Как будет показано, философия «всеединства», провозглашающая целостность, на самом деле исходит из многообразия философий. Вследствие чего, С.Н. Булгаков, перешедший, как и другие русские философы (Н.А. Бердяев, С.Л. Франк) под влиянием Вл. Соловьева от марксизма на позиции религиозной философии, не избежал софиологической ереси.
Как квантовская физика, под влиянием стихийного материализма, не способна понять онтологическую сущность своих открытий, так и софиологи мифологизируют сверхчувственную реальность, «материализуя» ее.
Чтобы дать более объективную оценку мировоззрению С.Н. Булгакова процитирую православного богослова Н.В. Сомина, разрабатывающего в своих трудах духовную аксиоматику Православного социализма:
«Но почему же именно эта экстравагантная и спорная идея Софии вдруг была поднята в качестве нового знамени? Видимо причина в том, что, будучи последователем Платона, Булгаков стремился к онтологизации всех метафизических понятий. По его представлениям высшие идеи не могут оставаться просто понятиями – это нечестиво; они должны иметь статус живых существ, обладать ипостасностью. «Мир является великой иерархией идейных существ, идейным организмом» [3, с. 201] – писал он. Вот и в данном случае сотворчество Бога и человека Булгаковым было воплощено в Софию – существо, витающее где-то между миром и Богом» [18, с. 68].
С. Булгаков, таким образом, предполагал, что идеи Платона витают «между миром и Богом», отделены от жизни. Хотя на самом деле они выражают суть бытия, поскольку философские понятия (идеи) есть единство мышления и бытия.
Он исходит из предпосылки, что «в ответе на этот основной, хотя как будто лишь предварительный, вопрос «что такое философия?» царит «полная разноголосица» [4, с. 59]. И одновременно полагает, что философы не измышляют произвольных аксиом, а исходят из природы человеческого разума:
«В основе подлинного философствования лежит особого рода откровение, «умное видение» идей, как это навсегда возвещено о философии Платоном. Основные мотивы философствования, темы философских систем не выдумываются, но осознаются интуитивно, имеют сверх-философское происхождение, которое определенно указывает дорогу за философию. По своей интуитивной основе философия сближается с искусством, интуитивная природа которого не вызывает оспаривания, философия есть искусство понятий. Философствование есть рефлексия разума на осознанные, в качестве истинных, его узрения, играющие роль исходных аксиом, а вместе и объектов рефлексии, критического исследования, анализа, доказательства. Основные идеи философии не измышляются, но родятся в сознании, как семена, как зародыши будущих философских систем» [3, с. 77].
В данной цитате содержится коренное заблуждение С. Булгакова. Он смешивает аксиоматический метод науки с философией, одновременно, правильно полагая, что «основные идеи философии не измышляются». Научный метод опирается на интуитивное выдвижение аксиом, на основании которых строятся теории и экспериментальные исследования. Что касается богословия, то оно исходит из предпосылки, данной в Откровении. Тогда как философия не выдвигает никаких предпосылок. Она открыла самодостаточное положение: если познание возможно, то мышление тождественно бытию. Ибо противоположное суждение приводит к агностицизму.
Все исторические формы философии были выведены из тождества мышления и бытия. Но это не абстрактное построение (как в науке), а как бы рожденное самой жизнью «естественное откровение». И в этом смысле оно ближе к искусству и религии. Философские понятия не абстрагируются из жизни, а являются ее смыслом. Будучи единством интуитивного (жизненного) и рационального. Что позволило Гегелю свести их в единую логическую систему.
И сам С. Булгаков подтверждает нашу мысль, когда утверждает, что стремление к истине «указывает дорогу за философию». Ибо Понятие Гегеля есть синтез всех форм интеллектуальной деятельности на основе мистической интуиции, на которую оно опирается. Вследствие чего философия устремлена к абсолютной истине, к Богу:
«Коренное различие между философией и религией заключается и том, что первая есть порождение деятельности человеческого разума, своими силами ищущего истину, она имманентна и человечна и в то же время она воодушевлена стремлением перерасти свою имманентность и свою человечность, приобщившись к бытию сверхприродному, сверхчеловечному, трансцендентному, божественному; философия жаждет истины, которая есть главный и единственный стимул философствования» [3, с. 75].
И не только философствования. «Все люди от природы стремятся к знанию» (Met. I, 980 а, 21), справедливо подчеркнуто в труде, приписываемому Аристотелю. Искусство, религия и наука «жаждут истины», стремятся, как выражался Платон, к Благу или Единому (Плотин), что означает, одновременно, к целостности, которую «изобрела» не философия всеединства, а открыл Парменид:
«Разумеется, философия неизбежно стремится при этом к абсолютному, к всеединству, или к Божеству, насколько оно раскрывается в мышлении; в конце концов, и она имеет своей единственной и универсальной проблемой – Бога, и только Бога, она тоже есть богословие, точнее – богоискание, богоисследование, богомышление» [3, с. 76].
Исходя из рассудочного метода богословия, о. Сергий приписывает абстрактное, «отвлеченное» мышление и философии:
«Философия, насколько она себя достойна, проникнута amor Dei intellectualis», особым благочестием мышления. Но для философии существует лишь отвлеченное абсолютное, только постулат конкретного Бога религии, и своими силами, без прыжка над пропастью, философия не может перешагнуть от «бога интеллектуального» и «интеллектуальной любви к нему» к личной любви к живому Богу. Amor intellectuales ведь в том и осуществляется, что предмет его становится проблемой для мысли; это есть пафос исследования» [3, с. 76].
Поскольку философия, в отличие от богословия, изначально не обладает Истиной, постольку, стремясь к истине, но опираясь, как думает о. Сергий, как и религия, на представления, она постулирует множество различных концепций. Причем критерий истины, по его мнению, находится «за пределами философской системы»:
«Возьмем любое из философских направлений прошлого и настоящего и убедимся, что все они разнятся, прежде всего, в понимании этого исходного вопроса. Очевидно, здесь нет ничего бесспорного, и он не разрешается в пределах философской системы теми или иными аргументами специального характера. Напротив, вопрос этот намечается еще за пределами философской системы, которая и построяется как ответ на заранее уже поставленный вопрос. Чем хочет быть философия, каков тот интерес, на котором она «ориентируется», что имеет она пред собою в качестве последней руководящей и непосредственной данности? Этим и предопределяется философская система. В нашей постановке проблемы намеренно обнажен этот центральный нерв философской системы» [3, с. 59].
Получается, что в силу произвольности, неукорененности (безипостасности) в жизни философы исходят не из объективных, а субъективных побуждений. Тогда почему «в истории философии ясно обозначились два взаимно противоположных направления, опирающихся на эту двойственную природу жизни», а не значительно больше?
«Одно из них считает исчерпывающим началом бытия логическое, бытие для него есть саморазвивающаяся мысль, мыслящая саму себя, порождающая саму себя и замыкающаяся в философской системе, это - интеллектуализм. Второе же направление выявляет другую сторону дилеммы и провозглашает приоритет алогического над логическим, инстинкта над разумом, бессознательного над сознательным, это - антиинтеллектуализм, алогизм, доведенный до антилогизма» [3, с. 63].
Путаница выдающегося мыслителя возникает вследствие мифа о противостоянии рационального и иррационального и пр., разумного и мистического, который не дают ему осознать их единство, когда он пишет, что «даже в нашем самосознании мы находим этот же самый живой синтез логического и алогического». В результате он полагает пропасть между философией и жизнью: «…Жизнь не покрывается мыслью, и мышление не есть еще бытие, хотя все существующее может мыслиться» [3, с. 69].
Конкретное знание философии, он, как и родоначальник философии «всеединства» Вл. Соловьев, сводит к «панлогизму»: «Гегель, достигающий крайнего предела интеллектуализма …» [3, с. 65].
Получается полный хаос философских систем и противоречий, поскольку многообразие, каким-то чудом, сообразуется с объективностью:
«…Не существует единого, "царского" пути мысли, напротив, при множественности исходных ориентировок необходимо признать и множественность путей мысли, а потому и объективную "значимость" различных построений» [3, с. 74].
Тем самым Булгаков смешивает научную методологию и метафизику (первую философию). Характеристика, которую он дает науке, относиться и к его позиции: «Будучи прагматичной, наука психологична в своем естестве, вся она есть, огромный психологизм, хотя и имеющий основу в объективной сущности вещей» [3, с. 65].
Философия есть мировоззрение. Вот итог С. Булгакова: «Свобода философского творчества выражается и в том, что возможны различные философские системы на одну и ту же тему, возможны (и фактически существуют) разные системы христианской философии, и это нисколько не подрывает ее принципиального значения. Ибо единой, абсолютной философской системы, которая вмещала бы абсолютную истину, вообще не существует» [3, с. 87].
Аргументация неубедительна, поскольку многообразие прикладных философий, каковыми являются все ее «исторические» формы, за исключением Логики Гегеля, в которой они сведены в единую систему, выведенную из принципа тождества мышления и бытия. Поэтому у о. Сергия проявляется прямо противоположное предыдущему заявление о единственности философского принципа:
«Грани разуму указуются не внешним авторитетом, но его собственным самосознанием, постигающим свою природу» [3, с. 90].
Полная неразбериха. То, разум самодостаточен, то он использует внешние критерии (или эмпирические, или постулаты).
Дальше – хуже. Выясняется, что о. Сергий стихийный материалист: «Мысль рождается не из пустоты самопорождения, ибо человек не Бог и ничего сотворить не может, она рефлектируется из массы переживаний, из опыта, который есть отнюдь не свободно полагаемый, но принудительно данный объект мысли. Гносеологическому опыту (в кантовском смысле (Я мыслю – Ю.П.)) предшествует жизненный, алогический или сверхлогический опыт, в котором, непостижимо для мышления, уже дается и порождающая мышление материя, и вся эта серая масса опыта постепенно преодолевается и ассимилируется мышлением. Мышление «порождает» свои частные объекты путем логического преодоления жизненно данного ему объекта, не им созданного, но ему властно повелевающего» [3, с. 98-99].
Таким образом, прямо по Марксу. Мышление рождается из чувственного восприятия, пересаженного в человеческую голову и преобразованного в ней. Непонятно, правда, как материя порождает мышление, если оно должно быть прежде того, как будет ассимилирована «серая масса опыта». Получается, как и у классика, замкнутый круг. Чтобы сделать вещь, нужно, чтобы ее понятие было в голове. А откуда оно там взялось? – Из опыта:
«...Самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил её в своей голове. В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении работника, т.е. идеально» [13, с. 189].
Таким образом, круг замкнулся. Начав с материализма, о. Сергий никуда от него не ушел. Ибо стихийный материализм преодолевает только идеалистическая метафизика.
5.5. Философия и «здравомыслящие ученые»
Среди современных философов – философы – редкий случай. «… Считать себя философом сегодня вправе кто угодно» [9, с. 175], - пишет один из здравомыслящих «философоведов» Кыргызско-Российского Славянского университета Ирина Ивановна Иванова.
Однако они попадаются. Как отметил Э. Шредингер, «книги сэра Чарльза Шеррингтона, который был человеком высочайшего гения и в то же время (редкий случай!) здравомыслящим ученым» [25, с. 55].
Философия покинула лагерь профессионалов и ушла просто к «здравомыслящим ученым» (ученым и неученым).
Когда я собирал материал к статье «Трагедия разума», то обнаружил «думающих» не по шаблону мыслителей: А. Каратаев, А.Г. Войтов, А.А. Шевцов, исследователь квантовых технологий Л.В. Красильников и др., которые глубоко постигли основную суть о философии.
Так, например, физик и богословствующий философ М.В. Быстров правильно излагает основной принцип философии: «Итак, целостность роднит структуру и мысль, что по-своему выразил еще родоначальник логической аргументации в философии Парменид (6-5 в. до н.э.), а позднее и более конкретно - Б.Спиноза (1632-77) и Ф.В.Й.Шеллинг (1775-1854): "Порядок вещей повторяет порядок идей"» [6].
Александр Каратаев - бывший военный, в настоящее время программист, в статье «Происхождение человека разумного» на огромном эмпирическом материале показал несостоятельность общепризнанной наукой эволюционной теории: «…Несмотря на всю их неоспоримость и убедительность, они противоречат друг другу! Ведь каждая отстаивает свою теорию происхождения человека разумного» [10].
ВыводАлександра Каратаева убедителен, учитывая его предпосылки: «Мы не разумны сами по себе, мы лишь часть Глобального Разума Вселенной!» [10].
Из чего следует, что человек не мыслит посредством мозга, что показали, Роджер Пенроуз, Лука Войно-Ясенецкий, Н.П. Бехтерева и др. Много фактов, что человек может жить и без мозга, поскольку, как пишут психологи, передачу информации осуществляет все тело, а не только мозг. (http://www.neplaneta.ru/texts/publikacii/proisxozhdenie-cheloveka/).
Мышление – это духовная деятельность, а мозг – материальный процесс. Что подтверждает вывод Александра Каратаева о существовании Вселенского разума. А также его следующее рассуждение: «Несмотря на то, что работе мозга посвящено множество толстенных книг, мы до сих пор не имеем ни малейшего представления о том, что такое интуиция, сознание, мышление...» [10].
