Удовлетворенность жизнью в пожилом возрасте зависит от многих факторов экзистенциального характера: осмысленность жизни, принятие своего жизненного пути (сознание, что жизнь прожита не зря), сохранность профессиональной идентичности (продолжение работы по своей специальности), наличие концепции будущего и деятельность, наполненная смыслом (например, воспитание внуков, занятие садоводчеством, общественная работа).
Материально-бытовые условия и фактор здоровья в меньшей степени, чем экзистенциальные факторы, влияют на удовлетворенность жизнью в пожилом возрасте (М. П. Бельски, 2010).
Американский психолог Пекк пишет о двух кризисах этого периода. Первый — переоценка собственного Я независимо от профессиональной карьеры, т. е. человек должен ответить прежде всего себе и для себя: «Кто я есть, что есть Я» — после ухода на пенсию, когда за ненадобностью отброшены ученые и воинские звания, высокие и невысокие должности? Второй — осознание факта ухудшения здоровья и старения тела и получение ответа на вопрос: «Кто есть Я» — без красивой прически, стройной фигуры и крепкого здоровья? Для мужчины труднее преодоление первого кризиса, а для женщин — второго.
Люди обозревают свою жизнь, и многие испытывают разочарование, потому что они недовольны своими достижениями, им кажется, что они что-то недополучили, что им недодали. Вспомним слова Фирса из пьесы А. П. Чехова «Вишневый сад»: «Про меня забыли… Жизнь-то прошла, словно и не жил… Силушки-то у меня нету, ничего не осталось, ничего… Эх ты… недотепа!»
Американский поэт У. Уитмен так выразил свое отношение к старости, когда ему было 69 лет:
Дряхлый, больной я сижу и пишу,
И мне тягостно думать, что ворчливость
И скука моих стариковских годов,
Сонливость, боли, запоры,
Уныние, сварливая мрачность
Могут просочиться в мои песни. [45]
Уныние пожилых людей можно понять, но лучше понимать другое: если человек дожил до солидного возраста — это уже удача. А древний философ Луций Анней Сенека, по меркам своего времени — долгожитель (он прожил 70 лет), уверял: «Старость полна наслаждений, нужно только уметь ими пользоваться».
…
Не все могут найти применение своим силам и способностям, свое место на новом этапе жизни. Тогда возникает настроение подавленности. Следующий этап — депрессия. Подавленное настроение и депрессия могут быть вызваны различными причинами и иметь различную степень выражения. Они могут иметь различную степень выражения — от нежелания следить за своей внешностью до мысли о самоубийстве при затянувшейся депрессии. От нежелания бриться до желания чиркнуть себя бритвой по венам — огромная дистанция. И все же небритые щеки и нечищеные ботинки — это верный признак утраты интереса к жизни. Пожилые мужчины более чем втрое склонны к самоубийству по сравнению с молодыми мужчинами и во столько же раз — по сравнению со своими сверстницами. Причем такая статистика во всех республиках СНГ, но наибольшим числом самоубийств отличается Россия.
В. Д. Альперович, 1998.
Но есть люди, склонные восхвалять «очарование преклонного возраста». У них физическое ослабление компенсируется высоким духовным подъемом. Поэтому период, предшествовавший наступлению старости и старческого недомогания, называют «лучшими годами». Именно это имеется в виду, когда говорят о счастливой старости. Л. Н. Толстой, например, говорил: «Я никогда не думал, что старость так привлекательна», а К. И. Чуковский писал в своем дневнике: «Никогда я не знал, что так радостно быть стариком, что ни день — мои мысли добрей и светлей».
Образ старого человека, бытующий в традиционных представлениях, не соответствует мнению так называемых старых людей о самих себе. По данным исследований, проведенных Е. Пиотровским, В. Д. Шапиро, лишь меньшинство пожилых людей (старше 65 лет) считает себя стариками, а около 25 % опрошенных думают, что они в расцвете сил, или относят себя к среднему возрасту.
Н. Ф. Шахматов изучил жизненную позицию пожилых людей, считавших свою старческую жизнь успешной и даже счастливой. Было выявлено, что эти люди ориентированы не на прошлое и будущее, а на настоящее. Свое старческое существование они воспринимают без каких-либо оговорок и без планов изменить что-то в лучшую сторону. Это приводит к выработке новой, спокойной, созерцательной и самодостаточной жизненной позиции. Сегодняшнее состояние здоровья, недуги, быт воспринимаются терпимо, как данность. Появляются новые интересы, ранее не свойственные этому человеку. Многие начинают заниматься творчеством (стихосложением, рисованием и др.), принимать посильное участие в общественной работе, помогать больным и слабым. Часто, преодолевая свое одиночество, заводят домашних животных. Происходит существенная переоценка ценностей: начальственные должности, почетные звания и награды, материальные ценности, приобретенные в течение жизни, теряют свою привлекательность и кажутся малозначащими.
…
Страшно то, что чем старше становишься, тем более чувствуешь, что драгоценнее становится (в смысле воздействия на мир) находящаяся в тебе сила жизни, и страшно не на то потратить ее, на что она предназначена, как будто она (жизнь) все настаивается и настаивается (в молодости можно расплескать ее — она без настоя) и под конец жизнь густа, вся один настой.
В глубокой старости обыкновенно думают и другие, и часто сами старики, что они только доживают век. Напротив, в глубокой старости идет самая драгоценная, нужная жизнь и для себя, и для других. Ценность жизни обратно пропорциональна в квадратах расстояния от смерти. Хорошо было бы, если бы это понимали и сами старики, и окружающие их.
Л. Н. Толстой. Собрание сочинений: В 20 т. М., 1965. Т. 20. С. 21, 233.
Страх смерти
Особенностью переживаний пожилых людей является приближение смерти, которую, несмотря на ее неизбежность, большинство людей боится и стремится отодвинуть срок ее наступления. [46]
Л. Н. Юрьева приводит данные зарубежных социологических опросов. Исследования 1 тыс. жителей Чикаго выявили актуальность темы смерти практически для всех лиц пожилого возраста. Они философски относятся к смерти и склонны воспринимать ее на эмоциональном уровне скорее как продолжительный сон, чем как источник страданий; у 70 % лиц пожилого возраста мысли о смерти касались подготовки к ней (28 % — составили завещание; 25 % — уже подготовили некоторые похоронные принадлежности и половина уже обговорила свою смерть с ближайшими наследниками) (Hinton, 1972).
Однако большинство опрошенных жителей Великобритании избегали этой темы и на вопросы отвечали следующим образом: «Я пытаюсь как можно меньше думать о смерти и умирании», «Я стараюсь переключаться на другие темы» и т. п.
В переживаниях, связанных со смертью, достаточно определенно проявляется не только возрастная, но и половая дифференциация.
К. Бек (Back, 1974), пришел к выводу, что мужчины относятся к смерти с большим неприятием, чем женщины: эта тема вызывает у них ассоциации, проникнутые страхом и отвращением. У женщин описан «комплекс Арлекина», при котором смерть представляется загадочной и в чем-то даже привлекательной.
Иная картина психологического отношения к смерти была получена спустя 20 лет.
Национальное агентство по развитию науки и космических исследований Франции изучало проблему танатологии по материалам социологического исследования более 20 тыс. французов. Полученные данные были опубликованы в одном из номеров «Regards sur l’actualité» (1993) — официальном издании Французского государственного центра документации, публикующего статистические материалы и отчеты по важнейшим для страны проблемам. Результаты свидетельствовали о том, что мысли о смерти особенно актуальны для лиц 35–44 лет и во всех возрастных группах женщины чаще задумываются о конечности жизни, что наглядно отражено в табл. 10.2.
Таблица 10.2. Распределение частоты встречаемости мыслей о смерти по возрасту и полу, %
У женщин мысли о смерти чаще всего сопровождаются страхом и беспокойством, мужчины относятся к этой проблеме более взвешенно и рационально, а в трети случаев и вовсе безразлично. Отношение к смерти у мужчин и женщин отражено в табл. 10.3.
Таблица 10.3. Распределение мыслей об отношении к смерти по полу, %
Исследуемые, отнесшиеся к проблеме смерти с безразличием или спокойствием, объясняли это тем, что, по их мнению, есть более страшные состояния, чем смерть (табл. 10.4).
Таблица 10.4. События, более страшные, чем смерть, %
Поэтому наиболее универсальным желанием у всех тестируемых был быстрый уход из жизни; 90 % опрошенных отвечали, что хотели бы умереть во сне, избежав страданий.
Психологи утверждают, что страх смерти — это чисто человеческое чувство, такого нет ни у одного животного. Именно поэтому оно и может быть преодолено. Философы, от Платона и Аристотеля, стремились преодолеть трагизм смерти, освободить человека от страха перед ней. Платон опирался на представления о бессмертии души и писал, что настоящие философы всю жизнь готовятся к смерти; при этом было бы нелепым, если бы, неустанно стремясь к этой единственной цели, они устранялись от нее и боялись, когда смерть настигнет их. Аристотель тоже верил в бессмертный дух, продолжающий жить после смерти.
Цицерон, опираясь на эту идею, писал: «Вот почему старость для меня не только лишена горести, но, напротив, полна прелести… Если я ошибаюсь, веря в бессмертие души, то я люблю эту иллюзию и не хочу, чтобы она была отнята у меня, пока я жив». [47] В дальнейшем идея о бессмертии души и загробной жизни закрепилась в различных религиозных верованиях.
Древнегреческий философ Эпикур приводил простой и остроумный довод против страха смерти: «Смерть для человека реально не существует, он с нею “не встречается”. Покуда он есть, смерти нет. Когда же она есть — его нет. Поэтому ее не стоит страшиться». Марк Аврелий говорил: «Ребячество бояться того, что в природе вещей». [48] П. Брэгг утверждает, что смерть надо принимать как неизбежность и следует выбросить из головы вечный страх перед ней. «Молодость — это приготовление к старости, жизнь — это приготовление к смерти». [49]
…
Умирание, говорим мы себе, подобно засыпанию. Такого рода выражения имеют место не только в нашем повседневном языке и мышлении, но и в многовековой литературе разных народов. Такие выражения были и в Древней Греции. Например, в «Илиаде» Гомер называет сон «братом смерти»… Та же аналогия используется и в современном языке. Я имею в виду выражение «усыпить». Если вы приносите к ветеринару собаку с просьбой усыпить ее, вы обычно имеете в виду нечто совсем иное, чем когда вы просите анестезиолога усыпить вашу жену или вашего мужа. Другие люди предпочитают иную, но сходную аналогию. Умирание, говорят они, похоже на забвение. Когда человек умирает, он забывает все свои горести, исчезают все мучительные и неприятные воспоминания.
Как бы ни были стары и широко распространены эти аналогии, как с «засыпанием», так и с «забвением», их все же нельзя признать вполне удовлетворительными. Каждая из них говорит об одном и том же. Хотя они и говорят это в несколько более приятной форме, тем не менее обе они утверждают, что смерть фактически есть просто исчезновение нашего сознания навсегда. Если это так, то тогда смерть в действительности не имеет ни одной из привлекательных черт засыпания или забвения. Сон приятен и желателен для нас, поскольку за ним следует пробуждение. Ночной сон, доставляя нам отдых, делает часы бодрствования более приятными и продуктивными. Если бы не было пробуждения, всех преимуществ сна просто не существовало бы. Сходным образом аннигиляция всего нашего сознательного опыта подразумевает исчезновение не только мучительных воспоминаний, но также и всех приятных. Таким образом, при более тщательном рассмотрении ни одна из аналогий не является настолько адекватной, чтобы дать нам реальное утешение или надежду перед лицом смерти.
Р. Муди, 1990. С. 140–141.
Поэт Илья Сельвинский выразил свое отношение к смерти следующим стихом:
Бояться смерти — что бояться сна.
Она для духа вовсе не страшна,
Боится смерти только наше тело,
Но это уж совсем другое дело.
Предсмертные мученья из лихих!
Но сколько раз мы испытали их
В теченье жизни! Сколько умирали,
Не умерев. Так, значит, не пора ли
Возвыситься над смертью? Ведь она
На сотни возрождений нам дана.
Воскреснем мы не у Господня трона,
А под ваяньем бога Электрона:
Упрямый скульптор, он наверняка
Одних и тех же лепит все века. [50]
Много лет назад, прочитав это стихотворение, я выразил полное несогласие с ним в следующем стишке:
«Бояться смерти — что бояться сна», —
Писал Сельвинский так Илья.
Нет, не согласен с этим я!
Боюсь не сна — небытия.
Боюсь, что много важных дел
Еще я сделать не успел.
Боюсь, не все еще познал
И сам другим не все отдал…
Я многого чего боюсь,
Вот с жизнью и не расстаюсь!
Можно согласиться с мнением, что бояться смерти бесполезно. «Никогда еще не случалось, чтобы человек, боящийся смерти, достиг глубокой старости», — считает X. Гуфеланд. Однако одно дело — говорить о бессмысленности этого страха, а другое дело — его не испытывать. Ведь причиной этого страха является не немощь нашего тела («страх тела»), а психика человека, понимание того, что разорвутся его связи с родными и близкими и человек не будет знать, что произойдет после его смерти с детьми и внуками, с развитием мира; что останутся незаконченными многие дела, что прекратится его связь с прошлым и будущим. А. С. Догель рассматривает страх смерти как врожденный, который исчезает лишь у глубоких стариков, которые устали уже жить и которым сама жизнь, как и смерть, стали безразличными.
С. А. Мирошников с соавторами (2010) исследовали неосознаваемый страх смерти с помощью различных экспериментальных методик: опознание проявляющихся из фона слов, свободный ассоциативный эксперимент и другие, в которых использовалось предъявление связанных со смертью и нейтральных слов. Результаты исследования подтвердили высказанную экзистенциальными психологами идею, «согласно которой страха смерти нельзя избежать, поскольку значительная его доля является неосознаваемой. Вытеснение знания о смерти из сознания не освобождает организм от связанного с этим страха на неосознаваемом уровне и даже, напротив, способствует возрастанию неосознаваемого страха» (С. 288).
…
Публичный, декларируемый современным российским обществом подход к смерти таков: смерть человека есть зло и горе, мечта человечества — бессмертие. Но наряду с ним существует другой, тоже публичный, «научный» дискурс, который берет начало в европейской новейшей истории. В нем исходя из общественной необходимости смерти жизнь признается высшим, но ограниченным для каждого человека благом, которым он не может пользоваться беспредельно. Человек должен уступать место другим. Ясно, что в таких условиях смерть теряет качества зла — если не публично, то в умолчании.
А. Левинсон, 2005.
Наличие этого страха в старости часто ведет к различным формам психологической защиты, в частности — вере в существование после смерти. Для верующих людей с их представлениями о загробной жизни встреча со смертью может быть более легкой, чем для атеистов, для которых смерть — это действительно уход в небытие (Alvarado et al., 1995). Пожилые люди также используют регрессию, начинают стремиться к детским формам поведения. Еще один вид реагирования — реактивное образование, которое подразумевает трансформацию негативного аффекта в позитивный, или наоборот. Например, ненависть — в любовь, привязанность — в пренебрежение. С этим связаны убеждения стариков в том, что раньше было лучше, чем сегодня. Также пожилые люди могут использовать отрицание, когда они отказываются принять существование какой-либо проблемы.
…
Человек живет, покуда он боится смерти и борется за жизнь. Только душевно больные люди не боятся смерти, а в состоянии деменции стремятся к ней.
Проблема смерти в истории философии традиционна. Но ее рассмотрение почти всегда приобретало у философов психологический оттенок. Сократ, Платон, Аристотель, Эпикур, Ф. Бэкон, Л. Толстой, М. Вебер — все они стремились освободить человека от страха смерти и помочь преодолеть ее трагизм <…> Сенека по тому же поводу: «Атрибуты смерти устрашают сильнее самой смерти».
Фрэнсис Бэкон был убежден, что «люди страшатся смерти, как малые дети потемок. Но боязнь ее как неизбежной дани природе есть слабость».
Спиноза вообще отвергал проблему смерти: «Человек свободный ни о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти, а о жизни».
Мы же полагаем, что <…> философские сентенции цитированных философов давно опровергнуты практическими исследованиями И. И. Мечникова, который потратил массу времени для подтверждения своей гипотезы о том, что к концу естественного срока жизни человек преодолевает страх смерти и готов спокойно умереть, так же как к концу рабочего дня он с удовольствием, освобождаясь от усталости, предается сну… Но поиски ученого окончились безрезультатно, даже очень старые люди испытывали явное желание жить. Преодоление страха смерти для пожилого человека, как и вообще для человека любого возраста, возможно лишь в двух случаях: когда этот страх преодолевается ради жизни и в состоянии деменции. Безумству храбрых не надо петь песен. Безумство оно и есть безумство.
Сильные люди преодолевают страх смерти, а слабые сгибаются под его тяжестью. Илья Толстой (сын Льва Толстого) в книге «Мои воспоминания» записал: «Как натура очень стойкая и сильная физически, он [Лев Толстой] инстинктивно всегда боролся не только со смертью, но и со старостью. Ведь до последнего года он так и не сдался, — все делал для себя сам, и даже ездил верхом. Поэтому предполагать, что у него совершенно не было инстинктивного страха смерти, нельзя. Этот страх у него был, и даже в большой степени, и он с этим страхом постоянно боролся. Победил ли он его? Отвечу определенно, что да».
Священник Евлампий Кременский в одной из проповедей говорил: «Жизнь для каждого человека представляется величайшим благом. Даже страдальцу и узнику она весьма дорога. Каждому приятно смотреть свет Божий и сознавать себя живым». Страх смерти — это чисто человеческое чувство, такого нет ни у одного животного. Именно потому, что это человеческое чувство, оно и может быть преодолено.
Гипотеза о возможности «желаемой» смерти никогда не находила реального подтверждения. Как объяснил Боланд в «Мастере и Маргарите», человек не просто смертен, а всегда внезапно смертен. Смерти боятся не те, кто уходит, а те, кто остается. И это по-человечески понятно. Смерть близкого человека, сколько бы лет ему ни было, тяжкое испытание. Привлекательно выглядит древний японский культ предков, они верили, а многие и поныне верят, что человек после смерти продолжает существовать через своих живущих потомков и только при отсутствии таковых окончательно умирает. Умершие предки продолжают считаться членами семьи «из» — «духами», которые могут наказать, и потому следует уважать живых предков — «будущих духов».
В. Д. Альперович, 1998.
Пожилые люди испытывают меньшую тревогу при мысли о смерти, чем относительно молодые («мы уже пожили, на наш век прожитого хватит»). Более легко относятся к смерти те люди среднего возраста, кто имеет ясную цель в жизни (Kastenbaum, 1998). Страх смерти чаще появляется у мужчин, чем у женщин (Lang et al., 1994).
