряшин Г.Л. Политическая модернизация. М., 1991.

9. Мельвиль А. Демократические транзиты. Теоретико-методологические и прикладные аспекты. М., 1999.

10. Мощелков Е.Н. Переходные процессы в России: Опыт ретроспективно-компаративного анализа социальной и политической динамики. М., 1996.

11. Пшеворский А. Демократия и рынок. Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке. М., 2000.

12. Современные зарубежные теории социального изменения и развития / Отв. ред. Э.В.Гирусов, В.Л.Калькова. – М., 1992.

13. Старостин Б.С. и др. Модернизация и национальная культура: Материалы теоретического семинара. М., 1994.

14. Штомпка П. Социология социальных изменений. М., 1996.

15. Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций. М., 1999.

 

 

Глава 16. Политические технологии и политический мееджмент

Глава 17. Политические конфликты

 

 

1. Политический конфликт как социальное явление

2. Типология политических конфликтов

3. Способы разрешения политических конфликтов

 

1. Политический конфликт как социальное явление. Политический процесс, содержание которого можно трактовать как различные формы взаимодействия политических субъектов, включает в себя, в том числе и конфликтные взаимоотношения акторов.

Понятие “конфликт” для целого ряда зарубежных и отечественных исследователей является имманентно присущим самому феномену власти. Власть ассоциируется с противостоянием, сопротивлением, принуждением, санкциями и другими “негативными коннотациями”, поэтому большинство авторов включают конфликт в число неотъемлемых элементов властных отношений. Так, В.Ледяев пишет: “Власть часто связана с конфликтом, некоторые формы власти подразумевают конфликт само собой”. В первую очередь, этот тезис относится к власти политической. Некоторые авторы утверждают даже, что политика уже сама по себе выступает ничем иным, как глобальным конфликтом. ”Конфликт проявляется во многих сочетаниях и формах, включая драматические состязания на выборах на высокие общественные посты, грандиозные конституционные баталии по поводу фундаментальных принципов, а также горькие столкновения по поводу противоречивых политических вопросов, касающихся земных проблем, возникающих в ежедневной жизни государства”, – отмечает американский политолог Т.Павлак. Такая расширительная трактовка сущности политических коллизий обеспечивается присутствием политической составляющей в любой разновидности конфликта. Венгерский исследователь К.Кульчар утверждает: даже внутриличностные конфликты, выступая как противоречия между интересами, информацией и ценностями индивидуума, могут проявляться и как политические конфликты.

Для западной науки с ее богатыми традициями в области конфликтологической парадигмы вообще характерна исключительная поливариантность методологических оценок и подходов к определению феномена политического конфликта. Поэтому и сегодня продолжается дискуссия относительно содержания указанной категории, несмотря на ставшие уже классическими определения, которые даны в работах Л.Коузера, К.Боулдинга, Р.Дарендорфа и др. Несомненную значимость в этом отношении представляет социально-политическая концепция П.Бурдье. Она актуальна уже потому, что автор, исходя из теоретических посылок классиков конфликтологической парадигмы, предлагает свой подход к трактовке сущности и динамики социальных коллизий. Сегодня этот подход представляется более релевантным общественным процессам рубежа столетий, нежели труды основателей конфликтологии.

Формирование социальных классов, групп и их агентов, конфликтных и конкурентных отношений между ними французский социолог связывает с неравным распределением капитала — экономического, культурного, социального, престижного. Причем, способ функционирования различных групп изначально двойственен. С одной стороны, они существуют “в вере в собственное существование”, что обозначено (маркируется) организациями и символикой, на этой вере основанных. С другой стороны, эта вера не есть чистая фикция, благодаря институтам, ответственным за (вос)производство этой веры. Сложная структура классов, социальных групп и их фракций, а также совокупность капиталов и видов “собственности” и составляют социальное пространство. Экономические и культурные различия между группами выступают в качестве объективных разграничителей этого пространства. Важнейшая идея Бурдье заключается в том, чтобы выяснить, каким образом и как агенты разных классов, классовых фракций и групп, имеющих в своем распоряжении различные виды капитала, собственности, действуют, объективируют свой габитус* в структуре социального пространства с целью поддержания или расширения своих позиций и собственности. Социальное пространство включает конкретные поля деятельности, где и происходит конфликт в разных формах. Политические, экономические, духовные и другие конфликты и есть столкновения указанных социальных сил на соответствующих полях за удовлетворение или защиту своих интересов. При этом конфликтны не только интересы больших социальных групп, не только действия политических партий, отражающих эти интересы, но и представления в голове самого индивида относительно программ и кандидатов на властные статусы и роли.