Гельвеций К. А. О человеке // Сочинения: В 2 т. М., 1974. С. 93—97

* Заповедь любить своих отцов и матерей доказывает, что любовь к роди­телям есть скорее дело привычки и воспитания, чем природы,

 

 

И. КАНТ

Человек создан таким образом, что впечатления и возбуж­дения, вызываемые внешним миром, он воспринимает при посред­стве тела — видимой части его существа, материя которого слу­жит не только для того, чтобы запечатлеть в обитающей в нем невидимой душе первые понятия о внешних предметах, но и необ­ходима для того, чтобы внутренней деятельностью воспроизво­дить и связывать эти понятия, короче говоря, для того, чтобы мыслить *. По мере того как формируется тело человека, дости­гают надлежащей степени совершенства и его мыслительные способности; они становятся вполне зрелыми только тогда, когда волокна его органов получают ту прочность и крепость, которые завершают их развитие. Довольно рано развиваются у человека те способности, при помощи которых он может удовлет­ворять потребности, вызываемые его зависимостью от внешних вещей. У некоторых людей развитие на этой ступени и останав­ливается. Способность связывать отвлеченные понятия и, свобод­но располагая своими познаниями, управлять своими страстями появляется поздно, а у некоторых так и вовсе не появляется в те­чение всей жизни; но у всех она слаба и служит низшим силам, над которыми она должна была бы господствовать и в управлении которыми заключается преимущество человеческой природы. Когда смотришь на жизнь большинства людей, то кажет­ся, что человеческое существо создано для того, чтобы подобно растению впитывать в себя соки и расти, продолжать свой род, наконец, состариться и умереть. Из всех существ человек меньше всего достигает цели своего существования, потому что он тратит свои превосходные способности на такие цели, которые остальные существа достигают с гораздо меньшими способностями и тем не меь.2е гораздо надежнее и проще. И он был бы, во всяком случае с точки зрения истинной мудрости, презреннейшим из всех су­ществ, если бы его не возвышала надежда на будущее и если бы заключенным в нем силам не предстояло полное развитие.

Если исследовать причину тех препятствий, которые удержи­вают человеческую природу на столь низкой ступени, то окажется, что она кроется в грубости материи, в которой заключена духов­ная его часть, в негибкости волокон, в косности и неподвиж­ности соков, долженствующих повиноваться импульсам этой ду­ховной части. Нервы и жидкости мозга человека доставляют ему лишь грубые и неясные понятия, а так как возбуждению чув­ственных ощущений он не в состоянии противопоставить для равновесия внутри своей мыслительной способности достаточно сильные представления, то он и отдается во власть своих страстей,

* Из основ психологии известно, что, поскольку творение так устроило чело­века, что душа и тело зависимы друг от друга, душа не только получает все понятия о Вселенной совокупно с телом и под его влиянием, но и само проявление силы ее мышления находится в зависимости от строения тела, с помощью которого она и обретает необходимую для этого способность.

оглушенный и растревоженный игрой стихий, поддерживающих его тело. Попытки разума противодействовать этому, рассеять эту путаницу светом способности суждения подобны лучам солнца, когда-густые облака неотступно прерывают и затемняют их яркий свет.

Эта грубость вещества и ткани в строении человеческой приро­ды есть причина той косности, которая делает способности души постоянно вялыми и бессильными. Деятельность размышления и освещаемых разумом представлений — утомительное состояние, в которое душа не может прийти без сопротивления и из которо­го естественные склонности человеческого тела вскоре вновь возвращают ее в пассивное состояние, когда чувственные раздра­жения определяют всю ее деятельность и управляют ею.

Эта косность мыслительной способности, будучи результатом зависимости от грубой и негибкой материи, представляет собой источник не только пороков, но и заблуждений. Поскольку трудно рассеять туман смутных понятий и отделить общее познание, возникающее из сравнения идей, от чувственных впечатлений, душа охотнее приходит к поспешным выводам и удовлетворяется таким пониманием, которое вряд ли даст ей возможность увидеть со стороны косность ее природы и сопротивление материи.

Из-за этой зависимости духовные способности убывают вместе с живостью тела; когда в преклонном возрасте от ослабленного обращения соков в теле движутся только густые соки, когда уменьшается гибкость волокон и проворство движений, тогда по­добным же образом истощаются и духовные силы; быстрота мысли, ясность представлений, живость ума и память становят­ся слабыми и замирают. Долгим опытом приобретенные понятия в какой-то мере возмещают еще упадок этих сил, а разум обнару­живал бы свое бессилие еще явственнее, если бы пыл страстей, нуждающихся в его узде, не ослабевал вместе с ним и даже рань­ше, чем он.

Кант И. Всеобщая естественная исто­рия и теория неба. 1755 // Сочинения: В 6 т. М., 1963. Т. 1. С. 249—251

Г. В. Ф. ГЕГЕЛЬ

Человек по своему непосредственному существованию есть сам по себе нечто природное, внешнее своему понятию; лишь через усовершенствование своего собственного тела и духа, глав­ным же образом благодаря тому, что его самосознание постига­ет себя как свободное, он вступает во владение собою и становит­ся собственностью себя самого и по отношению к другим. Это вступление во владение представляет собою, наоборот, также и осуществление, превращение в действительность того, что он есть по своему понятию (как возможность, способность, задаток), благодаря чему оно также только теперь полагается как то, что принадлежит ему, а также только теперь полагается как пред­мет и различается от простого самосознания, благодаря чему оно делается способным получить форму вещи (ср. примечание § 43).

Примечание. Утверждение, что рабство (во всех его ближай­ших обоснованиях — физической силой, взятием в плен на войне,

спасением и сохранением жизни, воспитанием, оказанными бла­годеяниями, собственным согласием раба и т. п.) правомерно, затем утверждение, что правомерно господство как исключительно только право господ вообще, а также и все исторические воз­зрения на правовой характер рабства и господского сословия основываются на точке зрения, которая берет человека как при­родное существо, берет его вообще со стороны такого существо­вания (куда входит также и произвол), которое не адекватно его понятию. Напротив, утверждение об абсолютной неправоте раб­ства отстаивает понятие человека как духа, как в себе свободно­го и односторонне в том отношении, что принимает человека как свободного от природы или, что одно и то же, принимает за истин­ное — понятие как таковое, в его непосредственности, а не идею. Эта антиномия, как и всякая антиномия, покоится на формаль­ном мышлении, которое фиксирует и утверждает оба момента идеи порознь, каждый сам по себе, и, следовательно, не соответственно идее и в его неистинности. Свободный дух в том-то и состоит (§ 21), что он не есть одно лишь понятие или в себе, а снимает этот самому ему свойственный формализм и, следовательно, свое непосредственное природное существование и дает себе су­ществование лишь как свое, свободное существование. Та сторо­на антиномии, которая утверждает свободу, обладает поэтому тем преимуществом, что она содержит в себе, абсолютную исход­ную точку истины, но лишь — исходную точку, между тем как другая сторона, останавливающаяся на лишенном понятия суще­ствовании, ни в малейшей степени не содержит в себе точки зре­ния разумности и права. Стадия (Der Standpunkt) свободной воли, которой начинается право и наука о праве, уже пошла дальше неистинной стадии, в которой человек есть как природ­ное существо и лишь как в себе сущее понятие и потому спосо­бен быть рабом. Это прежнее, неистинное явление касается лишь того духа, который еще находится в стадии своего сознания. Диа­лектика понятия и лишь непосредственного сознания свободы вызывает в нем борьбу за признание и отношение господства и рабства... А от понимания, в свою очередь, самого объективного духа, содержания права, лишь в его субъективном понятии и, зна­чит, также и от понимания положения, гласящего, что человек в себе и для себя не предназначен для рабства как исключитель­но лишь долженствования, — от этого нас предохраняет позна­ние, что идея свободы истинна лишь как государство.

Прибавление. Если твердо придерживаться той стороны анти­номии, согласно которой человек в себе и для себя свободен, то этим выносится осуждение рабству. Но то обстоятельство, что некто находится в рабстве, коренится в его собственной воле, точ­но так же как в воле самого народа коренится его угнетение, если оно имеет место. Рабство или угнетение суть, следователь­но, неправое деяние не только тех, которые берут рабов, или тех, которые угнетают, а и самих рабов и угнетаемых. Рабство есть явление перехода от природное™ человека к подлинно нравственному состоянию: оно явление мира, в котором неправда еще есть-право. Здесь неправда имеет силу и занимает необходимое свое место...

Как представляющего собою живое существо, человека мож­но принудить, т. е. можно подчинить власти других его физи­ческую и вообще внешнюю сторону, но свободная воля сама по себе не может быть принуждена (§ 5); обратное может иметь ме­сто, лишь поскольку она сама не уходит из внешнего, к которому ее прикрепляют, или из представления о нем (§ 7). Можно к чему-то принудить только того, кто хочет давать себя принудить.

Гегель. Философия права / / Сочине­ния. М.; Л., 1934. Т. 7. С. 81—83. 111

И. В. ГЁТЕ

Лишь все человечество вместе является истинным человеком, и индивид может только тогда радоваться и наслаждаться, если он обладает мужеством чувствовать себя в этом целом...

Что такое я сам? Что я сделал? Я собрал и использовал все, что я видел, слышал, наблюдал. Мои произведения вскормлены тысячами различных индивидов, невеждами и мудрецами, умными и глупцами; детство, зрелый возраст, старость — все принесли мне свои мысли, свои способности, свои надежды, свою манеру жить; я часто снимал жатву, посеянную другими, мой труд — труд коллективного существа, и носит он имя Гёте.

Гёте И. В. Максимы и размышления //Избранные философские произведения.М., 1964. С. 377

Л. ФЕЙЕРБАХ

В чем же заключается... существенное отличие человека от животного? Самый простой, самый общий и вместе с тем самый обычный ответ на этот вопрос: в сознании в строгом смысле этого слова; ибо сознание в смысле самоощущения, в смысле способ­ности чувственного различения, в смысле восприятия и даже рас­познавания внешних вещей по определенным явным признакам свойственно и животным. Сознание в самом строгом смысле имеет­ся лишь там, где субъект способен понять свой род, свою сущ­ность. Животное сознает себя как индивид,— почему оно и обла­дает самоощущением,— а не как род, так как ему недостает соз­нания, происходящего от слова «знание». Сознание нераздельно со способностью к науке. Наука — это сознание рода. В жизни мы имеем дело с индивидами, в науке — с родом. Только то сущест­во, предметом познания которого является его род, его сущность, может познавать сущность и природу других предметов и существ.

Поэтому животное живет единой, простой, а человек двоякой жизнью. Внутренняя жизнь животного совпадает с внешней, а человек живет внешней и особой внутренней жизнью. Внут­ренняя жизнь человека тесно связана с его родом, с его сущностью. Человек мыслит, то есть беседует, говорит с самим собой. Живот­ное не может отправлять функций рода без другого индивида, а человек отправляет функции мышления и слова — ибо мышление и слово суть настоящие функции рода — без помощи другого. Человек одновременно и «Я» и «ты»; он может стать на место дру­гого именно потому, что объектом его сознания служит не только его индивидуальность, но и его род, его сущность.

Сущность человека в отличие от животного составляет не толь­ко основу, но и предмет религии. Но религия есть сознание беско­нечного, и поэтому человек сознает в ней свою не конечную и огра­ниченную, а бесконечную сущность. Доподлинно конечное сущест­во не может иметь о бесконечном существе ни малейшего представ­ления, не говоря уже о сознании, потому что предел существа является одновременно пределом сознания. Сознание гусеницы, жизнь и сущность которой ограничивается известным растением, не выходит за пределы этой ограниченной сферы; она отличает это растение от других растений, и только. Такое ограниченное и имен­но, вследствие этой ограниченности, непогрешимое, безошибочное сознание мы называем не сознанием, а инстинктом. Сознание в строгом или собственном смысле слова и сознание бесконечного совпадают; ограниченное сознание не есть сознание; сознание по существу всеобъемлюще, бесконечно. Сознание бесконечного есть не что иное, как сознание бесконечности сознания. Иначе го­воря, в сознании бесконечного сознание обращено на бесконеч­ность собственного существа.

Но в чем же заключается сущность человека, сознаваемая им? Каковы отличительные признаки истинно человеческого в че­ловеке? Разум, воля и сердце *. Совершенный человек обладает силой мышления, силой воли и силой чувства. Сила мышления есть свет познания, сила воли — энергия характера, сила чувст­ва — любовь. Разум, любовь и сила воли — это совершенства. В воле, мышлении и чувстве заключается высшая, абсолютная сущность человека как такового и цель его существования. Че­ловек существует, чтобы познавать, любить и хотеть. Но какова цель разума? — Разум. Любви? — Любовь. Воли? — Свобода воли. Мы познаем, чтобы познавать, любим, чтобы любить, хотим, чтобы хотеть, то есть быть свободными. Подлинное существо есть существо мыслящее, любящее, наделенное волей. Истинно совершенно, божественно только то, что существует ради себя са­мого. Таковы любовь, разум и воля. Божественная «троица» прояв­ляется в человеке и даже над индивидуальным человеком в виде единства разума, любви и воли. Нельзя сказать, чтобы разум (воображение, фантазия, представление, мнение), воля и любовь были силами, принадлежащими человеку, так как он без них — ничто, и то, что он есть, он есть только благодаря им. Они состав­ляют коренные элементы, обосновывающие его сущность, не яв­ляющуюся ни его непосредственным достоянием, ни продуктом. Это силы, оживотворяющие, определяющие, господствующие, это божественные, абсолютные силы, которым человек не может проти­востоять... **

Собственная сущность человека есть его абсолютная сущность, его бог; поэтому мощь объекта есть мощь его собственной сущ­ности. Так, сила чувственного объекта есть сила чувства, сила объекта разума — сила самого разума, и наконец, сила объекта воли — сила воли. Человек, сущность которого определяется зву­ком, находится во власти чувства, во всяком случае того чувства, которое в звуке находит соответствующий элемент. Но чувством овладевает не звук как таковой, а только звук, полный содержа­ния, смысла и чувства. Чувство определяется только полнотой чувства, то есть самим собой, своей собственной сущностью. То же можно сказать и о воле и о разуме. Какой бы объект мы ни познавали, мы познаем в нем нашу собственную сущность; что бы мы ни осуществляли, мы в этом проявляем самих себя. Воля,

* Бездушный материалист говорит: «Человек отличается от животного только сознанием; он — животное, но такое, которое обладает сознанием». Он не прини­мает, таким образом, во внимание, что в существе, в котором пробудилось созна­ние, происходит качественное изменение всей его сущности. Впрочем, этим ни­сколько не умаляется достоинство животных. Здесь не место глубже исследовать этот вопрос.

** «Каждое убеждение достаточно сильно, чтобы заставить себя отстаивать ценой жизни» (Монтень).

чувство, мышление есть нечто совершенное, поэтому нам невоз­можно чувствовать или воспринимать разумом — разум, чувст­вом — чувство и волей — волю, как ограниченную, конечную, то есть ничтожную силу. Ведь конечность и ничтожество — понятия тождественные; конечность есть только эвфемизм для ничтожест­ва. Конечность есть метафизическое, теоретическое выражение; ничтожество — выражение патологическое, практическое. Что ко­нечно для разума, то ничтожно для сердца. Но мы не можем счи­тать волю, разум и сердце конечными силами, потому что всякое совершенство, всякая сила и сущность непосредственно доказы­вают и утверждают самих себя. Нельзя любить, хотеть и мыслить, не считая этих факторов совершенствами, нельзя сознавать себя любящим, желающим и мыслящим существом, не испытывая при этом бесконечной радости. Сознавать для существа — значит быть предметом самого себя; поэтому сознание не есть нечто отличное от сознающего себя существа, иначе как бы могло оно сознавать себя? Поэтому нельзя совершенному существу сознавать себя несовершенством, нельзя чувство ощущать ограниченным и мыш­лению ставить пределы.

Фейербах Л. Сущность христианства //

Избранные философские произведения.

М.. 1955. Т. 2. С. 30—32, 34—35