Изменения, внесенные человеком

 

Прежде всего, у всех охотничьих собак в опреде­ленной мере блокирован завершающий элемент охот­ничьего поведения — раздел туши и поедание ее. Это понятно, при сохранении его человеку в буквальном смысле оставались бы рожки да ножки.

Охотничье поведение обогатилось новыми при­емами за счет расширения спектра добычи. Для диких псовых, например, взрослая птица, куньи, белка, как правило, не входят в число привычных жертв.

Мало искажен комплекс у норных собак, например терьеров. Наиболее интересна классическая работа с лисицей или барсуком, ее можно трактовать и как чис­то охотничье поведение, и как агрессию на вид-конку­рент, последнее представляется более вероятным.

У гончих поведение изменено весьма сильно. Ста­дия поиска гипертрофирована: гончая обязана распу­тать след и побудить зверя двигаться, при этом живот­ные, которые «мастерят» и идут наперерез, пытаясь ловить самостоятельно, нежелательны. Самостоятель­ная поимка не входит в задачу гончей, она должна идти по следу, не давая зверю залечь, уйти в крепи. Из-под гончей зверя либо стреляет охотник, либо ло­вит борзая.

Среди борзых, особенно западных, отбор велся в сторону сужения комплекса поиска — они должны обнаруживать зверя только с помощью зрения. Пред­почтение отдавали собакам с коротким стремитель­ным броском, быстро ловивших добычу.

Обязательным требованием является поимка без порчи шкурки добычи, иначе охотничье поведение восстанавливается в полном объеме — борзая приоб­ретает привычку съедать пойманного зайца.

Селекция восточных борзых шла по несколько иному пути. Поиск сохранен почти без изменений — собака пользуется всеми органами чувств, преследо­вание длительное, зачастую жертву загоняют. Бросок есть, но не столь стремительный, как у западных.

У лаек гипертрофировано поведение поиска. С воз­растом собаки приобретают такое мастерство в поиске, такое «чутье», что даже при значительном ослаб­лении слуха и зрения умудряются по ветру находить белок и куниц высоко на деревьях. Собака должна отвлекать внимание добычи на себя.

Часть собак специализируется на охоте на такую опасную добычу, как кабан и медведь, при этом в задачу лаек входит не только поиск, но и удержание зверя на месте до подхода охотника.

Еще раз подчеркнем, что выслеживание и удер­жание опасной для самой четвероногого охотника до­бычи — поведение, не адаптивное для собаки, под­держиваемое человеком. Волки рискуют атаковать медведя лишь при очень большом численном переве­се, малом опыте или плохой физической форме своего конкурента и обязательно при наличии лидера в своей стае.

Ретриверы. В их охотничьем поведении были произведены капитальные изменения. Все, что осталось — это поиск по свежему следу, выпугивание птицы под выстрел и подноска охотнику. Апортирует ретривер очень аккуратно и только по приказанию охотника.

Спаниели и эпаньоли. По своему охотничьему пове­дению близки к ретриверам, однако, от них требуют умерщвления подранков.

Легавые. Из всех элементов охотничьего поведения селекционеры максимум внимания уделяли поведе­нию поиска, который обязательно завершается стой­кой. Часто от легавой требуется способность прино­сить подбитую дичь.

 

Сигналы, адресованные человеку

 

У разных пород в комплекс охотничьего поведения включены элементы, удобные для человека.

Так, среди гончих предпочтение отдавалось соба­кам, идущим по следу с голосом. Хищник-загонщик, перевозбудившись во время преследования, вполне может взлаивать, однако непрекращающийся моно­тонный лай мешает собаке бежать с большой скорос­тью. Зато для человека подобная манера преследова­ния очень удобна: всегда понятно, где дичь; если смолкла — значит, потеряла след. Группа молчали­вых, или немых гончих— это явление вторичное, ре­зультат селекции для весьма специфических целей.

Лай лаек имеет ту же природу — избыточное воз­буждение. Охотник знает, где собака, какую дичь она нашла (куницу, соболя, глухаря). Кроме этого, с по­мощью лая собака отвлекает внимание добычи, за­держивает ее на месте.

Охотничье поведение легавых обогатилось таким элементом, как стойка. По сути — это тоническая им­мобилизация на фоне крайне высокого возбуждения, по функции — сигнальная демонстрация, адресован­ная охотнику.

 

Специфика охотничьего поведения собаки

 

Пожалуй, самое интересное в охотничьих мотива­циях у собаки то, что они оказались оторванными от своей первоначальной потребности. Собака не только не удовлетворяет голод за счет охоты, в отличие от других хищников, она может и хочет охотиться, буду­чи вполне сытой. Стремление охотников везти собак на охоту голодными только частично связано с мень­шей активностью сытых животных. Полный желудок мешает охоте в первую очередь физически, а не пси­хически.

Охотничья мотивация существует на фоне силь­нейших положительных эмоций. Сам процесс поиска, выслеживания, миг прикосновения к добыче дают та­кой мощный эмоциональный заряд, что мотивация оказывается «закольцованной» на самое себя. Ее осу­ществление оказывается настолько приятным, что уже может не служить удовлетворению никакой биологической потребности, если не считать потребнос­тью само получение приятных ощущений.

Произошло частичное переключение данной мо­тивации на иные потребности. Так, стремительная скачка борзых вполне может обслуживать потребность в физическом движении. «Засидевшаяся» борзая, осо­бенно молодая, оказавшись на свободе, носится с предельной скоростью, закладывая виражи и с азар­том играя в «пятнашки» и «догонялки» с другими со­баками. Бег за зверем, даже механическим зайцем, приносит ей еще большее удовольствие, вызывает массу положительных эмоций. Для других пород охота может удовлетворять потребность в информации, ведь коль скоро существует сложнейший аппарат для ее сбора и обработки, то он должен функционировать. Раз уж уходят от незадачливых владельцев, распуты­вая заинтересовавшие их следы, бассетхаунды, в жизни не видавшие настоящей охоты, то как же дол­жно увлекать это занятие рабочую гончую!

Часто собаки работают и для того, чтобы доставить удовольствие хозяину, они следуют за доминантом и рады выполнять свою роль помощников в охоте.

Подчеркнем, что у собак охотничьих пород дан­ный поведенческий комплекс является одной из при­оритетных потребностей. В связи с этим содержание охотничьей собаки только в качестве домашнего лю­бимца зачастую плохо действует на ее психику, воз­можны значительные проблемы поведения, например плохое послушание, неконтролируемая возбудимость, стремление убегать от хозяина и т. д.

 

ПАСТУШЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ

 

Это, похоже, единственный случай, когда чело­веку удалось создать на базе уже существовавших новый поведенческий комплекс. Речь идет не о некоем наборе навыков, а именно о сложном комплексе, как обусловленном генетически, так и передающемся с традициями семьи, вырабатываемом при дрессировке. При этом для дикой собаки данный комплекс пове­дения не имеет никакого биологического смысла.

Мы говорили о том, что охотничье поведение в ходе селекции древних пород претерпело ряд модификаций, то же можно сказать и о территориальном, легшем в основу сторожевого использования собак,— эти комп­лексы существовали не только у предковых форм, есть они и у ныне живущих родственных видов. Часто гово­рится, что пастушеское поведение является видоизмене­нием охотничьего, это верно лишь отчасти. Чтобы убе­диться в этом, придется рассмотреть исторически суще­ствовавшие варианты взаимодействия собак с домашним скотом и формы поведения, связанные с ними.

Существуют три различные формы взаимодей­ствия собак со скотом и соответственно три функцио­нальные группы пород: волкодавы, гуртогоны и ис­тинные овчарки.

 

ВОЛКОДАВЫ

 

Одна из древнейших профессий собак, изначально относившихся к сторожевым широкого профиля. Волкодавов использовали все кочевые и оседлые ско­товодческие народы в местах с высокой плотностью волка. Сильнее всего в защите от волков нуждались овцы, поскольку крупный рогатый скот и лошади до определенной степени способны защититься от хищ­ников самостоятельно. Овцеводство изначально было только отгонным, при этом кочевки могли быть как на равнинах, так и в горах.

В этих условиях овцам нужно задать направление, заставить двигаться и не позволить им разбегаться, особенно при нападении хищников. Собака могла пользоваться достаточно грубыми приемами, сбивая овец в отару и вынуждая их двигаться. Оба приема корнями уходят в охотничье поведение: хищники, прежде чем напасть на стадо, кружат вокруг него, затем делают броски, вынуждающие копытных бежать. Завершающий элемент — нападение на отбившихся - у волкодава заблокирован, но не окончательно. Отбившуюся овцу иногда возвращают в стадо, даже при­хватывая зубами.

Однако работа волкодава не исчерпывается только усеченным охотничьим поведением. Охрана стада от посягательств хищников и чужих людей имеет совершенно иное происхождение— это проявление территориальности. У волкодавов, вынужденных вес­ти кочевой образ жизни, в принципе противоречащий самой идее территории, произошло весьма интересное видоизменение этого понятия. В ходе третье­го этапа социализации территория воспринимается не только, как место обитания «своей» стаи, но как некое сочетание объектов и животных, принад­лежащих ей

Таким образом, защищая овец, волкодав защи­щает не только их самих — он не дает чужим проник­нуть на территорию стаи, следит за неприкосновен­ностью ее границ. Современный волкодав с такой же самоотдачей «пасет» машину хозяина, с какой его давний предок оберегал отару в Великой степи.

Подобный сплав охотничье-территориального по­ведения передается из поколения в поколение врож­денно и посредством обучения щенков на примере действий родителей. Чабаны в обучение вмешиваются мало.

 

ГУРТОГОНЫ

 

Это не менее древнее направление использования. Гуртогоны были неотъемлемой частью отгонного мяс­ного скотоводства, объектом их заботы являлся ис­ключительно крупный рогатый скот. Исторически большие стада крупного рогатого скота появились значительно раньше мелкого. Пастьба его никакого особого искусства не требовала, а вот перегон стада с места на место, особенно на бойню, нуждался в оп­ределенной помощи собак — без них для этого пона­добилось бы слишком большое количество людей.

Собаки должны всех коров и бычков, отбиваю­щихся от стада, возвращать на место, не давая стаду разбежаться. Для такой работы годились не самые большие, но верткие, выносливые, сильные и упор­ные животные. Охрана была мало актуальна, посколь­ку, повторимся, редкая стая волков рискнет напасть на большое стадо крупного рогатого скота.

Поведение гуртогона является классическим при­мером усеченного охотничьего поведения. Собака бе­жит рядом со стадом и кусает за ноги любое живот­ное, вышедшее из общей массы. Похожая реакция на отбившееся от стада животное существует и у очень многих пород совсем иного использования. При се­лекции гуртогонов предпочтение отдавали именно «кусачим» собакам, никакого вежливого обращения с их подопечными не требовалось. Собаки вполне могли обходиться врожденными реакциями, оттачивая уме­ние по ходу дела, необязательна даже передача тради­ций семьи. Хотя гуртогонов обычно при стаде несколько, все же их работа не требует тонкой кооперации и большого числа участников, как это происхо­дит у волкодавов.

С изменением хозяйственного уклада — с появле­нием овцеводства и молочного скотоводства — по­требность в специальных гуртогонных собаках резко снизилась. Ныне к истинным гуртогонам можно отне­сти очень небольшой круг пород. Это вельш-корги, сохранившиеся в пестующей свои культурные тради­ции Великобритании как память о тех временах, ког­да основой национального благосостояния еще не была овца. В Южной Америке отгонное мясное скотоводство существует и поныне, и местные породы мастифов — аргентинский дог и фила бразилейро, — по­мимо всего прочего, еще и хорошие гуртогоны. Зна­чительная же часть гуртогонов в свое время раствори­лась в истинных овчарках.

 

ИСТИННЫЕ ОВЧАРКИ

 

Изменение сельского хозяйства, в частности жи­вотноводства, в Европе потребовало появления со­вершенно новой собаки. С ростом народонаселения, с увеличением числа городов, площади обработанных земель, с массовым появлением овцы потребовалось умение управлять стадом. Задача была двоякой: с одной стороны, надо было заставить стадо овец пастись именно на том клочке земли, который был для этого предназначен, с другой стороны, делать это надо было аккуратно — изменилась сама овца. На смену крупным и грубым мясным овцам пришли гораздо более нежные овцы шерстного направления. Их соба­ки не могли не то что кусать, нельзя было пугать овец, поскольку, начав метаться, они могли попор­тить, свалять свое тонкое руно. Для такой задачи не подходили ни волкодавы, ни тем более гуртогоны.

В результате скрещивания пород разных групп, обитавших в то время в Европе, возникла принципи­ально новая группа пород— истинные овчарки. Все они отличались аккуратным обращением с овцами, тонкой работой с отарой. Овчарки производили самые различные манипуляции как со всем стадом, так и с его частями и отдельными животными.

Подобный принцип работы требует сложного обу­чения, и никакие традиции семьи не обеспечивают передачу всех необходимых навыков. Обучением ов­чарки должен заниматься пастух. Отбор вели на легко обучающихся собак с достаточно низким уровнем са­мостоятельности. Овчарка обязана работать в основ­ном по команде.

Интересно, что эволюция данной группы наиболее интенсивно идет со второй половины XIX в. Тонкорун­ное овцеводство— интенсивно развивающаяся отрасль, и группа овчарок процветает, приобретая все большую специализацию. Собаки утрачивают крупный рост, ста­новятся скорее средних и даже мелких размеров, что позволяет им легко маневрировать и очень много дви­гаться. Идет отбор в сторону все большей дрессируемости и повышения контактности с человеком.

Комплекс пастушеского поведения истинных ов­чарок имеет немного общего с охотничьим, за ис­ключением самых общих элементов, свойственных и прочим породам.

Самые сложные элементы данного поведения яв­ляются приобретенными, но обучение путем подра­жания малоэффективно, необходима специальная дрессировка. Повысить легкость дрессировки удалось интересным образом: овчарка высокосоциальна, но ее социальность обращена прежде всего на человека. По сути, отбор настроил овчарку на вполне опреде­ленную социальную роль— она по природе является младшим членом лояльного союза. Неслучайно за не­мецкой овчаркой закрепился не очень точный имидж универсальной породы. Подразумевается здесь не то, что овчарка делает любую работу на высшем уровне, а то, что она готова делать эту любую работу для своего хозяина. Ей действительно все равно: пасти овец или разыскивать преступников — лишь бы ее хо­зяин дал ей соответствующее обучение и приказал.

Достаточно часто при содержании в условиях пи­томников, где контакт собаки и человека недостато­чен, овчарки показывают себя не самыми надежными работниками. Персонал питомников при этом утверж­дает, что овчаркам вообще присуща слабая нервная система, любители породы говорят, что факты фаль­сифицированы либо конкретные собаки являются ис­ключением из правил. На самом деле в подобных ус­ловиях овчарка просто не может работать полноцен­но, даже минимальная социальная депривация при­водит к эмоциональному стрессу.