Политика самоусиления и попытки реформ в Китае во второй половине XIX в.

 

Череда военных поражений Китая в столкновениях с западными державами, приведших к утрате страной полноты государственного суверенитета (установление иностранного контроля над таможенной системой, консульская юрисдикция, экстерриториальность, создание сеттльментов), явилась побудительным мотивом к поиску путей выхода из создавшегося положения. Таким выходом могла быть только политика реформ. Она получила название «движение по усвоению заморских дел» (янъу юньдун) или «политика самоусиления» (цзы цян) и проводилась на протяжении 1860—1890-х гг. Ее завершением принято считать события японо-китайской войны, результаты которой продемонстрировали большую эффективность реформ в Японии по сравнению с «самоусилением» в Китае.

Пытаясь разобраться в причинах побед Запада и поражений Китая, идеологи политики преобразований прежде всего обращали внимание на те сферы, где превосходство европейских держав было наиболее очевидным, в первую очередь на военно-техническую мощь иностранных держав. Именно это отмечал один из выдающихся ученых и политических деятелей Китая середины XIX в. Вэй Юань (1794—1856). Наибольшую известность получил его энциклопедический труд, содержавший обширные сведения по географии, экономике, политическим институтам зарубежных государств. Написанная на основе многочисленных китайских и иностранных источников, эта книга содержала также и некоторые собственные рекомендации автора, связанные с мерами, которые следовало принять цинскому правительству для разрешения проблем, возникших перед китайской державой. Предложения Вэй Юаня включали строительство арсеналов для производства современного оружия, верфей для сооружения паровых судов, реорганизацию армии, учреждение организаций, предназначенных для сбора сведений о западном мире, включая переводы иностранной литературы, реформу системы подготовки офицеров армии и флота.

В публикациях Фын Гуйфэня (1809—1875), известного педагога и исследователя своего времени, была поставлена проблема взаимосвязи конфуцианской традиции и новых веяний, связанных с приобщением Китая к западным ценностям. Надо отметить, что постановка вопроса о восприятии достижений чуждой культуры была революцией для китайского сознания. Цивилизация, сделавшая передачу основ своей культуры принципом взаимодействия с окружающим миром, нуждалась в обосновании самой возможности заимствования извне. Иначе говоря, эта возможность требовала легитимизации на основе конфуцианской традиции. Данная проблема была решена Фын Гуйфэнем следующим образом.

С его точки зрения, превосходство морально-этических принципов, заложенных конфуцианством, было несомненным. Поэтому, допуская заимствование паровых судов и современного огнестрельного оружия, следовало сохранять верность конфуцианскому учению. В китайской мысли второй половины XIX в. это было сформулировано следующим образом: «...восточное учение — основное; западное учение — прикладное» (чжун сюе вэй бэнь, си сюе вэй юн). Впоследствии именно эта проблема (соотношение «восточного» и «западного» учений) стала одной из доминант китайской мысли не только в XIX в., но и на всем протяжении XX в.

После поражения Китая во второй «опиумной» войне в полемику о путях выхода из создавшегося положения были вовлечены высшие сановники империи, входившие в ближайшее окружение императора, правившего под девизом Сяньфын. Су Шунь, фаворит императора, глава налогового приказа, известный своим корыстолюбием, объединил вокруг себя противников нововведений, выступавших за восстановление изоляции Китая. Этой группе противостояли сановники во главе со сводными братьями императора — князьями Гуном и Чунем. В январе 1861 г. на имя императора был направлен меморандум за подписью князя Гуна. В нем предлагалось создать специальный орган в системе высших государственных ведомств для разработки политики, призванной найти пути выхода из кризиса в отношениях Китая с внешним миром. Канцелярия по управлению делами заморских стран (так было предложено назвать этот орган, сокращенно Цзунли ямынь) должна была в первую очередь наладить сбор современной и достоверной информации об иностранных державах и организовать в торговых портах сбор пошлин с иностранных товаров. Впоследствии в функции этого ведомства вошли также вопросы производства современных вооружений, паровых судов, боеприпасов, машинной техники, телеграфных и железнодорожных линий. Таким образом, создание Цзунли ямыня ознаменовало, в сущности, начало проведения пусть ограниченных, но важных реформ, в ходе которых подспудно создавались условия для возникновения в Китае новых экономических институтов, заимствованных у стран Запада.

Позиции сторонников нововведений при дворе упрочились после государственного переворота, происшедшего осенью 1861 г. После смерти императора Сяньфыня в августе 1861 г. Су Шунь стал во главе регентского совета, призванного править от имени малолетнего наследника престола Тунчжи. Он был сыном императрицы Цыси (1835—1908). Волевая, властолюбивая женщина, она строила далеко идущие честолюбивые планы захвата верховной государственной власти. Цыси удалось достичь согласия со сводными братьями покойного императора и, воспользовавшись тем, что государственная печать находилась в ее руках, организовать арест членов регентского совета во главе с Су Шунем. Цыси образовала совместное регентство со старшей женой покойного правителя Китая бездетной императрицей Сяо Чжэнь. При этом особая роль принадлежала Гуну, получившему титул «князя-советника по государственным делам». В 1865 г. князь Гун был лишен этого звания, после чего Цыси могла принимать решения по важнейшим государственным делам практически единолично. Через некоторое время при не вполне выясненных обстоятельствах скоропостижно скончалась вдовствующая императрица Сяо Чжэнь, что означало устранение последнего препятствия, отделявшего Цыси от безраздельной власти.

Субъективно цели сторонников «самоусиления» состояли в укреплении в первую очередь военного потенциала Китая, что должно было явиться главным условием подавления внутренней смуты, оказания достойного сопротивления иностранным державам и укрепления пошатнувшейся власти цинской династии. Однако вскоре сторонники курса реформ вполне естественно пришли к выводу о необходимости осуществить не только переподготовку войск, но и их перевооружение, а для этого необходимо было наладить собственное производство современных видов оружия. В одном из меморандумов князя Гуна говорилось: «При всестороннем исследовании политики самоусиления становится очевидным, что главным в ней является подготовка войск, а подготовку войск в свою очередь необходимо начинать с производства оружия».

Но создание современного военного производства было невозможно без использования индустриальных технологий. Наиболее отчетливо эта мысль была выражена в одном из меморандумов крупнейшего деятеля эпохи «самоусиления» Ли Хунчжана, писавшего: «Сегодня главным средством обороны от врагов и основой самоусиления является производство машин».

Итак, стремясь найти пути к укреплению системы восточного деспотизма в Китае, выглядевшей во второй половине XIX в. весьма архаической, сторонники реформ пришли к осознанию необходимости создания современной по своей технологической форме промышленности в первую очередь усилиями самого деспотического государства. С этой точки зрения годы «самоусиления» явились временем создания условий для формирования китайского капитализма «сверху» путем усилий, предпринимавшихся самим государством, предпочитавшим пока сохранять незыблемыми устои традиционной политической системы.

Важно отметить, что наиболее активными практическими деятелями реформ стали организаторы подавления антиправительственных движений середины XIX в., создатели местных воинских формирований — Ли Хунчжан, Цзэн Гофань и Цзо Цзунтан. Именно они и основали первые в Китае арсеналы, использовавшие современную западную технику для производства вооружений. Первый современный арсенал был создан Цзэн Гофанем в 1861 г. в г. Аньцин. Затем арсеналы, а впоследствии и механические заводы и верфи появились в Сучжоу, Шанхае, Нанкине, Тяньцзине, Сиане, Гуанчжоу, Чэнду и других крупнейших городах Китая.

Характерной чертой этого вида промышленности и военных формирований было то, что они контролировались центральными правительственными ведомствами лишь номинально. В действительности и арсеналы, и армии, образованные в ходе подавления тайпинов, оставались в руках региональных военачальников. Это свидетельствовало о начавшемся упадке традиционной государственности. По форме эти процессы весьма напоминали явления, свойственные концу династийного цикла, обычно отмеченному децентрализацией власти. Но в условиях включения Китая в мировую капиталистическую систему династийный кризис был связан с возникновением тенденций, которые можно охарактеризовать как начальную фазу генезиса капитализма. Это в свою очередь создавало предпосылки для разрыва с прежним циклическим ходом китайской истории.

На протяжении 1860—1890-х гг. в Китае в рамках казенного сектора было создано около 20 промышленных предприятий, связанных с военным производством, на которых было занято примерно 10 тыс. рабочих. Технологически это была современная промышленность, основанная на применении машин, однако с точки зрения социальной организации ее было трудно охарактеризовать как буржуазное предпринимательство. Продукция, производимая на этих фабриках, минуя рынок, шла непосредственно на снабжение армий. Таким образом, здесь отсутствовал один из основных мотивов капиталистического производства — стремление получить прибыль. Положение рабочих подчас было близко статусу государственных крепостных, а не свободной наемной рабочей силы. Тем не менее нельзя недооценивать усилия, предпринятые китайскими милитаристами второй половины XIX в. в связи с созданием основ современного промышленного производства в Китае.

Необходимость обеспечения государственной промышленности сырьем и транспортными структурами заставляла лидеров региональных группировок браться за решение и этих проблем. Государство контролирует угледобывающее производство, строит железные дороги. В 1881 г. для перевозки угля от мест добычи к побережью в Северном Китае построена первая железная дорога.

Начиная с 80-х гг. XIX в. экономическая сторона политики «самоусиления» претерпевает некоторые существенные изменения. Начинают строиться не только военные, но и гражданские предприятия (главным образом в текстильной промышленности), к участию в которых допускается национальный капитал. Правда, и в этот период государство продолжает исповедовать прежнюю идеологию по отношению к частному предпринимательству, которое рассматривается как потенциальная угроза общественным устоям. Например, в 1882 г. китайским коммерсантам было запрещено в течение 10 лет строить современные частные предприятия. Единственной формой участия их в современном предпринимательстве в связи с этим было вложение средств в казенную промышленность.

После того как гражданская часть казенной промышленности оказалась связанной с рынком, выявилась низкая эффективность казенного управления, к которому начинают привлекаться и частные вкладчики капитала. В результате возникли две системы управления государственно-частными предприятиями: «контроль чиновников, предпринимательство торговцев» и «совместное предпринимательство чиновников и торговцев». В сущности, переход к подобным методам управления промышленностью ознаменовал постепенное движение к полноценному частнокапиталистическому предпринимательству на основе приватизации казенной промышленности.

Это движение было весьма противоречивым. В некоторых случаях экономически неэффективное предприятие из разряда казенно-частных могло быть переведено в категорию частных. Так произошло в 1894 г. с крупнейшим металлургическим предприятием Китая того времени Ханьянским заводом, проданным в частные руки. Одновременно расположенная в той же провинции Хубэй прибыльная текстильная фабрика, являвшаяся смешанным предприятием, была выкуплена Чжан Чжидуном в казну, причем частные вкладчики получили лишь половину принадлежавшей им доли. Неудивительно в связи с этим, что в процессе создания и «приватизации» крупных современных государственных предприятий ведущую роль играли не столько торговцы, оставшиеся, в сущности, беззащитными перед произволом со стороны государства, сколько чиновники - представители складывающегося бюрократического капитала.

К середине 90-х гг. XIX в. на всех казенных и смешанных предприятиях была занята уже весьма значительная по численности группа фабричных рабочих, насчитывающая около 40 тыс. человек. Уровень эффективности работы казенного сектора, даже военных заводов, весьма значительно уступал производительности аналогичных европейских предприятий. Так, Хубэйский арсенал, выпускавший в конце XIX в. по лицензии винтовки системы «маузер», тратил на производство одной единицы продукции в 7 раз больше времени, чем на заводах «Маузер» в Германии.

Второй путь складывания в Китае капитализма был связан с движением «снизу» в результате создания главным образом средних и мелких предприятий торговцами и зажиточными землевладельцами. В некоторых случаях образовывались современные промышленные предприятия в области переработки сельскохозяйственной продукции целыми клановыми организациями, особенно на юге Китая. На протяжении 70—90-х гг. XIX в. было основано более 70 таких промышленных предприятий с общим числом занятых около 30 тыс. человек. Несмотря на то что представители торгового и мануфактурного капитала также участвовали в создании современной промышленности, китайская промышленная буржуазия формировалась главным образом за счет сельских богачей, а также за счет бюрократии. Китайское государство вплоть до конца XIX в. продолжало придерживаться политики ограничения активности предпринимательского слоя. Для того чтобы иметь некоторые гарантии неприкосновенности капиталов, представители складывающейся национальной буржуазии были вынуждены вступать в смешанные общества, находившиеся под контролем региональных клик и чиновничества.

Положение рабочих на смешанных и частных предприятиях, как и на государственных, было жалким: ненормированный рабочий день, почти даровой труд, традиционная система полицейского надзора за рабочими.

Под влиянием втягивания Китая в мировые хозяйственные связи, путь для чего был проложен опиумной торговлей, в недрах традиционной китайской экономики также происходили весьма существенные процессы, свидетельствовавшие о зарождении буржуазного предпринимательства в аграрных структурах, являвшихся оплотом традиционной общественной системы. Эти явления были связаны с развитием внешней торговли.

Наряду с традиционными для экспорта товарами в 60-е гг. особое значение Приобретает вывоз хлопка-сырца. Этот процесс явился одним из результатов гражданской войны 1861—1865 гг. в США, когда блокада северными штатами Юга привела к тому, что один из важнейших в мировой торговле регионов по производству хлопка был отрезан от потребителей. Последнее обстоятельство привело к возрастанию роли Китая как важнейшего поставщика данного вида сырья на мировой рынок. В указанные годы целые уезды в южнокитайских приморских провинциях переходят на выращивание хлопка, результатом чего стало нарушение характерного для всех традиционных обществ соединения зернового производства с выращиванием технических культур. Естественным следствием этого была коммерциализация сельской экономики в этих районах. Крестьяне, отказавшиеся от производства риса в пользу технических культур, были вынуждены обращаться к услугам рынка для приобретения продовольствия. И даже после того, как положение в США и в мировой торговле с хлопком восстановилось после поражения южных штатов, процесс товаризации сельского хозяйства для Китая выглядел необратимым.

Примерно те же процессы были характерны и для производства шелка-сырца. Однако в данном случае это было результатом эпидемии тутового шелкопряда, поразившей западноевропейское сельское' хозяйство, что также вызвало увеличение потребности в вывозе этого товара из Китая.

Не менее существенное влияние на трансформацию традиционных экономических и социальных институтов оказал и ввоз иностранных товаров в Китай. На протяжении второй половины XIX в. ввоз опиума продолжал оставаться наиболее прибыльной статьей доходов иностранных торговцев. Несмотря на попытки иностранцев добиться широкого экспорта тканей, этот вид торговли не получил значительного распространения, зато фабричная пряжа иностранного производства вскоре стала завоевывать китайский рынок. Причина состояла в колоссальном разрыве в производительности труда между индустриальным производством пряжи на Западе и традиционной технологией, продолжавшей господствовать в Китае. Производительность труда на британских текстильных фабриках в прядении была в 80 раз выше, чем на ремесленных предприятиях Китая, в то время как в ткачестве она превосходила производительность китайского ремесленника лишь в 4 раза. В связи с этим за период 70—90-х гг. XIX в. импорт иностранной пряжи увеличился в 20 раз, а тканей — всего лишь на 40%. Иностранные ткани получали все более широкое распространение на китайском рынке, В особенности после того, как усовершенствование технологий в области ткачества и открытие в 1869 г. Суэцкого канала понизили себестоимость одного куска тканей, привезенных из Европы, почти в 20 раз.

В результате для китайского крестьянина приморских провинций стало более выгодным использование иностранной пряжи, чем пряжи отечественного производства. В образовавшуюся брешь между собственно земледелием и крестьянской домашней промышленностью устремился торгово-ростовщический капитал, взявший на себя прежде всего снабжение сельских дворов в деревнях, расположенных неподалеку от портов, открытых для торговли, иностранной фабричной пряжей. За небольшое вознаграждение крестьяне сначала на ткацких станках традиционного типа производили ткани для местных торговцев. Следующим этапом было предоставление дворам, которые оказались таким образом вовлеченными в буржуазное предпринимательство, более современной ткацкой техники. Этот процесс представлял не что иное, как зарождение наиболее простых форм мануфактурного производства, ориентированного на удовлетворение потребностей не только замкнутого крестьянского хозяйства, но и постепенно формирующегося национального рынка.

Основным внешнеторговым партнером Китая во второй половине XIX в. продолжала оставаться Британская империя, на долю которой приходилось около 2/3 китайского импорта и примерно 50% экспорта. Другие державы стремились также к увеличению своего присутствия на китайском рынке. В 80-х гг. XIX в. важным торговым партнером Китая становятся США, ввозившие в Китай керосин — один из весьма существенных элементов китайского импорта.

Еще одним, третьим, путем развития в Китае капитализма было создание иностранного капиталистического сектора в китайской экономике. Вследствие недальновидной политики цинского правительства и постоянного давления со стороны иностранцев, опиравшихся на авторитетное превосходство европейского оружия, система таможенных отношений действовала в Китае в пользу иностранного капитала, а не зарождавшегося национального предпринимательства. В результате второй «опиумной» войны таможни оказались под иностранным контролем. Еще в 1859 г. под давлением англичан было создано Управление императорскими таможнями. Вскоре во главе его были поставлены иностранцы, призванные следить за выполнением Китаем обязательства по выплате контрибуций, которые обеспечивались отчислениями от таможенных сборов. В течение нескольких десятилетий во главе китайских таможен стоял англичанин Харт, а к середине 90-х гг. в них служило около 800 иностранцев, большинство из которых составляли англичане. Неудивительно, что экспортные пошлины (что было важно в первую очередь для национального предпринимательства) примерно в два раза превышали импортные. Это свидетельствовало о том, что цинское правительство проводило, в сущности, протекционистскую политику, но по отношению к иностранному капиталу.

К концу XIX в. в Китае действовало около 600 иностранных фирм, в том числе более 100 промышленных предприятий, представлявших наиболее современный сектор китайской экономики. Это были верфи, доки, шелкопрядильные, ткацкие, маслобойные, газовые, чаеперерабатывающие заводы и т.д. Кроме того, иностранцы занимали серьезные позиции в сфере современных финансов, транспорта, связи.

Мировой рынок, иностранное предпринимательство на протяжении второй половины XIX в. все интенсивнее и глубже проникали в структуры китайской традиционной экономики. С 60-х гг. Север, с 70-х гг. провинции бассейна Янцзы, в 80-е гг. юго-западные, а с конца XIX в. и северо-восточные регионы Китая оказываются периферийным элементом мирового рынка. Разумеется, эти процессы свидетельствовали о том, что традиционный Китай постепенно становился «полукапиталистическим», однако степень вовлеченности китайской экономики в мировые хозяйственные связи и в первое десятилетие XX в. оказалась сравнительно незначительной.

В целом становление капитализма в Китае (впрочем, как и в других полуколониальных и зависимых странах, превратившихся в периферию мирового капиталистического хозяйства) отличалось рядом существенных особенностей по сравнению с классическим течением этого процесса в истории европейской цивилизации. Здесь не столько происходило вытеснение менее развитых форм буржуазного предпринимательства более современными, сколько одновременный рост и наиболее архаических (элементарные формы мануфактуры), и самых развитых его проявлений (крупная фабрика, основанная на использовании современных машин).

Причем в сфере технологически наиболее совершенной индустрии монопольные позиции принадлежали традиционному государству и иностранному капиталу. Это объективно ставило зарождающуюся национальную буржуазию в ситуацию конфликта как с устоями деспотической государственности, так и с колониальными державами Запада, являясь источником проявления китайского национализма. В отличие от традиционной ксенофобии этот национализм стремился (соединить призыв к возрождению независимого и могущественного Китая с идеалами модернизации, понимаемой как перенесение на китайскую почву не только современных индустриальных отношений, но и социальных и политических порядков.

Неизбежным историческим парадоксом складывающейся ситуации было то, что объединение на основе современного рынка и современных форм политической организации было возможно в результате распада прежней политической системы, зиждившейся на скрепляющем общество единстве, обеспечиваемом «восточным» деспотизмом. Правившая в Китае маньчжурская династия объективно не была заинтересована в быстром экономическом развитии страны, поскольку неизбежным следствием этого стало бы усиление ханьцев и упадок господствующего положения маньчжуров. Ростки будущей дезорганизации этого традиционного общества содержались в региональном милитаризме, становившемся на протяжении второй половины XIX в. все более влиятельным фактором китайской внутренней политики.