Социально-политическое развитие неоккупированных районов

Начало национально-освободительной войны китайского народа против японских захватчиков, фактическое создание единого фронта, общий патриотический подъем существенно изменили политическую атмосферу гоминьдановского Китая. Концентрация национальных усилий с целью сопротивления японским агрессорам на время как бы отодвинула в сторону прежние политические разногласия и противоречия, создавая атмосферу общенационального сплочения. Вот в такой обстановке проходил весной 1938 г. в Ханькоу чрезвычайный конгресс Гоминьдана. Конгресс обсудил новую политическую ситуацию и принял Манифест и Программу сопротивления и строительства страны. Манифест отразил определенные идеологические сдвиги предшествующего периода, а также политический опыт первого периода войны. Это был весьма общий документ о целях и методах гоминьдановской политики. Характерно, что в этом документе заметен возрастающий интерес к суньятсеновским идеям, к суньятсеновской фразеологии. Основные положения Манифеста, но в более сжатой форме изложены в Программе сопротивления и строительства страны.

Несмотря на всю расплывчатость этих документов, они создавали определенные политические, идеологические и правовые предпосылки мобилизации нации на войну сопротивления. Все патриотические силы Китая с одобрением восприняли эти решения конгресса. «Мы одобряем и поддерживаем политический курс нашей страны на период войны сопротивления, выраженный в Манифесте и Программе сопротивления страны, — говорилось в заявлении членов политбюро ЦК КПК Ван Мина, Бо Гу и Чжоу Эньлая. — Он совпадает с основным направлением политической программы на период войны сопротивления, неоднократно провозглашавшейся ЦК КПК».

В соответствии с решением чрезвычайного конгресса 1 июля 1938 г. был сформирован Национально-политический совет (НПС) — совещательный орган при гоминьдановском правительстве. Большинство мест в нем занимали гоминьдановцы, но в его состав были приглашены также и негоминьдановские политические силы. КПК было направлено в НПС семь человек: Бо Гу, Ван Мин, Дун Биу, Дэн Инчао, Линь Цзухань, Мао Цзэдун, У Юйчжан. Создание НПС в таком составе отражало развитие новой политической ситуации, в которой фактически признавалась легальность КПК. Конечно, возможностей для легальной работы КПК в гоминьдановских районах было немного, но она стремилась их полностью использовать. Активно работало в Ухане, а затем в Чунцине представительство КПК. Большую роль в обеспечении связи Особого района с остальным Китаем играло представительство 8-й армии в г. Сиане. КПК получила возможность публиковать в гоминьдановской столице свою ежедневную газету «Синьхуа жибао», а также другие издания. Не меньшее значение имели открывшиеся возможности для коммунистов и их сторонников использовать средства массовой информации гоминьдановских районов для патриотической пропаганды, для разоблачения национальных предателей, для критики многих направлений гоминьдановской политики. Хорошо использовала КПК и развернувшуюся политическую деятельность массовых патриотических организаций, профсоюзов, женских, студенческих организаций, быстро расширяя свое влияние среди политически активной массы городского населения. Главным идейно-политическим рычагом усиления влияния КПК в массах была концепция общенационального сопротивления японской агрессии. КПК сумела плодотворно использовать политическую атмосферу национального подъема, уже в первый период войны выдвинувшись как активнейшая патриотическая сила, как центр притяжения патриотов, которых не удовлетворяла гоминьдановская политика.

Расширение освобожденных районов, укрепление 8-й и Новой 4-й армий, рост популярности КПК в неоккупированных гоминьдановских районах — все это. постепенно усиливало антикоммунистические настроения в Гоминьдане. В полной мере это сказалось уже на работе V пленума ЦИК Гоминьдана в январе 1939 г., который отверг предложения руководства КПК о поисках форм организационно-политического сближения участников единого фронта и даже принял резолюцию «О мерах по ограничению деятельности чуждых партий», направленную против возросшей активности коммунистов в гоминьдановских районах. В дальнейшем антикоммунистические тенденции в гоминьдановской политике продолжали усиливаться, приводя подчас к таким острым столкновениям, как инцидент с Новой 4-й армией в начале 1941 г. Антикоммунизм вновь делается устойчивым компонентом гоминьдановской пропаганды и политики, не сумев, однако, приостановить возрастание авторитета КПК как национальной силы, предотвратить группировку вокруг КПК сторонников активной борьбы с японской агрессией. Причины этого не только в разработанной с помощью Коминтерна и осуществлявшейся в первые годы войны эффективной политике единого национального фронта антияпонской борьбы, но и в существенных идейно-политических сдвигах китайского общества, вызванных в первую очередь социально-политической трансформацией Гоминьдана. В «нанкинское десятилетие» Гоминьдан рекрутировался прежде всего за счет новых (гоминьдановских) милитаристов и буржуазных и мелкобуржуазных слоев наиболее экономически развитых приморских провинций. Война и японская оккупация разорвали связи Гоминьдана с приморской (прежде всего шанхайской) буржуазией, подорвали политическое влияние крупной буржуазии вообще. В годы войны Гоминьдан правил районами с неразвитыми капиталистическими отношениями, где буржуазия была крайне слаба. Гоминьдан как бы терял реальные политические связи с крупной буржуазией. Однако сужение социальной базы Гоминьдана было не только результатом «географии» военного времени, но и результатом социально-экономической политики Гоминьдана в годы войны, которая была направлена на всемерное огосударствление хозяйства, что не могли, конечно, поддерживать буржуазные круги.

В годы войны все явственнее выделяется основная опора гоминьдановского режима — партийная, гражданская и военная бюрократия. Если в предвоенные годы она в определенной мере формировалась за счет буржуазии и буржуазной интеллигенции, то теперь здесь, в отсталых окраинных районах, ее почти единственным источником пополнения остаются землевладельческо-шэньшийские круги — этот традиционный поставщик бюрократов на протяжении многих веков. Однако это изменение не превратило Гоминьдан в организацию, выражавшую специфические интересы крупных землевладельцев. Гоминьдан по-прежнему оставался весьма противоречивой в социально-политическом отношении организацией.

С одной стороны, национально-освободительная война, особенно ее первый период, привела к расширению социальной базы Гоминьдана как политического руководителя борьбы против японской агрессии. Гоминьдан как бы возвращался к временам Национальной революции 1925—1927 гг., когда он был широким общенациональным объединением, по сути социально-политической коалицией, широту которой Гоминьдан и в «нанкинское десятилетие» пытался, но не сумел сохранить. С другой стороны, в годы войны ускоряются процессы элитарного обособления бюрократической верхушки Гоминьдана, начавшиеся еще на предшествующем историческом этапе и детерминированные всей логикой развития гоминьдановской государственности. В идеологии и политике этой гоминьдановской элиты на первый план выходят интересы самой бюрократии, постепенно сраставшейся с некоторыми группами буржуазии, вливавшимися в государственный хозяйственный аппарат. Эта бюрократия все больше отождествляет свои групповые интересы с интересами национального государства, все больше рассматривает хозяйственную деятельность государства как экономический фундамент своего политического могущества и своего обогащения. Тем самым эта политическая элита все больше превращается в экономически господствующий и политически правящий слой Китая, в бюрократическую буржуазию, как назовут эту элиту впоследствии.

Свидетельством достаточно значительной зрелости процессов выделения новой социальной общности — бюрократической буржуазии — являлось и складывание специфической идеологии праворадикального типа, относящееся именно к военным годам. Формирование этой идеологии связано прежде всего с именем Чан Кайши и с его двумя книгами — «Судьбы Китая» и «Китайская экономическая теория», — опубликованными в 1943 г.

Во многом эти работы и сформулированные в них взгляды продолжают интерпретацию идей Сунь Ятсена, предпринятую в 20-е и 30-е гг. Дай Цзитао и Чэнь Лифу. Эти книги продолжают прежде всего линию на дальнейшую конфуцианизация суньятсенизма, на традиционализацию официальной идеологии Гоминьдана. В условиях войны сопротивления и огромного патриотического подъема эти тенденции получали как бы дополнительные стимулы, проистекавшие из естественного стремления к национально-культурному самосохранению китайской нации.

Основной критический пафос этих работ Чан Кайши направлен против империалистической системы неравноправных договоров, обрекавших Китай на полуколониальное положение. Эта критика острая и доказательная, она как бы продолжает суньятсеновскую традицию. Но если для Сунь Ятсена система неравноправных договоров — лишь одна из причин отсталости и слабости Китая, то для Чан Кайши — главная и практически единственная. В отличие от Сунь Ятсена Чан Кайши выступает с апологией традиционной деспотической социально-политической системы, которая, на его взгляд, не нуждается в существенных переменах. Эта апология деспотизма дополняется столь чуждой для Сунь Ятсена ксенофобией. И все это служит обоснованием претензий Гоминьдана на политическую монополию.

Большое внимание, особенно во второй книге, Чан Кайши уделяет уточнению своих представлений о социальном идеале Гоминьдана, о путях его достижения. Он развивает суньятсеновское представление о «великой гармонии» (датун) — традиционной и конфуциански окрашенной идее — как о социальном идеале Гоминьдана, но при этом стремится освободить трактовку этого идеала от привнесенных Сунь Ятсеном новаций, навеянных опытом европейской социалистической мысли. Трактуя этот идеал как возможность избежать крайностей капитализма и социализма, Чан Кайши стремился представить «китайский» путь развития общества как столбовую дорогу человечества, на которую оно может выйти только на примере гоминьдановского Китая.

Однако Чан Кайши, естественно, рассматривает «великую гармонию» как весьма отдаленную цель. Ближайшая же цель Чан Кайши — после победы над Японией утвердить тотальное господство гоминьдановского государства во всех сферах жизни китайской нации. В области социально-экономических отношений это должно означать, по мысли Чан Кайши, полное огосударствление всей крупной собственности и коллективизацию деревни под государственным контролем, развитие экономики под жестким государственным руководством. Такой тип развития рассматривался Чан Кайши как органически присущий Китаю и вытекающий из особенностей китайской цивилизации, в том числе и из особенностей китайской экономической мысли. «Основными принципами китайской экономической теории, — писал Чан Кайши, используя традиционный термин "цзинцзи" — являются управление деятельностью людей и распределение товаров, а также учение о национальном планировании и народном благоденствии. Иными словами, китайская политэкономия есть учение о том, как сделать нацию богатой и сильной».

Эти теоретические построения во многом соответствовали гоминьдановской политической и экономической практике: отказ от демократических преобразований, подавление оппозиционных движений, резкое усиление экономической роли государства и т.п. Эта политика оказывалась направленной не только против КПК, хотя антикоммунизм оставался важным ее элементом, но и против буржуазных и близких к ним социально-политических сил, не принимавших ни политических, ни тем более экономических установок Гоминьдана. Это расхождение буржуазных сил с Гоминьданом во многом было новым явлением в политической жизни Китая. Оно нашло свое выражение в создании политических организаций буржуазно-демократического толка и их нарастающей политической активности.

На первый взгляд это может показаться противоречивым: в предвоенные годы, несмотря на значительное усиление экономических позиций китайской буржуазии, она, судя по политическим реальностям тех дней, не нуждалась в каких-либо политических организациях вне Гоминьдана, рассматривая его как главного выразителя своих интересов. В годы войны ситуация стала принципиально иной. Гоминьдан все меньше на программном уровне и тем более на уровне практической политики выражал специфические интересы китайской буржуазии, а общенациональный подъем привел к политической активизации буржуазных сил. Поэтому вопреки многим политическим трудностям, связанным с репрессивным характером политического режима на гоминьдановской территории, именно в годы войны начинают возникать новые организации и партии или «оживать» старые, в различной мере противопоставляющие себя Гоминьдану.

Показателем этой активизации негоминьдановских политических сил стало создание Демократической лиги Китая, объединившей мелкие политические организации, которые в отдельности вряд ли смогли бы воздействовать на политическую жизнь страны. Демократическая Лига образовалась в марте 1941 г., а в октябре того же года была опубликована ее программа. Основное внимание в ней уделено проблеме демократизации Китая как важнейшей предпосылке достижения победы в войне сопротивления, причем эта задача формулировалась по сути в антигоминьдановском духе — «положить конец однопартийному контролю за государством». Противостояли Гоминьдану и экономические требования Демократической лиги, в которых акцент делался на поддержку свободы предпринимательства, хотя и признавалась ведущая экономическая роль государства. Программные установки и состав руководства Демократической лиги (Чжан Лань, Ло Лунцзи, Чжан Боцзюнь, Шэнь Цзюньжу, Чжан Цзюньмай, Лян Шумин, Хуан Яньпэй, Чжан Дунсунь и др.) ясно указывали на политические и социальные ориентиры объединения буржуазно-демократических элементов, стремившихся занять промежуточное положение между Гоминьданом и компартией, стать «третьей силой», способной сыграть решающую роль в борьбе за будущее переустройство Китая.

Несмотря на эту промежуточность своей идейно-политической позиции, в реальных политических условиях гоминьдановского Китая буржуазно-демократические силы фактически солидаризировались с КПК в критике гоминьдановской авторитарной власти. Общедемократические тенденции общественной жизни гоминьдановских районов во многом стимулировались и вовлеченностью Китая в международную коалицию антифашистских сил. Лозунги борьбы с фашизмом, с агрессией, с международной реакцией своеобразным политическим эхом отзывались и на активизации борьбы с гоминьдановским однопартийным режимом.

Важным политическим событием жизни Китая явилась отмена еще сохранившихся неравноправных договоров и соглашений. Уже в октябре 1942 г. американские и английские дипломаты начали переговоры с гоминьдановским правительством по этой проблеме, которые завершились подписанием 11 января 1943 г. соответствующих документов. Договорное оформление уже давно назревшего политического шага, хотя в условиях войны и не имевшего практического значения, отражало рост международного авторитета борющегося Китая. Об этом же свидетельствовало и признание Китая его союзниками в качестве «великой державы». Советский Союз полностью одобрял такое изменение международного статуса Китая. Для империалистических держав это был вынужденный шаг, свидетельствовавший о необходимости для них считаться как с важным значением Китая в борьбе с державами фашистской оси, так и с будущей его ролью в урегулировании послевоенных проблем. Вместе с тем эти международно-правовые акции имели и большое внутриполитическое значение. Повышая авторитет гоминьдановского правительства, они в то же самое время активизировали демократическое движение, придавали национальному подъему антифашистскую, прогрессивную, демократическую направленность.

Противоречивость развития политической обстановки гоминьдановского Китая в полной мере сказалась на работе VI конгресса Гоминьдана в мае 1945 г. Принятые им документы являются определенным компромиссом между Чан Кайши и его ближайшим окружением, с одной стороны, и более прагматичной, либеральной частью гоминьдановских лидеров (Сунь Фо, Сун Цзывэнь, Кун Сянси и др.) — с другой. Сказались на решениях конгресса и определенное давление буржуазно-демократических сил, резкая критика со стороны КПК. Поэтому конгресс, принимая решения, которые должны были определить будущую политику Китая (например, «Программу промышленной реконструкции»), отбросил многие утопические построения своего вождя, хотя и ясно выразил в этих документах претензию Гоминьдана на политическую монополию, а гоминьдановского государства на тотальный контроль за обществом. Отмечая широкую оппозицию чанкайшистской реакционной политике и реакционной утопии вне и внутри Гоминьдана, нельзя забывать о прочной поддержке, которую чанкайшистские политика и идеология имели у ряда фракций Гоминьдана, некоторых политических группировок, видных политических деятелей (братья Чэнь Лифу и Чэнь Гофу, Чжан Цюнь, Дай Цзитао и др.). Всех их объединяли неприятие буржуазно-демократической перспективы развития Китая, ксенофобия, убежденность в превосходстве китайской культурной и политической традиций и, главное, желание отстоять свои групповые интересы, которые они стремились отождествить с национальными. Чанкайшистская утопия была их знаменем.