Может ли изучение политики быть научным?

 

Разумеется, сегодня никто не станет оспаривать того, что исследование поли­тических явлений должно носить научный характер как минимум в широком по­нимании научной деятельности, то есть быть аналитичным, строгим и последова­тельным в своих выводах. К этой области знания, как мы это видели выше, не раз предъявлялось и требование стать наукой в более узком смысле слова, то есть ис­пользовать более строгую, близкую к естественно-научной, методологию. Некогда это требование было выдвинуто марксизмом и позитивистской ветвью философии, и оно же было главным лозунгом той «бихевиористской революции», что охватила политический анализ в 1950-х годах. Идея, что и говорить, привлекательная. С такой политологией мы сразу же получили бы самые верные средства отсеять ис­тинное от ложного, факты (эмпирические данные) — от ценностей (нормативных или этических представлений), объективное от субъективного, знания — от мне­ний — и весь мир политики оказался бы у нас как на ладони!

Вся загвоздка здесь в нескольких трудностях. Первая связана с проблемой ин­формации. К сожалению, или, лучше сказать, к счастью, люди — это не лягушки, которых можно принести в лабораторию и там долго рассматривать под микроско­пом. Нам не дано «заглянуть» в человека или провести серию повторяющихся экс­периментов над его поведением, — мы в данном случае располагаем лишь тем, что, как говорится, «лежит на поверхностности». Провести «тестирование» наших гипо­тез при отсутствии достоверно точной информации невозможно. Обойти эту про­блему можно лишь одним путем — игнорируя сложность и непредсказуемость мыс­лящего субъекта в духе доктрины детерминизма. Примером именно такого подхода является бихевиорализм (не путать с бихевиоризмом) — школа психологии, свя­занная с именами Джона В. Ватсона (1878—1958) и Б.Ф. Скиннера (1904—1990) и постулирующая, что поведение человека в конечном итоге всегда детерминировано условными реакциями или рефлексами¹. (Элементы детерминизма, и это второй пример, прослеживаются и в той версии диалектического материализма, что была принята в СССР.)

Детерминизм — учение, согласно которому действия людей, их выбор, жестко предопределены внешними факторами; предполагает отрицание свободы воли.

Бихевиорализм (от англ. behaviour) — поведенческий подход в политологии, рассматривающий политические явления через поведение конкретных индивидов. Ряд западных политологов пред­почитают использовать этот термин, в то время как в психологии и философии используется термин «бихевиоризм».

Другая трудность проистекает из проблемы «скрытых ценностей». Можно сколь угодно много говорить о том, что те или иные концепции и теории политики свободны от ценностей, - при ближайшем рассмотрении всегда обнаруживается, что это не так. Зачастую ценности до такой (20) степени слиты с фактами, что отделить их друг от друга и рассмотреть по отдельно­сти просто невозможно. Концепции и теории всегда формулируются на основе тех или иных исходных представлений о человеке, обществе, государстве и так далее, — и во всем этом, как ни смотри, всегда скрыто присутствует тот или иной полити­ческий или идеологический подтекст. Так, в бихевиоризме, теории рационального выбора и теории систем всегда можно различить элементы консервативных ценно­стей — предубеждений (bias), так же как в политических воззрениях феминистов — присущие только этому течению представления о сути и значении тендерных раз­личий в обществе.

Наконец, приходится признать, что мифом является само представление о ней­тральности в общественных науках. Это только в естествознании возможно такое, что исследователь рассматривает свой предмет объективно, бесстрастно и без ка­ких-либо заранее сформированных ожиданий, — в политологии такое бывает ред­ко или не бывает вообще. Как бы мы ни определяли политику, она в любом случае связана с вопросами относительно структуры и жизнедеятельности общества, в котором мы выросли и живем. У каждого из нас свой семейный и социальный опыт, свое экономическое положение, свои личные симпатии, — и все это накла­дывает самый резкий отпечаток на то, как мы воспринимаем политику и вообще окружающий мир. Это значит, что научная объективность в смысле абсолютной беспристрастности и нейтральности для политологии остаются недостижимой це­лью, как бы мы ни совершенствовали свои исследовательские методы. И скажем еще вот что: может быть, для развития нашей науки наибольшую опасность пред­ставляет не тенденциозность как таковая, а нежелание признать эту тенденциоз­ность — позиция, то и дело проявляющаяся в ложных притязаниях на политичес­кую нейтральность.

Понятия, модели и теории

 

Понятия, модели и теории суть инструменты политического анализа. Но как и со многими другими вещами в политике обращаться с ними надо со всяческой осторожностью. Рассмотрим для начала понятия. Понятие — это общая идея о чем-то, выраженная обычно одним словом или предложением. Но это нечто боль­шее, либо чем имя собственное или имя нарицательное. Есть, например, разница между тем, говорим ли мы о коте (конкретном и единичном коте) или рассматри­ваем понятие «кот» (идею кота). Понятие кота — это не материальный объект, это «идея», составленная из различных атрибутов, вообще присущих котам: «пушистое существо», «домашнее животное», «небольшое по размерам», «охотится на крыс и мышей» и так далее. Аналогичным образом понятие «равенство» представляет со­бой принцип или идеал. Мы совсем не имеем его в виду, скажем, когда говорим, что спортсмен показал время, «равное» мировому рекорду или что наследство было по­делено на «равные» части между двумя братьями. Соответственно и понятие «прези­дентство» относится не к конкретному президенту, а к совокупности идей относительно организации исполнительной власти.

Предубеждение - симпатии, антипатии и предрассудки (нередко бессознательные), влияющие на суждения людей и искажающие действительное положение дел.

В чем же значение понятий? Понятия, как мы уже сказали, суть инструменты, позволяющие нам думать, критиковать, доказывать, (21) объяснять и анализировать. Простое наблюдение еще не дает нам знания о внешнем мире.

Идеальный тип (в литературе иногда «чистый тип») - умозрительная конструкция, позволяющая извлечь максимум смысла из бесконечно сложных явлений мира, выявить их предельно общее логическое ядро. Впервые стали использоваться для экономического анализа, - например, для описания того, что есть совершенная конкуренция. Сторонником более широкого распространения этой методологии в общественных науках выступил Макс Вебер. У него идеальный тип - это инструмент объяснения действительности, но отнюдь не ее отражение; идеальные типы «не исчерпывают реальности» и не предлагают какого-либо нравственного идеала. Идеальные типы у Вебера включают в себя типы власти и бюрократии.

Чтобы извлечь из окружающего какой-то смысл, нам нужно, так сказать, «наложить на него какое-то значение», а это мы делаем через понятия. Выразимся по-иному: чтобы воспринять кота именно как кота, мы вначале должны иметь какое-то понятие о том, что такое кот. Кроме того, понятия помогают нам узнавать объекты, усматривая в них те или иные схожие формы или свойства: кота, например, мы узнаем, потому что он есть представитель вида «котов». Понятия поэтому суть своего рода «обобщения»: - в них отражается ряд объектов или единичный объект, если он соответствует определенным характеристикам этого ряда. Все это имеет прямое отношение и к миру полити­ки: здесь мы также получаем знания, формируя и обогащая понятия, позволяющие нам извлечь смысл из безграничного мира явлений. Понятия и концепции, следователь­но, являются своего рода кирпичиками человеческого знания.

Но надо, однако, понимать, что наши понятия могут оказать нам и дурную услугу. Начнем с того, что политическая действительность, к постижению которой мы стремимся, постоянно изменяется и усложняется. Здесь всегда есть опасность того, что такие понятия, например, как «демократия», «права человека» и «капита­лизм», дадут нам уж слишком обманчивую ясность там, где в действительности все отнюдь не так ясно. Это затруднение в свое время пытался преодолеть Макс Вебер, квалифицируя отдельные понятия как «идеальные типы», т.е. как такие понятия, в которых вычленены лишь самые главные, фундаментальные, черты того или иного явления, а все иные его свойства отодвинуты на второй план. В этой связи скажем, к примеру, что понятие «революция» является идеальным типом, когда в нем ак­центирован момент фундаментальных и, как правило, насильственно осуществля­емых политических изменений: используя его, мы поймем то общее, что объединя­ет Французскую революцию 1789 г. и восточноевропейские революции 1989—1991 го­дов. Но и в данном случае нам отнюдь не помешает осторожность, ибо за понятием «революция» могут скрываться какие-то очень важные различия между явлениями, например, в том, что касается идеологического и социального содержания этих революций. О понятиях и идеальных типах, следовательно, лучше всего говорить не как об «истинных» или «ложных», а попросту как о более или менее «полезных».

Еще одна проблема состоит в том, что политические понятия часто становятся предметом острых идеологических споров. Политика ведь отчасти и есть соперни­чество вокруг того, кто вернее понимает истинный смысл слов и понятий. Проти­воборствующие стороны могут спорить, враждовать, даже воевать, — при этом, возможно, каждая будет утверждать, что она «защищает свободу», «поддерживает демократию» и «борется за правое дело». Проблема в том, что слова «свобода», (22) «демократия» и «правое дело» для разных людей означают разные вещи. Как нам определить, что такое «истинная демократия», «действительная свобода» и «по-настоящему правое дело»? Ясно, что это невозможно. Выше мы пытались дать определение политики, понятия многозначного, — нужно сказать, что столь же многозначны и внутренне противоречивы многие другие политические понятия. Такого рода понятия лучше всего квалифицировать как «заведомо спорные»: раз­ногласия по их поводу могут заходить столь далеко, что определить их каким-либо нейтральным или общеприемлемым способом в принципе невозможно. Фактичес­ки за одним и тем же термином могут скрываться несколько друг другу противоре­чащих понятий, — и ни одно из них не будет «истинным» значением этого терми­на. Вспомним, к примеру, что политику с равным успехом можно понимать и как «то, что касается государства», и как управление публичной жизнью, и как распре­деление власти и ресурсов.

Модели и теории шире понятий; они охватывают ряд идей, а не одну идею. Под моделью (model) традиционно понимается нечто, что передает объект в меньшем масштабе, — кукольный домик или игрушечный самолет. Функция модели — как можно более точное воссоздание объекта-оригинала. Но концептуальные модели никоим образом не воссоздают объект. Было бы нелепо, например, говорить, что компьютерная модель экономики должна иметь физическое сходство с самой эко­номикой. Концептуальные модели — это скорее аналитические инструменты; смысл их в том, что они суть конструкции, позволяющие «приписать значение» тому, что иначе было бы необъяснимым и беспорядочным набором фактов. Все очень про­сто: факты отнюдь не говорят сами за себя, их нужно организовать и истолковать. Модели как раз и помогают в решении этой задачи, поскольку в них заложены определенные взаимоотношения, так или иначе освещающие смысл и значение соответствующих эмпирических данных. Легче всего понять это с помощью приме­ра. Одной из лучших моделей в политическом анализе является модель политичес­кой системы, разработанная Дэвидом Истоном (David Easton, 1979, 1981) и пред­ставленная на рис. 1.3.

Модель - теоретическое представление эмпирических данных, акцентирующее наиболее значимые взаимосвязи и взаимодействия и тем самым содействующее общему пониманию проблемы

Важно вместе с тем помнить, что концептуальные модели всегда упрощают ту действительность, которую они объясняют. Это просто конструкции, облегчающие понимание: само по себе это еще не знание. В модели Истона, например, полити­ческие партии и группы интересов представлены как «привратники», главная зада­ча которых — регулировать поток «ввода» в политическую систему. Возможно, что это вполне допустимое понимание, — нужно только помнить, что партии и поли­тические группы также управляют общественными настроениями и тем самым со­действуют более четкому оформлению общественных требований. Словом, в дей­ствительности это куда более интересные и сложные институты, чем они представ­лены в модели. Точно так же модель Истона лучше объясняет то, как и почему политическая система реагирует на общественное давление, чем то, почему она прибегает к репрессиям и принуждению, как в той или иной степени это происхо­дит во всех политических системах.

Теория — систематическое объяснение эмпирических данных, представляемое, в отличие от гипотезы, как достоверное знание.

Термины «теория» и «модель» часто употребляются как взаимозаменяемые. И то и другое суть концептуальные конструкции, инструменты политического анализа. Вместе с тем теории, строго говоря, несут в себе систематическое объяснение больших массивов эмпирических данных, тогда как модель является просто объяснительной конструкцией или гипотезой, которая подлежит еще проверке. В этой связи политолог скажет, что теория может быть более или менее истинной, модель же — более или менее «полез­ной». При этом очевидно, что теории и модели часто взаимосвязаны, а сложные поли­тические теории могут иллюстрироваться рядом моделей. Например, теорию плюрализ­ма (см. главы 4 и 5) можно объяснить с использова­нием модели государства, модели электорального процесса, модели групповой политики и так далее.

Следует, далее, понимать то, что в сущности все концептуальные конструкции, теории и мо­дели несут в себе скрытые ценности или (24) внутренние допущения. По этой причине труд­но сформулировать теории, которые были бы сугубо эмпиричными: избежать влияния ценностей или идей нормативного характе­ра не удается. Иллюстрацией здесь может служить обыкновение людей употреблять по­нятия как заведомо либо положительные (на­пример, такие «ура!-слова», как «демокра­тия», «свобода» и «справедливость»), либо отрицательные («конфликт», «анархия», «идеология» и даже «политика»). Модели и теории, кроме того, изначально «нагруже­ны» теми или иными тенденциями. Теории рационального выбора, например (см. выше), никак не являются ценностно-нейт­ральными, ибо они основаны на предполо­жении о том, что люди по природе своей эгоистичны и корыстны, а из этого вытека­ют политические выводы заведомо консер­вативного характера. Точно так же маркси­стские теории классовой политики отталки­ваются от более широких концепций исто­рии и общества и зависят, следовательно, от того, насколько эти концепции адек­ватны по отношению к исторической реальности.

Можно поэтому сказать, что модели и микротеории создаются на основе более широких теорий — макротеорий. Это наиболее важные теоретические инструмен­ты политического анализа, в центре которых находится проблематика власти и государства: плюрализм (см. с. 98), элитизм (см. с. 99), классовый анализ и так далее.

Эти теории мы рассмотрим в главах 4 и 5. Здесь остается сказать лишь то, что со своей стороны, и на еще более глубоком уровне, макротеории могут отражать идеи и представления той или иной идеологической традиции, традиции же высту­пают как то, что Томас Кун (Thomas Kuhn) в своей книге «Структура научных революций» (The Structure of Scientific Revolutions, 1962) назвал парадигмами. Пара­дигма — это набор взаимосвязанных принципов, доктрин и теорий, позволяющий структурировать процесс познания. Фактически это рамка, в которой протекает поиск знаний. В экономике, например, мы видим смену парадигм в вытеснении кейнсианства монетаризмом (возможно, с последующим переходом к неокейнсианству), в системе транспортной политики — подъем «зеленого» движения.

Парадигма. В самом общем смысле под парадигмой понимается образец, пример решения задачи, модель — нечто такое, что позволяет, как и в случае с «идеальным ти­пом», вычленить наиболее важные черты такого или иного явления. Однако Кун (1962) предложил под парадигмой понимать некую систему взаимосвязанных ценностей, тео­рий и допущений, в рамках которой осуще­ствляется поиск нового знания. По Куну, есть «нормальная» наука, функционирующая в старой, сложившейся, интеллектуальной системе, и «революционная» наука, в кото­рой происходит замена старой парадигмы на новую. Главная идея этой теории заклю­чается в том, что невозможно с полной уве­ренностью определить, что «истинно» и что «ложно»: все это лишь общие допущения существующей на данной момент парадиг­мы, на смену которой неизбежно придет новая парадигма.

По Куну, в естествознании в каждый данный момент времени господствует одна парадигма, наука же в целом развивается через «революции», в ходе которых старая парадигма сменяется новой. К политическому исследованию, однако, эти выводы не всегда применимы, поскольку в политике часто противоборствуют несколько пара­дигм. Парадигмы эти принимают формы широких социальных философий, обычно называемых идеологиями, — либерализма, консерватизма, социализма, фашизма, фе­минизма и так далее. Каждая из них по-своему отражает социальное бытие, каждая несет в себе свою собственную картину мира. Но говорить об этих идеологиях как о (25) теоретических парадигмах совсем, конечно, не значит подразумевать, что политичес­кий анализ неизбежно идеологичен и лишь обслуживает интересы определенной груп­пы или класса, — нет, речь идет только о том, что он осуществляется на основе определенной идеологической традиции. Академическая политология, например, по большей части развивалась на основе либерально-рационалистических принципов и потому несет на себе явственный отпечаток своего либерального прошлого.

Выводы

♦ Политика есть деятельность, в рамках которой люди создают, сохраняют и обога­щают общие правила, по которым они живут. Как таковая, это общественная деятель­ность, неразрывно связанная, с одной стороны, с наличием разнообразия и конфликта, а с другой — со стремлением сотрудничать и действовать совместно. Политику лучше понимать как поиск путей разрешения конфликта, чем как достижение такого состоя­ния, поскольку не все конфликты разрешимы или могут быть разрешены.

♦ В разных традициях и разными мыслителями политика понималась по-разному. Ее рассматривали как искусство управления государством и сферой публичной жизни, как разрешение общественных конфликтов через дискуссию и компромисс и как про­изводство, распределение и использование ресурсов в ходе общественной жизни.

♦ Одна из самых спорных проблем политологии — какой круг общественных отно­шений охватывается сферой «политического». При традиционном взгляде на вещи к этой сфере относят только институты и тех акторов, что действуют в «публичной сфере» общества. Если, однако, понимать политику как область властных отношений, к ней следует относить и отдельные стороны «частной сферы» жизни.

♦ Свои подходы сложились в изучении политики — в политологии. Среди них мы видим политическую философию, изучающую нормативные аспекты проблемы, (26) эмпирическую традицию, связанную с изучением институтов, бихевиоральный анализ, ряд современных подходов, включая использование теории рационального выбора.

♦ Изучение политики носит научный характер постольку, поскольку возможно по­лучить объективное знание о мире политики, отделяя факты от ценностей. Сделать это тем не менее не всегда легко из-за дефицита информации, влияния ценностей, всегда присутствующих в политических моделях и теориях, и, наконец, тех тенденций и при­страстий, которым подвержен исследователь.

♦ Концепции, модели и теории следует понимать как инструменты политического анализа, с помощью которых мы извлекаем элементы знания из бесконечной и слож­ной реальности. В конечном же итоге то или иное понимание общества и политики осуществляется в рамках более широкой интеллектуальной конструкции — идеологи­ческой парадигмы.