По докладу об отношении пролетариата к мелкобуржуазной демократии 1 страница

Товарищи, мне придется сделать немного заключительных замечаний. Прежде всего я хотел ответить но поводу затронутого здесь вопроса о догме. Маркс и Энгельс гово-

рили много раз, что наше учение не догма, а руководство к действию, и я думаю, мы должны это прежде всего и больше всего иметь в виду.

Учение Маркса и Энгельса не догма, которую мы заучиваем. Его нужно принять как руководство к действию. Это мы говорили всегда, и я думаю целесообразно действова­ли, никогда не впадая в оппортунизм, а видоизменяли тактику. Но это никоим образом не является отступлением от учения и никоим образом назвать оппортунизмом нельзя. Я говорил и еще и еще раз повторяю, что это учение является не догмой, а руково­дством к действию.

Дальше, переходя к замечанию т. Стеклова: с кем мы будем соглашаться, с штабами или массами? я отвечу: в первую голову, конечно, с массами, а затем с штабами, а ко­гда придется бороться с штабами, все зависит от отдельных случаев. Я к этому перейду, но сейчас я практически не вижу никакой возможности соглашения с партией меньше­виков и партией эсеров. Нам говорят, соглашаться — значит чем-нибудь поступиться. Чем вы поступитесь и как вы отступите от основной линии? Это будет отступничество, а если это только в практике, тогда это не ново. Разумеется, мы никогда не поступимся нашими принципами. Сейчас

226__________________________ В. И. ЛЕНИН

об этом не имеет смысла говорить. Пятнадцать лет тому назад споры шли об основной линии и принципах, споры эти мне приходилось вести, к сожалению, главным образом за границей, а не в России. А теперь речь идет о государственной власти, а о том, чтобы ею сколько-нибудь поступиться — об этом не может быть и речи. Недаром Вильсон заявил: теперь наш враг есть мировой большевизм. Это заявляют буржуа всего мира. Если они соберутся на нас походом — это значит, что они признали, что большевист­ская власть есть не русское только, а мировое явление. Был бы смешон и жалок боль­шевик, который предложил бы буржуазии какое-нибудь соглашение. Да и когда рево­люционный пожар перекинулся на целый ряд стран, — ни одно капиталистическое буржуазное правительство на это не пойдет и пойти не может.

Швейцарская буржуазия, когда дошло дело до последних событий, говорила прямо: мы не русские, мы вам власть не отдадим. Капитан Садуль, который присоединился к большевизму, пишет, что он удивляется, наблюдая удивительную покорность русской буржуазии, и заявляет, что их французская буржуазия будет поступать не так. Там мы увидим озлобление гораздо большее, и гражданская война, если она разовьется, примет самые беспощадные формы, и с этой стороны никаких вопросов поднимать невозмож­но.

Вопрос совершенно решен практически годом пролетарской диктатуры, и ни одному крестьянину, ни одному рабочему не может прийти в голову идти на соглашение с буржуазией. А что соглашение не есть нечто новое, я совершенно согласен. Я только хотел, чтобы мы совещались вместе по таким вопросам.

Те обстоятельства, которые меньшевиков и эсеров и мелкую интеллигенцию осо­бенно оттолкнули от нас, — беспощадная борьба за Брестский мир в период наступле­ния германского империализма, — эти обстоятельства миновали. Но что хотя бы вре­менные успехи англо-французов вызовут новые колебания этой интеллигенции и мел­кой демократии, которая начнет сеять панику и перебегать, мы это прекрасно знаем. Мы

___________ СОБРАНИЕ ПАРТИЙНЫХ РАБОТНИКОВ МОСКВЫ 27 НОЯБРЯ 1918 г._________ 227

соглашаемся с ними, чтобы достигнуть определенных результатов и для определенной практической работы. Эта тактика не может вызывать ни споров, ни удивлений. Но что она не была понята, это доказали многие и даже такой влиятельный член Московского Совета, как т. Максимов. Тов. Максимов говорил, что с Хинчуком нужно не соглашать­ся, а разумно договариваться. Когда мы издавали весной первый декрет о кооперати­вах, и они нам поставили ультимативные требования, мы им уступили. Это мы называ­ем соглашением — иначе эту политику назвать нельзя. И если каждый советский ра­ботник возьмет себе за правило, самому себе скажет и всем товарищам повторит: с мелкобуржуазной демократией разумно договорись, я буду считать себя удовлетворен­ным.

Мы до сих пор в работе, особенно в работе на местах, еще слишком далеки от того, чтобы разумно договариваться. Наоборот, мы часто не договариваемся разумно. Нас обвиняют в этом, не понимая, что новое строительство без этого невозможно. Нет ге­ния, который мог бы строить новую жизнь, не научившись в строительстве. Когда нуж­но с практическими деятелями разумно договориться, мы этого не умеем. Чтобы устро­ить лавку, надо знать, как ее устроить. Нужны люди, которые знают свое дело. Нам, большевикам, в этой практической работе применять свои познания приходилось очень редко. У нас очень редок недостаток в агитаторах, но самый вопиющий недостаток — недостаток в практических руководителях, в организаторах. И это до сих пор продол­жается, несмотря на лежащий за спиною год опыта. Со всяким человеком, который в этой области достаточно опытен, который выставляет лозунг нейтральности и добросо­седских отношений, с каждым таким человеком разумно договорись. Если он умеет строить лавку, распределять товар, если он может хоть чему-нибудь научить, если он человек практики, это большое приобретение.

Всякий знает, что в числе «друзей» большевизма, с тех пор, как мы победили, много врагов. К нам часто примазываются элементы совершенно ненадежные,

228__________________________ В. И. ЛЕНИН

жульнические, которые политически колеблются, продают, предают и изменяют. И мы это хорошо знаем, и это нас не меняет. Это исторически неизбежно. Когда меньшевики нас укоряют, что среди советских служащих масса примазавшихся, нечестных, даже в общегражданском смысле, элементов, мы говорим им: откуда же нам взять лучших, как сделать нам, чтобы лучшие люди сразу в нас поверили. Революции, которая бы сразу могла победить и убедить, сразу заставить поверить в себя, такой революции нет. Она начинается в одной стране, а в других странах ей не верят. Нашу революцию считают кошмаром, хаосом, и от наших организованных «хаотических» собраний, называемых у нас Советами, ничего не ждут в других странах. И это вполне естественно. Нам надо было многое завоевать. И вот когда говорят: надо разумно договориться с Хинчуком — он умеет строить лавку, я говорю: договоритесь и с другими, возьмите мелких буржуев, которые многое умеют делать.

Если мы вобьем этот лозунг: «договорись», вобьем в головы на местах, если поймем, что просыпается к власти новый класс, что берутся за управление люди, которые нико­гда за такое сложное дело не брались и, естественно, делают ошибки, — мы не смутим­ся. Мы знаем, что без ошибок нельзя управлять. Но кроме ошибок мы наблюдаем не­умелое пользование властью, только как властью, когда люди говорят: я получил власть, я предписал, и ты должен слушаться. Мы говорим: по отношению к целому ря­ду элементов мелкобуржуазной демократии профессиональных союзов, крестьян и кооперативов не проводите этого лозунга, теперь он перестает быть нужным. Поэтому разумнее договориться с мелкобуржуазной демократией, в особенности с интеллиген­цией, — это наша задача. Конечно, мы договоримся на нашей платформе, мы догово­римся как власть.

Мы говорим: правда ли, что вы перешли от враждебности к позиции нейтральности и добрососедских отношений, правда ли, что вы перестали быть враждебными. Иначе мы не будем закрывать глаз, мы будем

___________ СОБРАНИЕ ПАРТИЙНЫХ РАБОТНИКОВ МОСКВЫ 27 НОЯБРЯ 1918 г._________ 229

говорить открыто: война, так война, и мы поступали, как на войне. Но если вы перешли от враждебности к нейтральности, если вы говорите о добрососедских отношениях, — эти слова я взял из заявлений людей, не принадлежащих к лагерю коммунистов, кото­рые вчера еще были гораздо ближе к лагерю белогвардейцев, — я говорю: раз находят­ся такие люди, которые переходят в таких широких размерах от вчерашней враждебно­сти к сегодняшней нейтральности и к добрососедским отношениям, нам нужно про­должать свою пропаганду.

Тов. Хмельницкий напрасно опасается, что меньшевики проводят свою пропаганду, чтобы руководить жизнью рабочего класса. Мы говорим не о социал-демократах, кото­рые не поняли социалистической республики, мы говорим не о них и не о мелкобуржу­азной бюрократии, — тут идейная борьба с меньшевиками, непримиримая война. Ска­зать меньшевику, что он мелкобуржуазный демократ, это для него худшее оскорбле­ние, и чем спокойнее вы станете доказывать меньшевику это, тем больше будет его бе­шенство. Думать, что мы из своего собственного достигнутого положения отдадим хо­тя одну сотую или одну тысячную часть, — это ошибка. Ни малейшей доли мы не ус­тупим.

Примеры, которые приводил т. Шмидт, доказывали, что даже группа пролетариата, которая ближе стояла к буржуазии (как например, печатники), мелкобуржуазные слу­жащие, буржуазные банковские служащие, которые производили операции в торгово-промышленных заведениях, от перехода к социализму много теряют. Мы закрыли мас­су буржуазных газет, мы национализировали банки, мы закрыли целый ряд путей, по которым служащие банков обогащались, принимая участие в спекуляции, но и в этом лагере мы видим колебание, мы видим, что они переходят к нам. Если Хинчук ценен тем, что он умеет строить лавочки, то банковский служащий ценен тем, что он знает технику денежного дела, с которым многие из нас, хотя знакомы теоретически, но в практическом

230__________________________ В. И. ЛЕНИН

деле обнаруживают весьма большую слабость. И я говорю с таким человеком, который эту технику знает и который мне говорит, что он от вчерашней враждебности перешел к нейтральности и добрососедству. Мы говорим: со всяким человеком разумно догово­рись. И в Совдепах, если т. Максимов эту тактику, о которой он, как выдающийся член президиума Московского Совдепа, говорил по отношению к интеллигенции и колеб­лющейся мелкой буржуазии, поведет, я буду вполне и с избытком удовлетворен.

Дальше вопрос о кооперативах. Тов. Стеклов выразился так: от кооперативов пахнет плохо. Тов. Максимов сказал относительно кооперативов: не нужно писать такие дек­реты, как последний декрет Совета Народных Комиссаров. У нас в практической об­ласти не было единогласия. Для нас не ново то, что с мелкой буржуазией, если она не враждебна к нам, нужно согласиться на такую ноту. Если старое положение оказывает­ся плохим, его нужно переменить, когда этого требуют изменившиеся обстоятельства. Что в этом отношении дело изменилось, мы ясно видим. Тут кооперативы служат на­глядным примером. Кооперативный аппарат есть аппарат снабжения, рассчитанный не на частную инициативу капиталистов, а на массовое участие самих трудящихся, и Ка­утский задолго до того, как перешел к ренегатам, был прав, говоря, что социалистиче­ское общество есть один большой кооператив.

Если мы стремимся наладить контроль и практически организовать хозяйство для сотен тысяч людей, то мы не должны забывать, что когда социалисты обсуждают этот вопрос, они указывают, что им могут пригодиться руководители трестов как опытные практики. Теперь опыт показывает, что мелкобуржуазные элементы перешли от враж­дебности к нейтральности. И в то же время надо понять, что организовывать лавочки они умеют. Мы не отрицаем: Хинчук как идеолог насквозь пропитан буржуазными предрассудками, от них всех разит этим, но в то же время у них есть практические зна­ния. В смысле идей у нас все пушки на нашей стороне, а у них — ни одной. Но когда они говорят,

___________ СОБРАНИЕ ПАРТИЙНЫХ РАБОТНИКОВ МОСКВЫ 27 НОЯБРЯ 1918 г._________ 231

что они не враждебны и переходят к нейтральности, то мы должны учесть, что теперь сотни и тысячи людей менее способных, чем Хинчук, также разумно договариваются. Я говорю: нужно уметь с ними договариваться. В области практического строительства они больше знают, лучше умеют, и у них надо учиться. Пусть они поучатся у нас воз­действию на международный пролетариат, а вот лавочки строить мы у них поучимся. Этого мы не умеем. Тут во всякой области нужны техники со специальными познания­ми.

И по отношению к кооперативам я не понимаю, почему тут пахнет плохо. Когда мы первый декрет о кооперативах проводили, мы приглашали для обсуждения в Совет На­родных Комиссаров людей не только не коммунистов, но гораздо ближе стоящих к бе­логвардейцам, мы с ними совещались, мы спрашивали их: вы можете это принять? Они говорили: это — да, а этого не можем. Конечно, это было соглашательство с буржуази­ей с точки зрения внешней или невдумчивой. Приглашены были представители буржу­азной кооперации и по их указанию вычеркнуто несколько статей декрета. Например, вычеркнута была статья о бесплатном пользовании и вступлении в пролетарский коо­ператив. Нам казалось это вполне приемлемым, а они наше предложение отвергли.

Мы говорим, что мы должны идти путем соглашения с людьми, которые умеют го­раздо лучше нас устраивать лавки. В этом мы не осведомлены, но от своей борьбы мы нисколько не отступаем. Когда мы издавали следующий такой же декрет, т. Максимов сказал: не надо таких декретов писать, потому что там сказано: закрытые кооперативы открывать вновь. Это показывает, что у работников Московского Совдепа, как и у нас, есть известные недоразумения, и даже ради устранения таких недоразумений надо уст­раивать такие совещания и беседы, как сегодняшняя. Мы указывали, что ради интере­сов дела мы намерены были использовать не только профсоюзы вообще, но и союз тор­гово-промышленных служащих, а торгово-промышленные служащие всегда были опо­рой буржуазного строя. Но раз эти

232__________________________ В. И. ЛЕНИН

люди прибегают к нам и говорят: мы согласны жить в добрососедских отношениях, встречайте их радушно, нужно взять протянутую руку, рука от этого не отвалится. Мы не забудем, что, если завтра ударят англофранцузские империалисты, они отвернутся и первые побегут. Но, когда эта партия, эти буржуазные элементы не бегут, мы повторя­ем: тут нужно с ними сближение. Поэтому мы приняли декрет, который опубликован в воскресенье и который не нравится т. Максимову, — этим он показывает применение старой коммунистической тактики, неприменимой к новым обстоятельствам. Если мы написали его вчера, а в ответ получили резолюцию Центрального комитета служа-щих, то мы оказались бы в дураках, когда бы сказали, что ты не вовремя начал, зачем ты пишешь, когда начался поворот, когда изменяется положение.

Вооруженные капиталисты ведут войну все дальше и упорнее, и нам страшно важно использовать этот, хотя бы временный, поворот при практическом строительстве. Вся власть у нас. Мы можем кооперативы не закрывать, а закрытые открывать вновь, пото­му что закрывали мы их, когда они служили белогвардейской агитации. Но всякий ло­зунг получает способность затвердевать больше, чем нужно. Когда по России шла вол­на закрытия кооперативов и их преследование, — это требовалось условиями момента. А сейчас это не требуется. Аппарат очень важный, связанный со средним крестьянст­вом, аппарат, который объединяет раздробленные, распыленные слои крестьян. Эти Хинчуки делают полезную работу, основанную буржуазными элементами. Когда эти крестьяне и мелкобуржуазные демократы говорят, что они переходят от враждебности к нейтральности, к добрососедскому отношению, мы должны сказать: нам только этого и надо. И давайте, добрые соседи, договариваться разумным образом с вами. Мы всяче­ски вам содействуем, осуществляем ваши права; разберем ваши претензии, дадим вам какие бы то ни было привилегии, но исполняйте наши задания. Если вы этого не сде­лаете, то знайте, что весь аппарат Чрезвычайной

___________ СОБРАНИЕ ПАРТИЙНЫХ РАБОТНИКОВ МОСКВЫ 27 НОЯБРЯ 1918 г._________ 233

комиссии остается у нас. Если вы не сумеете использовать свои права и не исполните наших заданий, то весь аппарат Государственного контроля останется у нас, и мы бу­дем рассматривать вас как нарушителей государственной воли. Вы должны дать нам отчет до последней копейки, и нарушение этого будет караться, как нарушение госу­дарственной воли и государственных законов.

Весь этот контроль остается в наших руках, но сейчас привлечь этих людей к себе, хотя бы на время — задача с точки зрения мировой политики не гигантская, а для нас существенно необходимая. Она наше положение в войне усилит. У нас нет порядочно­го тыла. Это даст нам моральную победу, потому что покажет западноевропейскому империализму, что он встретит у нас отпор довольно серьезный, а этим нельзя пренеб­регать, ибо в каждой стране есть своя внутренняя рабочая, пролетарская оппозиция против нашествия на Россию. Вот почему я думаю, поскольку можно судить по заявле­нию т. Максимова, мы нащупываем определенное согласие. Если разногласия и обна­руживаются, то они не так существенны, ибо, раз признается необходимость разумно договариваться по отношению ко всей мелкобуржуазной демократии, интеллигенции, кооператорам, к не признающим еще нас профессиональным союзам, не выпуская из рук власти, если мы эту политику твердо проведем в течение всей зимы, — мы приоб­ретем уже большой плюс для всего дела международной революции.

Впервые напечатано в 1929 г.

во 2—3 изданиях Сочинений Печатается по стенограмме

В. И. Ленина, том XXIII

ТЕЛЕГРАММА ГЛАВКОМУ И. И. ВАЦЕТИСУ

Главкому Вацетису

29/XI

С продвижением наших войск на запад и на Украину создаются областные времен­ные Советские правительства, призванные укрепить Советы на местах. Это обстоятель­ство имеет ту хорошую сторону, что отнимает возможность у шовинистов Украины, Литвы, Латвии, Эстляндии рассматривать движение наших частей, как оккупацию, и создает благоприятную атмосферу для дальнейшего продвижения наших войск. Без этого обстоятельства наши войска были бы поставлены в оккупированных областях в невозможное положение, и население не встречало бы их, как освободителей. Ввиду этого просим дать командному составу соответствующих воинских частей указание о том, чтобы наши войска всячески поддерживали временные Советские правительства Латвии, Эстляндии, Украины и Литвы, но, разумеется, только Советские правительст­ва.

Ленин

Написано 29 ноября 1918 г.

Впервые напечатано в 1942 г. Печатается по тексту,

в Ленинском сборнике XXXIV написанному рукой И. В. Сталина,

с дополнением В. И. Ленина

гг 95

ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ

Написано в октябре — не позднее

10 ноября 1918 г.; Приложение II —

в ноябре, позднее 10, 1918 г.

Напечатано в 1918 г. вМоскве

отдельной книгой, издательством «Коммунист»

Печатается по тексту книги, сверенному с рукописью

Обложка книги «Пролетарская революция и ренегат Каутский» с пометками В. И. Ленина. — 1918 г.

Уменьшено

ПРЕДИСЛОВИЕ

Вышедшая недавно в Вене брошюра Каутского «Диктатура пролетариата» (Wien, 1918, Ignaz Brand, стр. 63) представляет из себя нагляднейший пример того полнейшего и позорнейшего банкротства II Интернационала, о котором давно говорят все честные социалисты всех стран. Вопрос о пролетарской революции становится теперь практи­чески в порядок дня в целом ряде государств. Поэтому разбор ренегатских софизмов и полного отречения от марксизма у Каутского является необходимым.

Но сначала надо подчеркнуть, что пишущему эти строки с самого начала войны приходилось многократно указывать на разрыв Каутского с марксизмом. Ряд статей 1914—1916 годов в заграничном «Социал-Демократе» и «Коммунисте» был посвя­щен этому. Статьи эти собраны в издании Петроградского Совета: Г. Зиновьев и Н. Ле­нин: «Против течения», Петроград, 1918 г. (страниц 550). В брошюре, изданной в Же­неве в 1915 году и переведенной тогда же на немецкий и французский языки⁹⁸, я писал о «каутскианстве»:

«Каутский, наибольший авторитет II Интернационала, представляет из себя в выс­шей степени типичный и яркий пример того, как словесное признание марксизма при­вело на деле к превращению его в «струвизм» или в «брентанизм» (то есть в либераль­но-буржуазное учение, признающее нереволюционную «классовую»

238__________________________ В. И. ЛЕНИН

борьбу пролетариата, что особенно ярко выразили русский писатель Струве и немецкий экономист Брентано). Мы видим это и на примере Плеханова. Из марксизма явными софизмами выхолащивают его революционную живую душу, в марксизме признают все, кроме революционных средств борьбы, проповеди и подготовки их, воспитания масс именно в этом направления. Каутский безыдейно «примиряет» основную мысль социал-шовинизма, признание защиты отечества в данной войне, с дипломатической, показной уступкой левым в виде воздержания при голосовании кредитов, словесного признания своей оппозиционности и т. д. Каутский, в 1909 году писавший целую книгу о приближении эпохи революций и о связи войны с революцией, Каутский, в 1912 году подписывавший Базельский манифест о революционном использовании грядущей войны, теперь на все лады оправдывает и прикрашивает социал-шовинизм и, подобно Плеханову, присоединяется к буржуазии для высмеивания всяких помыслов о револю­ции, всяких шагов к непосредственно-революционной борьбе.

Рабочий класс не может осуществить своей всемирно-революционной цели, не ведя беспощадной войны с этим ренегатством, бесхарактерностью, прислужничеством оп­портунизму и беспримерным теоретическим опошлением марксизма. Каутскианство не случайность, а социальный продукт противоречий II Интернационала, соединения вер­ности марксизму на словах и подчинения оппортунизму на деле» (Г. Зиновьев и Н. Ле­нин: «Социализм и война», Женева, 1915, стр. 13—14).

Далее. В написанной в 1916 году книге «Империализм, как новейший этап капита­лизма» (вышла в Петрограде в 1917 году) я подробно разбирал теоретическую фальшь всех рассуждений Каутского об империализме. Я приводил определение империализма Каутским: «Империализм есть продукт высокоразвитого промышленного капитализма. Он состоит в стремлении

* См. Сочинения, 5 изд., том 27, стр. 299—426. Ред.

_________________ ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ_______________ 239

каждой промышленной капиталистической нации присоединить к себе или подчинить все большие аграрные (курсив Каутского) области, без отношения к тому, какими на­циями они населены». Я показывал полнейшую неверность этого определения и «при­способленность» его к затушевыванию самых глубоких противоречий империализма, а затем к примирению с оппортунизмом. Я приводил свое определение империализма: «Империализм есть капитализм на той стадии развития, когда сложилось господство монополий и финансового капитала, приобрел выдающееся значение вывоз капитала, начался раздел мира международными трестами и закончился раздел всей территории земли крупнейшими капиталистическими странами». Я показывал, что критика импе­риализма у Каутского стоит даже ниже буржуазной, мещанской критики его.

Наконец, в августе и сентябре 1917 года, т. е. до пролетарской революции в России (25 октября — 7 ноября 1917 года), я написал вышедшую в Петрограде в начале 1918 года брошюру «Государство и революция. Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции» и здесь, в главе VI об «Опошлении марксизма оппортуни­стами», посвятил особое внимание Каутскому, доказывая, что он совершенно извратил учение Маркса, подделывал его под оппортунизм, «отрекался от революции на деле при признании ее на словах».

В сущности, основная теоретическая ошибка Каутского в его брошюре о диктатуре пролетариата состоит именно в тех оппортунистических извращениях учения Маркса о государстве, которые подробно вскрыты в моей брошюре «Государство и революция».

Эти предварительные замечания были необходимы, ибо они доказывают, что Каут­ский был открыто обвинен мной в ренегатстве задолго до того, как большевики взяли государственную власть и были за это осуждены Каутским.

См. Сочинения, 5 изд., том 33. Ред.

240__________________________ В. И. ЛЕНИН

КАК КАУТСКИЙ ПРЕВРАТИЛ МАРКСА В ДЮЖИННОГО ЛИБЕРАЛА

Основной вопрос, затрагиваемый Каутским в его брошюре, есть вопрос о коренном содержании пролетарской революции, именно о диктатуре пролетариата. Это — во­прос, имеющий важнейшее значение для всех стран, особенно для передовых, особенно для воюющих, особенно в настоящее время. Можно сказать без преувеличения, что это — самый главный вопрос всей пролетарской классовой борьбы. Поэтому необходимо на нем внимательно остановиться.

Каутский ставит вопрос таким образом, что «противоположность обоих социалисти­ческих направлений» (т. е. большевиков и не-болыпевиков) есть «противоположность двух в корне различных методов: демократического и диктаторского» (стр. 3).

Отметим мимоходом, что, называя не-болыпевиков в России, т. е. меньшевиков и эсеров, социалистами, Каутский руководится их названием, т. е. словом, а не тем дей­ствительным местом, которое они занимают в борьбе пролетариата с буржуазией. Ве­ликолепное понимание и применение марксизма! Но об этом подробнее ниже.

Сейчас надо взять главное: великое открытие Каутского о «коренной противопо­ложности» «демократического и диктаторского методов». В этом гвоздь вопроса. В этом вся суть брошюры Каутского. И это — такая чудовищная теоретическая путаница, такое полное отречение от марксизма, что Каутский, надо признать, далеко опередил Бернштейна.

Вопрос о диктатуре пролетариата есть вопрос об отношении пролетарского государ­ства к буржуазному государству, пролетарской демократии к буржуазной демократии. Казалось бы, это ясно как день? Но Каутский, точно какой-то учитель гимназии, засо­хший на повторении учебников истории, упорно поворачивается задом к XX веку, ли­цом к XVIII, и в сотый раз, невероятно скучно, в целом ряде параграфов, жует и пере­жевывает старье об отношении

_________________ ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РЕНЕГАТ КАУТСКИЙ_______________ 241

буржуазной демократии к абсолютизму и средневековью!

Поистине, точно во сне мочалку жует!

Ведь это же значит решительно не понять, что к чему. Ведь только улыбку вызыва­ют потуги Каутского представить дело так, будто есть люди, проповедующие «презре­ние к демократии» (с. 11) и т. п. Такими пустячками приходится затушевывать и запу­тывать вопрос Каутскому, ибо он ставит вопрос по-либеральному, о демократии вооб­ще, а не о буржуазной демократии, он избегает даже этого точного, классового поня­тия, а старается говорить о «досоциалистической» демократии. Почти треть брошюры, 20 страниц из 63, занял наш водолей болтовней, которая очень приятна для буржуазии, ибо равняется подкрашиванию буржуазной демократии и затушевывает вопрос о про­летарской революции.

Но ведь заглавие брошюры Каутского есть все же «Диктатура пролетариата». Что в этом именно суть учения Маркса, это общеизвестно. И Каутскому пришлось, после всей болтовни не на тему, привести слова Маркса о диктатуре пролетариата.

Как это проделал «марксист» Каутский, это уже прямая комедия! Слушайте:

«На одно слово Карла Маркса опирается тот взгляд» (который Каутский объявляет презрением к демократии) — так буквально значится на стр. 20. А на стр. 60-ой это по­вторено даже в такой форме, что (большевики) «вспомнили вовремя словечко» (бук­вально так!! des Wörtchens) «о диктатуре пролетариата, употребленное Марксом одна­жды в 1875 году в письме».

Вот это «словечко» Маркса:

«Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период револю­ционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политиче­ский переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным,

кроме как революционной диктатурой пролетариата»

Во-первых, назвать это знаменитое рассуждение Маркса, подводящее итог всему его революционному

242__________________________ В. И. ЛЕНИН

учению, «одним словом» или даже «словечком» — значит издеваться над марксизмом, значит отрекаться от него полностью. Нельзя забывать, что Каутский знает Маркса почти наизусть, что, судя по всем писаниям Каутского, у него в письменном столе или в голове помещен ряд деревянных ящичков, в которых все написанное Марксом рас­пределено аккуратнейшим и удобнейшим для цитирования образом. Каутский не мо­жет не знать, что и Маркс и Энгельс и в письмах и в печатных произведениях говори­ли о диктатуре пролетариата многократно, и до и особенно после Коммуны. Каутский не может не знать, что формула: «диктатура пролетариата» есть лишь более историче­ски-конкретное и научно-точное изложение той задачи пролетариата «разбить» буржу­азную государственную машину, о которой (задаче) и Маркс и Энгельс, учитывая опыт революций 1848 и еще более 1871 года, говорят с 1852 до 1891 года, в течение сорока лет.

Как объяснить это чудовищное извращение марксизма начетчиком в марксизме Ка­утским? Если говорить о философских основах данного явления, то дело сведется к подмене диалектики эклектицизмом и софистикой. Каутский — великий мастер такой подмены. Если говорить практически-политически, то дело сведется к лакейству перед оппортунистами, т. е., в конце концов, перед буржуазией. С начала войны прогрессируя все быстрее, Каутский дошел до виртуозности в этом искусстве быть марксистом на словах, лакеем буржуазии на деле.