Ютландский бой и Трентино. 3 страница

Но ведь Россия понаделала большие долги – за хлам, который ей подсунули, за жульнические сделки закупочной комиссии Китченера, за вооружение, которое летом 1916 г. только начало поступать в наши порты. Их и старались использовать, чтобы опутать русских. Жоффр вел себя так, будто наша страна уже попала в зависимость от Франции за ее “помощь”. Вошел во вкус дергать требованиями российскую Ставку, а генерала Жилинского вообще “цукать”, как проштрафившегося подчиненного. Тот напомнил, что он не французский офицер, а представитель русского императора. Жоффр взбеленился и настоял, чтобы его немедленно отозвали. Пришлось заменить Жилинского генералом Палицыным.

Финансовые и экономические проблемы, вставшие перед нашей страной, российское правительство предложило обсудить на международной конференции. Запад откликнулся радостно и активно. Конференцию созвали в Париже, председательствовал французский министр торговли Клемантель. Петроградская делегация просила помочь преодолеть насущные трудности. Но от этого иностранцы отмахнулись, увлеченно принялись вырабатывать “экономическую программу для России”. Выразилась “программа” в неприкрытой дележке русского рынка. Британия объявила, что она является “главным кредитором”, поэтому ее фирмы и товары должны заменить в России германские. Русские представители смогли договориться об очередном займе в 5 млрд франков, но за это союзники потребовали льготных тарифов для французских и британских товаров. А Франция добавила пункт, чтобы “в нагрузку” к займам и оружию у нее покупали вино, а то сбыта не стало. Россия несла огромные убытки от “сухого закона”, а ей за одолженную валюту навязывали не нужное ей импортное вино!

Пытались подсуетиться и американцы. Их посол в Петрограде Френсис предложил заключить масштабное экономическое соглашение. Пояснял: Россия одерживает победы, а англичане потом предъявят счет за долги и подомнут ее. Но этого можно избежать, США готовы “по-дружески” помочь чем угодно – займами, оружием, товарами. Только пусть Америке предоставят “особые права” в России, отдадут в концессии железные дороги, месторождения золота, платины, рудники… В общем, за “спасение” от англичан отдайтесь американцам. Но поступаться интересами России царь не собирался. Решения Парижской конференции Совет министров не утвердил. Френсису вежливо, но твердо ответили, что на такое соглашение русские могли бы пойти в критические дни 1915 г., а сейчас положение совсем другое.

Николай II и его правительство прекрасно осознавали, что со стороны западных держав возможны сюрпризы и после войны. Чтобы обезопасить страну от такого развития событий, русская дипломатия сделала блестящий ход. 3 июля было заключено секретное соглашение с Японией. Формально оно касалось сфер влияния в Китае, стороны обязались не допускать “контроля над Китаем какой-либо третьей державы, питающей враждебные намерения в отношении России или Японии”. Но соглашение было и военным союзом. В нем оговаривалось: если любое государство объявит войну русским или японцам, “другая сторона по первому же требованию своего союзника должна прийти на помощь”. В Токио готовы были пойти и на большее, если бы им уступили Северный Сахалин. Государь отказался даже обсуждать такой вариант, но все равно японцы расценивали договор как величайший успех, они тоже предвидели, что после войны Англия и США начнут им пакостить.

А пока шли все эти переговоры, пока армии Брусилова крушили неприятельскую оборону, во Франции войска сосредотачивались у р.Сомма для долгожданного летнего наступления. Уж оно-то, как полагали, обязано было стать успешным. Военную технику и снаряды копили полгода. Подготовка велась в таких масштабах, что союзное командование рассудило – скрыть ее все равно не получится. А раз так, то и нечего возиться с маскировкой, секретностью. Просто нужно собирать столько артиллерии, чтобы заведомо сломить любое сопротивление. Наоборот, пускай немцы стягивают сюда побольше сил, тут им и конец придет. Орудия разных калибров устанавливали в несколько ярусов. Для подвоза миллионов снарядов к фронту строили железнодорожные ветки. Не умением, а числом.

Для прорыва определили участок в 40 км, но всего один. На этом пространстве должны были атаковать 4-я английская и 6-я французская армии. Солдат великолепно вооружили, на роту имелось по 4-8 ручных пулеметов, 12 ружейных гранатометов. Выделялись 37-мм орудия для действий в пехотных цепях. Немцы за 2 года оборудовали 2 основных и промежуточную позиции с бетонированными укрытиями, проволочными заграждениями, опорными пунктами. В глубине начали строить третью позицию. Прорывать их было приказано методично и планомерно, Жоффр строго требовал: “Порядок важнее быстроты”. Артиллерия разрушает, пехота занимает. Потом орудия перемещаются, и все повторяется. Войскам назначили рубежи выравнивания, вырываться вперед или атаковать ночью запрещалось.

В победе были уверены. Прикидывали – германская оборона ну никак не сможет выдержать. Предусмотрели, что потом предстоят долгие переходы по занимаемой территории, части оторвутся от тылов. Солдат нагрузили по полной выкладке в 30 кг: шинели, сухие пайки. У англичан царил почти праздничный настрой. В 1916 г. Британия отказалась еще от одной традиционной “свободы”, вместо найма ввела воинскую повинность. К лету ее армии разрослись до 5 млн. Но теперь эти армии состояли в основном из новобранцев. Как раз они-то были готовы немцев шапками закидать. Фалькенгайн сперва хотел просто сорвать наступление. Ударить первыми, захватить и взорвать батареи, запасы снарядов – и достаточно. Русский прорыв перечеркнул его замысел, войска пришлось отправлять на Украину. Но Фалькенгайн не верил, что у англичан и французов выйдет что-то путное. Против 32 их дивизий он оставил всего 8 и 7 находились в резерве.

24 июня открылась еще невиданная по мощности артподготовка. На каждый метр фронта за неделю выбросили тонну стали и взрывчатки. Но целей не намечали, корректировкой себя не утруждали. Зачем, если море огня и так все сметет? В воздух поднялась тысяча самолетов, сыпали бомбы. Обработали и химическими снарядами. 1 июля последовал штурм. Англичане сочли, что после такого обстрела ничего живого впереди не осталось. Выступили беззаботно, как на прогулку. И… застряли. Собственная артиллерия так перерыла землю, что нельзя было пройти. А немцы оказались живехоньки. Пока снаряды пахали по площадям, они прятались в убежищах, при атаке выскочили в доты и воронки, затараторили пулеметы. В первый же день англичане потеряли 60 тыс. человек.

Французы действовали более умело, двинулись под прикрытием огневого вала. Захватили первую позицию, ворвались на вторую. Немецкие командиры приказали отходить со второй позиции, оставили без боя ключевые опорные пункты. А третьей позиции еще не существовало. Фронт был прорван. Но… “порядок важнее быстроты”! Французские начальники, достигнув рубежей, назначенных на этот день, приказали остановиться, ждать отставших англичан. Немцы опомнились, получили подкрепления, вернулись в опорные пункты, так и не занятые французами. А уж дальше пошло кровопролитное прогрызание. Вторую позицию французы смогли захватить лишь через 9 дней и снова ждали англичан. А германцы успели оборудовать третью. Ее штурмовали 14, 20, 30 июля. Но неприятель стоял насмерть – рубежей обороны в тылу больше не было. Германская ставка подтягивала сюда все больше сил. И в результате на фронте заработали уже не одна, а две мясорубки, Верден и Сомма.

Что ж, русское командование допустило в войну немало ошибок (как же без них-то?) Но оно немедленно прекращало гиблые наступления, переносило усилия в другие места. Союзному командованию оказалось далеко до такой логики. Все возможные резервы противник отправлял на Украину, из Германии и с других фронтов летом и осенью было переброшено на Восток 33 дивизии. А для укрепления обороны на Сомме немцы снимали соединения с других участков во Франции, ослабляя их. Нет, англичане и французы упрямо долбили все там же. Собрали свежие войска, 3 сентября бомбардировали из 2,5 тыс. тяжелых орудий и опять полезли в атаки. Немцев здесь было уже не 8, а 39 дивизий. Они получили приказ не уступать ни пяди земли, поэтому понесли страшный урон от артиллерии. Но наступающих не пропустили. Вся местность напоминала лунную поверхность, изрытую кратерами. Массы разлагающихся трупов заражали воздух. А продвинулись союзники всего на 3-8 км.

Англичане на Сомме применили и новое оружие, танки. Переняли идею русских конструкторов, в 1915 г. создавших танк “Вездеход”, в глубокой тайне построили полсотни машин. Их масса составляла 28 т, вооружение – 2 малокалиберных пушки и 4 пулемета, экипаж состоял из 8 человек. Максимальная скорость достигала 6 км/ч, а запас хода всего 19 км. Эксперимент назначили на 15 сентября. Но надежность оставляла желать много лучшего. Из 49 танков в атаку смогли пойти лишь 18, остальные сломались или застряли в собственных окопах. Как их использовать, еще не знали, 9 пустили самостоятельно, 9 впереди пехоты.

Германский очевидец писал: “Все стояли пораженные, как будто потеряв способность двигаться. Огромные чудовища медленно приближались к нам, гремя, прихрамывая и качаясь, но все время продвигаясь вперед. Ничто их не задерживало. Кто-то в первой линии окопов сказал, что явился дьявол, и это слово разнеслось по окопам с огромной быстротой”. Один танк поехал к деревне Флер, которую перед этим безуспешно штурмовали 35 дней. Немцы бежали, деревню взяли без жертв. Другая машина встала над траншеями, прочесала их из пулеметов, пошла вдоль окопов и “насобирала” 300 пленных, поднимавших руки.

За 5 часов англичане продвинулись на 4-5 км. Но 10 танков были разбиты снарядами или вышли из строя из-за поломок, часть вытащили, часть не смогли, бросили. Через 10 дней танковую атаку повторили. Но она уже не стала неожиданной. Немцы нашли средства борьбы с танками: бить их из пушек прямой наводкой, а самое простое – рыть траншеи пошире, чтоб машина не перелезла. Позже германские инженеры изобрели бронебойную “пулю “К”. Причем сами немцы от разработки танков отказались. Решили, что это дорогостоящие “игрушки”, неэффективные и не имещие будущего.

В Африке союзники окружили и вынудили сдаться германские отряды в Камеруне. Итальянцы в августе предприняли шестое наступление на Изонцо. Австрийцев на их фронте заметно поубавилось, и удалось взять г.Горицу, 15 тыс. пленных. Но дальше все равно завязли, к Триесту не прорвались. А на Салоникском фронте 18 французских, английских, сербских и итальянских дивизий под командованием французского генерала Саррайля полгода простояли в бездействии против 16 болгарских и австрийских. Нарушили это положение не союзники, а болгары. Их правительство засматривалось на греческие, македонские земли, а войскам надоело торчать без цели. Они вдруг атаковали англичан, разбили их, вторглись на греческую территорию. Против них перекинули сербов, французов, завязались бои.

Русская бригада Лохвицкого воевавшая во Франции, не участвовала в сражениях Вердена и Соммы. Ее направили на спокойный участок у Шалона в состав 4-й армии генерала Гуро. Но русские сразу превратили спокойный участок в беспокойный. Пошли стычки на аванпостах, вылазки, поиски разведчиков. Немцев злили, провоцировали на ответные вылазки, на атаки – и тут-то били. Гуро отмечал “беспримерную храбрость” русских. Газеты писали о них, как о сказочных героях. О протоиерее о.Сергии (Соколовском) шла слава, как о настоящем богатыре. Он ходил на вылазки с разведчиками, оружия, как и положено, не брал, но притаскивал языков на могучих плечах. В одном из боев потерял руку.

В августе-сентябре из Архангельска прибыли 2-я Особая бригада Дитерихса (впоследствии командовал армиями у Колчака, возглавлял Белое Движение на Дальнем Востоке), 3-я Марушевского (в гражданскую стал главнокомандующим Северной белой армией в Архангельске) и 4-я Леонтьева. Численность русского экспедиционного корпуса достигла 44 тыс. штыков, он подчинялся русскому представителю во Франции генералу Палицыну, а в оперативном отношении французам. Должны были прислать еще 2 бригады.

Но французы даже питание “чудо-богатырей”, сражавшихся в их армии за их землю мелочно принялись высчитывать… за счет России. Выручил генерал Игнатьев, через него шли деньги для оплаты поставок вооружения. Палицын докладывал императору об Игнатьеве: “Без него и я, и подчиненные мне во Франции войска давно умерли бы с голоду”. Менялось и отношение к русским. Бригады Дитерихса и Леонтьева Жоффр совершенно неожиданно отправил на Салоникский фронт. Наша Ставка возмутилась – когда союзники выклянчивали войска, подразумевалось, что они позарез нужны поддержать Францию. Но критический момент на Западе миновал, немцев тут осталось гораздо меньше. Зато озадачились: русские побеждают на своем фронте, глядишь, еще и сочтут себя спасителями Франции. Когда 4 бригады уже оказались за морем, объявили, что они на этом театре не нужны. Дальнейшую отправку наших солдат к союзникам Алексеев прекратил.

 

ДЕЙР-ЭЗ-ЗОР.

Штаб Кавказской армии перебазировался в Эрзерум, здесь разместились и тылы, склады. Была назначена гражданская администрация, пыталась налаживать жизнь мирного населения. Но это было сложно. Русские заняли именно те районы, по которым особенно сильно прокатился геноцид. В Эрзеруме из 25 тыс. армян уцелело около 200, в Трапезунде из 18,5 тыс. – 459 (перешедших в ислам). На улицах и в окрестностях вырезанного Битлиса так и лежали груды костей. Деревни вокруг были опустошены. На каждом шагу солдаты и офицеры натыкались на кошмарные находки. Возле Муша обнаружили множество обгоревших сараев, набитых скелетами. Полковник-сапер писал: “Большинство черепов было в платках, повязанных, как повязывают обыкновено армянки. Вы представляете себе голый череп, улыбающийся голым оскалом зубов и в платке? ”

Находили и живых, но и это порой было жутко. У Вартениса разъезд казаков увидел четверых детей, исхудавших и голых. Они сидели у разложившегося трупа лошади, вырывали клочья гнили и жадно ели. Дети совсем одичали, заметив людей, трое убежали, найти их не смогли. А девочка лет десяти продолжала еду, ее взяли и привезли в полк. В Дзегхазе среди развалин нашли мальчика, умирающего от голода – он 3 месяца прожил один среди мертвых. Таким же образом спаслась армянка Анаит Баграмян с братом, она вспоминала: “Солдаты посадили нас на свои седла, наделили хлебом и сахаром. Наконец мы увидели веселые лица и услышали живой смех. Первые русские слова, которые я узнала, были “хлеб” и “брат”… Сколько света пролили они в наши детские души!…” До войны население Эрзерумского, Ванского и Битлисского вилайетов составляло 580 тыс. человек. Из них осталось 12 тыс., остальные погибли или бежали.

Но и положение Турции ухудшалось. Гуляли эпидемии, продукты бешено дорожали. Армия еще была внушительной, но восполнить потери становилось все труднее. Мобилизовывали уже 50-летних, на тыловые работы брали мужчин 55-60 лет. Начали формировать полки из пленных мусульман, попавших в германские лагеря: тунисцев, марокканцев, алжирцев. Но они были слишком ненадежными. А собственных молодых мужчин и юношей сами же иттихадисты развратили, привлекая в отряды милиции, добровольцев для резни. Они вошли во вкус грабить, насильничать, и идти на фронт абсолютно не желали. Превращались в обычных разбойников, грабили и насиловали уже соплеменников. По дорогам стало ни пройти ни проехать. Банды подпитывались дезертирами, их количество росло.

Младотурки рассчитывали, что казна обогатится собственностью христиан – не тут-то было. Львиную долю богатств разграбили на местах, дома и сады погибли в погромах. Искали, можно ли еще что-нибудь получить? В начале войны, когда поползли слухи о резне, многие состоятельные армяне застраховали свою жизнь и имущество за границей. Талаат без смущения обратился к послу США, просил добиться выплат от американских страховых компаний: “Так как армяне почти все теперь уже умерли, не оставив наследников, то, следовательно, их деньги приходится получить турецкому правительству, оно должно ими воспользоваться. Можете вы мне оказать эту услугу?” Конечно, услугу ему не оказали. Американцы и сами не прочь были поживиться за счет умерших.

А теми богатствами, которые удалось награбить, приходилось расплачиваться с союзниками. В 1916 г. в германский Рейхсбанк передали конфискованные деньги и ценности на 100 млн золотых марок. Немецкие финансисты ничуть не брезговали подобными операциями задолго до зубных коронок Освенцима. Впрочем, задолго до нацистов начались и опыты над людьми. Попечитель здравоохранения Трапезунда Али Сахиб испытывал на женщинах и детях какие-то “новые лекарства”. Какие – неизвестно, все его подопытные погибли. А зимой 1915/16 гг по распоряжению главного врача 3-й армии Тевфика Салима профессор Хамди Сауд-бей и его помощники развернули в городской больнице Эрзинджана испытания противотифозной вакцины. Армянам для “прививок” впрыскивали кровь больных тифом. С медицинской точки зрения методика была безграмотной, кровь вводили без должной инактивации, люди заражались и умирали.

Правительство иттихадистов упорно старалось завершить геноцид. Сперва в армии сохранили ценных специалистов – оружейников, кузнецов, сапожников, портных. По новым распоряжениям их всех удушили. В декабре-январе пошла переписка с руководством Багдадской железной дороги. Талаат требовал избавиться от армян, занятых на строительстве, германские подрядчики возражали, что они останутся без рабочих рук. Сошлись на том, чтобы оставить мужчин до окончания работ, а их жен и детей немедленно выслать.

Но сотни тысяч депортированных в концлагерях были еще живы. И выжить им помогали мусульмане. Многие арабы и турки подкармливали несчастных. Каймакам (уездный начальник) Рас-ул-Айна Юсуф Зия-бей сочувствовал им. По возможности, обеспечивал снабжение, разрешал помогать иностранным благотворителям. Губернатор Алеппо Сами-бей симпатий к армянам не питал, но резня была ему противна. Он не мешал сосланным собирать подаяние, отходы на свалках, их никто не охранял – если сумеешь сбежать, пожалуйста. А губернатор Дейр-эз-Зора араб Али Сауд-бей вообще вынашивал радужные мечты, что изгнанники окультурят его гиблую провинцию, превратят пустыни в цветущий край. Для их размещения выбирал места получше, выделял еду, одежду.

Однако в начале 1916 г. последовал приказ Талаата начать вторичную депортацию – из западных лагерей на восток. Из Коньи – в Киликию, из Киликии – в окрестности Алеппо, а оттуда – в Дейр-эз-Зор, где все потоки должны были сгинуть. В Рас-ул-Айне процесс застопорился. Зия-бей докладывал, что больше не может принять, негде даже хоронить мертвых. Дальше он людей тоже не отправлял, указывал, что среди них много слабых, больных. Но в феврале губернатором Аданы назначили могущественного родственника Энвера, “подковщика из Баш-кале” Джевдет-бея. Он заехал в Рас-ул-Айн, где скопилось 50 тыс. армян, возмутился, что они еще живы, и велел всех перебить. Зия-бей отказался и тут же был уволен.

По доносам сместили и Сами-бея, Сауд-бея, заменили их активистами “Иттихада”, и конвейер заработал уже бесперебойно. Из Рас-ул-Айна отправили “в другие лагеря” 500 женщин и детей. Довели до р. Джурджиб в 10 км от города, группами заставляли входить в воду и стреляли, чтобы река уносила трупы. Палачей было мало, обреченных не охраняли, и толпа в ужасе прибежала назад в лагерь. Ее встретили выстрелами и кнутами, как скот, гнали обратно к месту бойни. Такие партии стали отправлять каждый день, и они уже знали, куда их ведут. К апрелю истребили 14 тыс. человек.

Несколько караванов из западных лагерей вырезали в пути, кто-то поумирал, кого-то довели. В районе Алеппо собралось 200 тыс. депортированных. Их повели пешими этапами в Мескене и Дейр-эз-Зор. Маршрут определяли не по правому берегу Евфрата, а только по левому, по безводным пескам. Ни есть, ни пить не давали, а чтобы измотать людей, гнали то туда, то сюда, нарочно меняя направление. Секретарь комитета по делам депортации в Алеппо Наим-бей сообщал, что живыми дошли лишь 5-6 тыс. Очевидец рассказывал: “Мескене из конца в конец был завален скелетами… Он походил на долину, заполненную высохшими костями”.

А в Дейр-эз-Зор Талаат отправил телеграмму: “Пришел конец высылкам. Начинайте действовать согласно прежним приказам, и сделайте это как можно скорее”. Здесь скопилось около 200 тыс. человек. Новый начальник Заки-бей подошел к вопросу по-деловому. В лагерях отделили еще здоровых. Из них, в свою очередь, отбирали девушек и девочек-подростков. Во всех подвластных городах Заки-бей организовал работорговые рынки, приводили на продажу партию за партией, понаехало множество перекупщиков, придирчиво разглядывали, ощупывали и выбирали “товар”. Средняя цена составляла 5 пиастров за девушку (по нынешнему курсу – 15 долл.) Прочих здоровых вели в пустыню и убивали. Придумали и усовершенствование, набивали впритирку в ямах с нефтью и поджигали. К маю в Дейр-эз-Зоре осталось 60 тыс. Из них 19 тыс. отправили в Мосул. Без резни, просто по пустыне. Путь в 300 км занял больше месяца, и дошло 2,5 тыс. А тех, кто еще уцелел в лагерях, вообще прекратили кормить.

Американцы, побывавшие там, описывали подобие ада. Масса исхудавших женщин и стариков превратилась в “призраки людей”. Ходили “в большинстве голые”, из остатков одежды сооружали навесы от палящего солнца. Кто сохранил какие-то силы, вырыли себе норы. Услышав, будто раздают хлеб, бросались толпами и “выли от голода”. “Поедали траву”. Когда приезжали на лошадях чиновники или иностранцы, рылись в конском навозе, отыскивая непереваренные зерна овса. Начали есть и трупы умерших… На июль в Дейр-эз-Зоре еще жило 20 тыс. “призраков”. В сентябре немецкий офицер нашел там лишь несколько сот ремесленников. Они получали еду и бесплатно трудились на турецкое начальство.

Программа геноцида была выполнена. Точное количество жертв неизвестно. Кто их считал-то? По оценкам армянской патриархии, было уничтожено 1,4 – 1,6 млн человек. Но эти цифры касаются только армян. А кроме них, вырезали сотни тысяч христиан-сирийцев, половину айсоров, почти всех халдеев. Стоит добавить и мусульман, убитых за попытки помочь обреченным. Очевидно, число погибших достигало 2 – 2,5 млн.

Экспермент “мировой закулисы” вполне удался. Турция стала полигоном, где опробовались методики массового уничтожения людей. С учетом ошибок их будут потом применяться в других странах – в первую очередь, в России. А масоны-младотурки, поощряемые зарубежными закулисными кругами, не задумывались, что союз с дьяволом не бывает выигрышным. Масонство поддерживает “братьев” лишь до тех пор, пока они нужны для “высших” целей, после чего хладнокровно предает. Операция по геноциду христиан была в первую очередь нацелена против самой Турции. Место армянских купцов и финансистов предстояло занять вовсе не турецким, а американским и английским. Геноцид предопределил крушение Османской империи и ее распад. Восток попадал под британское влияние и возникали предпосылки для создания Израиля.

 

ЭРЗИНДЖАН.

Летом 1916 г. Турция сделала последнюю отчаянную попытку переломить ход войны. Собрала все оставшиеся ресурсы. Подсобили и немцы, отправили ей паровозы, вагоны, 135 тыс. винтовок, 144 орудия, броневики, пулеметы, химическое оружие. Число германских офицеров и генералов в Турции достигло 800, прислали унтер-офицеров и солдат-инструкторов. Планировали наступать на всех фронтах. 4-я армия Джемаля-паши готовила из Сирии и Палестины повторный удар на Суэц. После Дарданелл и Кут-эль-Амары турки считали англичан слабым и изнеженным противником – почему бы не побить их еще раз?

Основные силы сосредотачивались против русских. Кроме потрепанной 3-й армии, которую возглавил Вехиб-паша, на Кавказ перебрасывали с Дарданелл 2-ю армию Иззет-паши, их усиливали артиллерией, броневиками, пулеметами. Но возникли проблемы, как перевезти массу войск? Трапезунд-то потеряли. Другие порты были небольшими, от них надо было далеко идти к фронту по узким горным дорогам. Морским путем пришлось отправить лишь часть соединений, 3-я армия получала 2 свежих корпуса. А 2-ю, 12 дивизий, везли по Багдадской железной дороге в Сирию, а отсюда она пешим порядком добиралась до фронта с юга. Обе армии наносили удары по русским флангам, с двух сторон обходили Эрзерум, соединялись у Кеприкея, окружали и уничтожали армию Юденича.

В Ираке после капитуляции англичан высвободилась 6-я армия, командующим стал Халил-бей. Она тоже направлялась на русских: должна была двигаться в Персию, взять Тегеран, втянуть его в союз и наступать на Закавказье. Иранский маршал Низам-эс-Салтан опять обещал сформировать армию в помощь туркам. На Кавказском фронте у русских было 5 корпусов (240 тыс. штыков и сабель, 470 орудий и 657 пулеметов): возле Трапезунда 5-й Кавказский, южнее 2-й Туркестанский, в районе Эрзерума 1-й Кавказский, левый фланг до границы с Ираном прикрывал 4-й Кавказский, а в Иране действовал отдельный кавкорпус Баратова. На них нацеливалась вся мощь Турции, 11 корпусов.

А на Черном море активизировались корабли Сушона. Русский флот обладал огромным превосходством. Кроме “Императрицы Марии”, вступил в строй дредноут “Екатерина Великая”, добавились 6 подводных лодок. Флот противника пополнился лишь тральщиками, болгарской флотилией эсминцев и сторожевиков. Но немцы получили в свое распоряжение порт Варна, рядом, в Евксинограде, оборудовали базу подводных лодок, они стали шнырять у русского побережья. Германские и турецкие моряки отлично научились тралить мины. А возобновлять постановки на тех местах, где мины уже ставились, адмирал Эбергард опасался, это запрещалось по инструкциям, чтобы не подорвались свои корабли. Зато немцы вовсю развернули минирование.

Возле устья Дуная подорвался и погиб эсминец “Лейтенант Пущин”. У берегов Крыма только что протралили фарватер, пошла маневренная группа, вдруг миноносец “Жаркий” переломился от взрыва и скрылся под водой. Позже выяснилось, что за тральщиком сумела проскользнуть немецкая субмарина и поставила мины. За “Жарким” двигался крейсер “Кагул”, он уцелел лишь чудом. Капитан при гибели миноносца повернул влево, а не вправо, как полагалось в таких случаях, иначе тоже налетел бы на мину. К лету отремонтировали “Гебен”, он вместе с “Бреслау” принялся совершать набеги на русские коммуникации.

Боя они не принимали. “Гебен” как-то встретился с “Императрицей Марией” и после первых же залпов ушел на большой скорости. Но Эбергард теперь берег флот от мин и подводных лодок, держал главные силы в Севастополе, прикрывшись заградительными сетями и минными полями. Разведка действовала отлично, каждый раз сообщала о выходах неприятельских кораблей из Босфора. Но черноморцы не успевали перехватить их. Германские крейсера нападали на русские транспорты, топили их и исчезали. Наши корабли появлялись слишком поздно.

Но на сухопутном фронте турецкие перегруппировки затягивались. Перебросить 2-ю армию по единственной в Турции железной дороге, а потом вести сотни километров пешком было совсем не просто и не быстро. Развернуть ее получалось где-нибудь к концу июля. А до ее подхода 3-й армии предписали перехватить у русских инициативу и провести частную операцию – отбить Трапезунд. В этот раз Вехиб-паша постарался сосредоточить свои 5 корпусов незаметно. Один корпус должен был отвлечь армию Юденича. 22 июня он внезапно ринулся по шоссе от от Эрзинджана на Эрзерум, отбросил части 1-го Кавказского корпуса, занял Мамахатун.

А главная группировка ударила у Байбурта, в стык 5-го Кавказского и 2-го Туркестанского корпусов. Лавина аскеров оттеснила в разные стороны русские войска на этом участке, захватила Байбурт, перерезала дорогу между Трапезундом и Эрзерумом. Турецкие соединения стали углубляться в тылы Кавказской армии. Фронт был прорван, 5-й Кавказский корпус в Трапезунде оказался отрезан от основных сил Юденича. На него обрушились атаки с разных сторон. С запада по берегу моря, с юга через перевалы Понтийских гор. Вокруг города уже был построен укрепрайон, солдаты и казаки осаживали натиск. Но корпуса Вехиб-паши продвигались по горам дальше на восток, нацеливались на приморский городок Офа между Трапезундом и Ризе. Рассчитывали окружить русских еще и с востока, прижать к морю и уничтожить. Сдерживать турок не удавалось, к 1 июля они были уже в 20 км от Офы.

Но, повернув на север, Вехиб-паша подставил Кавказской армии свой фланг. Авиаразведка доложила, что противник, пройдя Байбурт, оставил там для прикрытия мало войск. Юденич приказал 2-му Туркестанскому корпусу немедленно нанести контрудар в слабое место, подрезать прорыв под основание, а 1-му Кавказскому сокрушить вспомогательную группировку у Мамахатуна. Этот турецкий корпус дальше наступать не собирался. Ему было приказано угрожать Эрзеруму, притянуть на себя русских и перемолоть их. Он выбрал удобное место для позиций, 2 дивизии как следует окопались. Пехотинцев 39-й дивизии Рябинкина, донских и кубанских пластунов встретили артиллерией и пулеметами. Наши батареи раз за разом обрабатывали вражескую оборону, повторялись атаки, но неприятель укрепился хорошо, и сломить его не удавалось.

Несколько дней продолжались бои без всякого результата. Но там, где не справлялась пехота, решили попробовать конницу. 1-й Таманский казачий полк получил задачу атаковать в конном строю. Командир полка Колесников обдумал, как выполнить ее. Приказал развернуть одну сотню в линию и идти широким наметом “не оглядываясь”, вызвать весь огонь на себя. А за ней несколькими колоннами выстроились остальные сотни. Очевидец описывал: 7 июля “первые лучи солнца осветили все поле боя и сверкнули на шашках казаков, выхваченных из ножен”. Казаки поскакали вперед, следом поднялась пехота, и задумка удалась. Турок ошеломил вид несущейся на них лавины, они побежали.

Их гнали и били, захватили 1,5 тыс. пленных, пушки, пулеметы, огромные обозы – и баллоны с газом. Враг готовился пустить его на наши войска, но не успел установить баллоны. Казаки, преследуя турок, штурмом ворвались в Мамахатун. Откатившиеся неприятельские части сумели остановиться, опять закрепились в кратере горы Губах-даг. Но ночью на склоны полезли те же полки, которые карабкались по кручам под Эрзерумом – 154-й Дербентский, 153-й Бакинский, 155-й Кавказский. 14 июля Губах-даг взяли.