От первых слез сожаления до чувства долга

Ты будешь воспитываться в атмосфере, которая, я убежден, будет дышать будущим. Тебя будут воспитывать не только специальные воспитательные меры, которые мы будем предпринимать; главным твоим воспитателем, возможно, станет весь наш образ жизни, наши семейные, общественные отношения, наши убеждения, страсти и устремления. Они не смогут пройти мимо твоих сознательных и подсознательных сфер восприятия, они и тебя вовлекут в орбиту наших жизненных перемен, смысл нашей жизни будет окружать тебя на каждом шагу.

Мы не можем и не хотим жить двойной жизнью: отгородить тебя от действительной жизни, которая будет твориться не без нашего участия, и строить искусственную воспитательную жизнь для тебя, в которой мы будем противостоять самим себе.

Мы попытались определить систему отношений, которая могла бы стать желательной программой для воспитания твоей личности в семье. Лосле долгих размышлений наши знания, наш опыт, наши идеалы и убеждения продиктовали нам схему, которую привожу ниже. Схема системы отношений, которые нам хотелось бы воспитать и внушить сыну:

к людям - сопереживающее;

к родине - преданное;

к жизни - радостное;

к политике - идейное;

к труду - потребностное;

к действительности - созидательное;

к общему достоянию - бережливое;

к своему долгу-ответственное;

к самому себе - требовательное;

к родителям и родным - заботливое;

к товарищам - доброжелательное;

к народам - интернациональное;

к врагам - непримиримое.

Я определил и основные принципы жизни, которые также намеревался внушить тебе: справедливость, самостоятельность, коллегиальность, честность, убежденность, скромность, непосредственность.

Не знаю, насколько полно отражает эта схема ту систему отношений, которая складывается в нашем развивающемся обществе. Но главное, я думаю, в ней все же отражено.

Однако тут важнее еще и другое. Когда мы обдумывали эту схему как возможный ориентир твоего воспитания в семье, мы все задумались вот над чем: являемся ли мы сами, твои воспитатели, носителями такой системы отношений, придерживаемся ли мы сами в нашей повседневной жизни тех же самых принципов?

Тогда бабушка, полушутя, полувсерьез, сказала нам:

- Вам придется воспитывать сына, а заодно и самих себя!

Мы приняли это со всей серьезностью.

Школьные дни радовали тебя. Изменилась жизнь, появились новые товарищи, новые заботы. Твой статус в семье стал другим - ты школьник, ты ученик, ты уже взрослый. Твой статус изменился не только формально, но и по существу: мы отдавали должное тому, что ты у нас уже школьник, и обращались с тобой как с серьезным мальчиком, имеющим свои обязанности перед обществом...

В школе праздник «нулевиков». Ты принес нам красочно оформленный пригласительный билет, в нем ты сообщал нам: «Мои любимые мама и папа! Мы закончили изучение всех букв. Теперь я могу сам читать книги и буду много читать. Приглашаю вас на наш праздник Букваря».

Праздник и правда получился на славу. Было много мам, пап, бабушек и дедушек, сестер и братьев. Ваши танцы, песни, декламация очаровывали нас, и мы аплодировали с восхищением.

Дома торжества продолжались. Все соседи узнали, что наш Паата научился читать и писать, они поздравляли и тебя, и нас. Мы с благодарностью принимали поздравления, и ты видел, ощущал, как мы гордились тем, что наш сын перешагнул первый важнейший, может быть, самый главный рубеж в познании.

Что значит уметь читать и писать? Нельзя смотреть на это величайшее открытие человечества упрощенно. Письмо и чтение придумано вовсе не для развлечения;

Оно такое же орудие борьбы человека с природой, какими были впервые укрощенный огонь, первые каменные топоры, первый деревянный плуг, первое паровое колесо, первая вспышка электрической лампочки, первый трактор, первый телевизор, первый атомный ледокол, первый, спутник Земли, первый космический корабль.

Умение владеть грамотой - это универсальное умение для постижения всех наук, оно - наука о хранении и пользовании культурой человечества, его прошлым и настоящим. Оно - крылья для человека, помогающего ему залетать в прошлое и будущее, общаться с поколениями прошлого и грядущего. Оно - глаза человека,

направленные на постижение своей души, собственного «я». Чтение - опора духовной жизни человечества, письмо-форма проявления заботы о будущих поколениях.

Современный человек, человек будущего не может жить без книги. Чтение в его жизни - это важнейший способ восхождения, самосовершенствования, самообразования.

Так я смотрю на умение читать и писать, потому и радовался тому, что ты овладел этим волшебным даром человеческой природы. Но владеть даром - это еще не все, надо уметь пользоваться им, надо уметь любить и ценить его. И у нас в семье возникла особая забота- приобщить тебя к чтению, к книгам, дать почувствовать радость познания через чтение, счастье общения через чтение; пристрастить тебя к книгам и дружбе с ними.

Как это сделать?

Завалить тебя многочисленными красочными книгами?

Требовать от тебя, чтобы ты в обязательном порядке читал по несколько страниц в день?

Приводить тебе недвусмысленные устрашающие примеры, к чему может привести недружелюбное отношение к книгам через годы?

Втолковывать тебе, что чтение необходимо для твоего умственного развития? Это верно - полноценное, многостороннее развитие личности невозможно без чтения духовно обогащающих книг.

Может быть, прибегнуть к рафинированным традиционным приемам вроде такого: начать читать тебе увлекательный рассказ и прекратить чтение на самом «интересном месте» с надеждой, что хоть теперь ты сам возьмешься за чтение?

Наша воспитательная практика не смогла опровергнуть все эти пути воспитания потребности и интереса к чтению. Мы не намеревались это сделать. Может быть, следует оправдать всякую методику, которая будет способна в какой-то степени пристрастить ребенка к чтению. Но мы предпочли воспользоваться ими лишь в той мере, в какой они могли бы стать полезными в более общей системе. А этой общей системе, этому главнейшему методу воспитания потребности и интереса к чтению мы подчиняли семейную атмосферу чтения, атмосферу культа книги в семейной жизни.

Я убежден: ребенок легче пристрастится к чтению, если вся семья, все взрослые члены семьи проникнуты этим пристрастием, если родители постоянно разыскивают новые книги, радуются приобретению интересной книги, ведут разговор о прочитанных книгах, заботятся о скорейшем возвращении одолженных им книг, ухаживают за книгами, любят стоять у своих книжных полок и вновь возвращаться к некоторым из них, устраивают семейное чтение. Чтение должно царить в семье, и, надышавшись этой атмосферой, ребенок без особого труда, без болезненных переживаний настроится на чтение,

Почему ребенок, так безудержно стремившийся к школе, объявляя своим чуть ли не единственным мотивом учения чтение и письмо, после овладения грамотой вдруг начинает отказываться от книги? Мамы и папы отчаиваются: «Ребенок не любит читать!» Принимаются принудительные меры. И порой случается, что ребенок настраивается враждебно против книги на всю жизнь.

Причина тут проста: ребенок пока еще не почувствовал вкуса к чтению, он знает буквы, но не умеет читать. Он может прочесть слова и предложения, но не умеет понять прочитанное. Озвученные буквы пока еще не обретают для него смысла.

И вот в этой общей семейной атмосфере чтения мама и папа должны найти время, чтобы посидеть со своим ребенком минут пятнадцать и в спокойной обстановке помочь ему прочесть страницу-две из детской книги, книги сказок. В спокойной, подчеркиваю я, ибо не так уж трудно потерять самообладание, слушая, как ребенок читает медленно, какие он допускает элементарные ошибки, как он неспособен понять прочитанное. И чем больше мамы и папы будут терять терпение и изливать свой гнев, тем больше оттолкнут своих детей от чтения. Нельзя учить ребенка читать, одновременно укоряя его за то, что он не может читать.

В семейной атмосфере чтения, в обстановке крайней доброжелательности мы смогли воспитать в тебе потребность к чтению. А с помощью подбора книг развили в тебе вкус к художественной литературе и разносторонние познавательные интересы к научно-популярной литературе. На это потребовались годы.

Мы радовались, когда ты предпочитал воздержаться от игрушки ради покупки интересной книги; мы радуемся, видя, с каким вниманием ты рассматриваешь книги в книжных магазинах, как осторожно их выбираешь. Ты создал себе свою библиотеку и дорожишь ею.

Люди многому радуются, и многое их огорчает. Они радуются, видя сердечного Друга, радуются, достигнув успеха, радуются своим добрым делам. Они огорчаются своим неудачам, потере друга, болезни близкого.

Книгу же может радовать только одно: когда ее читают, и огорчать тоже только одно: когда ее никто не читает.

Книга безгранична рада, когда переходит из рук в руки. Она радуется доброму отзыву о ней,о ее авторе, спору о вопросах, поднятых ею. Значит, она приносит пользу людям, помогает им в жизни, в укреплении веры, личной позиции.

Безгранична скорбь книги, если ее забывают на полке; стоит она с неразрезанными еще страницами и напрасно ждет своего читателя, который раскроет ее, прочитает внимательно, извлечет из нее сокровища мудрости, знания, опыта поколений и присвоит их. Лежит такая забытая книга на полке и медленно умирает.

Книга приобретает жизнь, когда ее читают до поздней ночи, кладут под подушку, на письменный стол; радуется, когда кладут ее в карман, достают и раскрывают в любое свободное время, читают в метро, в трамвае. Она радуется тому что, сопровождая тебя, заполняет твою духовную жизнь.

Книга огорчается, когда рассматривают ее невнимательно, оценивают поверхностно, не вникают в суть, не следуют ее добрым советам. Огорчается и тогда, когда ты не хочешь вынести из ее содержания то, ради чего она появилась на свет.

Книга радуется, когда, работая над ней, делают на полях пометки, подчеркивают карандашом строки, ища в них подтверждения или развития той или иной мысли, идеи.

Книга с болью в сердце переживает за своего необразованного хозяина и гордится образованным и начитанным владельцем.

Книга предпочитает постареть и истрепаться в чтении, чем умереть нетронутой на красивой полке, прожив много лет в ожидании своего читателя.

Книги, как преданные гвардейцы, всегда готовы бороться за победу добрых идей, бороться против тьмы и невежества.

Но вести этих гвардейцев в бой должен человек, стремящийся овладеть вершинами наук и властвовать в «царстве мысли».

Ты раскрываешь свой первый учебник - «Дэда эна» («Родная речь»). Чего ты от него ждешь? Кого ты там будешь искать? Мало сказать - ты начинаешь новую жизнь.

С раскрытием своего первого учебника ты начнешь входить в безграничный мир знаний, мир чудес. Как хорошо жить на свете, когда есть что узнавать, к чему стремиться, что делать! Как хорошо жить, когда можешь радовать людей!

А ты знаешь, кто создал твою первую книгу? Да, конечно, же. О Якове Гогебашвили тебе мы многое рассказали, о нем говорили тебе и в детском саду. В Грузии его знают все. Это он, великий педагог, провел много бессонных ночей, чтобы сотворить для тебя чудо-учебник, который приобщит тебя к радости познания, зажжет в тебе любовь к родному языку и к учению.

«Дэда эна» выведет тебя на большую светлую дорогу. Ты проникнешь в глубины прошлого, познаешь сегодняшний день, шагнешь в наше прекрасное завтра.

Мы, взрослые, листая страницы «Дэда эна», всегда восхищаемся теми «тропинками», по которым великий педагог вот уже на протяжении века водит поколения юных в царстве мысли, восхищаемся тем богатством красок природы и человеческих отношений, которое ты будешь познавать.

По этим тропинкам ты пройдешь через леса, реки, поля и горы твоей родины. Ты увидишь, как трудятся люди, строя новые дома, мосты, заводы, фабрики, выращивая виноград, собирая чайный лист. И в тебе тоже зажжется искра желания стать рядом с твоими близкими и родными, с людьми труда, работать и учиться, помогать друг другу.

На этом пути ты повстречаешься с маленькой Нуцой, которая посадила своих кукол, как в школе, и учит их читать. Ты похвали ее, скажи ей доброе слово, она будет рада.

Ты увидишь Гиглу, которого солнце упрашивает бросить уроки и выйти поиграть во двор. Но он верен себе и отвергает приглашение. Значит, есть с кого брать пример!

С тобой повстречается Вано, который мучает пойманную птицу и даже хочет убить ее. Ты возмущайся, пожалуйста, его поступком, дай волю птичке.

Ты прочтешь о злом мальчишке, который обижает маленьких. Ты защити их от него.

Где-то в поле ты увидишь отару овец и услышишь голос маленького пастуха, который ради балагурства поднял тревогу, будто его окружили волки. А когда в действительности он оказался в беде и взывал о помощи, ему не поверили. Ты, конечно, осудишь и его поступок.

Усердно следи, сынок, за страницами «Дэда эна». Это мудрый учебник, потому что великий педагог его создавал «умом и сердцем своим...».

Так я размышлял тогда, десять лет тому назад, наблюдая, как ты впервые приступил к чтению рассказов и стихотворений в своем первом учебнике.

Тебе было трудно читать, ты читал по слогам, медленно, порой не понимая смысла прочитанного слова или предложения. Это пугало тебя, и ты бывал не прочь бросить чудеса интеллектуальных похождений и отдаться радостям игры. Но терпеливое требование взрослого довести дело до конца и помощь в понимании сути прочитанного, в конце концов сделали свое.

Ты нашел золотой ключик с таким же трудом, как Буратино, и вошел в мир удивительной действительности с таким же нетерпением и радостью, как Буратино.

Пока ты учился в начальных классах, занимаясь с тобой, мы больше заботились о твоем общем развитии. Ум, сердце, руки - в этом треугольнике, по нашему мнению, заключена суть общего развития, но, разумеется, этим не исчерпывались другие стороны целостности твоей личности, которые тоже находились в поле нашего воспитания.

Твои «почему» и «а что, если» удесятерились после первых же школьных уроков. Мы старались удовлетворить твою любознательность, которую надо было развить дальше. Но я, право, не могу утверждать, что все наши «потому что» действительно служили стимулом возникновения следующих серий «почему».

- Почему у человека одна голова? Что мне тебе ответить?

- А что, не хватает тебе одной головы? Хочешь иметь две-три головы?

Конечно, это не ответ. И ты продолжал:

- А почему бы и нет? Когда одна голова начнет читать, другая в это время может петь, третья решать задачи! Это было бы здорово!

- Но ведь эти разные головы на одном теле будут разными людьми? Одна - радуется, другая - плачет... Ты нарисуй, пожалуйста, мальчика с несколькими головами. И наверное, каждая голова захочет иметь свои собственные руки и ноги. Интересно, что получится, если одна голова прикажет ногам пойти в школу, другая захочет забраться на дерево, а третья будет спать в это время крепким сном!

Тебя веселит такая несуразица, и ты начинаешь сам воображать более конфликтную ситуацию:

- Они могут разорвать свое тело, если одна захочет побежать вправо, другая - влево, третья захочет прыгать, а четвертая не сдвинется с места!

- А ты знаешь, в мире пока не обнаружено ни одного человека, имеющего две или больше головы. Как ты думаешь, почему?- Твое «почему» теперь рикошетом я возвращаю тебе же, и ты объясняешь мне:

- Может быть, ученые еще найдут... Но нет, не будет такого существа, двухголового, зачем ему две головы?

На этом мы исчерпали вопрос, целесообразно ли иметь несколько голов. Ты еще раз вернулся к нему, чтобы окончательно уяснить его для себя: нарисовал забавное

существо - на одном теле три головы мальчиков, шесть рук и шесть ног; руки и ноги дерутся между собой, одна голова выражает радость, другая заливается слезами, третья же показывает язык. Мы с тобой много смеялись над этой фантасмагорией...

- В школе одна девочка сказала, что существуют растения-хищники. Я ответил, что таких растений не может быть. Как может растение схватить кого-нибудь и съесть?- Ты доволен своей логикой и хочешь, чтобы я подтвердил твои доводы. - Ведь правда?

Но право, я не знаю, существуют ли в действительности такие растения. Не могу же я все знать!

- А может быть, и вправду существуют такие растения? Почему, по-твоему, они не могут существовать?

- Не могут, потому что у растений не бывает рук, чтобы что-либо схватить, и еще у них нет зубов, чтобы съесть схваченное. Не будет же растение гоняться за зайцем, чтобы схватить и съесть его?

- Ты так и доказывал своей подруге?

- Да, и она согласилась, сказала, что, наверное, ошиблась...

- Может быть, было бы лучше проверить все это? А вдруг она права?

- А как проверить?

Мы шли из школы. По дороге - детская библиотека. Мы зашли в библиотеку и объяснили доброй тете-библиотекарше, какой нас интересует вопрос.

Она предложила нам поискать ответ в Детской энциклопедии «Что такое. Кто такой». В третьем томе мы и наткнулись на «что такое»: «Растения-хищники». Стало ясно, что кто-то девочке из этого томика вычитал или рассказал о растениях, которые вправду умеют ловить и охотиться за комарами и мошками и таким образом «подкармливаются» ими.

Мы с тобой с большим интересом прочли статью о растениях-хищниках, долго рассматривали цветные рисунки этих растений.

- Как теперь быть? Ведь девочка оказалась права!- Ты молчишь.- Как ты думаешь, как бы я поступил на твоем месте?

- Завтра, когда я увижу ее в школе, скажу, что она

была права. Она еще не все знала о растениях-хищниках, я расскажу ей!

Я одобряю такое намерение.

На твои «почему» и «а что, если» ты редко получал от нас прямой ответ. Мы или направляли твои суждения, чтобы ты сам нашел ответ, или учили тебя пользоваться справочной литературой.

Мы предлагали твоему уму разные познавательные задачи: загадки, ребусы, кроссворды, занимательные примеры по языку и математике. Я искал их в методических книгах, детских журналах, придумывал сам. Из класса в класс задачи усложнялись. Вот некоторые из них.

Мы находимся в лесу. Осень. Солнце.

- Давай, измерим, каждый для себя, сколько шагов между этими деревьями. А потом скажем, у кого сколько получилось!

Ты согласен. Мы выбираем точки от и до и начинаем мерить.

- Расстояние пятнадцать шагов! Я удивлен:

- Как? У меня получилось 10!

Ты в подготовительном классе, до шести лет не хватает еще трех месяцев. И потому твой ответ не удивляет меня.

- Ты, наверное, ошибся... Вот, смотри! Ты начинаешь шагать и громко считать: Раз, два... десять... пятнадцать! Вот видишь?» Я поступаю так же:

- Раз, два, три... десять! Вот видишь? Ты задумываешься:

- Давай, измерим вместе!

Мы становимся бок о бок у дерева и начинаем одновременно шагать. Ты считаешь громко:

- Раз, два, три, четыре...

Но получается, что я оказываюсь впереди, а ты отстаешь, и когда ты сказал «десять», я уже был у второго дерева.

- Почему ты бежишь! Иди вместе со мной! Опыт повторяется еще несколько раз.

- Почему ты делаешь такие длинные шаги?

- А у меня такие шаги!

- Я понял... ты измеряешь длинными шагами, а я короткими, потому и получается такая путаница!- Ты радуешься своей догадливости...

Но какое же расстояние между этими деревьями, неужели нельзя установить? Я еще не вполне «понимаю», в чем дело. Ты объясняешь:

- Моими шагами расстояние между этими деревьями пятнадцать шагов, твоими же шагами - десять... У тебя же большие шаги, понимаешь?

- Ага, да-да, понял!- И тут же предлагаю тебе измерить то же расстояние другими мерками - палками, у которых Длина разная...

Ты знал всего шесть или семь букв, когда я предложил тебе следующего рода задачи: на листке бумаги рисовал два кружка, а в них записывал по десять-пятнадцать букв, среди которых три-четыре были тебе знакомы, остальные же еще не изучены в школе, а затем давал тебе разные задания.

«Вот тебе карандаш. Перечеркни в этих кружках все буквы, которые ты еще не знаешь». Или же: «Соедини красными линиями знакомые тебе буквы из первого кружка с теми же буквами из второго... Соедини синими линиями незнакомые тебе буквы из первого кружка с теми же буквами из второго». Тебя увлекли такие задания. Ты начинал сам разгадывать значение незнакомых тебе букв или же заставлял нас всех дома учить тебя буквам, и получилось так, что ты научился грамоте почти на полтора месяца раньше, чем это полагалось по школьной программе.

Среди сочиненных мною задач тебя и твоих товарищей особенно позабавила одна, которую вы решали в течение нескольких дней. Ты был тогда во втором классе. К тебе пришли двое одноклассников поиграть. Я тоже играл вместе с вами в настольный футбол. В доме стоял гул, какой бывает на стадионе, когда забивают гол в ворота противника. Во время перерыва я рассказал вам историю, она привлекла ваше внимание, и вы все потребовали карандаши и бумагу, чтобы заняться вычислениями.

Знаете ли вы, что, оказывается, сын может стать старше своего отца?

Такое, конечно, вы никогда не слыхали, разве что в сказках. Поэтому к моему заявлению отнеслись недоверчиво: |

---Такого не может быть никогда!

Я должен был поколебать вашу уверенность.

- Оченьдаже может быть. Вчера я встретился в троллейбусесо своим другом, математиком. Паата его знает. И онрассказал мне, что один ученый-математик с помощьюрасчетов пришел к выводу, что сын может догнать и перегнатьв возрасте своих родителей. Так что могут появиться маленькие папы и взрослые сыновья.

Вы все уже заинтригованы. Я рассказываю вполне серьезно, ссылаюсь на науку и авторитет друга. Это правдоподобное введение в мою задачу насторожило вас. • Вы забыли о том, что истекло время перерыва между таймами нашей футбольной игры. Пользуясь этим, я продолжаю:

- Вот смотрите: если отцу девятнадцать лет, а сыну один год, то выходит, что отец старше своего сына в девятнадцать раз. Правда? (Вы, разумеется, согласны). Через год отцу будет двадцать лет, сыну - два года. Значит, отец теперь уже будет старше сына в десять раз. а не в девятнадцать. Тоже верно? (У вас конечно, не возникают сомнения, что это действительно так, но я замечаю, как вы удивлены.) Проходит еще год - отцу уже двадцать один год, сыну - три года. Значит, во сколько раз теперь отец будет старше своего сына? («В семь раз!» Вы уже включаетесь в вычисления!) Через пятнадцать лет сколько будет отцу? («тридцать шесть» I). А сыну («восемнадцать»). Так во сколько же раз отец будет старше сына? («В два раза!») Вы уже верите в мою задачу! Видите, как сын догоняет отца. Надо теперь высчитать, когда они станут равны по возрасту и когда сын перегонит своего отца!..

- А что сказал дядя-математик, через сколько лет это наступит?

- Он не успел рассказать историю до конца, он сошел с троллейбуса раньше!

Вы бросаетесь к карандашам и бумагам и приступаете к вычислениям. Построили длинные столбики чисел. Ясно видно, разрыв в возрасте отца и сына сокращается катастрофически, Вы начинаете путаться в своих вычислениях, пробуете начать все заново и расходитесь с намерением продолжить решение задачи дома.

Все это время я тоже вместе с вами вычислял разрыв в возрасте отца и сына, я тоже путался в цифрах и тоже выражал решимость поработать вечером.

Ты и твои товарищи были заняты вычислениями и на второй, и на третий день, вовлекли в это дело и других в классе. И разумеется, в конце концов все пришли к выводу, что надо вычислять, не во сколько раз «молодеет» отец, а на сколько он старше своего сына. Вот эта разница никак не может измениться.

Вся эта затея, по моим наблюдениям, напрягла твои умственные способности и дала тебе еще одну возможность пережить радость познания.

А когда ты был уже в третьем классе, я задал тебе очередную задачу, достаточно известную из книжек по занимательной математике. Ты, конечно,ее не знал.

- Могу поспорить, что ты не сможешь справиться с этой задачей!

Ты в это время занят рисованием.

- А какая задача? Почему не смогу справиться?

- Да потому, что она потребует от тебя большого терпения, точности, внимания.

— Скажи, пожалуйста, какая твоя задача!

- Слушай. Встретился в поезде один богатый человек с нищим математиком и начал хвастаться, как много у него денег. «Хоть я и не знаю столько наук, сколько ты, какая же польза тебе от твоей математики, раз ты такой нищий? - сказал он ученому. - Я разбогател, зная только простую арифметику сложения и умножения». - «А вы уверены, что хорошо знаете вычитание и умножение?» - спросил математик. «Еще бы!» - ответил тот. «А не хотите ли вы, чтобы в течение месяца каждый день я приносил бы вам сто тысяч рублей, а вы взамен в первый день дали бы мне одну копейку, на другой день - две копейки, на третий - четыре копейки, на четвертый - восемь копеек?» - «То есть ты будешь приносить мне каждый день сто тысяч рублей, а взамен будешь брать у меня копейки?»- удивился богач. «Да буду приносить сто тысяч, а вы взамен давайте мне сумму, вдвое большую, чем накануне». Богатый не захотел упускать случая нажиться и тут же заключил пари. «Давайте начнем с 1 марта». - «Согласен». - «Будем держать пари до 31 марта включительно»,- пожадничал богатый. «Согласен». И они приступили к выполнению своих обещаний, как договорились. Тебя заинтересовала эта история. - А дальше?

- А что дальше? Как ты думаешь, кто мог выйти победителем в этом пари?

- Конечно, богатый... Он ведь каждый день получал сто тысяч рублей и давал взаймы копейки!

- Но задача заключается в том, чтобы высчитать до последней копейки, кто сколько получил, сколько выдал и сколько осталось чистой прибыли.

Прошла неделя, и ты со своими одноклассниками в конце концов решил задачу. Ты аккуратно переписал два столбика цифр. В конце листка твоим крупным почерком написано: «Ура математику! За 31 день он отдал богачу 3 100 000 рублей, получил же 20 774 836 руб. 47 коп. Чистый выигрыш составляет 17 574 836 руб. 47 коп. Ура математику!»

 

Какое оно - учение? Легкое? Трудное?

Конечно, учение - дело не из легких. Оно и не должно быть легким.

Если бы учение стало процессом времяпрепровождения, игрой, ребенок вырос бы умственно хилым, безвольным существом, к тому же еще беспечным.

Но нельзя, чтобы трудности учения стали заведомо непосильным для ребенка грузом. Не зная, как справиться с этой тяжестью, ребенок начинает ухитряться избегать ее. И растет он опять-таки умственно хилым и безвольным существом, да еще скорее всего трусом.

«Наши школьные программы перегружены!» - слышу я по радио, читаю в газетах. Мой опыт склоняет меня вместе с другими возмущаться толстыми учебниками, объемистыми домашними заданиями. Вместе с другими я жалею детей, которым так трудно успешно усваивать все школьные предметы.

Почему школьники все больше тяготятся учением?

Почему многие из них считают, что учение - одно мучение?

Неужели детей пугают трудности умственной деятельности, трудности познания?

Нет, дети не из пугливых. Они не могут, они не хотят избегать трудностей, они ищут их и сами преодолевают.

Но они не хотят - и я убеждаюсь в этом, - чтобы их учили в школе так же, как учили детей в прошлые века. Они не хотят, действительно не хотят, чтобы им преподносили готовые знания, и оставалось бы только раскрывать рот и глотать их порциями.

Чего от них требуют учителя? Внимательно слушать, безошибочно повторять, говорить наизусть, пересказывать в точности, списывать с доски, отвечать на вопросы, вспоминать пройденное, не переглядываться, не списывать у товарища. Но может ли ребенок научиться думать самостоятельно, если нет того, о чем можно думать, если нельзя поспорить с педагогом о «научных» проблемах, да никто и не даст повода поспорить. Так проходят годы, и приученный повторять, подражать, заучивать, ребенок постепенно оказывается не в состоянии самостоятельно познавать, созидать и преобразовывать.

А мы как будто этого и ждем, чтобы еще раз ахнуть и мудро проговорить: «Какое пришло время - учащиеся не хотят учиться... А вот когда мы были школьниками, мы тогда, знаете, как учились!..» И как истинно заботливые взрослые решаем: для будущего благополучия самих же детей - принудить их к учению.

«Детей надо принуждать к учению!» Что это, педагогическая аксиома?

«В ребенке злое начало, и его нужно подавлять силой», Но то же ли это, что и педагогическая закономерность?

Нет, в современных учебниках по педагогике этих формулировок я нигде не встречал. Но мне кажется, они трансформировались в другие формулировки.

Испокон веков существует уверенность в том, что только сила способна укрощать строптивый нрав ребенка. Рассмотрите, пожалуйста, поучительный альбом немецкого ученого Роберта Альта, в котором собраны репродукции рисунков, фресок, барельефов, росписей, оформлений учебников, отражающих типичные сцены процесса обучения и воспитания, начиная с античной эпохи до позднего феодализма. Они вам объяснят, какое конкретное и разнообразное воплощение приобрела эта уверенность.

Раздетого мальчика силой удерживают двое его сверстников. Двое других избивают его пучками прутьев. Рядом, среди мраморных колонн, учитель преспокойно продолжает свои занятия,

Бородатый учитель с чувством глубокого удовлетворения на лице тянет за ухо мальчика с искаженным мучительной болью лицом.

Мальчик со спущенными штанишками просунут между ступеньками лестницы, приставленной к стене, а учитель бьет его пучком прутьев по голым ягодицам.

Мальчика, на голову которого надета маска ослика с длинными ушами, посаженного на осла задом наперед, высмеивает весь класс, а педагог, довольный своим воспитательным приемом, размахивает палкой, пугая ребенка.

Стоящий перед учителем на коленях мальчик зубрит что-то по книге.

Педагог учит своих учеников, держа в левой руке раскрытую книгу, а в правой - пучок прутьев или палку.

Это последнее и есть суть портрета средневекового педагога: в левой руке - раскрытая книга, в правой - пучок прутьев. Его нельзя представить без палки, без прутьев, без ремня, без других средств наказания.

Выросли из этих корней ростки некоторых современных способов обучения. Изменилось, конечно, многое, причем резко, бесповоротно. Однако для многих учащихся учение все же не превратилось в страстное увлечение, многие дети не находят в нем свой жизненный смысл.

Мне кажется, педагоги больше умеют заставить детей учиться, чем побудить их к учению, больше знают, как передавать знания, нежели - как вводить учащихся в «царство мысли».

Почему так получилось? Не в той ли дошедшей до нас уверенности, что ребенка можно обучать только через принуждение, следует искать причину?

Перечитываю один за другим учебники по педагогике, ищу в них пытливых, веселых, неугомонных шалунов, ищу в них малышей, сдружившихся с Карлсоном, Питеров Пэнов со своей компанией, Пеппи Длинныйчулок, Томов Сойеров и Гекльберри Финнов, устраивающих ночные прогулки на кладбище, Тимуров со своими командами, Корчагиных, борющихся за новую жизнь, Олегов Кошевых со своими молодогвардейцами, наводящими страх на фашистов; ищу наших девочек и мальчиков, таскающих груды металлолома и макулатуры, наших юношей и девушек, спорящих о философии жизни в узких подъездах домов и укромных уголках дворов. Я знаю, их много, очень много, они составляют треть населения нашей страны. Хочу прислушаться к их звонкому голосу и песням, их шепоту. Хочу узнать об их стремлениях, радостях, огорчениях. Хочу заглянуть в их духовную жизнь. И.наконец, хочу получить от них откровенный ответ на вопрос: «Ради чего на свете отдались бы вы, со всей свойственной вам страстью, учению, этому необходимому, обязательному и величайшему делу?»

Ищу я этих мальчиков и девочек, юношей и девушек в учебниках педагогики.

Но почему в этих храмах воспитания так холодно и зябко?

Почему здесь такое безмолвие?

Почему в них разгуливает педагог, нахмурив брови, в сопровождении легиона отметок?

Почему в этом саду, где круглый год должна царствовать весна, постоянно зимует зима?

Где птички, цветы, дети?

Где дети, ради которых создан этот сад и написаны эти учебники?

Мне кажется, что я нахожусь в саду великана-эгоиста, оградившего от детей свой сад высокой изгородью и повесившего на ней вывеску: «Вход строго воспрещается». И только потому, что великан изгнал из своего сада всех детей, в этом саду весны и радости вдруг воцарилась зима, замерзло все, улетели далеко от него птички. За изгородью кипела обычная жизнь, шалили дети, пели птички, менялись времена года. В саду же великана властвовала мертвая зима. Грустивший о весне и не ведающий о причине вечной зимы великан однажды услышал пение птички и увидел поразительное зрелище в своем угрюмом саду: в стене ограды в одном месте дети обнаружили маленькое отверстие и через него пробрались в сад, и только на этом месте вместе с детьми заиграла весна, каждое дерево, на которое удалось детям взобраться, начало цвести прекрасными красками, на них сидели птички и заливались радостным пением. Но как только дети увидели подкрадывающегося к ним великана, они страшно перепугались и сразу же убежали из сада, и в нем опять воцарилась зима. И только один маленький мальчик не успел покинуть сад, он не увидел великана.

В этой чудесной сказке Оскара Уайльда все кончается оптимистически.

«Вот, оказывается, какой я злой!» - Великан расчувствовался до слез. «Теперь-то я понимаю, почему весна не приходила сюда. Я посажу на дерево этого беднягу-малыша, а потом разрушу эту ограду, и дети у меня в саду будут веселиться всегда».

Великан горько раскаивался о прошлом. Он подкрался к мальчику сзади, нежно поднял его и посадил на дерево. Дерево сразу покрылось цветами, и птицы слетелись к нему и начали заливаться песнями, А маленький мальчик протянул ручонки, обнял великана за шею и поцеловал. Остальные дети, увидев, что великан больше не злой, вернулись, а с ними пришла и весна.

«Теперь это ваш сад, мои милые детки!» - сказал великан. Он взял огромный топор и разрушил ограду.

Так брали огромные топоры и разрушали ограды великаны мировой педагогики.

Витторино де Фельтре в начале XV века построил для детей «Дом радости».

Ян Амос Коменский в XV11 веке строил «Великую дидактику», гарантирующую учителям и учащимся приятное, радостное обучение и основательные успехи.

Иоганн Генрих Песталоцци в XVII-XIX веках в своих воспитательных учреждениях в Нейхофе, Станце, Бург-дорфе и Ивердоне стремился к возбуждению ума детей, к активной познавательной деятельности, этому учил он родителей.

Константин Дмитриевич Ушинский в XIX веке призывал к обучению, в котором серьезные занятия стали бы для детей занимательными, советовал пап учителям завоевать любовь своих учеников, изгнать из класса скуку и не оставлять ни на одну минуту ни одно дитя без дела.

Надежда Константиновна Крупская, мечтая о школе будущего, видела в ней условия для «свободной ассоциации учащихся, ставящих себе целью путем совместных усилий проложить себе дорогу в царстве мысли», из этой школы должно быть изгнано всякое принуждение.

Антон Семенович Макаренко доказал, что доверие, уважение и справедливое требование к воспитаннику являются одним из основных принципов формирования жизнерадостного, целеустремленного коллектива.

Януш Корчак продемонстрировал суть и огромное значение истинной педагогической любви к ребенку, верил, что только на основе любви возможны воспитание и преобразование детей, их самовоспитание и самосовершенствование.

Василий Александрович Сухомлинский своей «школой радости» вселил в нас веру во всемогущую силу радости познания, утверждения в каждом школьнике успехов в познании, чувства доверия к своим способностям.

Каждый день в газетах пишут о творческих педагогах, о них рассказывают по радио и телевидению - учителя эти творят современные чудеса на своих сорокапятиминутных уроках, они вводят детей в глубь науки, разжигают в них страсть к постоянному самообразованию, возбуждают в них любовь к учению.

И как было бы хорошо, если бы были созданы учебники по педагогике, пронизанные пафосом педагогической любви и уважения к детям, пафосом утверждения в них радости познания, пафосом нашего доверия к ним, нашего сотрудничества, совместного поиска, совместных открытий.

Я верю в силу такого воспитания и обучения, то есть воспитания и обучения с позиций самих же детей, с позиций гуманистических начал. И еще верю в то, что, оказавшись в таких условиях, ребенок полюбит учение, и трудности в учении и познании приобретут для него совершенно иной психологический смысл - они станут условиями переживания радости.

 

Первое письмо от Карлсона, который живет на крыше, ты получил в день твоего рождения, 20 февраля. Ты был тогда во втором классе.

О захватывающей дружбе Малыша с Карлсоном, живущим на крыше, ты уже знал. В течение двух-трех недель, пока мы читали тебе книгу о них, ты жил жизнью Малыша и мечтал иметь друга с пропеллером. Ты готов был верить, что Карлсон действительно существует, он живой человечек.

В семье в твои обязанности входило открывать наш почтовый ящик и доставать оттуда письма и газеты. На этот раз твое внимание привлек необычный конверт, разукрашенный в красный и желтый цвета. С его лицевой стороны на тебя смотрел веселый человек с пропеллером на спине. На конверте крупным и нескладным почерком было написано: «Паате. Секретно! Секретно! Секретно! Карлсон с крыши».

Дома была только бабушка, и это облегчило твое положение: ты положил газеты на обычное место и со своим письмом от Карлсона залез под письменный стол.

Карлсон писал тебе: «Я Карлсон. Хочу дружить с тобой. Как только найду возможность, прилечу к тебе. Я же самый занятый человек в мире. Поздравляю с днем рождения. Вчера я решил поступить в первый класс, прямо без прохождения нулевого. Я же самый талантливый, самый умный в мире. Хочешь, проверь: пришли три самые сложные задачи, я их сразу решу и пошлю обратно. Жду от тебя письма. Напиши, какую сказку ты читаешь. Пусть нашим паролем будет «Плим». Письмо я должен получить послезавтра. Положи его в такой же красочный конверт, как мой. Заклей его, напиши сверху адрес: «На крышу. Карлсону. Секретно. Паата». А теперь до свидания. Карлсон. Плим».

Слова были написаны разноцветными фломастерами, строки шли зигзагами, буквы были то крупные, то мелкие, искаженные.

Спустя полтора года переписка с Карлсоном прекратилась. Он сообщил тебе, что срочно улетает далеко-далеко по очень важному делу. «Я вернусь когда-нибудь. Я ведь возвращаюсь всегда!» Некоторое время ты скучал по своему другу, по своей засекреченной и увлекательной игре.

Ты, конечно, вовсе не думал, что имеешь дело с настоящим Карлсоном, хотя как-то мы, напуганные твоим внезапным исчезновением со двора, нашли тебя на крыше нашего дома.

Ты не открыл нам тогда своего секрета, зачем поднялся на крышу, что тебе там было нужно. «Так, хотел посмотреть, что там!»

Ты мечтал иметь Карлсона - друга, тебе нужны были происшествия с секретами, паролями.

Ты знал, что вся эта игра, длившаяся полтора года, - игра воображения.

Но могу поклясться: ты переживал все, как настоящее, и со всей серьезностью относился к каждому письму с крыши, аккуратно отправлял Карлсону - невидимке свои письма.

Если тогда сказали бы тебе, что все это-шутки, и показали, кто бросает в наш почтовый ящик письма от Карлсона и достает оттуда твои письма к Карлсону, ты огорчился бы, наверное, не на шутку, обиделся бы до глубины души.

Почему ты получал письма именно от Карлсона? Зачем засекреченная игра именно с паролями? И вообще какова была цель всей этой затеи? Эти вопросы ты никогда не задавал нам и. может быть, до сих пор думаешь, что мы просто баловали и развлекали тебя. Но это не так. Мы в эту игру заложили часть нашей семейной педагогики. Теперь, спустя десять лет, я открою тебе наш секрет игры в переписку с Карлсоном.

Нам надо было развить в тебе вкус к познанию и зародить мотивы учения.

Надо было развить потребность и интерес к чтению.

Надо было научить тебя способам познания, учения, добывания знаний.

Надо было воспитать еще многое другое - вежливость, волю, верность своему слову, увлеченность и т. д. и т. п.

Стать школьником - это еще не значит, что ты уже овладел своей профессией ученика. Как учиться и ради чего - ты не понимал. Все дети вначале тянутся к школе. Еще бы - меняется социальный статус. Но через несколько лет, может быть, спустя три-четыре года, обнаруживается, что у многих из них звонки на урок вызывают смутные ощущения тревоги, недовольства, скуки, страха; а звонки, возвещающие об окончании уроков, - чувство облегчения, радости, свободы. А ведь надо, чтобы все было наоборот.

Потому нам и надо было спешить воспитать в тебе положительное, радостное, доверчивое отношение к школе, учению, стремление к трудностям познания и учения. Бабушка, мама, я - все мы вместе и каждый в отдельности внушали тебе важность положения школьника, давали тебе наставления, как учиться, помогали разбираться в тех случаях, когда ты затруднялся. Но все это была сухая, прямолинейная дидактика. Мы призывали тебя к тому, что было не под силу твоей воле. Да разве легко сесть за выполнение домашних заданий, когда из соседней комнаты доносится до тебя знакомое «Ну, заяц, погоди!» и заразительный смех сестренки. Ты то и дело вскакиваешь со своего рабочего места, но бабушка удерживает тебя: «Сиди, сиди, занимайся. Смотреть телевизор ты еще успеешь, а вот учиться будет поздно!» В конце концов ты начинаешь плакать: «Хочу посмотреть мультфильм!..» Тебе опять напоминают о твоих государственно важных делах, но эти внушения не доходят до тебя. «Вот и не буду учиться, не буду учиться!» Ты начинаешь уже бунтовать.

Сейчас тебе хочется смотреть телевизор. Но надо решать задачу. Этого требует твое будущее.

Именно сию минуту хочется поиграть с товарищем. Но надо выучить стихотворение. Это тоже очень важно для твоего будущего.

Именно сегодня хочется пойти в цирк. Но надо написать сочинение. Без него будет страдать будущее.

Именно сейчас хочется пойти в парк и развлекаться на новых аттракционах. Но надо выполнять грамматические упражнения. Это тоже ради будущего.

И в твоем представлении это малоосознанное светлое

будущее становится туманным. Ты восстаешь против него, ты протестуешь, ты не хочешь принести ему в жертву действительно светлое настоящее, которое манит тебя фейерверком удовольствий.

Так сталкиваются в твоих переживаниях настоящее и будущее. Ты выбираешь настоящее. Настоящее и будущее сталкиваются и у взрослых, только на совершенно другом уровне - в самых верхних слоях сознательности. И они отдают предпочтение будущему ради своего же благополучия.

И вот какая получается ситуация: заботу взрослых о твоем будущем, о котором ты не имеешь понятия, ты принимаешь как покушение на свое настоящее, которое так тебе дорого и ясно. Говоря более обобщенно - добро, творимое людьми для тебя, ты 'принимаешь как зло против тебя.

Вот какая досадная ситуация, может быть, даже трагедия воспитания!

Как можно выйти из этого положения? Может быть, дать детям волю? Пусть делают, что хотят и как хотят. Пусть бегают и прыгают до усталости, пусть смотрят телевизор, пока не начнут слипаться глаза, пусть, наконец, займутся учением, когда вздумается. И все это мы можем подкрепить такими патетическими возгласами, что перед ними не многие смогут устоять: «Какое мы имеем право отнимать у детей детство! Ведь оно дается раз в жизни и длится всего несколько лет! Им нужна свобода!»

Но это ни больше ни меньше как преступление перед детьми; мы будем губить их, оставляя в плену собственных импульсов и не направляя процесс развития способностей. Я не желаю дальше разбирать такой вариант, с позволения сказать, воспитания, приводящего к абсурду.

Может быть, тогда выберем другую крайность: заставлять, принуждать детей подчиняться воле своих воспитателей, воле взрослых? Мы ведь будем так поступать, побуждаемые нашими добрыми намерениями. Мы накопили огромный жизненный опыт, овладели науками и потому прекрасно понимаем, какими качествами и знаниями они должны быть вооружены. В нашем воображении созданы модели того, какими совершенными мы бы хотели видеть каждого из них. Да разве есть у нас столько времени цацкаться с ними, упрашивать и умолять, чтобы они делали то, что так необходимо для будущей жизни их самих же!

Такая точка зрения тоже имеет свои опоры в многовековой практике миллионов воспитателей. И здесь мы могли бы патетически воскликнуть: «Люди добрые! Да не видите ли вы, что дети ни на йоту не могут осмыслить собственное будущее! Не станем же мы поддаваться их капризам! Беритесь за них построже и не давайте воли вашим эмоциям. За вашу сегодняшнюю строгость и тумаки они горячо вас отблагодарят в будущем!»

Такая стратегия воспитания тоже не вызывает во мне особой симпатии. Я не могу принять ни хаотическое, было бы вернее сказать, безответственное воспитание, ни императивное, тем более диктаторское.

Я выбираю другую позицию. Она не золотая середина между предыдущими, а совсем другая - гуманистическая. И основывается она на мудрой классической формуле: «Ребенок не только готовится к жизни, но он уже живет». Он живет настоящим, доставляющим ему радости и удовольствия. И только через эти радости и удовольствия он может увидеть смутные контуры будущего. Будущее является смутным для него потому, что оно окутано парами кипящего настоящего. Порой нам удается частично рассеять глубокие слои этого пара с помощью совершенной педагогической техники, и тогда надо спешить, чтобы ребенок умом своим успел заглянуть сквозь них в свое возможное будущее, увидеть себя таким, каким он может стать, будучи благоразумным и восприимчивым к советам взрослых и проявляя устойчивость к удовольствиям, манящим его в настоящем. Но такая педагогика ненадежна, она может добровольно направить ребенка на «путь истины» только на очень короткое время.

Нет, лучше не так. Самую лучшую, радостную, жизнеутверждающую педагогику, как мне это представляется, мы получили бы, если бы нам удалось поселить будущее в настоящем, в настоящую жизнь ребенка впустить струю его будущей жизни, сделать так, чтобы цель нашего воспитания, скрытая за тридевятью земель, поселилась бы на цветущем поле жизни ребенка. Что у нас тогда получится? Получится то, что настоящая жизнь детей будет насыщена сутью их будущей жизни. Получится то, что мы будем воспитывать детей с позиций самих же детей. А самое главное - мы будем располагать их к воспитанию. Истинная гуманистическая педагогика - это та педагогика, которая способна добровольно расположить ребенка к воспитанию, способна возбудить в нем стремление, бессознательное и сознательное, воспитываться, быть воспитуемым.

Взрослые часто сочиняют за детей тексты их выступлений перед публикой, а затем дети зачитывают их с высоких трибун. Зачитывают бойко, мы радуемся глубоким мыслям, горячо аплодируем. Но стоит нам только освободиться от первых эмоций, как нас охватывает недовольство тем, что из уст детей лились мысли взрослых. Дети выпустили на нас струю нашейже мудрости. Мы возмущаемся: «Пусть дети сами говорят за себя! Пусть говорят, что думают! Пусть воспримут они наши мысли сердцем и умом своим, а не кончиком языка!»

Пусть! Давно пора.

Но я все-таки решил сочинить короткое выступление представителя детского парламента, обращенное к взрослым. Хотя оно сочинено мною вместо детей, думаю, его сочинил бы любой ребенок, дай ему счастливый случай хоть на секунду осмыслить заботы воспитателей с позиций самих же воспитателей, взглянуть на свое будущее глазами своих воспитателей.

Тогда бы загорелось его маленькое сердце, и его осенила бы мысль, и он с детской искренностью произнес бы следующее от имени миллионов своих сверстников:

«Дорогие наши воспитатели, мамы и папы, учителя, милые люди, любящие нас и заботящиеся о нас!

Берите нас такими, какие мы есть, и сделайте нас такими, какими должен стать каждый из нас!

Мы будем сопротивляться, шалить, прятаться, хитрить, мы будем радоваться жизни и стремиться к удовольствиям. Ибо это в нашей натуре.

Зачем возмущаться тем, что у нас пока еще нет здравого смысла? Он придет к нам с помощью ваших добрых забот, может быть, не сразу и не очень скоро.

Не надо видеть в нас взрослых, себе подобных, а затем удивляться тому, как мы недогадливы, непонятливы, неблагодарны.

Лучше принимайте нас с нашими недостатками и помогите нам преодолеть их. Только уважайте наше чувство радости, которое мы находим в наших шалостях, неустанных играх, сопротивлении, сиюминутных удовольствиях.

Принимайте ^се это как наши детские болезни, против которых вы никогда не сможете найти вакцины, и лечите нас так, чтобы не было нам очень больно, то есть не лишайте нас наших радостей.

Если окажется, что в нас мало усидчивости, мы ленивы, не желаем учиться, не надо ставить нам это в вину. Это не вина, а беда наша. Не будете же вы ругать человека за то, что он находится в яме, сам не понимая, почему и как он туда попал? И не будете же вы ругать его за то, что он не может выбраться оттуда, а может быть, вовсе не догадывается, что надо выбраться? Скорее всего вы проявите к нему доброту, спустите ему веревку и научите, как выбраться, поможете ему выбраться на свет, а затем покажете, какой этот свет многоцветный.

Так помогите нам тоже пристраститься к познанию, к учению, научите, как надо добывать знания и совершенствовать себя.

Нам трудно понять вас. Потому мы и дети. Вы должны разгадать нас. Потому вы и взрослые». Не слишком ли я отвлекся от писем с крыши? Не получается ли так, что всю эту тираду я посвящаю обоснованию бесконфликтного воспитательного процесса, построенного на выдуманных играх и шутках? Как было бы прискорбно мне, если бы кто-нибудь действительно пришел к такому выводу, знакомясь с моим откровением! Я стремился изложить общий подход к воспитанию в целом, в котором засекреченная переписка с Карлсоном является одним из способов его раскрытия. И чтоб никто не схватил меня за горло: «А ну-ка, гони скорей свою педагогику!» - поспешу заявить: «Я сам ее ищу, давайте искать вместе!»

От прапрадедушки перешел к нам по наследству маленький сейф. В нем были две дверцы. Открываешь сперва одну - и там несколько крохотных ящичков. Там я хранил несколько ваших - твоих и твоей сестренки - молочных зубов, прядей ваших волос, таблички с номерами, обозначающими ваши первоначальные «имена» в родильном доме. Затем открываешь вторую дверцу - туда можно класть разные бумаги. У меня там хранились письма, которые я посылал вашей маме и получал от нее, когда она находилась в родильном доме. Здесь же я хранил ваши первые рисунки, листки, на которых были написаны ваши первые буквы и слова.

Я любил открывать этот сейф и рассматривать содержимое. А тебя привлекал секрет открывания сейфа. Этот секрет я доверил тебе.

- Можно мне попросить что-то? Только если ты не обидишься! - Я в это время в очередной раз копался в своем сейфе.

- Можно, конечно. А в чем дело?

- Ты не можешь подарить мне твой сейф, когда умрешь?

- Могу, конечно! А зачем тебе этот сейф?

- У меня есть тайна. Я хочу хранить ее там!

- Тогда зачем же ждать, когда я умру? Может быть, сейф нужен тебе сейчас же? Надо же хранить тайну надежно!

- Но он ведь пока нужен тебе!

- Ничего. Мои бумаги не содержат особых тайн. Ты только вот что: сделай из досок такой же маленький ящик, в который я переложу эти бумаги и вещицы!

Ты смастерил мне ящичек и получил мой сейф вместе с ключом. Ты был рад и, взяв сейф, куда-то скрылся. Я знал, зачем он был нужен тебе.

Ты вкладывал в сейф письма от Карлсона с крыши, а в твой ящик я клал твои письма к Карлсону. Прошли годы, и ты доверил мне сейф вместе с письмами. Я присоединил к ним хранящиеся у меня твои письма, разложил их по датам и запер в сейфе.

До последнего времени ты больше не вспоминал

о Карлсоне. Означало ли это, что ты забыл о нем? Нет. Будучи в девятом классе, неожиданно для меня ты вдруг спросил:

- Скажи, пожалуйста, кто был этот Карлсон, который писал мне письма?

- А ты помнишь его?

- Как же не помнить. Я до сих пор жду его возвращения!

- А зачем тебе Карлсон?

- Он меня учил, я ему доверял... Вот почему. Скажи, пожалуйста, вернется он или нет?

- Откуда мне знать?

- А куда пропал Невидимка, который писал секретные письма Нинульке?

- Тоже не знаю!

Письма от Невидимки твоя сестренка получала два года. Она проходила приблизительно тот же курс воспитания, что и ты. Нинулька доверяла тебе свои секреты, она показывала и письма от Невидимки, согласовывала с тобой свои ответы.

- А кто этот Невидимка, тоже не знаешь? Ты улыбнулся своей доброй улыбкой, я тоже улыбался.

Наши улыбки говорили друг другу: «Конечно, знаем, мы все знаем!» Но я смог устоять.

- Я не знаком с Невидимкой!

- Хорошо. Но все же передай Карлсону, и Невидимке тоже, пусть вернутся. Скоро мой день рождения!

В твой день рождения ты получил поздравительную телеграмму от Карлсона...

Настало время сказать тебе, что в нашем сейфе хранятся не только письма с крыши, но и письма, отправленные на крышу. Ты этого до сих пор не знал.

О чем же вы секретничали в ваших письмах?

«Я придумал самый сложный ребус в мире. Разгадай его. Срок - два дня. Можешь ли ты придумать более сложный ребус, который я не смогу разгадать? Ха-ха! Пришли его срочно. Карлсон. Плим».

«Твой ребус я, конечно, разгадал: «Прометей». Ха-ха! Только там ошибка, пропущена буква «о», и потому получается «Прметей». А вот и мой ребус. (Далее следует ребус в полстраницы.) Паата. Плим».

«Я очень занят важными делами. Выручай. Реши эту задачуза меня и вышли завтра утром. Карлсон. Плим».

«В твоем сочинении я обнаружил 25 орфографических ошибок. Вот они. (Далее следует правильное написание 25 слов.) Паата. Плим».

«Я не знаю значения слов, которые подчеркнуты красным фломастером. Найди их объяснения в словаре и припиши в конце, Карлсон. Плим». (Прилагается вырезка из газеты, в которой подчеркнуто 10 слов.)

«Мне нравится твой прием решения сложных примеров. Он предотвращает мои ошибки. Научи еще таким приемам. Паата. Плим».

«Советую тебе проявлять воспитанность - надо благодарить, когда тебя чему-то учат. Только после этого я научу тебя другим приемам. Карлсон. Плим».

«Ура! У меня открытие. Если заранее два раза прочесть параграф, который завтра будут объяснять на уроке, то научишься в четыре раза большему. Если решать задачи и примеры, которые следуют за заданными, то понимаешь их лучше. Проверь все это на своем опыте. Карлсон, Плим».

«Я хочу знать, как ты рисуешь. Пошли мне несколько твоих рисунков. Паата. Плим».

«Последнее время мне не спится по ночам. Напиши мне длинную-предлинную сказку, Карлсон. Плим».

«Я обидел бабулю, и она не хочет со мной разговаривать. Посоветуй, пожалуйста, как мне с ней помириться. Паата. Плим».

«Ветер забросил, ко мне эти три билета в цирк. Я очень занят - работаю еще над одним научным открытием. Может, пойдешь ты с сестренкой и папой? А потом напиши мне обо всем, что там увидишь. Особенно о клоунах и отчаянных трюках. Карлсон. Плим».

«Большое спасибо за билеты в цирк. Было очень интересно. (Далее следует длинный рассказ о впечатлении.) Паата. Плим».

«Уже десять дней ты мне не пишешь письма. В чем дело? Может быть, ты заболел? Я поднялся сегодня на крышу нашего дома, но там не нашел тебя. Почему не отвечаешь на мои письма? А знаешь, что было у нас сегодня в школе? (Далее следует рассказ об открытом уроке по математике.) Паата.Плим».

«В вашем учебнике для чтения напечатан рассказ о каком-то Малхазе. Говорят, рассказ очень интересный. Напиши мне его краткое содержание. Карлсон. Плим».

«Получил твой подарок. Все десять книжек сказок я уже прочел. Спасибо, дорогой Карлсон! Посылаю тебе плитку шоколада. Ты ведь любишь шоколад? Паата. Плим».

«Я самый предусмотрительный человек в мире. Каждое утро составляю план на весь день, а каждый вечер делаю отчет самому себе - как выполнил свой план. Советую поступать так же. Карлсон. Плим».

«Вот тебе материалы для твоего доклада о пчелах. Какая у них удивительная жизнь! Все это я выписал из детской энциклопедии. Паата. Плим». (Прилагаются выписки на двух страницах.)

«Советую тебе прочесть за две недели «Винни Пух и все, все, все». Я приступаю к чтению сегодня. Кто закончит первым, пусть напишет письмо со своими впечатлениями сразу же. Карлсон. Плим».

«У меня заболел зуб. Пошел сам к врачу. Он сказал, что зуб надо вырвать и будет больно. Но я же самый храбрый. Открыл рот, врач тянул-тянул щипцами мой зуб и еле вытащил. А я как ни в чем не бывало, ни звука, даже улыбался. Надеюсь, ты тоже храбрый. Ведь не зря я с тобой подружился. Напиши, как тебе будут вырывать зуб. Карлсон. Плим».

«Карлсон, когда же ты прилетишь ко мне? Ты же обещал! Мама вчера сказала, что я хороший мальчик. Может быть, открыть им тайну? Они никому ничего не скажут. Паата. Плим».

«Я уже посадил в нашем дворе деревце рядом с первым, Буду каждый день ухаживать за ними, поливать их. Второе дерево, которое я посадил по твоему совету, я назвал твоим именем - «Дерево Карлсона». Я покажу его тебе, когда -ты прилетишь ко мне. Паата. Плим».

«Карлсон, не улетай! Я тебя очень люблю. До твоего возвращения я прочту сто книг, может быть, еще больше. Но ты не улетай. Скоро начнутся летние каникулы. Мы с тобой могли бы поехать в деревню к прабабушке. Она очень обрадуется. Обещаю, что буду дружить со всеми ребятами нашего двора. Мне не жаль своих игрушек, своего велосипеда для них. Не улетай, Карлсон!.. Возвращайся скорее! Я буду ждать тебя. Паата. Плим».

Карлсон улетел, оставив тебе свои 55 писем, таких, какие приведены здесь, ты отправил ему 80 писем, таких, какие приведены здесь.

Он учил тебя находить удовольствие в преодолении трудностей.

Он нацеливал тебя на радость познания и учения.

Он будил в тебе потребность содержательной жизни.

Он дал тебе возможность ощутить красоту общения с людьми.

Карлсон улетел, оставив в твоей душе добрые воспоминания о твоем детстве.

Когда вернется Карлсон?

Как - «вернется»? Ему никогда и в голову не приходило отдалиться от тебя. Он всегда был рядом с тобой. Он просто перевоплотился.

Ты готовишь домашние задания. Они отнимают у тебя львиную долю времени. Твои учителя, по-видимому, решили придерживаться принципа «Чем больше, тем лучше». Из класса в класс объем домашних заданий все возрастал, и все чаще запирал тебя в твоей маленькой комнатке. Ты заучивал, списывал, повторял, выполнял упражнения, решал задачи.

«Какая скука и однообразие!» - сказал ты раз, когда был не то в пятом, не то в шестом классе. Тебя начал тяготить сам процесс учения. Может быть, это произошло потому, что отметки как побудительные силы потеряли для тебя всякий смысл - ты не стремился к ним, так как в семье мы не придавали им никакого значения. Пусть не обидятся твои учителя, которые ставили тебе отметки и порой ожидали нашей строгой реакции. Мы в нашей семье свергли этих идолов, эти цифры от одного до пяти. Наши отношения с тобой, они никак не колебали, как не меняли наших планов и намерений по отношению к тебе. В общем, отметки не служили нам основой для твоего поощрения или порицания.

Почему мы так восстали против отметок? Нет, мы восстали не против них. Мы просто указали им свое место - быть добрыми показателями качества знаний, но никак не устанавливающими погоду в нашей семейной жизни; быть надежным ориентиром в процессе учения, но никак не мотивом, определяющим суть этого процесса. Для нас было вовсе не все равно, ради чего ты учишься. Мы не хотели, чтобы ты учился ради отметок, ради похвалы и наград или из-за страха лишиться радости общения с нами, близкими тебе людьми. Мы избегали этого - создания условий, которые бы вынуждали тебя говорить нам неправду.

Мы больше всего интересовались не твоими отметками, а твоим отношением к знаниям, к книгам, к действительности, к людям, к жизни. Мы интересовались развитием в тебе стремления к познанию и полагали, что к этому могут вести красота самой познавательной деятельности, могущество самих знаний, радость общения с окружающими, жажда к преобразованию и созиданию. Разве могли помочь нам в этом деле отметки, пусть даже только «торжествующие пятерки», а тем более «обнадеживающие четвертки», «равнодушные тройки», «угнетающие двойки» или, наконец, «уничтожающие единицы»? (Хорошо еще, что многие учителя как бы сговорились отказаться от единиц, совсем уничтожающих личность ребенка). Мы стремились воспитать тебя как целостную личность. В нашей семье мы опровергали всякую претензию отметок представлять твою личность.

Хорош ли «отличник»? Плох ли «двоечник»?

Слышите ли вы, отметки! Какое вы имеете право делить на «хороших» и «плохих» детей, стремящихся к солидарности и созиданию? Как вы смеете пророчить им качества их будущей личности? Кто поручил вам внушать им чувства своего превосходства над другими или неполноценности среди других? Займитесь же вы, отметки, своим прямым делом: станьте добрыми, чуткими советчиками детей на их тернистом пути учения, поощряйте и только поощряйте их Стремление познавать, помогайте и только помогайте им проявлять терпение в преодолении трудностей!

Я мечтаю о школе, в которой дети учились бы без отметок и принуждений; я верю, что когда такие школы будут созданы, тысячи детей обретут в них истинный смысл своей школьной жизни. Но для приближения такого будущего сперва надо, чтобы отметки уже сейчас лишились функции представлять личность школьника, регулировать его отношения с близкими ему людьми.

Беда, когда родителям мерещится их ребенок этакой «ходячей» цифрой 5, беда вдвойне, если только через нее видят они в нем нового человека. А какое может быть горе, если родители привыкли к мысли, что у них ребенок - ходячая двойка и от него не жди никакого толка. Видел я таких «хороших» пятерочников, в зачетную книжку которых жизнь поставила свою отметку - «негодный для труда и общения», и видел многих «плохих» двоечников, строящих потом новую жизнь, получивших от нее за это высокую оценку - «Человек».

Не перегнули ли мы палку, лишив отметки, которые ты получал, стимулирующей роли? Со временем становилось ясно, что отметки для тебя потеряли мотивационный смысл, и, когда ты за своим рабочим столом выполнял домашние задания, они не плясали перед тобой танец с саблями, они не мерещились тебе во сне, не гонялись за тобой на каждом шагу. Так не оказалось ли все это причиной того, что бремя учения стало тебя тяготить, начиная с пятого или шестого класса? Нет, игнорирование отметок в нашей семейной жизни тут ни при чем. Какая отметка может воодушевлять школьника на каждодневное, в течение нескольких часов, терпеливое выполнение скучных и однообразных операций, за которыми следовали обесцененные и тощие знания! Интерес к знаниям и вкус к познанию терялся не из-за отсутствия отметок, а из-за неадекватной деятельности, вызывающей скуку.

«Почему ты решаешь эту задачу? Кому она нужна?» Ты уже час бьешься над решением одной алгебраической задачи. Злишься, что не получается. Ясно, что допускаешь какую-то ошибку. Но я не могу тебе помочь хотя бы по той простой причине, что не знаю эту новую программу или забыл материал тридцатилетней давности. Главная же причина в том, что я в принципе против того, чтобы вместо тебя выполнять упражнения, решать задачи, чертить, рисовать, диктовать, писать сочинения и все это называть родительской помощью своему ребенку-ученику.

Однако я попытаюсь помочь тебе в другом, в том, чтобы ты осознал суть своего учения, закрепил всебе мотивы познания, превратил эти скучные виды деятельности в творческие.