Победа КПК в гражданской войне

Быстрый распад гоминьдановской государственности, развал гоминьдановской армии, стремительное наступление на юг НОА поставило перед КПК новые сложные задачи, связанные со слабостью политических позиций КПК в гоминьдановских районах. Как уже говорилось, руководство КПК всячески поддерживало выступления демократических партий и групп, студенческих, женских и других организаций за прекращение гражданской войны, за ликвидацию однопартийной власти Гоминьдана, за демократизацию политической жизни. КПК стимулировала и борьбу гоминьдановских профсоюзов за повышение зарплаты рабочих, в поддержку общедемократических требований. Коммунисты (не раскрывая себя, естественно) активно участвовали в работе оппозиционных организаций. Однако все эти движения, видевшие в КПК союзника в борьбе с гоминьдановским самовластием, в момент освобождения сохраняли определенную самостоятельность и некоторую инерцию борьбы за общедемократические цели, а поэтому вполне справедливо не могли рассматриваться КПК как надежная политическая опора в их борьбе за установление политического господства КПК.

Слабым было и влияние КПК в освобождаемой деревне, где так и не развернулось массовое крестьянское движение под знаменем аграрной революции. Отсюда и слабость партизанского движения в гоминьдановском тылу, в котором, по оценке руководства КПК, участвовало всего около 30 тыс. чел. Сельских партийных организаций в освобождаемых районах практически не было.

В результате гоминьдановских репрессий и многолетнего пренебрежения со стороны руководства КПК работой в гоминьдановских районах очень слабыми и малочисленными были парторганизации даже в крупных городах страны. Так, в Гуанчжоу после его освобождения местная парторганизация насчитывала всего около 100 чел.

Слабостью влияния КПК в гоминьдановских районах определялась и тактика партии, не рассчитанная на открытые и тем более вооруженные выступления против гоминьдановского господства и предполагавшая сохранение и накопление сил, необходимых для последующего «освоения» освобождаемой территории. Этими же причинами объяснялась (однако определялась не только ими) и тактическая линия КПК после освобождения. Так, в директивном указании ЦК КПК от 8 апреля 1948 г. говорилось: «Не следует торопиться с организацией городского населения на борьбу за проведение демократических преобразований и улучшение жизненных условий». В этой линии отразилось уже устойчивое недоверие руководства КПК к унаследованному от гоминьдановского прошлого общедемократическому массовому движению, не находившемуся под жестким контролем КПК, отразилось стремление не допустить развития самостоятельной политической инициативы со стороны городского населения, в том числе и рабочего класса.

В рассматриваемое время отношение руководства КПК к рабочему классу и рабочему движению остается противоречивым. С одной стороны, КПК стремилась усилить организованность рабочего класса и тем самым возможность контролировать рабочее движение. Так, в августе 1948 г. в Харбине под контролем КПК был проведен VI съезд профсоюзов, на котором были представлены как профсоюзы освобожденных районов, так и профсоюзные организации гоминьдановских районов. На съезде была воссоздана Всекитайская федерация профсоюзов, председателем которой был избран Чэнь Юнь. С другой стороны, на уже освобожденной территории руководство КПК считало необходимым сдерживать борьбу профсоюзов за улучшение положения рабочих, критиковало профсоюзы за «экономизм», за «левый» уклон, выражавшийся, по мнению руководства КПК, в «чрезмерном» внимании к материальной стороне жизни рабочего класса. Конечно, экономическое положение освобождаемых районов было сложным В рассматриваемое время отношение руководства КПК к рабочему классу и рабочему движению остается противоречивым. С одной стороны, КПК стремилась усилить организованность рабочего класса и тем самым возможность контролировать рабочее движение. Так, в августе 1948 г. в Харбине под контролем КПК был проведен VI съезд профсоюзов, на котором были представлены как профсоюзы освобожденных районов, так и профсоюзные организации гоминьдановских районов. На съезде была воссоздана Всекитайская федерация профсоюзов, председателем которой был избран Чэнь Юнь. С другой стороны, на уже освобожденной территории руководство КПК считало необходимым сдерживать борьбу профсоюзов за улучшение положения рабочих, критиковало профсоюзы за «экономизм», за «левый» уклон, выражавшийся, по мнению руководства КПК, в «чрезмерном» внимании к материальной стороне жизни рабочего класса. Конечно, экономическое положение освобождаемых районов было сложным (разрушенность ряда предприятий, инфляция, дороговизна и т.п.) и новая власть не располагала значительными материальными резервами. Однако именно эта сложность условий требовала от руководства КПК и новых профсоюзов внимания к повседневным нуждам рабочих и желания активизировать политическую самостоятельность рабочего класса. Это было тем более важно, что в канун освобождения организации КПК всячески поддерживали экономические и общедемократические требования рабочего движения, стремясь его радикализировать и обострить отношения профсоюзов с властями. Приход НОА и установление новой власти в этих условиях могли вести к определенному разочарованию трудящихся, к их отчуждению от новой власти.

Политика руководства КПК в условиях победоносного наступления НОА выявила, таким образом, со всей отчетливостью по преимуществу военный характер методов революционного действия. Особенно отчетливо этот характер проявился в путях и методах организации новой власти в освобождаемых районах. Глубокий кризис гоминьдановской власти так и не перерос в революционную ситуацию из-за крайней слабости субъективного фактора. Свергаемой наступавшей НОА гоминьдановской власти не было политической альтернативы в освобождаемых районах, не было революционных сил, которые могли бы взять власть в свои руки. Руководство КПК в какой-то мере предвидело это и пыталось подготовить кадровых работников для освобождаемых районов, но сил для этого было недостаточно. Оставалось лишь два пути: использование старого аппарата власти под контролем военных властей НОА и прямое участие офицеров и солдат НОА в создании нового аппарата. Руководство КПК полностью воспользовалось обоими путями. В связи со стремлением многих гоминьдановских чиновников всех уровней администрации отмежеваться от гибнущего режима КПК имела благоприятные возможности не только для привлечения ряда старых государственных деятелей к делу создания некоторого политического декорума, но и для использования старого низового аппарата, в том числе и полицейского. Но, конечно же, главной политической силой становились кадры и аппарат НОА. Из-за всех этих обстоятельств новый политический режим складывался прежде всего как военно-административный. На освобождаемой территории вся полнота власти переходила в руки военной администрации, учреждаемой наступавшей НОА и из состава НОА. К концу войны вся страна была разделена на шесть больших административных районов: Северо-Восточный, где уже существовало ранее созданное народное правительство, Северный, администрация которого стала основой создания центрального правительственного аппарата в Пекине, а также четыре других — Северо-Западный, Юго-Западный, Восточный, Центрально-Южный, которые фактически охватывали преимущественно новые освобожденные районы и в которых учреждались военно-административные комитеты.

В провинциях и крупных городах им подчинялись военно-контрольные комитеты. Этот военный аппарат обладал всей полнотой власти и на его плечи возлагалось проведение политических и экономических преобразований.

Таким образом, победоносное развитие борьбы за власть все больше сводилось к войне двух государственно-политических структур (гоминьдановской и коммунистической) и двух армий. Нарастание роли военного фактора, все большая милитаризация политики, проведение преобразований в основном «сверху» постепенно оборачивались возрастающей пассивностью широких народных масс, уменьшением их самостоятельного участия в политической борьбе, угасанием самодеятельности трудящихся, все меньше способных наложить отпечаток своей политической активности на ход и результаты гражданской войны. Поэтому возраставшая численность воюющих армий не должна затемнять реального факта снижения подлинной народности революционной борьбы в Китае во второй половине 40-х гг. в традиционном для революционного лексикона смысле.

Превалирование военного фактора в борьбе за власть оказало существенное воздействие на развитие самой КПК. В рассматриваемое время КПК быстро росла численно, не теряя при этом своей жесткой политической структуры и модифицируя свой идеологический облик, унаследованный от «чжэнфэна». Если к VII съезду партия насчитывала более 1,2 млн. членов, то в июле 1946 г. — 1,5 млн, в декабре 1947 г. — 2,7 млн, в октябре 1948 г. — более 3 млн, в октябре 1949 г. — 4,5 млн. По-прежнему партия росла в первую очередь за счет сельских парторганизаций, а с 1948 г. частично и за счет создания парторганизаций в освобожденных городах. Удельный вес армейских парторганизаций продолжал падать, составляя к концу рассматриваемого периода менее четверти партийного состава. Наиболее высокими темпами численность парторганизаций возрастала в новых освобожденных районах. Чтобы добиться повсеместного создания парторганизаций и быстрого увеличения их численности, руководство КПК, следуя принятому еще VII съездом КПК курсу, пошло на снятие ряда социальных ограничений при приеме в ряды партии. В 1949 г. в партии крестьяне и выходцы из крестьян составляли 80%, рабочие — 5%, прочие — 15%. В КПК насчитывалось 150 тыс. партийных ячеек, в том числе более 120 тыс. сельских, около 3 тыс. заводских, а остальные учрежденческие и армейские, причем именно эти последние рассматривались руководством КПК как наиболее крепкие парторганизации. Социальный состав КПК во многом определялся реальной социально-классовой структурой китайского общества, но также и сознательной политикой руководства КПК. В проводившемся им регулировании социального состава партии проявлялись представление ее руководства о классовой базе партии, социальная направленность всей политической линии. Обратим внимание на два взаимосвязанных фактора развития партии.

С одной стороны, по своему социальному составу КПК является фактически авангардом широкой социальной коалиции общенационального и общедемократического типа, ставшей основной движущей силой национально-освободительного движения. Именно национальный момент выступает как доминирующий при мотивации поддержки КПК широкими массами и при вступлении в ее ряды. И в этом смысле социальный состав КПК соответствовал объективному характеру политической борьбы.

С другой стороны, руководство КПК в рассматриваемое время не видело в рабочем классе наиболее революционной социальной силы, не идентифицировало себя с рабочим классом, не связывало с ним перспектив поступательного развития революции. Представление руководства КПК о ведущей, определяющей социальной группе в партии хорошо видно из одного внутрипартийного документа за май 1949 г.: «В настоящее время подавляющее большинство социального состава партии — выходцы из крестьян и очень мало рабочих, однако примерно одна треть из 3 млн. с лишним членов партии в течение длительного времени находилась на системе снабжения и по уровню своей сознательности по условиям жизни является лучшей частью рабочего класса, в этом — особенность КПК». Очень многозначительное свидетельство. В этом закрытом документе четко сформулировано представление руководства КПК о социальных силах, определяющих природу партии. К ним относится то меньшинство партии, которое фактически составляет кадровый костяк КПК и НОА (ганьбу), живет, как правило, на казарменном положении («находится на системе снабжения»), является по сути дела ядром профессиональных революционеров.

Формирование такой партийной элиты было характерным для всей истории КПК, отражая определенные особенности развития революционного процесса. С самого начала КПК складывалась из двух социально, как правило, разнородных частей: партийных «низов», формировавшихся из рабочих, а после 1927 г. — в основном из деревенской бедноты и солдат, и партийных «верхов», состоявших прежде всего из передовой интеллигенции, несшей в «низы» революционное сознание и партийную организацию. В условиях быстрого расширения состава партии и взятия власти роль партийных кадров (ганьбу), способных вести партийно-организационную работу, командовать армейскими частями, строить новый административный аппарат, резко возрастала, росла потребность в значительном увеличении их численности. Этим объясняется тот факт, что уровень грамотности, который в условиях Китая достаточно четко кореллируется с социальным происхождением, выступает как необходимая предпосылка продвижения в кадровые работники. Так, в 1949 г. в КПК примерно четверть состава была грамотной и примерно такая же часть партии могла быть отнесена к ее кадровому составу: летом 1949 г. насчитывалось 800 тыс. ганьбу, в том числе 500 тыс. в НОА. Грамотность была необходимой, но не достаточной предпосылкой продвижения. При прочих равных условиях наиболее существенным фактором продвижения выступает партийный стаж, причем стремительный рост численности партии после 1937 г. придавал кадровым работникам с длительным стажем особый вес. Все это объясняет и специфику социального состава руководящих органов КПК. Так, даже в 1949 г. удельный вес кадровых работников пролетарского происхождения (всего 0,5%) был в 10 раз меньше, чем удельный вес этой социальной группы в партии, ибо рабочие имели, как правило, невысокий образовательный уровень и небольшой партийный стаж. Поэтому чем выше был руководящий партийный орган, тем меньше в нем было выходцев из рабочих и беднейшего крестьянства.

Обстановка длительной и ожесточенной гражданской войны способствовала, естественно, сплочению кадров партии, осознанию ими себя политической элитой, призванной руководить неграмотной, политически пассивной частью партии. Именно кадровая часть партии ощущала себя социально достаточно автономной, не испытывала реальной потребности идентифицировать себя с рабочим классом или вообще с какой-либо социальной силой, не рассматривала себя как политического представителя более широких социально-классовых сил и по сути дела таким представителем и не была. В еще большей мере, чем вся партия, ее ведущая часть фактически была своеобразной военизированной организацией, относительно сплоченным братством по оружию, жившим по законам сложившегося в течение двух десятилетий «военного коммунизма» яньаньского образца и ориентированным на некапиталистическое, социалистическое развитие Китая. Вместе с тем это братство испытывало большое воздействие китайских традиционных социальных организаций (тайные общества, секты, землячества и т.п.) и воспринималось многими китайцами скорее как организация примордиального типа, чем как политическая партия.

Эта активная, руководящая часть партии и определяла, строго говоря, характер всей партии: когда мы говорим об идейном, политическом, социальном облике партии, мы, по сути дела, имеем в виду именно эту ее часть, ее кадровый костяк, ее ганьбу.

Сами руководители КПК характеризовали свою идейно-теоретическую позицию как «соединение марксизма-ленинизма с практикой китайской революции», хотя в действительности речь шла о комплексе социально-утопических идей национального толка, об «идеях Мао Цзэдуна», о маоизме. В рассматриваемое время происходит определенная корректировка как идейно-политических, так и теоретических позиций руководства КПК, связанная с особенностями превращения КПК в правящую партию в масштабе всей страны.

В этих новых условиях происходит определенное обострение борьбы внутри КПК по вопросам путей развития страны после взятия власти, по проблемам истолкования направлений поступательного развития китайской революции. Противоречивость развития КПК в новых условиях в полной мере проявилась в решениях II пленума ЦК КПК, состоявшегося в марте 1949 г. в дер. Сибайпо (пров. Хэбэй). Основное внимание пленум уделил двум взаимосвязанным проблемам — перенесению центра тяжести работы партии в город и уточнению оценки характера революции.

В докладе Мао Цзэдуна подчеркивалось, что «...теперь начался период... руководства деревней со стороны города. Центр тяжести работы партии переместился из деревни в город». Обсуждение на пленуме этого решения выявило не только идеологическую, но и социально-политическую трудность для руководства КПК изменения достаточно прочно утвердившейся концепции второстепенного значения работы в городе. Доклад Мао Цзэдуна, выступления Лю Шаоци и некоторых других участников пленума показали, что установка на перенесение центра тяжести работы в город и опоры в городе прежде всего на рабочий класс не означала принципиального изменения социальных ориентиров партии. Речь шла пока что об «освоении» освобождаемых крупных городов, о мобилизации рабочего класса для развития производства, о расширении социальной опоры партии в городах.

Большое значение имело обсуждение на пленуме характера и перспектив развития революции. Примечателен факт почти полного отказа докладчика от употребления понятия «новодемократическая революция» и замены его понятием «народно-демократическая». Эта терминологическая перемена отражала глубокие изменения в политической позиции Мао Цзэдуна, для которого принятие концепции «новой демократии» носило тактический характер, было лишь средством завоевания власти. Его подлинной целью борьбы была реализация по сути дела коммунистической казарменной утопии, сложившейся в долгие годы гражданской войны («яньаньский синдром» и т.п.) и не без большого влияния китайских традиционных утопий различного толка. Теперь, когда завершается разгром Гоминьдана, полагал Мао Цзэдун, и пришло время для реализации подлинных политических и экономических целей. коммунистического движения. Однако в руководстве КПК была значительная группа партийных деятелей (Лю Шаоци, Чэнь Юнь, Дэн Цзыхуэй, Дэн Сяопин, Бо Ибо, в какой-то мере Чжоу Эньлай и некоторые другие), которые, учитывая опыт 40-х гг., стали рассматривать концепцию «новой демократии» как политическую стратегию, рассчитанную на обновление Китая в течение довольно длительного времени.

Столкновение этих двух политически различных подходов не могло не произойти на II пленуме ЦК КПК при решении вопросов будущего развития нового Китая. Оно привело к определенному компромиссу. Так, с одной стороны, пленум не поддержал сторонников «непосредственного перерастания» китайской революции в социалистическую, указав на длительный характер переживаемого этапа революции, на значительный объем еще не решенных общедемократических и общенациональных задач, на полуколониальный и полуфеодальный характер китайского общества. Однако, с другой стороны, выдавая формулировку о «руководящей роли рабочего класса» за политическую реальность, пленум создавал псевдотеоретическую основу для возрождения в недалеком будущем концепции «непосредственного перерастания» китайской революции, для оживления настроений революционного нетерпения. Неоднозначно впоследствии трактовалась и поставленная пленумом задача «...превратить Китай из аграрной страны в индустриальную и построить великое социалистическое государство»

В полной мере компромиссность работы пленума проявилась и в обсуждении вопроса об отношении к капиталистическому укладу в новом государстве. В решениях пленума по этому вопросу сказано: «Существование и развитие капитализма в Китае, существование и развитие свободной конкуренции и свободной торговли не является таким же неограниченным и необузданным, как в капиталистических странах, но не является также таким же ограниченным и чрезвычайно сокращенным, как в новодемократических странах Восточной Европы, оно носит китайскую форму». Попытка сохранить «новодемократическое» отношение к частному капиталу, найти свой, «особый», «китайский», «суньятсеновский» путь использования капитализма для социалистического переустройства страны видна очень хорошо в этом противоречивом решении.

Решения пленума легли в основу работы КПК на заключительном этапе гражданской войны, определив характер мероприятий в экономической, политической, идеологической сферах.

В ходе гражданской войны постепенно нарастает обращение руководства КПК к имени и идеям Сунь Ятсена, развиваются идеи «новой демократии». Антиимпериалистические задачи, сплочение единого фронта и особенно истолкование экономических задач все больше даются с обращением к заветам «отца китайской революции». В самый канун победы революции Мао Цзэдун назвал коммунистов «преемниками Сунь Ятсена». В этом проявилось стремление КПК перехватить у Гоминьдана знамя революционного национализма и полностью использовать общенациональные и общедемократические лозунги. В ходе гражданской войны КПК сумела во многом преодолеть левачество, уйти в своей практической политике от утопических построений, сформулировать и поставить перед китайским народом близкие и понятные патриотические и демократические цели. Суньятсенизм в его революционно-прагматической (а не в революционно-утопической) ипостаси стал знаменем КПК, под которым и была одержана историческая победа.

Вслед за развалом гоминьдановского режима и стремительным наступлением НОА на юг происходит утверждение новой власти на местах, а к осени 1949 г. уже встал вопрос и о провозглашении новой государственности 21 сентября в Пекине, избранном столицей нового китайского государства, открылась сессия Народной политической консультативной конференции (НПКК), которая являлась организацией единого национального фронта, взяв на себя одновременно и функции учредительного собрания. Сессия приняла ряд документов, связанных с созданием нового государства, в том числе Общую программу НПКК, в которой были воплощены разработанные II пленумом ЦК КПК идеи преобразования страны и которая была призвана выполнить функции временной конституции. 30 сентября сессия Избрала Центральное народное правительство во главе с Мао Цзэдуном. 1 октября 1949 г. на митинге на пекинской площади Тяньаньмынь торжественно была провозглашена Китайская Народная Республика.