Повести о монголо – татарском нашествии 5 страница

Отражая подъем национального самосознания, эта литература возрождает и развивает лучшие традиции XI—XIII вв.: ее гражданско-патриотический, героический пафос, ее документальный и эмоционально-экспрессивные стили.

Сепаратистским областническим тенденциям феодальных верхов Новгорода и Твери противостоит народная идея единства Руси под эгидой сильной великокняжеской власти, единого политического государственного центра. Впервые в литературе начинает звучать голос торгово-посадского населения: появляется новый тип писателя — автор «Повести о нашествии на Москву Тохтамыша», автор «Повести о Псковском взятии». Возникновение и развитие рационалистического еретического движения в Новгороде, Пскове и Москве свидетельствует о тех сдвигах, которые произошли в сознании посада, об усилении его активности в идеологической и художественной жизни.

Возникает интерес к светскому повествованию с развернутым занимательным сюжетом. Это приводит к изменению жанровой структуры, как исторических повестей, так и житий. Возрастает интерес и к внутренним состояниям человеческой души, психологическим переживаниям, динамике чувств и эмоций. Борение чувств выражает мастер живописного «психологического портрета» Феофан Грек, переполняющие душу чувства восторга, удивления и благоговения передает в своих житиях Епифаний Премудрый. Вместе с тем и изобразительное искусство, и литература воплощают идеал красоты душевной гармонии, идеал человека, безраздельно отдающегося служению идее всеобщего братства и мира. (Сергий Радонежский в изображении Епифания Премудрого, «Троица» Андрея Рублева).

Появление этих новых явлений в литературе конца XIV—XV вв. позволяет ряду исследователей говорить о литературе Предвозрождения. Однако этот вопрос нуждается в специальном обстоятельном изучении. Факты литературного развития данного периода свидетельствуют о господстве церковной идеологии, возрождении и развитии традиций литературы XI—XIII вв. Ломки традиционных жанровых структур не наблюдается. Литература и искусство продолжают развиваться в русле средневекового миросозерцания и средневековых форм. Основные усилия русского народа были направлены на борьбу с монголо-татарскими поработителями, на созидание единого централизованного государства. «Долго Россия оставалась чуждою Европе,— писал А. С. Пушкин.— Приняв свет христианства от Византии, она не

участвовала ни в политических переворотах, ни в умственной деятельности римско-католического мира. Великая Эпоха Возрождения не имела на нее никакого влияния; рыцарство не одушевило предков наших чистыми восторгами, и благодетельное потрясение, произведенное крестовыми походами, не отозвалось в краях оцепеневшего севера».

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

1. В каких произведениях и как отразились исторические события 1380 г.— битвы на поле Куликовом?

2. Каковы черты сходства «Задонщины» и «Слова о полку Игореве» и в чем состоит отличие «Задонщины» от «Слова»?

3. Какова образная система «Задонщины», каков ее художественный пафос и каковы особенности стиля?

4. Каков характер изображения исторических событий и героев в «Сказании о Мамаевом побоище»?

5. Каковы идейно-художественные особенности «Повести о Московском взятии от царя Тохтамыша»?

6. Когда и как начинает формироваться политическая теория «Москва — третий Рим» («Повесть о взятии Царьграда» и «Повести о Вавилонском царстве»)?

7. Проблема формирования эмоционально-экспрессивного стиля. Как она решается в современной науке?

8. «Слово о житии и преставлении... Дмитрия Ивановича». Каково своеобразие его идейного содержания и стиля?

9. Дайте общую характеристику творчества Епифания Премудрого.

10. Каков характер героев произведений Епифания Премудрого и каковы художественные принципы их изображения?

11. Дайте общую характеристику стиля «плетения словес» Епифания Премудрого.

12. Каковы основные темы, жанры и стилистические особенности новгородской литературы XV века?

13. Как отразились в Новгородской литературе XV в. идеи еретических движений «стригольников» и «жидовствующих»?

14. Каково идейно-художественное содержание «Повести о Псковском взятии»?

15. Какие основные произведения созданы в Твери в XIV—XV вв.? Дайте их краткую характеристику.

ЛИТЕРАТУРА

ЦЕНТРАЛИЗОВАННОГО

РУССКОГО ГОСУДАРСТВА

Р ост политического, экономического и военного могущества Московского государства привел к окончательной ликвидации монголо-татарского ига в 1480 г.

К концу XV в. политическое объединение северо-восточной Руси вокруг Москвы было в основном завершено: в 1472—78 гг. присоединен Новгород, в 1485 г.— Тверь, в 1486 г.— Верейско-Белозерское княжество, а после ареста в 1491 г. Андрея Углицкого и смерти в 1494 г. Бориса Волоколамского все центральные русские земли вошли в состав Московского государства.

Укрепление централизованного государства протекало в напряженной политической и идеологической борьбе. В централизации управления были заинтересованы и появившаяся новая социальная прослойка — служилое дворянство, и торгово-ремесленное население городов, и, в конечном счете — широкие массы трудящихся. Старые удельные порядки отстаивала родовитая знать, бояре-вотчинники, стремившиеся сохранить феодальные права бесконтрольной власти в своем уделе. Первоначально эта борьба выражалась в столкновении двух враждующих между собой церковных группировок «стяжателей» и «нестяжателей».

Борьба церковных группировок. Идеологами черного духовенства, крупных церковных феодалов выступили новгородский архиепископ Геннадий и Иосиф Волоцкий (Иван Санин) (1439—1515). Защищая интересы «воинствующей церкви», Геннадий выдвинул доктрину превосходства «священства» над «царством», а Иосиф пытался доказать, что царям должно поклоняться лишь «телесне», а «не душевне», «воздавати им царскую честь, а не божественную».

Активно борясь с новгородскими и московскими еретиками, Иосиф ставит своей задачей укрепить авторитет воинствующей церкви, авторитет монашества. Противникам института монашества — московским еретикам Иосиф противопоставляет свой «Устав» (краткую редакцию). «Устав» требует «общее житие» монахов, отказа от владения личным имуществом, обязательного «рукоделия» (труда) и соблюдения строжайшей дисциплины, иерархической субординации.

В 1499 г. Иван III примиряется со своим сыном Василием и женой Софьей Палеолог. В царскую опалу попадают сторонники внука Дмитрия и его матери Елены Волошанки, разделявшей взгляды московского кружка еретиков. Теперь воинствующие церковники добиваются у великого князя созыва специальных соборов для суда над еретиками в 1503 и 1504 гг. Главным обличителем ереси выступает Иосиф Волоцкий. В «Просветителе» он опровергает основные положения новгородско-московской ереси, выдвинув против еретиков тяжкое обвинение в «жидовстве». Волоцкий игумен добился у правительства Ивана III принятия жестоких мер по отношению к еретикам: руководители движения были казнены, а большая часть еретиков выслана.

На соборе 1503 г., по-видимому, по инициативе Ивана III, был поставлен вопрос о монастырском землевладении, ибо к этому времени у монастырей оказалось гораздо больше земель, чем у государства. На соборе «нача старец Нил глаголати, чтобы у монастырей сел не было, а жили бы чернъцы по пустыням, а кормили бы ся рукоделием». Против Нила Сорского выступил Иосиф Волоцкий — ссылаясь на авторитет «писания», греческих и русских святых, основателей монастырей, он доказывал необходимость монастырского землевладения: «стяжания церковныя — божия суть стяжания».

Точка зрения Волоцкого игумена была поддержана митрополитом Симоном и большинством участников собора. Ее сторонники получили название «иосифлян», или «стяжателей», а их противники — «нестяжателей», или «заволжских старцев», от имени которых выступал Нил Сорский.

Таким образом, собор 1503 г. способствовал окончательному идеологическому оформлению двух группировок в русской церкви — «стяжателей» и «нестяжателей». И хотя возобладала точка зрения «иосифлян», они, однако, вынуждены были пойти на компромисс со светской властью, согласившись с тем, что без санкции великого князя монастыри не могут расширять своих земельных владений, а прежние владельцы могут выкупать у монастырей некогда принадлежавшие им земли.

Иосиф Санин в 1507 г. отдает Волоколамский монастырь под патронат Василия III, превращаясь, по словам своих противников, в «дворянина великого князя». Иосиф и его сторонники начинают активно поддерживать политику Василия III, направленную на укрепление централизованного государства. Они обосновывают теорию теократического абсолютизма, утверждая доктрину божественности царской власти: «Царь убо естеством подобен всем человеком, а властию же подобен вышнему богу». Таким образом, идеолог воинствующих церковников в итоге становится идеологом служилого дворянства.

Другую группировку в русской церкви, оформившуюся к началу XVI в., возглавил Нил Сорский (1433—1508). Он родился в Москве и, видимо, принадлежал к дьяческому роду Майковых, постригся в Кирилловом монастыре на Белом озере, совершил путешествие в Константинополь и на Афон, а по возвращении ушел из монастыря «непользы ради душевныя» — недовольный установившимися там порядками. Выбрав на реке Соре «угодное» место, «занеже мирской чади мало входно», Нил в конце 70-х — начале 80-х годов основывает свою «пустынь». В 1490 г. его, по предложению новгородского архиепископа Геннадия, привлекают к участию в церковном соборе, осуждавшем новгородских еретиков. Нил решительно отверг «лжеименитых... учителей еретические учения и предания».

Я. С. Лурье отмечает, что в это время еще не существовало никаких разногласий между Нилом и его сподвижником «суровым старцем» Кириллова монастыря Паисием Ярославовым, с одной стороны, и Иосифом Волоцким и архиепископом Геннадием — с другой. Иосиф даже использовал «Послание некоему брату» Нила в введении к своим «словам» о почитании икон, включенным в «Просветитель». Сочинения Нила Сорского переписывались и хранились в Иосифо-Волоколамском монастыре и были там популярны.

Центральные произведения Нила Сорского — «Устав», написанный после возвращения с Афона, и «Предание о жительстве скитском» (80-е — начала 90-х годов XV в.). В них дана программа умеренных реформ монастырского уклада. Говоря о предпочтении «скитского жития» «общему», Нил в «Предании» главным требованием правильной монастырской жизни считает умеренность как в «куплях и потребах,» так и в получении «милостыни» от «христолюбцев». Основа нравственной жизни монахов, по мнению Нила,— «рукоделие», труд. «Предание» запрещает самовольный выход из монастыря, хранение в кельях «многоценных вещей», пьянство и пребывание в монастырях женщин и «отрочат».

«Устав» излагает учение Нила о «мысленном делании», необходимом монаху для борьбы со «страстными помыслами» и для достижения нравственного совершенства. Это учение опирается на творения Нила Синайского, Иоанна Лествичника, а также византийских и афонских исихастов; в то же время оно обнаруживает глубокие знания Нилом внутреннего мира человека.

Нил Сорский отрицал политическую роль монашества, выдвигал его нравственное, духовное значение. Преисполненные созерцательной религиозно-мистической лирики сочинения Нила как будто далеки от мирской суеты, однако предлагаемая им программа реорганизации монашеской жизни отражала насущные интересы северно-русского черного духовенства. Севернорусские монастыри постоянно сталкивались с крестьянами, которые враждебно относились к монастырской колонизации, сопровождавшейся захватом крестьянских земель. И выдвинутая Нилом на соборе 1503 г. программа «нестяжания» отвечала интересам крестьян и боярской аристократии. Последняя надеялась за счет секуляризации монастырских земель, которые отойдут к великому князю и будут им «испомещаться» служилым людям, сохранить в неприкосновенности свои земельные вотчины. Поэтому ревностными последователями Нила Сорского выступили представители «великих родов»: князь-инок Вассиан Патрикеев, Иван Охлебинин, Григорий Тушин.

Вассиан Патрикеев доказывал, что «монастырям сел не подобает держать», и при этом ссылался на интересы крестьян. Эта апелляция к народу, «зашита» его интересов, исходящая от представителя боярской оппозиции, весьма примечательна.

Борьба «иосифлян» и «заволжских старцев» завершается в первой трети XVI столетия торжеством «иосифлян». У кормила церковного управления становятся выходцы из Иосифо-Волоколамского монастыря.

Возникшая в начале XVI в. полемика «иосифлян» и «заволжских старцев» оставила неизгладимый след в литературе, способствовала развитию публицистики, которая достигла своего небывалого расцвета в XVI столетии.

Проблемы государственной власти единодержавного правителя, характера и предела его «самовластия» стоят в центре внимания публицистических произведений. Эти вопросы поднимали архиепископ Вассиан в своем послании на Угру Ивану III (1480 г.), московские еретики, Иосиф Волоцкий. В конце XV — начале XVI в. их решению посвящены легендарно-исторические повести о мутьянском воеводе Дракуле, Иверской царице Динаре, о Басарге.

«Повесть о мутьянском воеводе Дракуле». «Сказание о Дракуле воеводе, или Повесть о мутьянском воеводе Дракуле», созданная в конце XV в., ставит вопрос о характере власти единодержавного властителя, о значении его личности и занимает важное место в развитии жанра историко-легендарной повести.

В 40-е годы прошлого столетия А. X. Востоков выдвинул предположение, что автором ее является государев дьяк Федор Курицын, возглавлявший посольство в Молдавию и Венгрию в 1482—1484 гг. Эта гипотеза встретила поддержку и у современного исследователя повести Я. С. Лурье.

Исторический прототип Дракулы — воевода Влад Цепеш, управлявший Румынией в 1456—1462 и 1476 гг. О его необычайной жестокости в Европе ходило много рассказов (в Германии даже был издан ряд «летучих листков» о Дракуле). Текст русской повести вероятнее всего восходит к устным рассказам, услышанным ее автором в Венгрии и Румынии.

Написанная в форме посольской «отписки», «Повесть о Дракуле» главное внимание сосредоточивает на деяниях самовластного воеводы.

Эти деяния излагаются в форме небольших, преимущественно сюжетных рассказов-анекдотов, где первостепенное значение приобретает диалог, а судьба персонажа, с которым ведет беседу Дракула, зависит от ума и находчивости собеседника. «Зломудрый» и одновременно «велемудрый» государь превыше всего ценит в человеке ум, находчивость, умение выйти из затруднительного положения, воинскую доблесть (отличившихся в бою воинов он «учиняет витязями»), честность, ревностно оберегает пиетет «великого государя». «Грозный», неподкупный владыка ненавидит «во своей земли» зло и казнит всякого, «аще ли велики болярин, или священник, или инок, или просты», за совершенное им злодеяние, никто «не может искупиться от смерти», «аще и велико богатство имел бы кто».

В то же время Дракула, имя которого в переводе с румынского означает «дьявол», необычайно жесток: велит прибить гвоздями «капы» (шляпы) к головам послов, которые по обычаю своей страны не сняли их, явившись к «государю велику» и учинив тем самым ему «срамоту»; казнит воинов, которые были ранены в спину; сажает на кол посла, осудившего жестокость Дракулы; сжигает стариков, калек и нищих, мотивируя свой поступок «гуманными» целями: тем самым он освободил их от нищеты и недугов, «и никто же да не будет нищ в моей земли»; обедает «под трупием мертвых человек», а слугу, который заткнул нос, «смраду оного не могии терпети», велит посадить на кол; приказывает отсечь руки нерадивой ленивой жене, муж которой ходит в рваной сорочке; даже сидя в темнице, куда его бросил, захватив в плен, венгерский король, Дракула «не оставя своего злого обычая» и предает казни мышей, птиц (последних ему специально покупают на базаре).

Автор повести почти не высказывает своего отношения к поведению героя. Вначале подчеркивается «зломудрие» Дракулы и его «жития», а затем негодование автора вызывает «окаанство» воеводы, убившего мастеров, сделавших по его заказу бочки для золота. Такое мог содеять «токмо тезоименитый ему диавол», утверждает автор. Измена Дракулы православию и переход по требованию венгерского короля в «латыньскую прелесть» порождает дидактическую тираду автора, который осуждает его за то, что он «отступи от истины и остави свет и приа тьму», а поэтому «и уготовася на бесконечное мучение».

В целом же повесть лишена христианского дидактизма и провиденциалистского взгляда на человека. Все поступки Дракула совершает по своей воле, не подстрекаемый к ним никакими потусторонними силами. Они свидетельствуют не только о его «зломудрии», но и «велемудрии» «великого государя», честь и достоинство которого он ревностно оберегает.

Не прославляя и не осуждая своего героя, автор повести как бы приглашал читателей принять участие в решении центрального вопроса — каким должен быть «великий государь»: подобает ли ему быть «милостиву» или «грозному», который «от бога поставлен ecu лихо творящих казнити, а добро творящих жаловати».

Этот вопрос затем становится главным в публицистике XVI в., и на него будут отвечать Иван Пересветов и Иван Грозный, Максим Грек и Андрей Курбский.

«Повесть об Иверской царице Динаре». Решению этой темы посвящена также «Повесть об Иверской царице Динаре» (конец XV — начало XVI в.). В повести прославляется мудрая царица Грузии (исследователи полагают, что ее историческим прототипом явилась знаменитая царица Тамара), управляющая своей страной подобно доброму кормщику. Христианское благочестие и воинская доблесть — отличительные качества царицы, которые раскрываются в центральном эпизоде повести, посвященном изображению борьбы Динары с персидским царем. Угрожая лишить Динару власти, персидский царь требует, чтобы она немедленно послала ему дары вдвое больше тех, какие посылал ему ее отец Александр. Динара с гордым достоинством московского государя отвечает, что свою власть она получила от бога, и персидский царь отнять ее не может. Она противопоставлена не только «зверозлобному» персидскому царю, но и нерешительным грузинским вельможам, которые боятся выступать против персов. Динара воодушевляет вельмож мужественной речью. А затем, совершив паломничество в монастырь, устремляется на персов и одерживает победу, отрубив голову нечестивому царю.

«Повесть об Иверской царице Динаре» только условно может быть отнесена к жанру исторических повестей. Главное в повести — апофеоз единодержавной власти благочестивой царицы. Повесть утверждает, что только «самодержец» способен защитить свою державу от иноземных врагов и править царством в мире и тишине. Для этого он должен обладать христианским благочестием и воинской доблестью. Власть государя начинает окружаться ореолом святости, поэтому в изображении Динары широко используются приемы агиографии, выступающие в тесном переплетении с приемами воинских повестей. В известной мере «Повесть об Иверской царице Динаре» подготавливает создание тех христианских идеализированных биографий правителей Руси, которые затем войдут в Степенную книгу. В то же время она свидетельствует о крепнущих культурных и литературных связях России и Грузии.

Мудрость, смелость и находчивость — вот качества, необходимые царю. Эта мысль является центральной и в сказочно-«исторической» повести о Басарге. Здесь же осуждается жестокий, немилостивый и коварный правитель Антиохии — царь Несмеян Гордый, ненавидящий православие.

«Хожение за три моря» Афанасия Никитина. Выдающимся произведением конца XV в. является «Хожение за три моря» тверского купца Афанасия Никитина, помещенное под 1475 г. в Софийской летописи.

Свое «хожение» в Индию Никитин совершал с 1466 по 1472 г.. Он был одним из первых европейцев, вступивших на землю «брахманов», о громадных богатствах и сказочных чудесах которой рассказывали «Александрия» и «Сказание об Индии богатой».

«Хожение» — это драгоценный исторический документ, живое слово человека XV столетия, замечательнейший памятник литературы. Для своего произведения Афанасий избирает жанр путевых записок, очерков. В отличие от «путешествий-хождений» XII—XIII вв., его «хожение» лишено религиозно-дидактических целей. Никитин едет в неведомую русским людям Индию для того, чтобы собственными глазами видеть ее, чтобы там «посмотреть товаров на Русскую землю».

Таким образом, не только любознательность, но и практическая сметка купца руководила Афанасием в его путешествии.

На основании «Хожения за три моря» мы можем отчетливо представить себе незаурядную личность русского человека, патриота своей родины, прокладывающего пути в неведомые страны ради «пользы Руския земли». Никакие невзгоды и испытания, выпавшие на долю Афанасия на многотрудном пути, не могли испугать его, сломить его нолю. Лишившись в устье Волги своих кораблей, которые были разграблены степными кочевниками, он продолжает путь. Возвращение назад в Тверь не сулило ему ничего, кроме долговой тюрьмы, а вперед манила даль неведомых земель.

Переплыв Каспий, пройдя через Персию и переехав Индийское море, Никитин, наконец, достигает цели. Он в центре Индии: посещает города Чивиль, Джуннар, Бедер, Парват.

Пытливо присматриваясь к нравам и обычаям чужой страны. Афанасий свято хранит в своем сердце образ родины — Русской земли. Чувство родины обостряется на чужбине, и хотя на Руси много непорядков, ему дорога его отчизна, и он восклицает: «Русская земля, да будет богом хранима!.. На этом свете нет страны, подобной ей, хотя вельможи Русской земли несправедливы. Да станет Русская земля благоустроенной и да будет в ней справедливость!»

Православная вера является для Никитина символом родины. Отсутствие возможности точного и строго соблюдения религиозного обряда в чужой стране вызывает у него чувство горечи. Никакими угрозами невозможно заставить Афанасия «креститься в Махмет дени», т. е. принять мусульманство. Переменить веру для него равносильно изменить родине. Однако Афанасий чужд религиозного фанатизма. Он внимательно присматривается к религиозным верованиям индийцев, подробно описывает буддийские святыни в Парвате, религиозные обряды и замечает: «...правую веру бог ведает». Поражает Никитина обилие в Индии каст — «вер» — 84, а «вера с верою не пьет, не ест и не женится».

«Хожение за три моря» отличается обилием автобиографического материала, Никитин подробно описывает свои внутренние переживания. Однако центральное место в «Хожении» занимает обстоятельный рассказ Афанасия об Индии.

Русского человека интересуют быт и нравы чужой страны. Его поражает «черный» цвет кожи местных жителей, их одежда: «...люди ходят нагы все, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу плетены». Особенно странным и необычным для русского человека был вид «простоволосых» замужних женщин. Ведь для русской женщины «опростоволоситься» — раскрыть свои волосы — было величайшим позором. Не едят индийцы «никоторогомяса», а едят днем дважды, а ночью не едят и не пьют вина. В пищу употребляют «брынец» (рис) да «кичири» (морковь) с маслом, да «травырозные едят». Перед приемом пищи омывают руки, ноги и прополаскивают рот. Едят правою рукою, а ложки и ножа не знают. Во время еды многие накрываются покрывалом, чтобы их никто не видел.

Бросается в глаза Афанасию социальные неравенство и религиозная рознь: «...сельскыя люди голы велми, а бояре сильны добре и пышны велми; в все их носять на кроватех своеих на сребряных, да пред ними водят кони в снастех золотых...»

Описывает Никитин пышный выезд на охоту султана, великолепие и роскошь султанского дворца, имеющего семь ворот, в которых сидят по сто сторожей да по сто писцов, записывающих входящих и выходящих.

Русского купца привлекает ежегодный грандиозный базар, проводимый близ Бедера. На этот базар съезжается «вся страна Индейская торговати», «да торгуютъ 10 дний», всякий товар свозят. Никитин ищет товаров «на нашу землю» и сначала ничего не находит: «...все товар белой на бесермьньскую землю, перець да краска, то дешево». Интересует русского путешественника вооружение индийского войска и техника ведения боя. Однако он с осуждением говорит о бессмысленности и пагубности войн.

Отмечает Афанасий и особенности климата Индии: «...зима у них стала с троицына дни», а всюду вода, да грязь и тогда пашут и сеют пшеницу, просо, горох и все съестное. Весна же наступает с Покрова дня, когда на Руси начинаются первые зазимки. Поражает Никитина, что в Индии «кони ся не родят», а родятся волы да буйволы.

Описание Индии у Афанасия Никитина строго фактично, и лишь в двух случаях он приводит местные легенды. Такова легенда о птице «гукук» в городе Алянде. Она летает по ночам и кричит «гу-кук» и на «которой хоромине сядет, тут человек умрет»; а кто ее хочет убить, «то ино у нее из рта огонь выйдет». Вторая легенда, приводимая Никитиным,— это легенда об обезьяньем князе, навеянная, очевидно, индийским эпосом «Рамаяной».

Заканчивается «Хожение» кратким путевым дневником о возвращении героя на родину, где он и умер близ Смоленска.

Трудно переоценить литературное значение произведения Афанасия Никитина. Его «Хожению» чужда книжная украшенная речь. Просторечная и разговорная лексика русского языка переплетается с арабскими, персидскими и турецкими словами, усвоенными Никитиным во время путешествия. Характерно, что к иноязычной лексике он прибегает и тогда, когда выражает свои сокровенные мысли о Русской земле, о любви к родине и осуждает несправедливость русских вельмож. Примечательно, что в «Хожении» нет никаких тверских областнических тенденций. В сознании Афанасия Тверь, ее «Златоверхий Спас» сливаются с образом Русской земли.

Отличительная особенность стиля «Хожения» — его лаконизм, умение автора подмечать и описывать главное; точность и строгая фактичность. Все это выгодно отличает «Хожение за три моря» от описаний Индии европейскими путешественниками. Оно входит в русло демократической городской литературы, развитие которой намечается в псковских летописях и некоторых произведениях московской литературы.

ПУБЛИЦИСТИКА

Укрепление централизованного Русского государства протекает в обстановке напряженной и острой политической борьбы между родовитым боярством, которое постепенно устраняется от участия в управлении страной, и служилым дворянством, которое становится основной классовой опорой единодержавной власти московского царя. Эта борьба находит яркое отражение в публицистике. В «словах», посланиях, памфлетах идеологи различных групп отстаивают свои интересы, обличают своих противников.

В публицистических произведениях первой четверти XVI в.— «Послании о Мономаховом венце» Спиридона-Саввы, «Послании» старца псковского Елеазарова монастыря Филофея Василию III в

1523 г., «Сказании о князьях Владимирских» — окончательно формулируется политическая теория Русского государства.

«Сказание о князьях Владимирских». В основе «Сказания» — попытка установить генеалогическую связь московских князей с основателем Римской империи — Августом-кесарем. Брат Августа Прус был послан римским императором на Вислу — «от него же пруси прозвашася» (исторически «пруссы»— название литовского племени, населявшего нижнее течение Вислы). Призванный новгородцами князь Рюрик происходит из рода Прусова. Следовательно, политические права на единодержавную власть московские великие князья унаследовали от своих «прародителей» — от самого Августа-кесаря.

Затем «Сказание» сообщало о даре греческого императора Константина Мономаха киевскому князю Владимиру Всеволодовичу (Мономаху) — царского венца, скипетра и державы. Этим венцом Владимир венчается и нарекается «царь великая Росия». «Оттоле и доныне тем царъским венцем венчаются великии князи владимерстии, его же прислал греческий царь Константин Мономах, егда поставятся на великое княжение росийское». На самом деле Константин Мономах умер, когда Владимиру было всего два года.

Эта легенда, а ей в то время был придан характер исторической достоверности, служила важным политическим средством обоснования прав московских великих князей на царский титул и на самодержавную форму правления государством, содействовала укреплению внутриполитического авторитета этой власти и способствовала упрочению международного престижа Московского государства.

В 1523 г. старец псковского Елеазарова монастыря Филофей в своем послании к Василию III писал: «Блюди и внемли, благочестивый царю, яко вся христианская царства снидошася в твое едино, яко два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти, уже твое христианское царство инем не останется».

Так лаконично и точно была сформулирована политическая теория суверенности Русского государства: «Москва — третий Рим».

Максим Грек (1480—1556). Большую роль в истории древнерусской литературы и общественной мысли сыграл Максим Грек. Он родился в городе Арты (Албания) и принадлежал к знатному роду Триволисов, близкого Палеологам. Во Флоренции он с восторгом внимал речам доминиканца Иеронима Савонаролы и с тех пор стал его почитателем. Савонарола помог Максиму Греку уяснить разницу между «старым» христианством и его односторонним истолкованием папством. Юные годы Грека прошли в странствиях по городам Италии: он живет в Ферраре, Падуе, Милане, а затем в Венеции, где входит в кружок знаменитого книгоиздателя Альдо Мануччи; становится монахом доминиканского монастыря св. Марка. Спустя некоторое время Максим Грек возвращается в православие и живет в Ватопедском монастыре на Афоне. В 1518 г. его рекомендуют посланцу Василия III.