Формы власти: типологический анализ. В. Г. Ледяев

В обширной социологической и политологической литературе встречается множество вариантов классификации форм власти. Чаще всего в качестве оснований такой классификации выступают: 1) сфера существования (осуществления) власти (власть экономическая, политическая, идеологическая и т.д.); 2) характер (формационный тип) общественных отношений (власть рабовладельческая, феодальная, капиталистическая и пр.); 3) специфика субъекта и объекта власти (власть индивидуальная и коллективная, государственная и негосударственная и т.п.); 4) источники и мотивы подчинения объекта субъекту (принуждение, убеждение и др.). В отечественных публикациях 1960 — 1980-х годов наибольшее внимание уделялось классификациям первого и второго типов (что соответствовало идеологическим ориентациям того времени), а типологизация по источникам подчинения (для ее обозначения, как правило, использовался термин “методы власти”) обычно сводилась к проведению различий между убеждением и принуждением1*. В трудах зарубежных ученых, напротив, преобладают классификации четвертого типа2*. При этом налицо значительное разнообразие как в содержательном плане, так с точки зрения количества выделяемых форм.

Приведу ряд примеров. В известной классификации Дж.Френча и Б.Рэйвена выделяются: власть принудительная, легитимная, референтная3*, экспертная и побуждение (reward power)4* [French and Raven 1959]. У.Коннолли различает манипуляцию, принуждение, сдерживание5*, уступку по предвидению (anticipatory surrender)6* силу и формирование (conditioning)7* [Connolly 1993]. Классификация Э. де Креспини включает принуждение, побуждение, реакцию (reactional power)8*, препятствующую власть, легитимную власть и привлечение (attrahent power)9* [De Crespigny 1968]. Д.Ронг относит к формам власти силу, манипуляцию, убеждение и авторитет [Wrong 1988]. Существуют и другие типологизации.

Различия между классификациями обусловлены двумя важнейшими факторами. Первый из них — расхождения в трактовке власти. То, что одни исследователи считают властью, другие могут рассматривать в качестве ее основы или формы. Например, П.Бахрах и М.Барац [Bachrach and Baratz 1970], Т.Парсонс [Parsons 1986], а также Х.Арендт [Arendt 1986] выводят за пределы властных отношений силу, манипуляцию и авторитет. В классификациях ученых, концептуализирующих власть в терминах конфликта и оппозиции, обычно не упоминаются убеждение, экспертиза, манипуляция и побуждение. В то же время эти формы власти, как правило, учитываются теми авторами, которые придерживаются широкой интерпретации понятия, включая в него все виды контроля субъекта над сознанием и/или поведением объекта.

Второй источник различий связан с выбором оснований классификации. Некоторые исследователи (в частности, Г.Лассуэлл и А.Каплан [Lasswell and Kaplan 1950]) стремятся максимально полно отразить все нюансы властных отношений, и их классификации характеризуются значительным числом позиций. Другие фиксируют только наиболее общие отличия и выделяют относительно немного форм власти (они, в свою очередь, могут делиться на отдельные подвиды [см., напр. Wrong 1988]).

Разрабатывая свой вариант классификации, я опирался на зарубежный опыт, прежде всего на работы англоязычных авторов, стремясь, по возможности, избежать недостатков, присущих имеющимся классификациям. Самый распространенный из них заключается в том, что формы власти выделяются по разным основаниям (критериям)10*. Кроме того, не всегда соблюдается требование, согласно которому совокупность понятий, используемых для идентификации видов внутри данного класса явлений, должна быть исчерпывающей, а понятия — уникальными (взаимоисключающими) [Hempel, 1952: 51].

В результате исследования я пришел к заключению о существовании шести форм власти, различающихся по источникам подчинения объекта субъекту11*. К ним относятся: сила, принуждение, побуждение, убеждение, манипуляция и авторитет.

СИЛА12*. В данном случае источником подчинения выступает способность субъекта непосредственно воздействовать на объект или на его окружение. Обладание властью в форме силы означает возможность оказать намеренное влияние на объект или ограничить его потенциальные действия.

Обычно понятие “сила” используется для обозначения телесного воздействия на объект, т.е. в значении “физическая сила”. Однако, на мой взгляд, оно вполне применимо и для отражения воздействия на сознание (психику) объекта (“психическая сила”). Как отмечает Ронг, психическое насилие — весьма распространенный способ властвования. Иногда оно приобретает институционализированные формы, например, в виде ритуальных церемоний унижения, практики черной магии и колдовства, произнесения проклятий и т.д. Психическое насилие, в ходе которого субъект власти оказывает негативное воздействие на психику, менталитет или эмоциональное состояние объекта, часто сопутствует насилию физическому и не может быть отнесено ни к какой другой форме власти (Wrong 1988: 28).

Большинство исследователей указывает на то, что осуществление власти в форме силы фактически лишает объект возможности выбора. “Сила...в социологическом смысле, — подчеркивает Р.Берштедт, — означает сокращение числа, ограничение или полное исключение альтернатив, имеющихся у индивида или группы в результате воздействия со стороны других индивидов или групп” [Bierstedt 1950: 733]. Аналогичной точки зрения придерживается Коннолли, который отмечает, что ограничение свободы выбора объекта власти является специфическим свойством силы, отличающим ее от других видов влияния [Connolly 1993: 92]13*.

Поскольку, используя силу, субъект власти обращается с объектом как с физическим телом, при осуществлении власти в такой форме повиновение объекта может отсутствовать. Поэтому ряд авторов противопоставляет силу и власть. Например, по мнению Бахраха и Бараца, “суть различия между властью и силой состоит в том, что во властном отношении одна из сторон достигает повиновения другой, тогда как при использовании силы цели могут быть достигнуты... при наличии неповиновения... Пуля после выстрела или ракета после запуска находятся в полете и лишают жертву выбора между повиновением и неповиновением” [Bachrach and Baratz 1970: 27-28].

В связи с этим важно четко определять, что лежит в основе способности субъекта добиться подчинения объекта, — реальное использование силы или же угроза ее применения (принуждение). Между тем некоторые авторы фактически смазывают различия между этими двумя видами власти. Данная ошибка присуща, в частности, Берштедту, который усматривает силовое воздействие в ситуациях типа “кошелек или жизнь” [Bierstedt 1950: 733]. Однако, как резонно указывают Бахрах и Барац, здесь мы имеем дело не с использованием, а с угрозой использования силы: “Если требование А отдать кошелек в обмен на спасение жизни “подсказало” Б уступить кошелек, то в этом случае А осуществил свою власть, — он добился повиновения Б, угрожая более жесткими мерами” [Bachrach and Baratz 1970: 27].

При всей внешней схожести сила и принуждение отличаются по своим параметрам, возможностям, способам применения и результатам. Говоря словами Д.Истона, “есть большая разница между реальным исключением человека из политической системы путем его тюремного заключения и угрозой тюремного заключения. В случае только угрозы человек может быть склонен подчиниться... тогда как при использовании силы он продолжает отказываться повиноваться решению властей, но вынужден с ним смириться” [Easton 1958: 183]. Смешение этих двух форм власти, по заключению обстоятельно рассматривавшего данную проблему Ронга, чревато преуменьшением роли принуждения в человеческих отношениях [Wrong 1988: 26-27].

Нередко утверждается, что применение силы представляет собой не столько проявление власти, сколько свидетельство ее крушения. К числу приверженцев подобной позиции относятся Арендт14*, Т.Болл, Э.Гидденс, Ю.Хабермас и некоторые другие ученые. Данная точка зрения представляется мне не вполне обоснованной. Разумеется, если сила используется лишь в качестве наказания за неповиновение, власть фактически не осуществляется, так как субъект не достигает желаемого результата в отношениях с объектом. Иногда применение силы означает, что все попытки добиться подчинения с помощью других методов не имели успеха, т.е. субъект смог осуществить власть над объектом только с помощью силы. В этом случае также допустимо говорить об отсутствии власти — точнее, тех форм власти, к которым стремится субъект.

Однако нередко сам субъект предпочитает использовать силу вместо принуждения или других методов (хотя способен прибегнуть и к ним): иногда посадить человека в тюрьму бывает проще (или дешевле), чем воздействовать на него с помощью принуждения или побуждения. Другими словами, применение силы может быть результатом утраты власти, но не обязательно.

ПРИНУЖДЕНИЕ как форма власти используется в случае явного несовпадения интересов субъекта и объекта. Здесь источником подчинения выступает угроза применения негативных санкций в случае отказа повиноваться команде. Термин “угроза”, как указывает Д.Болдуин, имеет несколько значений: 1) под угрозой может пониматься деятельность А по изменению поведения Б; 2) угроза нередко интерпретируется с точки зрения восприятия Б, который предвидит для себя какую-то опасность или ущерб; 3) она выражает отношения между А и Б, в ходе которых А стремится заставить Б почувствовать угрозу, и это ему удается [Baldwin 1989: 46-47].

Я употребляю термин “угроза” в последнем смысле, поскольку первые два не могут объяснить власть как отношение между двумя и более акторами: они выражают либо действия субъекта, либо реакции объекта, тогда как власть подразумевает и то, и другое. Соответственно, “принудительная власть” определяется мною как способность субъекта обеспечить подчинение объекта путем угрозы использования негативных санкций в случае неповиновения.

Аналогичным образом интерпретируют данную форму власти и большинство западных исследователей. Например, де Креспини описывает ее как “способность А заставить Б действовать в соответствии со своими намерениями и вопреки желаниям Б путем негативного воздействия на Б для достижения его повиновения или путем угрозы негативного воздействия на Б, если тот не повинуется” [De Crespigny 1968: 196]15*. Сходное определение предлагают Френч и Рэйвэн, отмечающие, что “принудительная власть О над П обусловлена ожиданием П наказания со стороны О в случае его неповиновения” [French and Raven 1959: 157].

Таким образом, принуждение как форму власти можно охарактеризовать следующим образом.

1. А и Б имеют существенно разные (противоположные) преференции в отношении того, что хочет А, поэтому Б не заинтересован в выполнении команды А.

2. Повиновение А является для Б меньшим злом, нежели неповиновение, при котором А реализует свою угрозу негативных санкций; Б понимает, что в этом случае он потеряет больше, чем получит (сохранит) в результате неповиновения.

3. А предпочитает не приводить в исполнение свою угрозу, но способен сделать это.

Если А не в состоянии привести угрозу в исполнение, однако способен достичь подчинения Б, поскольку тот обладает неадекватной информацией о возможностях А, мы имеем дело не с принуждением, а с манипуляцией, хотя границы между формами власти здесь довольно расплывчаты. Принуждение следует отличать также от предупреждения и предсказания, при которых субъект не является причиной события, а просто предвидит, что оно произойдет и без его участия.

ПОБУЖДЕНИЕ. В данном случае источником власти является вознаграждение, которое получает объект в обмен на подчинение. Де Креспини определяет побуждение как “способность А заставить Б действовать в соответствии со своими интенциями... обеспечивая Б тем, что его привлекает, с целью достижения его повиновения или выполняя обещания, когда Б повинуется” [De Crespigny 1968: 198].

Подобно принуждению, побуждение подразумевает нежелание объекта следовать команде субъекта без внешнего стимула, предложенного субъектом. Но если при принуждении подчинение достигается с помощью угрозы негативных санкций, то побуждение связано с обещанием вознаграждения (позитивными санкциями).

Иногда утверждается, что между принуждением и побуждением нет существенной разницы, поскольку угроза есть обещание чего-то негативного. В определенном смысле это действительно так: в обоих случаях субъект власти стимулирует объект изменить свое поведение, и объект сам “выбирает” подчинение как более приемлемую для него альтернативу. Кроме того, в некоторых ситуациях очень трудно отличить, даже на интуитивном уровне, негативные санкции от позитивных (например, когда субъект отказывается от выплаты регулярного, т.е. ожидаемого, вознаграждения).

Тем не менее различие между принуждением и побуждением все же можно зафиксировать. П.Блау считает, что оно проявляется в изменении изначального состояния (“initial baseline”) объекта: если в результате взаимодействия с субъектом положение объекта улучшилось, применялись позитивные санкции (побуждение), если ухудшилось — негативные (принуждение) (Blau, 1969: 293).

Индикатором различий между позитивными и негативными санкциями способно служить и их восприятие самим объектом. Как отмечает Болдуин, “о выражении “Если вы сделаете Х, я дам вам $10” нельзя сказать, является ли оно обещанием или угрозой без ссылки на ожидания Б. Если Б ожидал получить эти $10 независимо от того, сделал он Х или нет, то он воспримет данное выражение скорее как предупреждение о возможности лишиться ожидаемого вознаграждения, нежели как предложение неожиданного. Таким образом, то, что выглядит как обещание, на самом деле может оказаться угрозой... Данное психологическое понимание угрозы и поощрения соответствует интуитивным значениям этих терминов” [Baldwin 1989: 49)16*.

Я считаю неправомерным рассматривать побуждение и принуждение в качестве единой формы власти. Дело не только в том, что они, как правило, имеют разные ресурсы подчинения: побудительная власть основывается на утилитарных ресурсах (деньги, недвижимость, возможность оказания неких услуг и т.д.), а принуждение ассоциируется с оружием, физическим превосходством, военными организациями и т.п. Побуждение и принуждение различаются также по таким характеристикам, как интенсивность (длительность сохранения зависимости объекта от субъекта), экстенсивность (сфера влияния субъекта, количество находящихся в его власти объектов), вероятность успеха17* и др.

Но главная причина состоит в том, что люди по-разному реагируют на принуждение и поощрение. Поэтому позитивные и негативные санкции различаются по своим конечным и побочным эффектам. Если немедленной реакцией на принуждение являются страх, беспокойство и сопротивление, то побуждение чаще всего связано с надеждой и поддержкой. Позитивные санкции имеют тенденцию создавать ощущение симпатии к объекту и заботы о его нуждах, тогда как негативные воспринимаются как проявление безразличия или враждебности по отношению к нему. Первые укрепляют стремление объекта сотрудничать с субъектом в будущем, вторые — препятствуют этому. Осуществление власти в форме принуждения, как правило, ведет к усилению конфликта между субъектом и объектом, к росту неприязни и сопротивления со стороны последнего. Поэтому с помощью позитивных санкций обеспечить легитимацию требований субъекта легче, чем с помощью негативных. В то же время побуждение обычно требует бóльших материальных затрат, нежели принуждение18*.

Наконец, принуждение и побуждение отличаются по отношению к ним в обществе: поскольку первое ассоциируется с насилием, а второе — нет, осуществление принудительной власти осуждается гораздо чаще, чем власть в форме побуждения.

УБЕЖДЕНИЕ. Источником подобной формы власти выступают аргументы, которые субъект может использовать для подчинения объекта. Ронг описывает убеждение следующим образом: “В ситуациях, где А представляет аргументы, обращения или увещевания, которые после самостоятельной оценки их содержания с точки зрения своих целей и ценностей принимаются Б в качестве основы его поведения, А успешно осуществляет власть над Б в форме убеждения” [Wrong 1988: 32]. Адаптируя приведенную дефиницию к диспозиционной концепции власти, убеждение можно определить как способность субъекта добиться подчинения объекта с помощью рациональных аргументов.

Хотя угрозы и обещания часто выглядят как убеждение, источники подчинения в этих формах власти разные. Власть в виде убеждения осуществляется только тогда, когда в основании каких-то действий лежат аргументы. Как справедливо отмечает де Креспини, “если А угрожал Б или предложил ему взятку, он тем самым дал ему основание для подчинения, но мы не можем сказать, что здесь имеет место аргумент”. Говорить о том, что А убедил Б сделать что-то, допустимо лишь в том случае, если он попытался воздействовать на выбор Б “путем высказываний о характере и последствиях определенных действий без какого-либо ограничения его альтернатив с помощью давления или побуждения”, а тот, в свою очередь, “рассмотрел эти соображения, взвесил их, соотнеся со своими ценностями, и принял в качестве основы для своих действий” [De Crespigny 1968: 204].

В отличие от принуждения и побуждения, убеждение не подразумевает обязательного конфликта между субъектом и объектом, оставляя за последним свободу действовать в соответствии с собственными намерениями. У объекта сохраняется выбор — принять аргументы субъекта или нет, и этот выбор не ограничивается угрозой негативных санкций и не мотивируется внешними стимулами. Убеждение, пишет Э.Хендерсон, “заключается в таком использовании ресурсов, которое позволяет одной стороне изменить когницию другой без выгодного или невыгодного для последней изменения ситуации” [Henderson 1981: 33].

В связи с этим убеждение часто вообще не рассматривается в качестве формы власти. Аргументируя такую позицию, Льюкс ссылается на то, что при убеждении объект самостоятельно принимает доводы субъекта, поэтому “не сам А, а соображения А или их принятие Б являются причиной изменения его действий” [Lukes 1974: 32-33]. Данная аргументация кажется мне неубедительной, поскольку основана на фактическом противопоставлении субъекта его ресурсам. Если принять логику Льюкса, то мы должны противопоставлять А всем его ресурсам (оружию, физической силе, авторитету и т.д.). Будучи средством достижения субъектом желаемого результата во взаимоотношениях с объектом, убеждение является одной из форм власти. Подобно другим формам, оно зависит от ресурсов, которые неравномерно распределены между людьми. Люди различаются по своему умению убеждать, ораторскому таланту, доступу к информации и умению подать ее нужным образом, и т.д. Все это имеет прямое отношение к распределению власти — как между отдельными индивидами, так и в масштабе общества в целом.

В случае МАНИПУЛЯЦИИ источником подчинения объекта субъекту выступает способность последнего оказать скрытое влияние на объект. Согласно Истону, “когда Б не осознает намерения А оказать на него влияние, а А способен заставить Б действовать в соответствии со своими желаниями, то мы можем сказать, что имеем дело с манипуляцией” [Easton 1958: 179]. В отличие от других способов осуществления власти, где субъект четко декларирует свои интенции в виде команды или путем непосредственного использования силы, при манипуляции он воздействует на объект без артикуляции своих пожеланий. Манипуляция может присутствовать даже тогда, когда объект вообще не знает о существовании субъекта.

Известны два основных вида манипуляции. В первом случае субъект осуществляет скрытый контроль над объектом в процессе коммуникации, делая объекту замаскированные “предложения” путем селекции поступающей ему информации, например, утаивая важные сведения, недоступные из других источников. Такая манипуляция проявляется в рекламной деятельности и многих формах политической пропаганды. Другой вид манипуляции обусловлен способностью субъекта менять окружение объекта, что позволяет добиться желаемой реакции объекта без непосредственного взаимодействия с ним. Так, управляющие предприятиями манипулируют поведением рабочих путем корректировки служебных инструкций, системы начисления заработной платы и т.д. Примером подобной манипуляции может служить также ценовая политика различных торговых компаний.

В последние годы можно говорить о появлении третьего вида манипуляции, связанного с прямым воздействием на мозг человека с помощью лекарств и электронных средств. Современные открытия в области биологии и психологии дают субъектам власти мощные инструменты скрытого контроля над психикой людей и их деятельностью.

Манипуляция пользуется, пожалуй, самой дурной репутацией среди форм власти, поскольку при ее использовании объект не осознает, что на него оказывается давление. Как отмечает Ронг, при манипуляции “отсутствуют команды, которым бы объект мог не повиноваться; он не видит своего противника, ограничивающего его свободу. Поэтому манипуляция представляется самой бесчеловечной формой власти, даже более бесчеловечной, чем физическое принуждение, где жертва по крайней мере знает, что является объектом чьей-то агрессии” [Wrong 1988: 30].

Поскольку различие между манипуляцией и другими формами власти определяется степенью открытости намерений субъекта, в ряде ситуаций бывает непросто отличить манипуляцию от силы и убеждения. Когда субъект открыто препятствует определенным действиям объекта, мы говорим о применении силы, когда же это осуществляется скрытым от объекта образом, — о манипуляции. В дискуссиях, где интенции субъекта очевидны, мы имеем дело с убеждением. Однако в ходе убеждения могут использоваться и элементы манипуляции, что очень затрудняет проведение грани между понятиями. Аналогичная проблема встает и тогда, когда мы пытаемся развести силу и принуждение, принуждение и побуждение или побуждение и убеждение. Но случай с манипуляцией является, по-видимому, наиболее сложным.

Некоторые авторы, в частности Коннолли, считают, что формы власти отличаются друг от друга не только по чисто “техническим” параметрам, но и имеют в своей основе разные моральные основания. Поэтому их невозможно развести, не встав на определенную моральную позицию. “С точки зрения аморальных марсиан, не разделяющих принятых у нас взглядов на человеческие отношения, — полагает Коннолли, — было бы странным и бессмысленным различать манипуляцию и убеждение... Если кто-то из нас убежден в том, что им фактически манипулировали, хотя изначально он думал, будто его убеждали, то именно изменение его восприятия выступает более важным, чем все “количественные” различия между убеждением и манипуляцией. Другими словами, для придерживающихся принципа, что люди заслуживают уважения, различие между убеждением и манипуляцией является моральным: оно отражает моральное предубеждение против второго, которого нет в отношении первого“ [Connolly 1993: 94].

На мой взгляд, для выявления различий между манипуляцией и убеждением можно обойтись и без ссылок на мораль19*. Они отчетливо проявляются при анализе источников подчинения объекта субъекту, характерных для рассматриваемых форм власти. При убеждении субъект хочет, чтобы объект принял его точку зрения, и потому предоставляет ему всю имеющуюся у него информацию. Напротив, при манипуляции субъект не стремится к тому, чтобы объект мыслил как он. В связи с этим он скрывает от объекта часть информации или дает ему неадекватную информацию. Значит, при убеждении источником подчинения объекта является рациональность (обоснованность) аргументов, которыми обладает субъект, тогда как при манипуляции — способность субъекта утаить какие-то аргументы (информацию) от объекта.

АВТОРИТЕТ. Источником власти в этой форме выступают некие характеристики (свойства) субъекта или его статус, которые заставляют объект принять его команду независимо от ее содержания. Л.Стейн определяет авторитет как “нетестированное принятие чьего-то решения” [Цит. по: Wrong 1988: 35]. В отличие от убеждения, в ходе которого объект самостоятельно оценивает и анализирует рекомендацию субъекта, подчиняющая сила авторитета заключена не в содержании коммуникации между субъектом и объектом, а в ее источнике, т.е. в самом субъекте.

Определение соотношения между властью и авторитетом — классическая проблема социальной философии и политической теории. Является ли авторитет формой власти либо они представляют собой два разных феномена? Данный вопрос стал предметом острых дискуссий. Некоторые авторы (Дж.Остин, К.Маркс, М.Вебер, Б.Рассел, Истон, Берштедт) рассматривают авторитет как тип, разновидность или форму проявления власти. Несмотря на существенные отличия в подходах, названные ученые согласны в том, что власть и авторитет соотносятся между собой как общее и особенное и что авторитет невозможен без власти.

Справедливость данного заключения оспаривается теми исследователями (Арендт, М.Крозье, К.Фридрих, Р.Фридман, П.Уинч), которые трактуют власть и авторитет как самостоятельные явления. Признавая, что в реальности власть и авторитет часто пересекаются между собой, они утверждают, что авторитет не должен отождествляться с властью или рассматриваться в качестве ее формы [Winch 1967: 98; Arendt 1970: 41; Flathman 1980: 127]. Высказывается также точка зрения (к ее приверженцам относится и Льюкс), что авторитет может быть формой власти, но не обязательно [Lukes 1974: 32].

Очевидно, что в основе этих споров, не затихающих уже многие десятилетия (и даже столетия), лежат расхождения в определении терминов “власть” и “авторитет”. На дискуссиях вокруг содержания термина “власть” я уже подробно останавливался, так что сейчас ограничусь анализом различных трактовок “авторитета”. Можно выделить два основных подхода к его пониманию. В рамках первого из них авторитет представляется как право командовать, т.е. как свойство (принадлежность) закона, статуса, учреждения, положения в обществе. Иными словами, авторитет принадлежит как бы не людям, а их позиции, статусу: люди обладают авторитетом, поскольку занимают какое-то место или пост в определенной системе. Сущность подобного подхода к авторитету (авторитет де-юре) четко выражена в дефиниции Т.Гоббса: “Право выполнения какого-то Действия называется АВТОРИТЕТОМ и иногда полномочием. Поэтому под Авторитетом всегда понимается Право совершения какого-то действия” [Hobbes 1996: 112].

Другой подход трактует авторитет как нечто, обусловленное знаниями, умениями или какими-то другими качествами субъекта. Мнения и распоряжения тех, кто обладает таким авторитетом, правильны, обоснованы, весомы и т.д.; люди подчиняются им в силу их источника (“доверие без дискуссии”). Как писал еще Фома Аквинский, “решающим фактором является то, кому принадлежит распоряжение; в сравнении с этим содержание распоряжения бывает в некотором смысле второстепенным” [цит. по: Friedman 1990: 67]. Здесь авторитет обозначается и объясняется как авторитет де-факто20*.

На первый взгляд, приведенные подходы описывают два совершенно разных явления. Однако у этих явлений имеются и общие свойства, которые позволяют квалифицировать их как два типа авторитета.

Во-первых, оба вида отношений предполагают “отказ от суждения”: при всех интерпретациях авторитета Б выполняет распоряжения А или не тестируя их, или не принимая во внимание в процессе деятельности свои собственные соображения по существу распоряжений. “Когда вы осуществляете авторитет надо мной, — подчеркивает Коннолли, — я повинуюсь вашей команде добровольно в силу: 1) определенных характеристик, которые и вы, и я приписываем занимаемой вами позиции или 2) потому, что мы согласны в том, что вы обладаете каким-то особым пониманием сложившейся ситуации, которое мне еще недоступно или доступно не в полной мере. В обоих случаях я признаю обязанность повиноваться21*, действуя соответственно этому. И причина моего повиновения не связана с вашей принудительной властью или вашими аргументами по поводу предлагаемых вами действий” [Connolly 1993: 110].

Если А обладает авторитетом де-факто, Б принимает его команды не потому, что он сам исследовал данный вопрос и пришел к какому-то выводу, а потому, что верит в компетентность А. При осуществлении авторитета де-юре Б не оценивает возможных последствий действий, которые требует А. Его подчинение обусловлено обязанностью выполнять команды А.

Мне представляется, во-первых, что “отказ от суждения” следует трактовать в самом широком смысле и использовать применительно к трем типам ситуаций: а) объект следует распоряжениям субъекта без каких-либо размышлений над их содержанием (он безразличен к команде, т.е. не имеет какой-либо причины сопротивляться ей или просто не способен оценить ее последствия); б) изначальное отношение объекта к команде субъекта было негативным, но объект повинуется ей без внутреннего сопротивления, ибо доверяет субъекту и/или убежден, что тот “знает лучше”; в) несмотря на изначально негативное отношение к команде субъекта объект принимает ее добровольно, поскольку рассматривает свое повиновение как должное. Первые два случая относятся главным образом к авторитету де-факто, третий — к авторитету де-юре.

Во-вторых, обе версии авторитета включают в себя идею обоснованности притязаний субъекта на право отдавать команды. Критериями такой обоснованности могут выступать возраст, пол, статус, профессия, персональные характеристики, благосостояние, официальные документы и т.д., исключая содержание авторитетного распоряжения.

В-третьих, оба вида авторитета зависят от ценностей и убеждений участников “авторитетного отношения”. А обладает авторитетом отчасти потому, что представление о его авторитете соответствует ценностям Б. В этом смысле авторитет не может быть “естественным”, независимым от каких-то конвенций между людьми.

В отличие от силы и манипуляции, авторитет основывается на определенном восприятии субъекта объектом, результатом которого становится повиновение объекта команде субъекта. Объект как бы передает субъекту право командовать в каких-то конкретных ситуациях. Это право не обязательно институционализируется и формально фиксируется. Но субъект всегда ожидает от объекта добровольного подчинения (без сопротивления), зная, что именно является для него авторитетом. В реальной политической практике правительственные решения, как и большинство других видов авторитетных отношений, обычно подкреплены открытой или скрытой угрозой применения силы. Однако это не устраняет различий между авторитетом и силой (принуждением).

Как уже упоминалось, существует несколько источников авторитета. Исходя из их специфики, можно выделить три основных типа авторитета.

Персональный авторитет основывается на персональных характеристиках (свойствах) субъекта, оцененных объектом22*. Подобный тип авторитета представляет собой неинституционализированное отношение между субъектом и объектом; это скорее отношение между людьми как таковыми, чем между людьми как носителями каких-то социальных ролей23**. Будучи связан с определенными чертами и способностями субъекта, он одновременно зависит от их восприятия и оценки объектом. “Любовь, восхищение, дружба или психологическая предрасположенность к господству и покорности являются основами персонального авторитета” [Wrong 1988: 61].

По-видимому, наиболее распространенная характеристика, способствующая формированию персонального авторитета, — это компетентность. По мнению Ронга, компетентный авторитет, источником которого является вера объекта, что субъект превосходит его в знаниях и лучше понимает, как реализовать его интересы, следует рассматривать в качестве самостоятельной формы авторитета. Однако, на мой взгляд, для этого нет никаких оснований. Подобно другим авторитетным отношениям, где источником подчинения выступают определенные свойства субъекта, компетентный авторитет представляет собой разновидность авторитета персонального.

Традиционный авторитет. Согласно определению Вебера, “авторитет может называться традиционным, если легитимность обусловлена верой в святость власти и древних законов” [Weber 1993: 41]. Данный вид авторитета “передается” субъекту по традиции и в известном смысле не зависит от персональных качеств последнего24*. Примерами традиционного авторитета являются отношения между родителями и детьми, младшими и старшими, мужчинами и женщинами, патрициями и плебеями и т.д. К наиболее простым формам традиционного авторитета Вебер относил геронтократию и патриархат [Weber 1993: 42-43].

Легальный авторитет строится на рациональных основаниях — на “вере в законность используемых правил и право тех, кого они наделяют авторитетом, отдавать команды” [Weber 1993: 39]. Ронг определяет его как “властное отношение, в котором субъект обладает признанным правом командовать, а объект — признанной обязанностью повиноваться” [Wrong 1988: 49]25**.

Легальный авторитет следует отличать от легальной (легитимной) власти. Нередко различие между этими понятиями затушевывается, особенно теми исследователями, которые определяют авторитет как легитимную власть. Некоторые авторы причисляют к авторитетным отношениям все случаи выполнения распоряжений обладающего авторитетом де-юре субъекта, даже если повиновение мотивируется страхом перед негативными санкциями [Easton 1958: 180-182; Oppenheim 1961: 32; Crozier 1973: 212]. “До тех пор, пока приказы и команды выполняются “автоматически”, до тех пор, пока законам (безличностным выражениям авторитета) повинуются, короче говоря, до тех пор, пока язык авторитета “работает” и наделенные им лица не вынуждены “обращаться” к языку влияния и власти, мы можем считать, что авторитет функционирует” [Bell 1975: 57]26***.

Указывая на эту ошибку, Коннолли [Connolly 1993: 109] отмечает, что при объяснении авторитета часто смешиваются добровольное повиновение команде (даже если она направлена против интересов объекта) в силу ее восприятия как должного и реакция на принуждение, использование которого является оправданным (законным). Первый вид отношений — авторитет, второй — легитимная власть. В обоих случаях подчинение объекта оправдано, однако мотивы подчинения в них разные. Когда осуществляется легальный авторитет, подчинение объекта команде субъекта обусловлено тем, что он чувствует себя обязанным повиноваться. Если же подчинение основано на открытой или скрытой угрозе применения силы, то мы имеем дело с принуждением — независимо от того, правомерно ли возможное применение силы или нет. Если субъект вынужден обращаться к силе, пусть и предусмотренной законом, это означает, что он не обладает властью в форме легального авторитета: он не в силах реализовать свое право и его легальная позиция (сама по себе, а не ассоциирующиеся с ней инструменты силы) не делает его способным обеспечить подчинение объекта, не прибегая к ресурсам принуждения.

Хотя границу между легальным (легитимным) авторитетом и принуждением в некоторых случаях довольно сложно провести, все субъекты власти заинтересованы в стабильных отношениях с объектом и потому стремятся их легитимировать, т.е. сделать основой своей власти легальный авторитет. Легальный авторитет формирует устойчивые и “надежные” формы “правления предвиденных реакций”; он эффективнее, чем принуждение или побуждение, поскольку в меньшей степени требует постоянной готовности средств принуждения, непосредственного контроля над объектами и регулярного экономического и неэкономического их поощрения. В силу названных причин “голая власть” всегда стремится облачиться в одежды легитимности.

Рассмотренные выше шесть форм власти — сила, принуждение, побуждение, убеждение, манипуляция, авторитет — охватывают, на мой взгляд, все возможные ее проявления. Встречающиеся в других классификациях типы власти, по сути, представляют собой лишь их разновидности. Например, устрашение и принудительный авторитет (этот вид авторитета выделил Ронг) можно отнести к принуждению; ограничение (Де Креспини) — к силе; реакцию — либо к принуждению, либо к побуждению; референтную власть и привлечение — к персональному авторитету; формирование — к манипуляции и т.д.

Все перечисленные формы власти есть абстракции, играющие роль “идеалтипов” в исследовании властных отношений; они, как и общее понятие власти, не могут выразить реальность во всем ее многообразии, но так или иначе способствуют ее описанию и объяснению. Каждой из форм присущи определенные свойства, эмпирические закономерности и тенденции.

В реальной жизни различные формы власти чаще всего проявляются не в чистом, а в “смешанном” виде. Возьмем в качестве примера власть работодателя над работником в отношении его профессиональных обязанностей. Такая власть, как правило, имеет несколько источников и осуществляется в нескольких формах. Здесь могут присутствовать: легальный авторитет (работник признает право работодателя отдавать распоряжения и свою обязанность им подчиняться); персональный авторитет (работник подчиняется работодателю, признавая его превосходство в компетентности и знаниях); принуждение (работодатель грозит работнику увольнением, если тот не выполнит его распоряжений); побуждение (работодатель стимулирует работника строго выполнять распоряжения, обещая вознаграждение); убеждение (работодатель прибегает к использованию рациональных аргументов для того, чтобы работник понял, что выполнение всех должностных инструкций соответствует его (работника) интересам); манипуляция (работодатель достигает желаемого результата, используя ложную информацию, касающуюся профессиональной деятельности работника).

Приведенный пример показывает, что субъект обычно бывает в состоянии осуществлять свою власть несколькими способами и подчинение объекта имеет различные основания и мотивы, которые нередко дополняют друг друга. Так, убеждение способствует формированию персонального авторитета, и наоборот, авторитет часто создает благоприятные условия для убеждения; сила укрепляет власть в форме принуждения, а принуждение “помогает” силе и т.д. Поэтому субъекту власти нередко бывает выгодно использовать определенные комбинации форм властного воздействия, например, сочетание побуждения и принуждения (политика “кнута и пряника”) или силы и угрозы силы. Однако не все формы власти совместимы. В частности, сила или принуждение в некоторых случаях подрывают персональный авторитет и способность обеспечивать подчинение с помощью убеждения. Поэтому знание эмпирических закономерностей использования различных форм власти — одно из условий успешного подчинения объекта и достижения субъектом власти своих целей.

Таким образом, в зависимости от источника подчинения объекта субъекту властные отношения могут принимать форму силы, принуждения, побуждения, убеждения, манипуляции и авторитета. Власть в виде силы означает способность субъекта добиться желаемого результата в отношениях с объектом либо путем непосредственного воздействия на его тело или психику, либо с помощью ограничения его действий. В принуждении источник подчинения объекта команде субъекта — угроза применения негативных санкций в случае отказа от повиновения, т.е. угроза силы. Побуждение основывается на способности субъекта предоставить объекту ценности и услуги, в которых тот заинтересован. В убеждении источник власти заключается в аргументах, которые субъект может использовать для подчинения объекта. Манипуляция как вид власти предполагает способность субъекта осуществлять скрытое влияние на объект. Источником подчинения объекта во властном отношении в форме авторитета выступает определенная совокупность характеристик субъекта, которая обязывает объект принять его команду. В зависимости от источника подчинения, авторитет бывает персональным, традиционным или легальным.