В социально-политическом аспекте вопрос о политическом лидерстве "поворачивае-тся" другой стороной и соответственно освещается (вне зависимости от конкретного содержания предлагаемых концепций) в (371) несколько ином ракурсе по сравнению с личностным и социально-психологическим аспектами анализа. Здесь уже не столь актуально, скажем, противопоставление руководителя и лидера, поскольку при исследо-вании реального политического процесса на макроуровне оказывается, что мир полити-ческих лидеров, являющихся таковыми по своей природе, по личным качествам и задаткам (что называется "от природы", "от Бога"), и мир реальных политических лидеров - классов, наций, партий, движений, государств и т.д.- отнюдь не тождественны. В реальной действительности в роли политических лидеров выступают зачастую не только яркие, демократичные, бескорыстные, терпимые, коммуникабельные люди.
Задача же социально-политического исследования чаще всего и состоит как раз в том, чтобы разобраться, как и почему различные личности, даже те, кто совершенно, казалось бы, не годится для выполнения миссии политического лидера, оказываются именно в его роли, как они исполняют эту роль, каким образом можно классифицировать лидерство в реальном политическом процессе, зависит ли доминирующий тип лидерства от конкретно-исторических особенностей этого процесса и т.д.
Еще древние политические мыслители поставили простой, но, как оказалось, неисчерпаемо сложный вопрос: "Кто должен править государством, кто должен быть выразителем воли народа?" И вот уже несколько тысячелетий человечество, осмысливая свой опыт, непрестанно ищет и находит неоднозначные ответы на этот вопрос. Естественно, в этих ответах весомое место занимают концепции авторитета. К примеру, марксистской обществоведческой традиции вообще свойственен классовый подход к преобразованиям. В этом ключе она трактует и природу авторитета: под ним понимаются широкие социально-экономические отношения, которые выражаются в конечном счете понятием "политическая власть". Другими словами, изначально авторитетно все то, что ведет через классовую борьбу к обеспечению закономерных - опять-таки с точки зрения марксизма - преобразований. Энгельс решительно возражал против того, чтобы первым актом социальной революции была отмена авторитета. Он считал, что и грядущая (372) революция, и (в случае ее успеха) на какое-то время возникшее политическое государство не смогут обойтись без методов и средств сугубо авторитарных, корда одна часть населения навязывает свою волю другой его части. Тем самым политический авторитет как бы "освящает" все перипетии классовых отношений и исчезнет лишь с отмиранием политической субстанции, то есть когда "общественные функции потеряют свой политический характер и превратятся в простые административные функции, наблюдающие за социальными интересами" [Энгельс Ф. Об авторитете // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд.- Т. 18.- С.305].
Однако в политической практике обществ, развивавшихся на основе марксистских доктрин, перспектива политического авторитета оказалась иной: он не "торопился" отмирать по мере социалистического строительства. Напротив, потребность в нем даже возросла.
Известно, что в странах, избравших социалистический путь, повсеместно утвердились тоталитарные и авторитарные режимы, в которых не нашлось места для политического плюрализма, оппозиции и всех других естественных атрибутов соревновательного политического процесса. А значит, не было потребности и в политических лидерах, способных выдвигать силой свого авторитета конструктивные альтернативы официальной политике. Вместо этого последовательно насаджалась практика "олицетворения", согласно которой лица, занимающие ответственные позиции в управленческих и правящих структурах, были для подчиненных не личностями, но прежде всего представителями конкретных общественных сил - коммунистической партии, рабочего класса, народа или всего общества.
Отправление функций власти окружалось тайной, а руководителям приписывались сверхчеловеческие свойства, неподвластные критике. Авторитет руководителя зависел не от его личностного потенциала, а в решающей мере от того, насколько "правильно" он выражает делегированную ему (от имени и по поручению...) "олицетворенную" волю.
Иной подход к логике политического процесса и его авторитетным субъектам содержится в концепции М. Вебера. В ней утверждается, что основой социаль (373) ного (в том числе и политического) поведения человека являются не застывшие классовые детерминанты, но живые полнокровные побудители: интересы, ценности и нормы конкретного субъекта. М. Вебер вообще понимал власть как шанс в рамках имеющихся социальных отношений, возможность и способность, несмотря на сопротивление, навязать свою"волю - все равно, на чем этот шанс строится [См.: Зарубежная политическая, наука: История и современность. - М., 1990. - Вып. 1. С.77].Такое понимание власти позволяет рассматривать ее как некий капитал, которым в принципе может обладать каждый, то есть субъекты власти многочисленны и неповторимы и "олицетворяют" самих себя.
М. Вебер предлагает разделить потенциальных и реальных профессиональных политиков в соответствии с их мотивационными системами на две группы: тех, кто живет "для" политики, и тех, кто живет "за счет" политики и "политикой" [См.: Вебер М. Политика как призвание и профессия // Избр.произв.- М., 1990.- С.647 - 706], и дифференцированно относиться к наделению их властными полномочиями, авторитету и возможностям влиять на общество.
Многие политологи и социологи сконцентрировали исследовательские усилия на отработке методик, механизмов и других процедур социальной технологии формирования и реализации авторитета, полагая, что сложившиеся формы господства и подчинения в рамках правления и лидерства имеют непреходящий характер.
Однако на фоне современного увлечения сугубо технологическими рецептами было бы неправомерно забывать исторический опыт и, в частности, не потерявшие значения и по сей день сентенции и философские аргументы мыслителей прошлого, посвященные проблемам взаимоотношений "власть - общество", "правитель - народ", требованиям, предъявляемым к правителям. В этом плане не лишне будет вспомнить содержание политических концепций Платона, Аристотеля, Цицерона, мыслителей средневековья, Макиавелли, английских и французских просветителей, Канта, Гегеля и др. Тем более, что ряд работ, входящих в сокровищницу мировой политической мысли, написан в непосредственно рекомендательной форме. (Например, в "Государе" Н. Макиавелли даже названия разделов раскрывают содержат(374)ние и направление рекомендаций автора; "О гражданском единовластии", "Как избежать льстецов", "О щедрости и бережливости", "О жестокости и милосердии" и т. д.).
Фактически одной из стержневых проблем всей истории европейской политической мысли является общая емкая проблема осуществления властных отношений и лидерства. Своеобразными полюсами ее решения являются следующие позиции: руководить в поли-тической сфере могут и должны все ("и каждая кухарка может управлять государством"); в обществе всегда есть круг особых людей, которые; не столько по воле родовых унасле-дованных привилегий, сколько в силу своих личностных качеств и черт характера, способностей, а также ввиду ситуационной логики обстоятельств буквально востребованы обществом и социально предназначены и предопределены для осуществления руководя-щих политических функций. Они разными путями приходят в большую политику: одни готовят себя к миссии лидера с юношеских лет, искренне полагая, что именно они постигли тайны истории и им есть что сказать народу; другие стали лидерами случайно, поскольку их облик и индивидуальность оказались в конкретной ситуации средоточием тех качеств, в которых остро нуждался народ; третьи мобилизовали себя осознанной потребностью в выполнении нравственного долга; четвертых исподволь готовила к высоким позициям в политике правящая Система, и они (в зависимости от мировоззрен-ческих установок) стали верно ей служить или же, напротив, восстали против нее. Словом, мотивы здесь индивидуальны и потому неисчерпаемо многогранны, впрочем, как и ответы на ожидания общества, воплотившиеся в политическом поведении лидеров.
