Сказание о евпатии коловрате, о хане батые, цвете троеручице, о черном идолище и Спасе нашем иисусе христе

 

 

За поёмами Улыбыша

Кружат облачные вентери.

Закурилася ковыльница

Подкопытною танагою.

 

Ой, не зымь лузга-заманница

Запоршила переточины,—

Подымались злы татарове

На зарайскую сторонушку.

 

Задрожали губы Трубежа,

Встрепенулись очи-голуби,

И укромы крутоборые

Посолонью зачаведели.

 

Не ждала Рязань, не чуяла

А и той разбойной допоти,

Под фатой варяжьей засынькой

Коротала ночку темную.

 

Не совиный ух защурился,

И не волчья пасть осклабилась,—

То Батый с холма Чурилкова

Показал орде на зарево.

 

Как взглянули звезды-ласточки,

Загадали думу-полымя:

Штой-то Русь захолынулася?

Аль не слышит лязга бранного?

 

Щебетнули звезды месяцу:

«Ай ты, Божие ягнятище!

Ты не мни траву небесную,

Перестань бодаться с тучами.

 

Подыми-ка глазы-уголья

На святую Русь крещеную,

Да позарься в кутомарии,

Что там го́рами ерошится?».

 

Как взглянул тут месяц с привязи,

А ин жвачка зубы вытерпла,

Поперхнулся с перепужины

И на землю кровью кашлянул.

 

Ой, текут кровя сугорами,

Стонут пасишные пажити,

Разыгрались злы татарове,

Кровь полониками черпают.

 

Впереди ль сам хан на выпячи

На коне сидит улыбисто

И жует, слюнявя бороду,

Кус подохлой кобылятины.

 

Говорит он псиным голосом:

«Ой ли, титники братанове,

Не пора ль нам с пира-пображни

Настремнить коней в Московию?»

 

 

От Ольги до Швивой Заводи

Знают песни про Евпатия.

Их поют от белой вызнати

До холопного сермяжника.

 

Хоть и много песен сложено,

Да ни слову не уважено,

Не сочесть похвал той удали,

Не ославить смелой доблести.

 

Вились кудри у Евпатия,

В три ряда на плечи падали.

За гленищем ножик сеченый

Подпирал колено белое.

 

Как держал он кузню-крыницу,

Лошадей ковал да бражничал,

Да пешнёвые угорины

Двумя пальцами вытягивал.

 

Много лонешнего смолота

В закромах его затулено.

Только нет угожей засыньки,

Чернокосой побеседнушки.

 

Не одна краса-зазнобушка

Впотайную по нем плакала,

Не один рукав молодушек

От послезья продырявился.

 

Да не любы, вишь, удалому

Эти всхлипы серых журушек,

А мила ему зазнобушка,

Што ль рязанская сторонушка.

 

 

Как гулял ли, хороводничал

Удалой-те добрый молодец

И Ольгу́ ли волноватую

В молоко парное вспенивал.

 

Собирались злы татарове,

На Москву коней шарахали.

Собегалися боярове

На кулажное устанище.

 

Наряжали побегушника,

Уручали серой грамотой:

«Ты беги, буди, детинушка,

На усуду свет Евпатия».

 

Ой, не колоб в поле котится

На позыв колдуньи с Шехмина,—

Проскакал ездок на Пилево

Да назад опять ворочает.

 

Крутозыбы волны белые,

Далеко их видно по лугу.

Так и мечутся, яруются

Укусить седое облако.

 

Подскакал ездок ко берегу,

Тянет поводы на быстрицу,

Да не лезет конь в сумятицу,

В две луны подковы вытянув.

 

Как слезал бегун, задумывал:

«Ай, с чего же речка пенится?

Нет ни чичерного сиверка,

Ни того ль лесного шолоха».

 

 

Да вставал тут добрый молодец,

Свет Евпатий Коловратович,

Выходил с воды на посолонь,

Вытирался лопушиною.

 

Утихала зыбь хлябучая,

Развивались клубы пенные,

И надводные коряжины

По-лягвачьему пузырились.

 

А и крикнет побегушниче:

«Ой ты, лазушновый баторе!..

Ты беги, померяй силушку

За Рязанью над татарами».

 

 

На узёмном погорелище

За Коломной бабы хныкают.

В хомутах и наколодниках

Повели мужей татаровья.

 

Хлыщут потные погонщики,

Подгоняют полонянников,

По пыжну путю-дороженьке

Ставят вехами головушки.

 

У загнетки неба синего

Облака горят, поленища,

На сухменьи ель-ухватище

Пламя-полымя ворочает.

 

Не кухта в бору замешкалась

И не лышник чешет бороду,

Ходит Спасе, Спас-угодниче

Со опущенной головушкой.

 

Отворялась Божья гридница

Косятым окном по нудышу,

Выходила Троеручица

На крылечко с горней стражею.

 

И шумнула мать пелеганцу:

«Ой ты, сыне мой возлюбленный,

Помути ты силу вражию,

Соблюди Урусь кондовую».

 

Не убластилося Батыю,

Не во сне ему почуялось,

Наяву ему предвиделось —

Дикомыти рвут татаровье.

 

Повернул коня поганище

На застепное пристанище,

За пожнёвые утырины,

На укрепы ли козельские.

 

Ой, бахвалятся провытники

Без уёму, без попречины.

За кого же тебя пропили,

Половецкая любовница?

 

 

У Палаги-шинкачерихи

На меду вино развожено.

Корачевые кумашницы

Рушниками занавешаны.

 

Не облыжники пеняются,

Не кусомни-поминушники,—

Соходилися товарищи

Свет хороброго Евпатия.

 

Говорит-гудит детинушка:

«Ой ли, други закадышные,

Не пора ль нам тыквы-головы

Попытать над ятаганами?

 

Не назря мы, чай, за пожнями

Солнце стрелами утыкали,

Не с безделья в стены райские

Два окошка пробуравили».

 

Не загулины кувекали,

Не тетерники скликалися,

А удалые головушки

С просулёнами прощалися.

 

Плачут засыньки по дружникам,

По Евпатию ль все Ольговичи.

Улетают молодикочи

Во погоню на потравников.

 

Ой, не суки в тыне щенятся

Под козельскими корягами,

Налетала рать Евпатия,

Сокрушала сыть поганую.

 

Защемило сердце Батыя,

Хлябушиной закобонилось.

Не рязанцы ль встали мертвые

На угубу кроволитную?

 

 

А на райских пашнях побрани —

Спорит идолище с Господом:

«Ты отдай победу выкрому,

Правоверу мусульманину».

 

Говорит Господь узывчиво:

«Ай ты, идолище черное,

У какой ты злюки-матери

Титьку-вишенье высасывал?»

 

Бьются соколы-дружинники,

А не знают волю сполову.

Как сидеть их белым душенькам

В терему ли, в саде райскоем.

 

Стонет идолище черное,

Брови-поросль оторачает.

Как кипеть ли злым татаровьям —

Во смоле, котлах кипучиих.

 

Скачет хан на бела батыря,

С губ бежит слюна капучая.

И не меч Евпатий вытянул,

А свеча в руках затеплилась.

 

Не березки-белолипушки

Из-под гоноби подрублены,

Полегли соколья-дружники

Под татарскими насечками.

 

Не карачевое гульбище,

Не изюм-кутья поминная —

Разыгрались злы татаровья,

Кровь полониками черпают.

 

Возговорит лютый ханище:

«Ой ли, черти-куралесники,

Отешите череп батыря

Что ль на чашу на сивушную».

 

Уж он пьет не пьет, курвяжится,

Оглянётся да понюхает:

«А всего ты, сила русская,

На тыновье загодилася».

_________

От Ольги до Швивой Заводи

Знают песни про Евпатия.

Их поют от белой вызнати

До холопного сермяжника.

 

1912. В<еликий> пост

 

 

Стихотворения на случай

 

 

* * *

 

Перо не быльница,

Но в нем есть звон.

Служи, чернильница,

Лесной канон.

О мати вечная,

Святой покров.

Любовь заречная —

Без слов.

 

6 октября 1915

 

 

* * *

 

Любовь Столица, Любовь Столица,

О ком я думал, о ком гадал.

Она как демон, она как львица,—

Но лик невинен и зорьно ал.

 

1915

 

 

* * *

 

Дорогой дружище Миша,

Ты как вихрь, а я как замять,

Сбереги под тихой крышей

Обо мне любовь и память.

 

15 марта 1916

 

 

МИНЕ

 

От берегов, где просинь

Душистей, чем вода.

Я двадцать третью осень

Пришел встречать сюда.

 

Я вижу сонмы ликов

И смех их за вином,

Но журавлиных криков

Не слышу за окном.

 

О, радостная Мина,

Я так же, как и ты,

Влюблен в мои долины <?>

Как в детские мечты.

 

Но тяжелее чарку

Я подношу к губам,

Как нищий злато в сумку,

С слезою пополам.

 

1917

 

 

ЧАСТУШКИ (О поэтах)

 

Я сидела на песке

У моста высокова.

Нету лучше из стихов

Александра Блокова.

 

Сделала свистулечку

Из ореха грецкого.

Веселее нет и звонче

Песен Городецкого.

 

Неспокойная была,

Неспокой оставила.

Успокоили стихи

Кузмина Михаила.

 

Шел с Орехова туман,

Теперь идет из Зуева.

Я люблю стихи в лаптях

Миколая Клюева.

 

Дуют ветры от реки,

Дуют от околицы.

Есть и ситец и парча

У Любови Столицы.

 

Заливается в углу

Таракан, как пеночка.

Не подумай, что растешь,

Таня Ефименочка.

 

Ах, сыпь, ах, жарь,

Маяковский – бездарь.

Рожа краской питана,

Обокрал Уитмана.

 

Пляшет Брюсов по Тверской

Не мышом, а крысиной.

Дяди, дяди, я большой,

Скоро буду с лысиной.

 

Ах, батюшки, ох-ох-ох,

Есть поэт Мариенгоф.

Много кушал, много пил,

Без подштанников ходил.

 

Квас сухарный, квас янтарный,

Бочка старо-новая.

У Васятки у Каменского

Голова дубовая.

 

1917—1919

 

 

* * *

 

Не стихов златая пена

И не Стенькина молва, —

Пониковская Елена

Тонко вяжет кружева.

Лес в них закутался,

Я – запутался.

 

1918

 

 

АКРОСТИХ

 

Радость, как плотвица быстрая,

Юрко светит и в воде.

Руки могут церковь выстроить

И кукушке и звезде.

Кайся нивам и черемухам,—

У живущих нет грехов.

Из удачи зыбы промаха

Воют только на коров.

Не зови себя разбойником,

Если ж чист, так падай в грязь.

Верь – теленку из подойника

Улыбается карась.

 

Утро, 21 января 1919