Воспитание детей с нарушениями развития

 

У некоторых детей те или иные нарушения становятся заметны только тогда, когда в процессе школьного обучения они не достигают успехов, соответствующих их возрасту, или отстают в учебе.

Мы имеет в виду не тех нормальных и здоровых детей с интеллектом ниже среднего уровня, у которых возникают сложности с обучением, поскольку учебный материал сориентирован на детей со средним уровнем интеллекта.

Эта глава посвящена детям, у которых имеются нарушения развития. По первому впечатлению учитель делает заключение, что такие дети не могут быть внимательны на уроках, не могут идти в ногу с остальными учениками. Вероятно, учитель предложит давать ребенку дополнительные уроки, чтобы тот мог ближе познакомиться с предметом.

Сколь бы ни были хороши подобные намерения, очень скоро обнаруживается их бессмысленность, поскольку они только обострят и без того сложную ситуацию, в которой оказался ребенок. Как правило, в то же самое время родители замечают, что их ребенок не успевает по какому-то определенному предмету н что, против ожидания, он отстает в учебе. Сам ребенок в большинстве случаев регрессирует, держится замкнуто, он раздражителен, предъявляет чрезмерные требования к окружающим, бывает агрессивен. Со временем он может превратиться в трудного, боязливого ребенка, склонного к депрессии.

Среди различных проблем воспитания, возникающих в среде учителей и родителей, можно выделить две: во-первых, проблема собственно обучения, восприятия знаний и приобретения навыков и умений; во-вторых, проблема развития и возможности созревания личности ребенка, чему в современных программах воспитания, в основном, большого внимания не уделяется. У ребенка, имеющего какие-либо отклонения от нормы, не бывает нарушена одна лишь способность к обучению. Чаще всего проблема связана со сложностями роста и становлением личности ребенка. Фактически в этом и заключается различие в развитии между нормальными, здоровыми, но не очень способными детьми, и детьми с теми или иными нарушениями. Здесь мы опять подходим к затронутому во введении вопросу о различии, которое необходимо делать между лечебной педагогикой и специальным воспитанием, основывающемся на измерении уровня интеллекта.

Разумеется, обучение и созревание личности тесно связаны друг с другом, но вначале мы хотели бы попытаться понять каждый из этих процессов в отдельности. В разработке методик обучения и преподавания особым образом должны учитываться нарушения, которые есть у ребенка. Методики должны соответствовать специфическим возможностям и способностям ребенка, а также особому характеру трудностей его развития. Позже я еще вернусь к этому требованию.

При воспитании ребенка с нарушениями в первую очередь особого внимания заслуживает процесс созревания, развития, поскольку созревание личности для больного ребенка представляет собой более актуальную и сложную проблему, чем для нормального ребенка, который даже при сравнительно неблагоприятных условиях сможет успешно жить в соответствии с тенденциями своего развития.

Первая существенная помощь - предоставить возможность ребенку с нарушениями учиться в классе среди ровесников, где одни дети в процессе обучения продвигаются вперед быстрее, а другие - медленнее. Если ребенок попадет в класс, где учатся дети младше его (что довольно легко может произойти в результате установленного путем измерения так называемого "интеллектуального возраста"), то его развитие замедлится^ более того - у него начнутся дополнительные нарушения процесса развития. (Существует одно интересное исключение: дети с отставаниями физического развития, очень маленькие для своего возраста, часто весьма хорошо относятся к необходимости учиться вместе с детьми намного моложе себя. Со временем им удается догнать одноклассников и по росту, и по общему развитию).

В классе, где учатся дети одного возраста, с широким разбросом способностей, при выборе учебного материала нельзя ориентироваться только на детей, способных быстро усваивать программу.

Учебный материал, скорее, должен соответствовать процессу развития детей, чтобы программа обучения как путь воспитания сопровождала и вела ребенка от мира фантазий и образов к миру фактов взрослых людей. В частности, оправдала себя такая последовательность: начинать надо в том возрасте, когда ребенок еще ходит в детский сад, с самого раннего его переживания, когда малыш еще ощущает себя творцом и создателем. Через сказки, мифы и легенды ребенок идет к архитипической истории Ветхого Завета. Тем самым он покидает царство фантазии и уже может вступить в мир формирования нравственности и начала человеческой истории. В возрасте двенадцати лет ребенок уже внутренне готов к восприятию греческой и римской истории, после чего шаг за шагом, вплоть до старших классов, можно постепенно расширять мировоззрение подростка.

Одни дети с тяжелыми нарушениями, обучаясь вместе с ровесниками, возможно, не смогут понять, что им рассказывают, другие в состоянии полностью понимать смысл сказанного. Если в течение нескольких недель класс будет заниматься какой-нибудь исторической темой, то дети в свободное время начнут играть в "греков" и "римлян". При этом в игру окажутся вовлечены и дети с ограниченными возможностями; благодаря знанию основных фаз развития человечества они смогут пережить на собственном опыте прообразы своего развития. История средних веков и начала нового времени - наиболее подходящий учебный материал для изучения в пубертатный период.

Особые области знаний и специальные предметы выбираются для занятий в соответствии с естественным процессом развития. На начальной стадии научного опыта больным детям очень пригодятся акустические феномены; понятие пропорций хорошо увязать с музыкальными интервалами, как это делали еще греки. Так постепенно, через оптику дети перейдут к механике, законы которой они в состоянии лучше понять с приближением периода пубертатности. Таким образом, постепенное "отхождение" от восприятия мира, основанного на воображении, к механическому его восприятию будет более справедливо по отношению к ребенкуt если обучение затронет не только интеллектуальную сферу, но, прежде всего, собственное сотворчество и интуитивное созерцание. Это ускорит созревание личности, что, в свою очередь, благоприятно отразится на учебном процессе.

На протяжении первых семи лет обучения определяющим в этом процессе должен быть художественный принцип (и в искусстве, и в общеобразовательных предметах). Лишь с началом периода пубертата вводится понятийное объяснение и суждение. Для морального развития ребенка крайне важно, чтобы начиная с ранней юности и примерно до двенадцати лет он мог с уважением следовать за окружающими его взрослыми, мог воспринимать их как пример для себя, как людей, достойных того, чтобы ими восторгались, людей, пробудивших в нем желание равняться на них. Родителям и взрослым, иначе говоря, всем людям вообще, необходимо понять, что именно они и есть те люди, которые должны пробудить в ребенке не только чувство любви, но в равной степени - восхищение, уважение, почитание; без этого человеческое существование убого!

В течение первых лет жизни ребенка не следует спешить с развитием у него критики или интеллектуальной независимости, потому что в пубертатный период эти качества начинают развиваться здоровым образом, если моральное начало уже было пробуждено ранее.

Самой губительной и самой опасной тенденцией в современной педагогике можно считать формирование с помощью упражнений и задач критической установки и интеллектуальной независимости детей в том возрасте, когда они еще не способны осмысливать что- либо самостоятельно. У бунтующей молодежи, воспитанной в соответствии с такой установкой, нелегко завоевать авторитет. С дидактической точки зрения этот путь ошибочен; он может принести серьезный ущерб ребенку и обществу. В раннем детстве лучше всего было бы формировать фундамент уважения и почитания, на основе которого позже может сложиться интеллектуальная независимость с долей критичности, проявляющейся отнюдь не в деструктивной форме или в форме конфронтации с процессом нравственного развития молодого человека.

Когда дети, имеющие какие-либо нарушения, вырастают, методы, используемые для их индивидуального развития, должны становиться еще более дифференцированными. Многим детям хорошо было бы продолжать посещать школу до восемнадцатилетнего возраста. Некоторых необходимо пораньше привлечь к той или иной практической работе или обучить какому-либо ремеслу, чтобы стимулировать процесс созревания. Но сказанное нельзя воспринимать как нечто обязательное, поскольку любое решение определяется индивидуальными способностями и направлением развития детей.

Сначала мы хотим подробнее остановиться на оценке ремесел с лечебной точки зрения. Если у ребенка нарушена способность слышать и слушать вследствие недостаточной координации движения, то ему может быть полезно гончарное ремесло. Чтобы придать вращающейся глине ту или иную форму, нужна плавная, но хорошо согласованная координация движений, которая, будучи хорошо отработанной, сможет, в свою очередь, стать основной слышания и слушания. Детям с недостаточной визуальной координацией движений большую пользу принесет ткачество. Сверхчувствительному ребенку (макроцефалу) хорошо обучиться садоводству. В этом случае активность органов чувств из области головы переместится к конечностям. Ребенку - микроцефалу будет очень полезно освоить такое ремесло, которое требует большой ловкости.

На более позднем этапе развития ребенка наступает такое время, когда нам необходимо полностью изменить свое отношение к нему. В этот период уже нецелесообразно и недопустимо рассматривать и использовать работу вообще или обучение какому-то ремеслу только как вид терапии. Наступило время, когда детство кончилось и ребенок стал взрослым. Все нарушения развития, недостатки и особенности его поведения, какими бы патологическими они ни казались, должны приниматься уже как составная часть его человеческого существа. Теперь юноша должен найти свое место в более широком сообществе людей.

При решении вопроса о последовательности обучения и о выборе профессии необходимо принимать во внимание положительные возможности ребенка с целью оптимального использования его индивидуальных особенностей. Однако очень важно, чтобы эти последние не стали доминирующими и не смогли бы вытеснять все остальное.

Первая ступень обучения, которое более уже не является терапией, должна теперь ориентироваться на то, чтобы подросток приобрел общий опыт работы в течение дня (пока не столь важно освоение какого-либо отдельного ремесла). Теперь молодой человек будет чему-либо обучаться не во имя своего собственного блага или развития, а для того, чтобы иметь возможность работать на пользу другим людям. Этот волевой импульс должен мотивироваться не ложной идеей вознаграждения, а бесконечно более реальным опытом: хорошо выполненная работа приносит удовлетворение. Это дает юноше возможность выбора профессии и работы с учетом специфики его нарушений, пределов индивидуальных возможностей и наклонностей.

Радостно видеть, с каким усердием, воодушевлением и терпением молодые люди настраиваются на свою работу, особенно если обучение и воспитание проходило в атмосфере полного понимания их судьбы. Разумеется, у этих детей наблюдается различное время адаптации к полному рабочему дню. Некоторые из них за несколько недель приобретают необходимую настойчивость и терпение, другим нужны годы, пока они смогут работать полный день. В общем и целом, большинство молодых людей, имеющих какие-либо нарушения, способны выдержать полный рабочий день без ущерба для себя лишь по достижении девятнадцати или двадцати лет. Им нужно дать время.

Теперь обратимся к другому аспекту лечебной педагогики: обучению как источнику знаний, умений и навыков. Принципиальная точка зрения современной, научно обоснованной педагогики сводится к тому, что учебный процесс индивидуален, ребенок постепенно переходит от одних достижений к другим. В лечебной педагогике этапы продвижения вперед должны быть особенно небольшими, иметь качественные различия, которые учитывали бы состояние развития ребенка.

Сколь бы целесообразным для развития личности ребенка ни было формирование классов из детей одного возраста, в лечебной педагогике необходимо использовать такие дополнительные, стимулирующие методы обучения, которые могли бы соответствовать особым потребностям отдельного ребенка. Лечащий педагог должен придерживаться на занятиях двух основных направлений: с тактом относиться к имеющимся у ребенка нарушениям и связанным с этим пределам его возможностей; одновременно он должен обладать способностью, побуждающей ребенка преодолевать предел своих возможностей. Звучит это просто, но опыт показывает, что первое условие очень часто игнорируется и что учитель в подобной ситуации стремится лишь преодолевать недуг ребенка.

Предположим, что в классе есть ребенок, страдающий макроцефалией. Ему очень тяжело сохранять внимание, но известно, что такие дети испытывают выраженное пристрастие к абстрактным понятиям и символам. Именно это должно стать отправной точкой в занятиях, на которых ребенок постепенно будет переходить от абстрактных понятий к эмоциональному интересу, связанному с реальными предметами. Затем уже можно заинтересовать его рисованием, черчением или специальными упражнениями для конечностей.

Еще один пример. Ребенок, страдающий микроцефалией, постоянно стремится к повторяющейся работе ради собственно действия, причем сначала ему бывает не совсем ясно, что он делает. Так, например, ребенок "пишет" с большим усердием, еще не понимая значения отдельных букв. Постепенно, разобравшись в ситуации, следует изменять (или даже ограничивать), его активность, чтобы он не спеша мог, наконец, перейти к абстрактным размышлениям.

Педагогический подход к ребенку с микроцефалией должен быть противоположен подходу к ребенку с макроцефалией.

В соответствии с терапевтическими методами, используемыми при различных нарушениях (о некоторых из них мы писали в предыдущих главах), необходимо выбирать и специальные методики обучения; прежде всего, следует принципиально разобраться в том, какие особенности и нарушения имеются у ребенка. Все сказанное звучит весьма просто. В действительности же приходится преодолевать сложившееся мнение, будто ребенок ведет себя в соответствии с тем, каким он на самом деле хотел бы быть, поэтому учитель должен действовать скрыто, с учетом его недостатков. Если мы вспомним буйное, неконтролируемое, возбужденное состояние и приступы агрессивного поведения по отношению к себе самому у патологически взволнованного ребенка, то вряд ли будет правильным утверждать, что этот ребенок хочет быть таким; он просто не может быть другим. Если он почувствует, что мы относимся к нему с состраданием, то постепенно, с чувством облегчения он станет реагировать на наши разумные попытки избавить его от страданий и помочь обрести контроль над своей чрезмерной активностью.

В атмосфере сострадательной и одновременно постоянной любви у всякого ребенка, в том числе и у имеющего тяжелые нарушени^, в процессе становления его как человека появится возможность победить недуг и преодолеть трудности.

 

З.11 Ребенок, страдающий монголизмом (болезнь Дауна)

 

В первой главе мы коснулись различных интерпретаций монголизма. Теперь мы вновь хотели бы обратиться к проблеме страдающих монголизмом детей и некоторым общим особенностям их развития.

Грудной ребенок, у которого монголизм, в общем не отличается от нормальных малышей, за исключением того, что все его тело имеет более мягкие, округлые очертания. Округлая голова сзади обычно плоская, лицо - округлое и по своей форме немного дискообразное; рот и глаза также округлые. (Для людей, любящих маленьких детей, такой малыш - постоянный источник любви и заботы).

Как мы отмечали ранее, у каждого человеческого эмбриона при; мерно на втором месяце развития тот же облик, что и у ребенка, страдающего монголизмом, после его рождения. В начале беременности эмбрион имеет совершенно округлую форму. Оплодотворенная яйцеклетка - это крошечное ядро, напоминающее многообещающий космос, в котором будущее еще не проявилось. Монголоидный ребенок в той или иной степени на протяжении всей своей жизни сохраняет нечто от округлости эмбриона как знак недифференцированности в будущем. На всех этапах развития монголоидный ребенок запаздывает; позже других он начинает смотреть вокруг себя, брать в руки предметы, садиться. Позже начинает вставать и ходить, поздно развивается его речь. Ему так и угрожает опасность "слишком запоздать". Такой ребенок учится ходить лишь тогда, когда должен начинать говорить, и поэтому слишком поздно осваивает речь. Но все же в большинстве случаев монголоидный ребенок овладевает ходьбой и речью.

Развитие сознания ребенка; в общем, останавливается на уровне между направленным вовне, периферийным сознанием маленького ребенка и направленным внутрь себя, зрелым сознанием взрослого. Он никогда не достигнет той степени отделения или отчуждения от мира, которая характерна для современного человека.

Монголоидный ребенок весьма своеобразно связан с окружающими его людьми и, прежде всего, с теми, в ком он нуждается. В каждом человеке этот ребенок видит брата и сестру, так что кажется, словно всех людей, относящихся к старшему поколению, он воспринимает как отцов, матерей и членов своей семьи. В подобном отношении проявляется чувство семьи, включающей в себя все человечество; монголоидному ребенку не понятно, как какой-то человек может быть чужим.

Ребенок способен к подражанию и сочувствию, он живет не только с другими, но и в других. Он очень любит праздники и театр, причем этот ребенок представляет (т.е. изображает), не только себя, но и всех окружающих его людей.

Монголоидному ребенку свойственно сочувствие к другим, поскольку ему не знакомо отчаяние, возникающее вместе со знанием. Его любовь не омрачена печалью. Она изначальна, эта невинная, не отягощенная интеллектуальностью любовь. Кажется, что глаза такого ребенка "еще не открылись" и что его душа всю жизнь живет в ауре человеческого существования до грехопадения. Но монголоидному ребенку знакомо чувство стыда. Причем оно переживается им, по-видимому, так глубоко и сильно (в противоположность слабо проявляющемуся у него чувству страха), что может помешать ребенку в дальнейшем овладеть тем, что в полной мере соответствует его возможностям.

Чувство стыда не связано с телом вообще или конкретно с обнаженным телом; это более древний стыд - стыд неприкрытости рождения, стыд, вызванный необходимостью жить в мире, не обладая достаточной защищенностью.

Обыкновенно человек (взрослый в большей степени, чем ребенок) защищает себя покровами притворства. Подобной защиты у монголоидного ребенка с его изначальной, неподдельной наивностью нет.

Он выброшен в жизнь так, как ни один другой ребенок, имеющий даже тяжелые нарушения. Монголоидный ребенок чувствует, что он не полностью "прикрыт" своим телом (не защищен). С одной стороны, это способствует его изоляции, а с другой - у всех, кто его знает, вызывает симпатию, сострадание и готовность помочь.

Своеобразное соединение переполняющей монголоидного ребенка любви с недостаточной интеллектуальностью делает его в определенном смысле очаровательным и привлекательным, но одновременно слабым и вследствие этого обреченным на злую участь; этот ребенок практически не в состоянии самостоятельно добиться каких-либо успехов в нашем современном обществе.

Кроме того, человеку, страдающему монголизмом, почти не свойственна сексуальная активность. Очень редко у таких людей бывает дети, правда, сообщения об этом недостоверны. Зададим себе вопрос, почему за последние 120 лет число монголоидных детей увеличилось и какое это имеет значение? Впервые дети, страдающие монголизмом, были описаны после 1850 года; в то время их патология рассматривалась как разновидность другого врожденного нарушения - кретинизма. Так называемый кретинизм - это нарушение развития, такое же древнее, как само человечество.

Подробные описания кретинов существовали еще в античном мире, и, вероятно, некоторые из шутов в драмах Шекспира относятся к кретиноид ному типу.

Раннее описание монголизма как разновидности кретинизма очень показательно, поскольку сущность кретинизма представляет собой полную противоположность сущности монголизма: кретин - это упорный, хитрый человек, он рано созревает, обладает острым, ясным умом, у него удивительно большое потомство. Еще в начале нашего века в горных долинах Швейцарских Альп можно было наблюдать большие семьи кретинов, в которых иногда было до двадцати детей.

Благодаря открытию, объясняющему кретинизм как следствие нарушения функции щитовидной железы и позволяющему скомпенсировать это состояние за счет приема йода, число людей с такой формой патологии в течение этого столетия значительно сократилось.

Обратимся вновь к проблеме монголоидных детей. Сегодняшний человек ведет себя так, словно сексуальность и интеллект - это завоевания нашего века. На каждом углу, в любой рекламе, в каждом фильме, в каждом театре, в любой газете мы сталкиваемся с тем или и иным проявлением этих качеств у людей. Секс и интеллект завоевали школы, занимают главенствующее положение в нашем обществе, чего ранее не было.

И вот, в этом мире появляется монголоидный ребенок - любящий, невинный, неинтеллектуальный, беспомощный, но привлекательный. Возможно, еще у истоков нашей истории человечеству сопутствовал кретин, предвестник нашего времени, с ранним сексуальным и интеллектуальным развитием, который, выполнив свою миссию, как шут в пьесе Шекспира, может удалиться. Может быть, человек, страдающий монголизмом, поражен не болезнью, а скорее является лекарством для нашего общества? Не заключается ли в этом намек на то, что мы должны научиться понимать и принимать с любовью такого человека во имя нашего собственного исцеления?

Подобные мысли в наше время, возможно, покажутся странными. Но удивительным образом монголоидный ребенок напоминает Будду. Он почти не может сидеть иначе, чем поджав под себя ноги, т.е. в позе Будды, как сидят те, кто кроток и хочет изменить себя самого, кто хочет изменить мир, но не с помощью внешней силы. При частом и близком общении с человеком, имеющим монголизм, начинаешь воспринимать его как своего рода посланника, который призван сказать окружающим людям, что их главная задача в земной жизни - не технический прогресс, созданный ими для осуществления своих целей, не стремление изменить окружающий мир, их задача - изменить самих себя. Может быть, монголоидный ребенок - посланец далекого будущего, в котором ценности, определяющие жизнь людей, станут совершенно иными, чем сегодня?

Научный прогресс в ближайшее время позволит распознавать отклонения в генетической структуре и предотвращать рождение монголоидных детей. Чего мы тем самым достигнем? Может быть, мы отвергаем "лекарство" и обрекаем себя на определенные потери прежде, чем в полной мере сможем познать благотворное действие этого "лекарства"?

Мысля таким образом, мы совсем иначе отнесемся к ребенку, страдающему монголизмом. В этом ребенке мы будем замечать не только одни патологические симптомы. Мы встретим нового брата. В общем, монголоидный ребенок не нуждается в специальной системе воспитания и особой терапии. Ему надо дать возможность участвовать в жизни всех учреждений, созданных для других детей, причем это принесет огромную пользу не только ему самому, но и другим детям. Было бы крайне желательно и даже идеально, если бы в каждом классе общедоступной школы учился монголоидный ребенок. При этом учитель должен признать его человеческое достоинство. Этот ребенок поможет другим детям развивать их собственное чувство сострадания и любви к окружающим. Подобная организация могла бы содействовать новому и истинно социальному прогрессу, точнее говоря, такому изменению нашей системы воспитания, которое нельзя недооценивать.

Дети, страдающие монголизмом, в значительной степени отличаются друг от друга по способности усваивать знания, даваемые школой. Некоторые довольно рано овладевают чтением и письмом; позже они уже могут читать книги и понимать их содержание. Среди них немало детей, обнаруживающих интерес к истории. В общем, эти дети имеют склонность скорее к гуманитарным, чем к естественным наукам, хотя некоторые, вопреки господствующим утверждениям овладевают начатками арифметики. Но есть и такие дети, которые никогда не смогут овладеть ни письмом, ни чтением, в то время как их сноровка разовьется настолько, что позже они смогут выполнять ту или иную ответственную работу, причем скорее всего в сфере народного хозяйства, где требуются знания предварительного планирования, чем на заурядной должности монтажника на фабрике.

Там, где монголоидные дети участвуют в общей жизни, воспитании и образовании других детей, страдающих иными нарушениями, они становятся неоценимыми помощниками и даже, в своем роде, врачами. Они вызывают чувство любви, сострадания и ответственности даже у тех детей, которым развить в себе подобные чувства было чрезвычайно трудно. Монголоидным детям в большей мере, чем другим, удается ослабить изоляцию детей, страдающих аутизмом, поскольку монголоидный ребенок продолжительное время живет с ощущением счастья и благорасположения, даже если его чувства остаются без ответа. Они всегда готовы прощать и, благодаря своей интуиции, могут помочь впервые пережить желание стать любимыми даже детям с тяжелыми нарушениями поведения.

Наш опыт и высказанные здесь мысли отнюдь не следует расценивать как апофеоз или прославление детей, страдающих монголизмом. Я хотел бы, чтобы каждый монголоидный ребенок больше не был таковым. Мы должны учиться жить с человеком, страдающим монголизмом, признавая в нем равного нам другого человека, который так же близок нам по своей человеческой сути, как брат.

Среди людей своего окружения монголоидный ребенок способен достичь удивительной зрелости и научиться отвечать за свои поступки. Со временем ему удается развить в себе совесть и понимание духовных явлений. Если вначале покажется, что у монголоидного ребенка отсутствуют какие бы то ни было религиозные чувства, соответствующие выражениям типа: "У него нет совести", "Он плут и над всем потешается", то это связано с тем, что он не способен на зло сам по себе, но и не замечает его в окружающем мире. Поэтому он действительно невинен.

Но эту невинность необходимо правильно направлять. Если монголоидному ребенку разрешить воспринимать жизнь и в дальнейшем только в виде игры, как это было в самом раннем детстве, то, повзрослев, он уже никогда не сможет приспособиться к миру взрослых. Если же вы признаете особую судьбу такого ребенка и серьезно отнесетесь к его достоинству, то в нем сможет созреть готовность брать на себя ответственность и он будет способен внушать к себе заслуженное доверие. Вот тогда монголоидный ребенок станет дорогим другом для всех, кто живет вместе с ним.