Глава 4. Трансформация чувства собственной важности 2 страница

В случае явного пренебрежения интересами ребенка еще в период младенчества, у него развивает-ся инверсия импринта, которую можно сформулировать “я — чужой”. Это может вызвать социопа-тические отклонения, аутизм в той или иной форме, выявить шизоидные черты, которые выража-ются в бессознательном убеждении “я — вне правил”. Все это наносит психологический ущерб. Личность с инверсией раннего импринта ЧСВ может быть лишена целого комплекса переживаний, в том числе жалости к себе и жалости к другим. Как правило, это ведет к явной или скрытой пси-110 хопатологии. Не следует ожидать, что из такого ребенка вырастет личность, более способная к безупречности, безжалостности и Пути Воина. Чтобы трансформировать ЧСВ, его надо сначала вырастить и правильно сформировать.

Правильное формирование в данном случае — это постижение, что такое “хозяин территории”,

вместе с прилагающейся к роли системой координат. Иными словами, это установление иерархии

важностей. Сначала ребенок находится на вершине пирамиды, но постепенно узнает, что сущест-

вуют ситуации, когда он может оказаться на втором, третьем __________и даже последнем месте. Сопоставле-

ние позиций делает его тональ упорядоченным, обустраивает структуру. Опыт этого импринта и следующих за ним констелляций обучает человека самому понятию “тер-ритории”. Здесь (в данный момент, в данном окружении, в данной ситуации) я — самый важный, поскольку это “моя территория”. Но меняется ситуация, приходят новые люди — взрослые и свер-стники — и это уже другая “территория”. Все это крайне важно, потому что из этих, казалось бы, простейших впечатлений формируется социальная сеть, пленником которой мы оказываемся во взрослой жизни.

(2) Импринт “подтверждения роли”. Он формируется в момент борьбы за внимание, в момент посягательства на “территорию”, узаконенную предыдущими импринтами. Констелляция имприн-тов на почве подтверждения роли может называться “импринтом манипуляции”. Это своего рода исполнение закона и справедливости. Проще всего объяснить на примере. Скажем, у ребенка 4 лет его сверстник отбирает любимую игрушку. Ребенок уже знает, что игрушка — это его территория. Он также знает, что сверстник, в отличие, например, от отца или иного авторитет-ного вожака, не имеет никакого права на данную игрушку (территорию). Его первая реакция обу-словлена предыдущим импринтом — он попросту начинает кричать и плакать, призывая автори-тетную фигуру навести порядок, восстановить его попранные права, его собственную важность. Однако поблизости никого нет. Ребенок понимает, что справедливости не дождешься, и начинает драться с самозванцем. В конце концов он возвращает себе отнятую игрушку, и с этого момента импринт подтверждения роли начинает работать. Отныне он всегда будет выражаться в гневе и аг-рессии, активном противостоянии сопернику -самозванцу.

Это лишь один из возможных вариантов. Бывают случаи, когда подтверждение роли впервые дос-тигается хитростью, интеллектуальным превосходством, убеждением и т.п. Кондиционирование импринта может быть разным, но в любом случае подтверждение роли оставляет эмоциональный след на всю жизнь. Предпочитаемая модель поведения уменьшает число выборов, вынуждая дей-ствовать автоматически. Гнев и агрессия возникают раньше, чем осознание и планирование. Эмо-ция, источник которой давно забылся, импульс, успешность которого доказана мимолетной дракой в трех-четырехлетнем возрасте, продолжает давить на наши ощущения через 10, 20 и 30 лет.

(3) Импринт “ценность себя”. Последний из ранних импринтов ЧСВ. Его смысл сводится к про-стому лозунгу — “мое существование доставляет радость ближним, я нужен им, без меня они не-счастны”.

Как правило, это принципиальное открытие собственной важности делает ребенок, у которого уже сложился начальный уровень самосознания. Для этого достаточно простой наблюдательности. Тривиальные ситуации могут послужить триггером для такого импринтирования. Достаточно ре-бенку потеряться и вызвать этим серьезную тревогу у родителей, заболеть, даже просто надолго уехать (например, к бабушке), а потом увидеть, как радуются близкие его возвращению или вы-здоровлению, увидеть их тревогу, озабоченность или страдания. “Я ценен”, “я любим”, “я важен” — эти идеи могут затем беспощадно эксплуатироваться при малейшем посягательстве на чувство собственной важности. Депрессия, “уход в болезнь”, угроза “уйти и все бросить”, истерика и под-111 черкнутая несчастность — вот лишь немногие способы удовлетворить ЧСВ, которые часто бывают порождены импринтом ценности себя.

Конечно, ценность себя, как и импринт хозяина территории, может в определенных условиях пре-вратиться в собственную противоположность, стать инверсией. Частичная инверсия (“я ничтожен”, “меня никто не любит”) — почва для затаенной и непрерывной жалости к себе. Такая инверсия возникает в том случае, если предыдущие импринты формировались нормально и подтверждались окружающими. Это так называемое “позднее разочарование”. Оно всегда заключает в себе неосоз-наваемую надежду найти кого-то, кто завершит гештальт, подтвердит, наконец, вашу ценность. “Позднее разочарование” часто приводит к необдуманным бракам, неразборчивости в отношении друзей, поиску безусловной реализации собственной важности в любой сфере жизни (т.е. там, где нет конкурентов, поскольку частичная инверсия импринта ценности себя, как правило, ведет к бес-сознательному страху перед любым соперничеством — не дай бог вновь убедиться в том, что ваша ценность невелика!).

Что касается полной инверсии импринта “ценность себя”, то она выражает себя крайне деструк-тивно — мизантропия, злоба, патологическая завистливость, часто тотальное неверие в духовную и физическую любовь, мрачный цинизм и показное безразличие к мнению окружающих. Если люди, страдающие частичной инверсией импринта “ценность себя”, вопреки множеству пси-хологических затруднений способны уравновесить свою личность, найти собственную нишу и, в конечном счете, даже направить свои усилия на Трансформацию, то полная инверсия импринта порождает неприятие себя в такой степени, что лишь два сценария удовлетворяют подобных субъ-ектов: 1) разрушение окружающих и 2) разрушение себя. Они замкнуты на себе, полагают свое мрачное описание завершенным и неизменным; они не способны к самотрансформации. К несча-стью, человеческая история иногда складывается настолько причудливо, что позволяет этим ущербным личностям возглавлять целые народы. Как известно, это приносит человечеству неис-числимые беды.

К поздним импринтам, формирующим чувство собственной важности, относятся сложные струк-туры и цепочки (констелляции импринтов). История ЧСВ во многом подобна истории самого опи-сания. Начиная с некоторого уровня развития личности, единичные импринты осуществляют себя исключительно в рамках масштабных блоков описания. Если же учитывать, что каждый импринт и каждая констелляция импринтов в процессе личной истории обретает собственное кондициониро-вание, нагружается сопровождающими условными рефлексами и их последовательностями, то мы осознаем, что ЧСВ — самый объемный пакет поведенческих программ, построенных тоналем для осуществления личности в присущей человеку среде.

Поздние импринты ЧСВ — это две огромные группы констелляций: “роль” и “образ себя”. В неко-торых случаях они пересекаются, бывают тождественны друг другу, обмениваются схожими ком-понентами. Отдельные психологические школы по-разному толкуют сущность этих явлений и формулируют отличия между ними.

Ничуть не претендуя на исследование по психологии личности в академическом стиле, мы, тем не менее, вынуждены учитывать наличие самих феноменов и различать их — так как в практике пе-репросмотра это влияет на характер работы по трансформации чувства собственной важности. Прежде всего, роль — это проекция ситуации межличностного взаимодействия. Это поведенче-ский сценарий, следование которому важно только в определенных рамках (также оговоренных ролью). Поэтому импринты роли часто обусловлены коллективными представлениями. Они могут опираться на традицию (этническую, культурную, социальную, гендерную или семейную). Лич-ность, ее неповторимое своеобразие, здесь отступает на второй план.

Исторически роль древнее, чем образ себя. Скажем, первобытная община — это прежде всего со-вокупность ролей. То же самое можно сказать про целый ряд традиционалистских культур —средневековый феодализм, общины и страны, сосредоточенные на фундаментальном следовании религиозной морали и кодексу поведения. На этом уровне чувство собственной важности полно-стью сосредоточено на совокупности условных требований. Выбор роли часто не зависит от чело-века — роль достается либо по наследству, в связи с происхождением, либо автоматически следует из некоторых ритуальных действий.

“Ролевое” общество, которое по сей день большая часть человечества автоматически воспроизво-дит, — это общество, можно сказать, ритуальное. Эмоции и сам характер поведения регламентиро-ван традицией и освящен доминирующей религией. Здесь чувство собственной важности привяза-но к человеку самым жестким и примитивным способом. Надлежащее исполнение ритуала —единственный способ реализации чувства собственной важности. Нарушение ритуала — самое страшное унижение, смерть личности, изгнание и позор.

В ролевом обществе трансформация ЧСВ возможна лишь на фоне тщательной маскировки, иначе она грозит практику смертельной опасностью. И в этом нет никакого преувеличения. Только на самых ранних этапах формирования социума можно было безопасно выходить из роли, и позволя-лось это одним шаманам — ибо они были посредниками между племенем и “миром потусторонне-го”.

Современный мир (та цивилизация, в которой мы живем) отошел от жесткого исполнения ритуала, но переполнен атавизмами. Роль не исчезла, она стала условностью. Если в прежние века требова-лась определенная смелость, чтобы просто признать — есть “пространство роли” и есть мое “лич-ное пространство”, то теперь это банальность, общее положение, которое никому не приходит в голову опровергать.

Жрец (монарх, военачальник) в древнем мире хранит свою роль, как святыню. Он не будет тайком есть мясо (если его религия проповедует вегетарианство), он не напьется (если его роль включает в правила жизни абсолютную трезвость), не станет проводить время в сомнительной и неблагород-ной компании. Когда такие вещи начали случаться, это послужило одним из первых знамений то-го, что “время близко” — ролевое общество разваливается изнутри. Иными словами, именно роль была главным, и, по сути, единственным содержанием чувства соб-ственной важности в течение веков или даже тысячелетий. С наступлением нового времени про-странство, внутри которого роль оставалась безоговорочно важной, сокращалось. Принимая “ли-беральные ценности”, европейский мир расширял “личность” и сокращал “роль”. Сегодня роль, за исключением редких случаев, привязана к тщательно отобранному минимальному списку ситуа-ций.

Можно подумать, что в результате трансформация чувства собственной важности стала доступнее. Ничего подобного. Ситуация, напротив, заметно осложнилась, поскольку энергия ЧСВ перенапра-вила себя на поддержание “образа себя”. Тональ в очередной раз проявил гибкость и этим еще больше закрепил описание мира.

Поскольку образ себя — это, так сказать, метароль, метапрограмма. Он работает в любой ситуа-ции и свободно использует роли (незыблемые и абсолютные в прошлом) в качестве сиюминутных инструментов. Сталкиваясь с образом себя — этой вершиной психологической изощренности че-ловека в методах собственного порабощения, начинаешь понимать, насколько проще работать с ролью.

Те толтеки, что полагают себя сталкерами, часто склоняются к ролевой игре. Ибо они инстинктив-но чувствуют, что так проще, что здесь можно достичь более быстрого и очевидного успеха. Ко-нечно! Ведь условность и ограниченность роли в современном обществе западного образца не тре-113 бует доказательств. Она лежит на поверхности, и сталкеру остается лишь выследить некоторые ав-томатизмы, до которых еще не добралось его дремлющее осознание. Но сущность трансформации ЧСВ сегодня лежит глубже. Основная масса психической энергии теперь расположена в “личном пространстве”, или в пространстве личности, — там, где социаль-ный человек, находясь в это время вне социума, продолжает думать о себе как центре системы со-циальных координат. “Образ себя” для себя и “образ себя” для других — вот любимые области размышлений. Вот ядро комплекса.

Вы можете сыграть юродивого, патологического лжеца, тупого забулдыгу или обычного бандита. Вы можете испытать окружающих и изучить их реагирование на различные роли — и все это не будет иметь никакого отношения к трансформации чувства собственной важности. Потому что образ себя для себя и образ себя для других останутся неизменными. Вы скажете —ладно, образ-для-себя — дело тонкое, интимное, но образ-для-других должен измениться! Увы, нет. Ибо это не роль, а образ. Образ (кому бы он ни предназначался) никогда не бывает снаружи, он всегда внутри. Невидимый наблюдатель (абсолютное воплощение наших высших, экзистенци-альных ожиданий) — тот самый “другой”. И наш образ — для него. Если хотите, можно назвать его личным Богом, выросшим из тысячелетий человеческой социальности. Если вы практикуете толтекское знание, то Он — Единственный, Кто может оценить ваши усилия в сновидении, стал-кинге и безупречности. Проблема заключается в том, что пока Он существует у вас в голове, безу-пречность недостижима.

Однако, рассмотрим поздние импринты ЧСВ по порядку. Этот порядок не имеет отношения к пе-репросмотру (ни прямого, ни обратного). Как я уже сказал, эти психологические структуры на-столько сложны, что опутывают наше энергетическое тело настоящей сетью. Индивидуальные взаимосвязи и ассоциации обнажаются в процессе перепросмотра в собственном порядке. Общие законы существуют лишь для самых простых и ранних образований — будь-то импринты-символы или рефлексы. Поздние психологические образования возникают на протяжении всей личной ис-тории субъекта — для них нет возрастных границ. Они могут видоизменяться и подвергаться мно-гочисленным коррекциям даже в зрелом возрасте.

“Роль”.

Относительно простая социальная программа. В процессе перепросмотра вы можете обнаружить в себе несколько десятков ролей. Универсальной ролью можно назвать только гендерную (социопо-ловую). Но даже она пострадала от того, что социум оставил роль и перешел к личности. Мало кто задумывается, что тенденция к неопределенности половой роли (гомосексуальность, бисексуаль-ность, унисексуальность) — естественный элемент развития мирового тоналя, бегущего от любых ролей. Всего столетие назад гендерная роль считалась императивом, а редкие отклонения от био-логической сексуальности — тяжким недугом. Сегодня социум склонен рассматривать это как ва-рианты естественного (!) полового поведения.

В норме социополовая роль имеет лишь три модуса. Первый — подготовительный, два — актуаль-ных.

Подготовительный модус:

мальчик — девочка (до наступления половой зрелости).

Актуальные:

мужчина — женщина

отец — мать

Социум налагает на эти роли огромное количество требований. Подтверждение удовлетворитель-ного исполнения какого-нибудь требования, входящего в роль, вызывает удовлетворение и порож-дает чувство собственной важности. Несоответствие (реальное или мнимое) даже самым простым (наиболее биологическим) требованиям вызывают сильное ущемление ЧСВ. Только у человека момент сексуальной близости является не только (порой даже не столько) наслаждением, сколько испытанием роли. Раньше этот груз ответственности нес по большей части мужчина, теперь к не-му присоединились женщины. И те и другие обязаны быть сексуальными, активными, способными “дарить наслаждение и получать его”. Это превратилось в часть роли, иногда это превращается в ритуал, пустую формальность и притворство. Биосоциальное поведение становится все менее био-логическим и все более социальным — условным, регламентированным, искусственным. “Материнство” и “отцовство” — это роли, возведенные на пьедестал социума. Обвинение в том, что вы “плохой отец” или “плохая мать”, — это классическое оскорбление, унижение и уязвление ЧСВ, пришедшее из глубины веков. Другой вид уязвления, теперь более распространенный, — об-винение в том, что супружеская пара не желает иметь детей. Таким образом, приказ общества зву-чит однозначно: “Плодитесь и размножайтесь, кормите, растите и воспитывайте потомков.” Обратите внимание на то, что это изначально естественное, биологическое стремление преврати-лось в лозунг, требование, приказ, повод для восхваления или осуждения. Посягнуть на социопо-ловую роль — значит, ударить в самое уязвимое место общественного человека. Импринты и реф-лексы, лежащие в основе этих проявлений, давным-давно ушли на второй план и утратили акту-альность. Их место теперь занимают социальные символы и сигналы, импринтированные относи-тельно недавно. Их импринтирование может случиться и в 12, и в 20, и в 30 лет. У этой роли есть один немаловажный аспект, связанный с моногамностью данного типа цивилиза-ции:

Всякое посягательство на моногамность ваших отношений с партнером рассматривается как напа-дение на личность и крайняя степень ее унижения.

Это не биологическая проблема, возникшая из инстинкта борьбы за самку (самца). Это — пробле-ма собственной важности. То, что вызывает ревность и все сопутствующие ей разрушительные эмоции, — по сути, вызвано отрицанием вашей гендерной (социополовой) роли тем или иным спо-собом. Человек испытывает ревность именно потому, что бессознательно полагает — Я не “спра-вился(лась)” с ролью любовника (любовницы), мужа (жены), отца (матери). Вот причина гнева, униженности, желания мстить, подавленности, а порой даже суицидных настроений. Поскольку речь идет о самом важном (согласно импринтам), мы мгновенно забываем, что всего лишь играем роль. Мы начинаем верить, что это и есть жизнь.

По сравнению с гендерными, остальные роли — частности. Они состоят из элементов, которые мо-гут быть доминирующими или вторичными, могут иметь разную степень сочетаемости (валентно-сти) между собой, могут быть производными от половой роли и ситуативными, возникшими почти случайно в первые годы активной социализации.

Когда мы рассматриваем свои автоматические реакции, мгновенные эмоции, то всегда натыкаемся на подобные кирпичики. Каждый из них, взятый отдельно, кажется незначительным, но они скла-дываются в целые здания, определяя этим конкретную судьбу конкретного человека. Качества в определенном соотношении становятся стилем поведения, способом решения задач, причиной внутренних и внешних конфликтов. Например:

ведущий — ведомый

сильный — слабый

открытый — закрытый

зависимый — независимый

уверенный в себе — неуверенный в себе

И т.д. и т.п.

Каждое из этих условных качеств может быть выбрано как предпочитаемый способ поведения в момент импринтной уязвимости. Каждое из них может быть причиной для самооправдания, само-довольства и даже самовосхищения. Когда-то мы убедили себя, что цепляемся за привычные каче-ства и манеры по ОЧЕНЬ ВАЖНОЙ причине. Еще более убедительно мы внушили себе, что любой иной способ (реагирования, поведения, решения) НЕПРИЕМЛЕМ ДЛЯ НАС, так как — опять же — помешает чему-то крайне важному.

Важно быть слабым, потому что так мы имеем больше безопасности. Важно быть закрытым, пото-му что вокруг полно негодяев, которые пытаются вас обмануть или выставить вас в дурном свете. Важно быть зависимым, потому что тогда к тебе не станут предъявлять претензий, с которыми ты БОИШЬСЯ не справиться. Важно быть неуверенным в себе, тогда тебе простят возможные ошиб-ки.

Я специально перечислил не лучшие из человеческих качеств. Как видите, за каждым из них стоит своя важность. Иначе и не может быть — роль (какой бы мелкой она ни была) выбирается с целью подтвердить собственную важность (важность своих предпочтений, мнений, выбора, положения). Точно так же оправдываются добродетели. Они могут отлично выглядеть, но за кулисами та же пыль и пустота.

Обычно общественный человек отождествляет себя с набором выбранных ролей. Он редко остает-ся один. Каждый день насыщен играми — вот он муж, вот сын, вот начальник, а вот — профессио-нал за работой. У каждой роли свои правила, свои автоматизмы, рефлексы, сценарии. И всякий раз его интересует только одно — подтверждение, подтверждение и еще раз подтверждение право-ты (важности) своего восприятия, эмоций, чувств, мнений, идей и отношений. Можно ли вырваться на свободу из этой грандиозной клетки? Можно ли просто сказать себе “Все в одинаковой степени важно и неважно. Я — ничто в этом равнозначном мире, и я — всё, поскольку это МОЁ осознание свидетельствует неважность и важность мира”?

Когда мы уединяемся, роли на время исчезают. Это облегчение делает отшельничество соблазни-

тельной штукой для искателей Трансформации. Но __________тут мы быстро открываем, что социум посе-

лился у нас в голове. Это — “образ себя”.

“Образ себя”.

О нем уже было упомянуто. Можно сказать, что это наше идеальное представление о себе, сфор-мированное из тех элементов ролей, которые кажутся нам самыми типичными или лучшими для нас. “Образ себя” — не просто фантазия или совокупность умозрительных соображений на свой счет. Если бы этим все и ограничивалось, “образ себя” являлся бы исключительно объектом дис-циплины по остановке внутреннего диалоге. Но это не просто внутренний диалог.

Можно сказать, что образ себя — это зона “отсроченных (или вытесненных) реакций”. Например, некто полагает себя талантливым (терпеливым, усердным, тщательным) ученым. Он ходит в ин-ститут, где играет роль скромного, но усердного лаборанта (аспиранта, младшего научного со-трудника и т.п.). И так — в течение многих лет. Наконец, он совершает открытие, получает сте-пень и становится профессором. Он счастлив, ибо его образ себя реализовался. Теперь новоиспе-ченный профессор будет всячески пытать студентов и подчиненных, каждый день тыкая им в нос, какой он крупный ученый, и насколько те — ничтожны. Отсроченные реакции вступили в силу. Бывает гораздо хуже. Все тот же усердный лаборант (по причине бесталанности или из-за интриг “друзей” по науке) лет через двадцать окончательно понимает, что не суждено ему стать профес-сором. Хватает он колбу с кислотой и разбивает об голову любимого учителя: А почему бы и нет? Это — тоже отсроченная реакция. И наконец, в случае, если бедняга сдерживается и не выходит из скрытой депрессии, мы имеем дело уже не с отсроченной, а с вытесненной реакцией. “Образ себя” — это некая совокупность идеальных (умственных) ролей, моделей поведения, кото-рые когда-нибудь получат свое воплощение. Если же это невозможно, их вытеснение завершится инсультом либо язвой желудка.

В образе себя мы находим основные экзистенциальные координаты личного бытия:

(1) Я для себя.

(2) Я для других.

Здесь есть подпункты:

(3) Я для семьи.

(4) Я для лиц противоположного пола.

(5) Я для группы (коллектива, общины).

Все перечисленные координаты требуют самого тщательного перепросмотра. Как правило, фунда-мент образа себя полностью оформляется еще в подростковом возрасте. Именно там мы находим важнейшие импринты-символы, породившие систему идеальных ценностей, ВАЖНОСТЬ которых кажется неоспоримой. Семья и примитивные формы социума (вроде школьного класса) создают ситуации, когда мы раз и навсегда решаем “про себя”: “я буду ТАКИМ”, или “ТАКИМ я никогда не буду”.

Пожалуй, самым сложным для анализа оказывается тот интегральный образ, который менее всех остальных ориентирован на социум — образ себя для себя, или Я-для-себя. Хочу обратить ваше внимание: все элементы данного образа-для-себя ВСЕГДА имеют социальное происхождение. Проблема в том, что здесь мы не нуждаемся в социуме, чтобы подтвердить собст-венную важность. Это именно то, о чем можно сказать: “Даже если я всю жизнь проведу на необи-таемом острове, Я БУДУ (то-то) и НЕ БУДУ (то-то).”

Все содержания образа себя проще вскрывать через отрицание. Именно отрицание обнажает нашу сущность, потому что оно требует активности. Проще открыть в себе формулу “Я никогда не буду беспомощным”, чем декларацию “Я всегда буду самостоятельным”. Разглядывая собственную важность, определите, ЧТО ВЫ НЕ ПРИЕМЛЕТЕ, и поймете, что такое вы-для-самого-себя. Хоть содержание образа себя (как и многое в нашей личности) построено на чувстве собственной важности, это совсем не значит, что от этого содержания необходимо избавляться. Трансформация 117 ЧСВ, как уже много раз говорилось, — это инструмент для усиления осознания. Задача заключает-ся в том, чтобы использовать навыки тоналя (сформированные под влиянием ЧСВ), без использо-вания самого ЧСВ. Безупречный воин выбирает стиль поведения и способ реагирования осознанно.

То, что он неважен, а его судьба не имеет значения, — всего лишь факт распределения перцеп-

тивной ____________энергии. Воин совершает действия, и эти действия могут быть образцом социального кон-

формизма. Значит ли это, что воин заинтересован в карьере, власти, особом статусе и т.п.? Нет, он просто совершает действия, которые наиболее прагматичны и служат поставленной им стратеги-ческой цели. Толтек может быть каким угодно — “ведущим” или “ведомым”, “открытым” или “за-крытым”. Он всего лишь не ищет подтверждений, он всего лишь не испытывает чувства собствен-ной важности, зная, как работает его личность, какие содержания она скрывает. Не надо удалять содержания, не стоит ампутировать личность, достаточно быть бдительным и все осознавать. В этом заключено искусство усиления осознания. Постепенное избавление от ЧСВ демонстрирует вам, какой огромный объем абстрактного внимания оно держало под своим контролем. Бесконеч-ное вылавливание сигналов и символов из искусственной среды социальных координат, непрерыв-ное манипулирование ими и собственными реакциями на них — как это утомительно! Даже психоэнергетически активность чувства собственной важности выражается чрезвычайно масштабными и непрерывными напряжениями. Горловой центр и корень мозга, где происходит переработка символьной информации, сковывают энергетические поля вокруг верхней части коко-на и фиксируют человеческую форму. Эти напряжения постоянно присутствуют в плечевом поясе, верхней части спины, они искажают нашу мимику и управляют гримасами. По этой же причине мы все время настороже и ждем каких-то значимых сигналов от себе подоб-ных. Это выражается в напряжении фронтальной пластины кокона — особенно от солнечного сплетения и выше. Мы ждем нападения со спины — “центр страха” между лопаток все время акти-вен и влияет на фиксацию точки сборки.

Словом, если страх смерти держит нас в некотором диапазоне восприятия, то чувство собственной важности ужасающим образом сжимает объем доходящих до нас в этом режиме сигналов.

Трансформация базальных комплексов “небезупречности” приводит к психофизиологическим,

психоэмоциональным и перцептивным феноменам. О них более подробно будет сказано во второй

части книги, где речь пойдет о практическом воплощении в жизнь преображенной психологии

безупречного воина

Глава 5. ЖАЛОСТЬ И БЕЗЖАЛОСТНОСТЬ

«Как средина небес, сердце бога далеко,

Познать его трудно, не поймут его люди. «

Из древневавилонской поэзии

Третий базальный комплекс, названный Хуаном Матусом “жалостью к себе” (self-pity), — это, главным образом, реакция (либо рефлексия) на два предыдущих комплекса — страх смерти и чув-ство собственной важности. Вне иных базальных структур (страх смерти, ЧСВ) этот комплекс не существует, но роль его в обслуживании комплексов столь значительна, что он не может не рас-сматриваться отдельно. Кроме того, жалость к себе обладает спецификой в феноменологическом смысле — проще говоря, она выражает себя отдельной и легко идентифицируемой гаммой эмо-циональных переживаний и чувств. Жалость — всегда жалость, и поскольку толтеки занимались эмпирическими исследованиями своей психологии, они не могли не ощутить разницу между жа-лостью и страхом, жалостью и гордостью, и т.д.

Впоследствии видящие открыли, что жалость к себе, кроме того, — отдельный психоэнергетиче-ский феномен, отдельная сила, “третий ремень”, фиксирующий позицию точки сборки. Его функ-ция — стабильно удерживать напряжение сердечного центра, солнечного сплетения (центральной области фронтальной пластины кокона). Подобно тому, как психологически жалость к себе может быть следствием страха смерти (чей центр — “просвет”) и чувства собственной важности (где главный фокус — горловой центр), так энергетически — необходимый уровень напряжения фрон-тальной проекции solar plexus достигается двумя путями — либо через трансляцию лишних поле-вых напряжений от суженного страхом “просвета”, либо от ритмично пульсирующего горлового центра.

Однако, я уже говорил о том, что сердечная чакра — центр, привязанный в наибольшей степени к нашему социальному чувству. Здесь фокусируются волны напряжений, которые ответственны за отношения с себе подобными. Тут пылает любовь и ненависть, ревность и симпатия. “Сердечная чакра”, обладая собственной чувствительностью, обеспечивает нас интуитивным знанием обо всех эмоциях и чувствах окружающих людей. Причем же здесь жалость к себе? На самом деле бессознательное никакой жалости к себе — в буквальном смысле — не знает (пока его не наполнили социальными импринтами и условными рефлексами). Внутренняя природа этого процесса подразумевает, если хотите, раздвоение или расщепление психологического субъекта. Ибо всегда есть “тот, кто испытывает жалость” и “тот, на кого жалость направлена”. В предыдущей главе было коротко сказано про так называемый “образ себя” и его отличие от “ро-ли”. Так вот — именно образ себя генерирует чувство жалости к себе. Вспомните о природе “об-раза”, и вы легко поймете, что социум и здесь не дает нам покоя. Жалость к себе — это вообра-жаемое отношение между одним Я и другим Я. То есть, это существующая лишь в голове социаль-ная позиция.